Следить за Глинет было легко. Единственное неудобство состояло в том, что иногда приходилось придерживать лошадь, чтобы не обогнать дилижанс. Примерно через час коляска остановилась на перекрестке. Из нее вышли Глинет и еще одна женщина. Возница подал Глинет корзинку, и она направилась в сторону Монкрифа. На мгновение он испугался, что она его увидит, но Глинет вдруг свернула налево и пропала в лесу. Монкриф подождал минуту и направил лошадь следом, однако через несколько минут он понял, что потерял Глинет из виду.
Лес стоял сплошной стеной, ни одной тропинки не было видно. Монкриф спешился, привязал лошадь к дереву, прошел вперед и очень скоро оказался в чаще. Вдали виднелась прогалина, на которой стоял небольшой дом. Из трубы вился дымок.
Некоторое время Монкриф постоял, ожидая, чтобы появилась Глинет. Когда стало ясно, что ее визит затягивается, он вернулся к жеребцу, нарвал ему охапку травы и, привалившись к дереву, стал ждать.
Если бы Монкриф взял с собой сопровождающего, не пришлось бы все время следить самому, но герцог не хотел никого посвящать в это дело, опасаясь, что слух быстро дойдет до Глинет. Даже Питер, перестав служить адъютантом полковника, иногда позволял себе говорить лишнее.
За спиной хрустнула ветка. Монкриф оглянулся и встретился взглядом с дулом мушкета. Не успел он сказать и слова, как мушкет выстрелил. Свет померк в его глазах.
– За вами следили.
Глинет обернулась на звук голоса мистера Маккларена. Старик стоял в дверях с мушкетом в руках.
– Сначала я думал, что это бродяга, но он слишком хорошо одет.
– Ты застрелил его, Саймон? – воскликнула миссис Маккларен.
– Застрелил. Он был на моей земле.
Охваченная ужасом Глинет вскочила на ноги. Никто не знал, что она здесь. Уходя из Балидона, она, как всегда, проявила осторожность и убедилась, что за ней никто не следит.
– Покажите, – произнесла она внезапно охрипшим голосом и через минуту уже стояла над распростертым телом Монкрифа. Ее тошнило от ужаса. Встав на колени, Глинет приложила пальцы к его шее, чтобы найти пульс. Слава Богу, Монкриф был еще жив.
– Надо отвезти его в Балидон.
Мистер Маккларен отрицательно покачал головой.
– Он герцог, мистер Маккларен. Думаете, его не будут искать? Обязательно будут. И что вы собираетесь делать? Позволить ему истечь кровью?
– Скажут, что я хотел его убить. Глинет захотелось дать старику по голове.
– Вы его застрелили!
– Он вторгся на мою землю.
– Скажите, что это был несчастный случай. Старик все никак не соглашался, но другого выхода не было. Монкрифа надо было отправить домой и как можно скорее оказать помощь. Или же отнести в дом к Маккларенам и надеяться, что он сам придет в чувство.
– Хорошо, – пробурчал, наконец, старик. – Так и быть, я доставлю его домой, но я не собираюсь отвечать за его глупость.
– Он не станет вас обвинять, – обещала ему Глинет, уверенная, что так и будет. Вместо этого Монкриф придумает, как обвинить в своем ранении ее, Глинет. Он с самого начала ее невзлюбил, и может быть, по праву.
Она уже осознала, что ранение Монкрифа многое изменило.
Глинет помогла мистеру Маккларену погрузить Монкрифа в повозку, уложила голову герцога на подушку и стала молиться. Только бы он выжил!
Глава 24
Наступили сумерки. Монкриф не вернулся в Балидон, и Кэтрин начала беспокоиться. Если бы он собирался задерживаться, то прислал бы известие. Он всегда думал о других.
Кэтрин трижды спрашивала Уоллеса, нет ли вестей от герцога, и трижды тот отвечал отрицательно.
Тепло ли Монкриф оделся? Может быть, он переночует в трактире? Кэтрин задавалась этими пустыми вопросами, чтобы не думать о главном: не случилось ли с ним чего?
Был и еще один вопрос: виновна ли Глинет в том, что хотела навредить своему господину?
Сколько Кэтрин ни думала, она не могла припомнить случая, чтобы Глинет на нее сердилась. Нет, домоправительница всегда держалась дружелюбно и почтительно. В Колстин-Холле их отношения хозяйки и компаньонки быстро переросли в дружбу. Во всяком случае, Кэтрин надеялась, что они были друзьями. Неужели в Глинет она так же ошибалась, как ошиблась в Гарри?
Проходили часы, тревога Кэтрин росла. Она пыталась успокоиться и говорила себе, что Монкриф способен себя защитить. Кроме того, Шотландия теперь уже не варварская страна. Здесь не приграничный район, не бывает набегов похитителей скота. Балидон расположен так далеко к югу от Северного нагорья, что дикие выходки тамошних жителей ему не грозят.
Кэтрин дотемна шагала из угла в угол по библиотеке, не в силах что-нибудь съесть или спокойно сидеть в гостиной с Гортензией. Наконец она не выдержала, и решили пройти до ворот. Ну и пусть слуги видят, что она беспокоится. Они, видно, решили, что госпожа помешалась на своем муже. Может быть, так и есть. У дверей ее встретил Уоллес.
– Ваша светлость… – мягко начал он.
Кэтрин застыла как вкопанная в ожидании самых плохих вестей. Но Уоллес просто протянул ей плащ:
– На улице холодно, ваша светлость.
– Да-да, – пробормотала Кэтрин, чуть не плача от предупредительного тона Уоллеса и его встревоженного взгляда. Очевидно, в Балидоне не только она беспокоилась о Монкрифе.
– Уоллес, может быть, нам выслать поисковую группу? Уоллес подумал и отрицательно помотал головой:
– Ваша светлость, если герцог не вернется к утру, то тогда – да. Но возможно, его что-то задержало. Лошадь могла захромать или потерять подкову.
Кэтрин кивнула, чувствуя благодарность к Уоллесу за его оптимизм. Отчего же ей кажется, что случилось непоправимое? Кэтрин знала ответ. Она ждет самого худшего потому, что самое худшее однажды с ней уже случилось.
Пока Гарри не погиб, Кэтрин не верила, что он может умереть. Теперь-то она знала, что судьба часто карает беспечных.
О Господи, как она будет жить, если что-то случилось с Монкрифом?
Кэтрин открыла дверь и вышла во двор раньше, чей Уоллес успел позвать лакея. Стоя в темноте перед замком, она подняла глаза к яркому рисунку звезд на небе.
Монкриф совсем не похож на Гарри, как солнце не похоже на луну. Конечно, они оба служили в Шотландском стрелковом полку. Оба плавали в Северную Америку. Оба были мужчинами. На этом сходство кончалось.
Лакей в теплом плаще, наконец, догнал Кэтрин. А Монкриф надел сегодня теплый камзол? Надо надеяться, что надел. С утра было еще холоднее.
Кэтрин осторожно сделала несколько шагов по гравийной дорожке, потом ускорила шаг и стала ходить туда-сюда по аллее, усыпанной опавшей листвой. Стоять на месте она не могла. Надо двигаться, чтобы не думать о самом страшном. Иначе она сойдет с ума.
Нет. Кэтрин остановилась и мотнула головой.
Монкриф сейчас появится и посмеется над ее тревогой. А потом, когда поймет, как она беспокоилась, соскочит с коня и обнимет ее.
Кэтрин двинулась вперед по дороге. Лакей следовал за ней как тень. В Балидоне Кэтрин привыкла, что кто-нибудь постоянно ее сопровождает, и уже не обращала на это внимания.
«Монкриф, вернись. Обещаю, я больше не буду так паниковать, но только вернись! Вернись, пусть никто не узнает, какая я истеричка. Я могу быть внешне спокойна, но сердце мое разрывается от беспокойства. Я все время помню момент, когда распечатала письмо с известием о смерти Гарри. Где ты, Монкриф?»
– Господи, – взмолилась она, поднимая глаза к небу, – Господи, спаси и сохрани его, отведи от него беду.
На дорожку стал опускаться туман. Казалось, плачет сама природа.
Кэтрин продрогла до костей, но не от ночного холода, а от страшных предчувствий. Она продолжала идти, не в силах стоять на месте.
Через четверть часа от въездных ворот послышался слабый шум. Кэтрин приказала лакею остаться, а сама быстро пошла вперед. Ей хотелось самой встретить Монкрифа.
«Где ты был?» – спросит она его с естественным не довольством жены. А может быть, ничего не спросит, а просто обрадуется, что он, наконец, вернулся.
Но это оказался не Монкриф, а фермерская повозка с тепло укутанным возницей.
Подошел лакей и поднял лампу.
– Эй, ты, там! Если ты что-то везешь в Балидон, то тебе к черному ходу, это следующий поворот.
– Везу, везу, – проворчал незнакомец, поворачивая к ним грубое лицо, – только это герцог Лаймонд. И я молю Бога, чтобы он был еще жив.
В мгновение ока Кэтрин подскочила к повозке, забралась на нее и дрожащей рукой смахнула сено с лица Монкрифа. Герцог был прикрыт одеялом, но оно промокло от крови. Кэтрин положила голову мужа себе на колени и осторожно дотронулась до бледного лица.
– Езжайте помедленнее, – распорядилась Кэтрин, сохраняя внешнее спокойствие. – А вы бегите за помощью, – обратилась она к лакею, и тот бросился прочь, только лампа подпрыгивала на бегу.
Дорога казалась бесконечной. Наконец повозка остановилась у высоких дубовых дверей Балидона, где уже выстроилась целая фаланга лакеев. Лица у всех были встревожены. Кто-то принес дверь, ее пристроили к днищу повозки как импровизированные носилки. Четверо влезли наверх.
– Ваша светлость. – Уоллес, который остался снаружи, положил Кэтрин руку на плечо. – Позвольте им снять его.
Она кивнула, осторожно переложила голову Монкрифа на сено и отползла в угол, чтобы не мешать.
– Только осторожнее! – предупредила она, хотя это распоряжение было явно излишним.
Когда Монкриф оказался на носилках, Кэтрин невольно зажмурилась – муж выглядел совсем как мертвый. Лакеи медленно понесли его вверх по лестнице в герцогские покои.
– У нас в Балидоне есть какой-нибудь лекарь? – спросила Кэтрин у Уоллеса.
– У одной горничной в деревне мать, она лечит раны.
– Пошли за ней, – распорядилась Кэтрин, поднимаясь вслед за носилками.
Все платье Кэтрин было в крови Монкрифа. Она оглядела себя и содрогнулась. Монкрифа ранили, надо обязательно допросить возницу.
И еще кое-кого.
– Как только Глинет вернется, пошли ее ко мне, – приказала Кэтрин Уоллесу и, не дожидаясь ответа, догнала носилки.
Лакеи осторожно переложили Монкрифа на кровать. Кэтрин присела на край кровати и приподняла окровавленную рубаху.
В Монкрифа стреляли. Кэтрин хотелось кричать, но усилием воли она сохранила самообладание и приказала принести перевязочный материал. Она почти выхватила из рук лакея льняную салфетку и прижала ее к кровоточащей ране.
– Он потерял много крови, – раздался старческий голос у нее за спиной. Кэтрин вздрогнула и обернулась: рядом улыбалась старушка, зияя беззубым ртом. – Я Энни, – объяснила она. – Я пришла ему помочь, если ты, конечно, позволишь.
Глубокие морщины изрезали все лицо женщины. Казалось, небесный скульптор сначала сжал это лицо, а потом позволил ему распрямиться. Старушка едва доставала Кэтрин до груди, но в ее глазах читалась недюжинная сила характера. Знахарка сложила на груди руки и стояла, постукивая ногой по полу; улыбалась она с оттенком высокомерия.
– Ты что, собираешься дать ему истечь кровью? Он и так на полпути к смерти. Ну-ка подвинься, дай подойти. – В тоне старухи звучал приказ.
– Это знахарка, о которой ты говорил? – спросила Кэтрин Уоллеса, который стоял в дверях.
– Да, ваша светлость. Она оказалась в замке, Лечила одну из служанок.
– Бедная девушка страшно обожглась вчера, но не думаю, что ты об этом слышала.
Кэтрин покачала головой, старуха, демонстративно вздохнула:
– Я так и думала. Такие как ты, никогда не замечают, что делается внизу.
– Вы будете оскорблять меня или лечить моего мужа?
– И то и другое, – отрезала женщина. – Но сначала лечить.
Кэтрин отошла в сторону и смотрела, как Энни разрезала рубашку и приказала снять с Монкрифа остальную одежду. Одну из служанок послали за кипяченой водой, другую – за мешком Энни, который остался в кухне. Третья отправилась в огород за нужными травами. Даже Кэтрин получила задание.
– Сядь там, – указала старуха на другую сторону кровати. – Держи его за руку. Он скоро придет в себя, так что пусть лучше смотрит на твою, хорошенькую мордашку, чем на меня.
Кэтрин сделала, как ей велели, пододвинула стул к кровати и взяла левую руку Монкрифа в свои ладони.
– Что вы собираетесь сделать?
Женщина не ответила. Кэтрин повторила вопрос, на сей раз более настойчиво, намереваясь отстранить Энни, если не получит ответа. Да сумеет ли эта дерзкая старушка действительно оказать, помощь, даже если искренне этого хочет? Кэтрин не позволит проводить над Монкрифом сомнительные опыты!
– Только не строй из себя слезливую дамочку, – одернула ее Энни. – Терпеть не могу слабодушных аристократок.
– Я не аристократка. Я дочь фермера.
– Значит, должна держать себя в руках.
– Что вы собираетесь делать? – в третий раз спросила Кэтрин. – И не увиливайте. Ваши оскорбления меня не запугают.
– Собираюсь вынуть пулю из его плеча, – сообщила, наконец, Энни, вынимая из мешка длинный, устрашающего вида пинцет. – Он пока без сознания, и я не могу дать ему обезболивающего. Будет очень больно. Посмотрим, есть ли от тебя толк, дочка фермера.
Кэтрин ухаживала за отцом, когда тот болел, сидела с ним в его предсмертные часы. Много раз она помогала больным и роженицам, но никогда в жизни не чувствовала себя такой бесполезной, как сейчас. Кэтрин держала Монкрифа за руку и молилась, пытаясь хотя бы немного успокоить страшную боль.
Энни посыпала рану герцога каким-то вонючим порошком.
– Что это?
– Или ты будешь задавать вопросы, или я буду работать, – проворчала Энни. Игнорируя вопрос Кэтрин, она приказала служанке: – Держи свечку ближе.
Кэтрин хотелось закрыть глаза, но она не сводила взгляда с лица Монкрифа. Когда Энни взялась за свой пинцет, глаза Монкрифа внезапно раскрылись.
– Все хорошо, Монкриф, – проговорила Кэтрин. – Я здесь.
Его пальцы сжали кисть жены. Кэтрин не знала, услышал ли он ее, облегчила ли она хоть на йоту страдания мужа. Она погладила его руку до локтя, принося этим успокоение скорее себе, чем ему. Обычно горячая кожа Монкрифа была холодной и влажной.
Лакей и камердинер закончили раздевать Монкрифа, и Кэтрин прикрыла его до талии простыней.
Энни криво усмехнулась:
– У него нет ничего нового, дочка фермера. Я видывала такое и раньше.
Кэтрин молча нахмурилась. Она в жизни не встречала более, несносной женщины, даже Джулиана была приятнее.
Энни погрузила огромный пинцет в рану. Кэтрин зажмурилась от ужаса, приложила руку мужа к своей щеке и молилась, чтобы все скорее кончилось. Монкриф был в сознании, но молчал, только сильнее стискивал пальцы Кэтрин, мужественно терпя невыносимую боль.
– Я так беспокоилась, – тихонько говорила ему Кэтрин, как будто они беседовали наедине. Монкриф приоткрыл глаза, посмотрел на жену затуманенным взглядом и хотел что-то сказать, но она приложила палец к его губам.
– Ты дома, и это главное.
Монкриф застонал и снова закрыл глаза, и в этот момент Энни поднялась на ноги и показала кусочек металла, который держала пинцетом.
– Вытащила.
Лицо Монкрифа стало серым, как пепел. Кэтрин прикрыла его еще одним одеялом.
– Не хочешь сама зашить рану?
Кэтрин представить себе не могла, что будет причинять Монкрифу боль.
– Нет-нет, заканчивайте сами!
– Я не портниха, – проворчала знахарка. – У него останется шрам. – Она вынула из сумки иголку с ниткой и начала плотными стежками зашивать рану Монкрифа, как будто это была не человеческая кожа, а порванная рубашка.
Кэтрин смотрела в сторону, а когда Энни насмешливо пробормотала что-то о ее чувствительности, ничего не ответила. Ей казалось, что она чувствует боль Монкрифа, как свою собственную. Кэтрин не выпускала руку Монкрифа, стараясь придать ему сил, да и себя убедить, что он жив и в безопасности.
Вдруг в дверях появился Питер и протиснулся сквозь толпу собравшихся лакеев и служанок. Недавно Монкриф поручил ему распоряжаться конюшнями, и Кэтрин теперь редко видела молодого человека. В последний раз она видела Питера, беседующего с Монкрифом, где-то, неделю назад. Они смеялись, жестикулировали, и Монкриф тогда выглядел совсем молодым, не старше Питера.
Сейчас Питер протянул Кэтрин обитую кожей шкатулку.
– Ваша светлость, здесь порошок. Мы всегда обрабатывали им пулевые ранения, – торопливо заговорил он. – В Квебеке он помогал, поможет и здесь.
Кэтрин подняла крышку. Внутри оказался набор аптекарских пузырьков. Каждый был подписан четким, разборчивым почерком.
– Ваша светлость, вам нужен порошок от пуль. Полковник сам его подписал.
Кэтрин вынула пузырек и передала его Энни, но знахарка отмахнулась:
– Хочешь посыпать, посыпай, но тогда сама и перевязывай его.
Кэтрин повернулась к Уоллесу:
– Проводи эту женщину из Балидона. Неужели в замке нет больше никого, кто умеет лечить? Может быть, послать за кем-нибудь? Чтобы человек был добрый?
Лицо Уоллеса вспыхнуло.
– Я поищу, ваша светлость. Кэтрин кивнула:
– Поищи, Уоллес. – Она перевела взгляд на Энни, которая усмехалась беззубым ртом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Лес стоял сплошной стеной, ни одной тропинки не было видно. Монкриф спешился, привязал лошадь к дереву, прошел вперед и очень скоро оказался в чаще. Вдали виднелась прогалина, на которой стоял небольшой дом. Из трубы вился дымок.
Некоторое время Монкриф постоял, ожидая, чтобы появилась Глинет. Когда стало ясно, что ее визит затягивается, он вернулся к жеребцу, нарвал ему охапку травы и, привалившись к дереву, стал ждать.
Если бы Монкриф взял с собой сопровождающего, не пришлось бы все время следить самому, но герцог не хотел никого посвящать в это дело, опасаясь, что слух быстро дойдет до Глинет. Даже Питер, перестав служить адъютантом полковника, иногда позволял себе говорить лишнее.
За спиной хрустнула ветка. Монкриф оглянулся и встретился взглядом с дулом мушкета. Не успел он сказать и слова, как мушкет выстрелил. Свет померк в его глазах.
– За вами следили.
Глинет обернулась на звук голоса мистера Маккларена. Старик стоял в дверях с мушкетом в руках.
– Сначала я думал, что это бродяга, но он слишком хорошо одет.
– Ты застрелил его, Саймон? – воскликнула миссис Маккларен.
– Застрелил. Он был на моей земле.
Охваченная ужасом Глинет вскочила на ноги. Никто не знал, что она здесь. Уходя из Балидона, она, как всегда, проявила осторожность и убедилась, что за ней никто не следит.
– Покажите, – произнесла она внезапно охрипшим голосом и через минуту уже стояла над распростертым телом Монкрифа. Ее тошнило от ужаса. Встав на колени, Глинет приложила пальцы к его шее, чтобы найти пульс. Слава Богу, Монкриф был еще жив.
– Надо отвезти его в Балидон.
Мистер Маккларен отрицательно покачал головой.
– Он герцог, мистер Маккларен. Думаете, его не будут искать? Обязательно будут. И что вы собираетесь делать? Позволить ему истечь кровью?
– Скажут, что я хотел его убить. Глинет захотелось дать старику по голове.
– Вы его застрелили!
– Он вторгся на мою землю.
– Скажите, что это был несчастный случай. Старик все никак не соглашался, но другого выхода не было. Монкрифа надо было отправить домой и как можно скорее оказать помощь. Или же отнести в дом к Маккларенам и надеяться, что он сам придет в чувство.
– Хорошо, – пробурчал, наконец, старик. – Так и быть, я доставлю его домой, но я не собираюсь отвечать за его глупость.
– Он не станет вас обвинять, – обещала ему Глинет, уверенная, что так и будет. Вместо этого Монкриф придумает, как обвинить в своем ранении ее, Глинет. Он с самого начала ее невзлюбил, и может быть, по праву.
Она уже осознала, что ранение Монкрифа многое изменило.
Глинет помогла мистеру Маккларену погрузить Монкрифа в повозку, уложила голову герцога на подушку и стала молиться. Только бы он выжил!
Глава 24
Наступили сумерки. Монкриф не вернулся в Балидон, и Кэтрин начала беспокоиться. Если бы он собирался задерживаться, то прислал бы известие. Он всегда думал о других.
Кэтрин трижды спрашивала Уоллеса, нет ли вестей от герцога, и трижды тот отвечал отрицательно.
Тепло ли Монкриф оделся? Может быть, он переночует в трактире? Кэтрин задавалась этими пустыми вопросами, чтобы не думать о главном: не случилось ли с ним чего?
Был и еще один вопрос: виновна ли Глинет в том, что хотела навредить своему господину?
Сколько Кэтрин ни думала, она не могла припомнить случая, чтобы Глинет на нее сердилась. Нет, домоправительница всегда держалась дружелюбно и почтительно. В Колстин-Холле их отношения хозяйки и компаньонки быстро переросли в дружбу. Во всяком случае, Кэтрин надеялась, что они были друзьями. Неужели в Глинет она так же ошибалась, как ошиблась в Гарри?
Проходили часы, тревога Кэтрин росла. Она пыталась успокоиться и говорила себе, что Монкриф способен себя защитить. Кроме того, Шотландия теперь уже не варварская страна. Здесь не приграничный район, не бывает набегов похитителей скота. Балидон расположен так далеко к югу от Северного нагорья, что дикие выходки тамошних жителей ему не грозят.
Кэтрин дотемна шагала из угла в угол по библиотеке, не в силах что-нибудь съесть или спокойно сидеть в гостиной с Гортензией. Наконец она не выдержала, и решили пройти до ворот. Ну и пусть слуги видят, что она беспокоится. Они, видно, решили, что госпожа помешалась на своем муже. Может быть, так и есть. У дверей ее встретил Уоллес.
– Ваша светлость… – мягко начал он.
Кэтрин застыла как вкопанная в ожидании самых плохих вестей. Но Уоллес просто протянул ей плащ:
– На улице холодно, ваша светлость.
– Да-да, – пробормотала Кэтрин, чуть не плача от предупредительного тона Уоллеса и его встревоженного взгляда. Очевидно, в Балидоне не только она беспокоилась о Монкрифе.
– Уоллес, может быть, нам выслать поисковую группу? Уоллес подумал и отрицательно помотал головой:
– Ваша светлость, если герцог не вернется к утру, то тогда – да. Но возможно, его что-то задержало. Лошадь могла захромать или потерять подкову.
Кэтрин кивнула, чувствуя благодарность к Уоллесу за его оптимизм. Отчего же ей кажется, что случилось непоправимое? Кэтрин знала ответ. Она ждет самого худшего потому, что самое худшее однажды с ней уже случилось.
Пока Гарри не погиб, Кэтрин не верила, что он может умереть. Теперь-то она знала, что судьба часто карает беспечных.
О Господи, как она будет жить, если что-то случилось с Монкрифом?
Кэтрин открыла дверь и вышла во двор раньше, чей Уоллес успел позвать лакея. Стоя в темноте перед замком, она подняла глаза к яркому рисунку звезд на небе.
Монкриф совсем не похож на Гарри, как солнце не похоже на луну. Конечно, они оба служили в Шотландском стрелковом полку. Оба плавали в Северную Америку. Оба были мужчинами. На этом сходство кончалось.
Лакей в теплом плаще, наконец, догнал Кэтрин. А Монкриф надел сегодня теплый камзол? Надо надеяться, что надел. С утра было еще холоднее.
Кэтрин осторожно сделала несколько шагов по гравийной дорожке, потом ускорила шаг и стала ходить туда-сюда по аллее, усыпанной опавшей листвой. Стоять на месте она не могла. Надо двигаться, чтобы не думать о самом страшном. Иначе она сойдет с ума.
Нет. Кэтрин остановилась и мотнула головой.
Монкриф сейчас появится и посмеется над ее тревогой. А потом, когда поймет, как она беспокоилась, соскочит с коня и обнимет ее.
Кэтрин двинулась вперед по дороге. Лакей следовал за ней как тень. В Балидоне Кэтрин привыкла, что кто-нибудь постоянно ее сопровождает, и уже не обращала на это внимания.
«Монкриф, вернись. Обещаю, я больше не буду так паниковать, но только вернись! Вернись, пусть никто не узнает, какая я истеричка. Я могу быть внешне спокойна, но сердце мое разрывается от беспокойства. Я все время помню момент, когда распечатала письмо с известием о смерти Гарри. Где ты, Монкриф?»
– Господи, – взмолилась она, поднимая глаза к небу, – Господи, спаси и сохрани его, отведи от него беду.
На дорожку стал опускаться туман. Казалось, плачет сама природа.
Кэтрин продрогла до костей, но не от ночного холода, а от страшных предчувствий. Она продолжала идти, не в силах стоять на месте.
Через четверть часа от въездных ворот послышался слабый шум. Кэтрин приказала лакею остаться, а сама быстро пошла вперед. Ей хотелось самой встретить Монкрифа.
«Где ты был?» – спросит она его с естественным не довольством жены. А может быть, ничего не спросит, а просто обрадуется, что он, наконец, вернулся.
Но это оказался не Монкриф, а фермерская повозка с тепло укутанным возницей.
Подошел лакей и поднял лампу.
– Эй, ты, там! Если ты что-то везешь в Балидон, то тебе к черному ходу, это следующий поворот.
– Везу, везу, – проворчал незнакомец, поворачивая к ним грубое лицо, – только это герцог Лаймонд. И я молю Бога, чтобы он был еще жив.
В мгновение ока Кэтрин подскочила к повозке, забралась на нее и дрожащей рукой смахнула сено с лица Монкрифа. Герцог был прикрыт одеялом, но оно промокло от крови. Кэтрин положила голову мужа себе на колени и осторожно дотронулась до бледного лица.
– Езжайте помедленнее, – распорядилась Кэтрин, сохраняя внешнее спокойствие. – А вы бегите за помощью, – обратилась она к лакею, и тот бросился прочь, только лампа подпрыгивала на бегу.
Дорога казалась бесконечной. Наконец повозка остановилась у высоких дубовых дверей Балидона, где уже выстроилась целая фаланга лакеев. Лица у всех были встревожены. Кто-то принес дверь, ее пристроили к днищу повозки как импровизированные носилки. Четверо влезли наверх.
– Ваша светлость. – Уоллес, который остался снаружи, положил Кэтрин руку на плечо. – Позвольте им снять его.
Она кивнула, осторожно переложила голову Монкрифа на сено и отползла в угол, чтобы не мешать.
– Только осторожнее! – предупредила она, хотя это распоряжение было явно излишним.
Когда Монкриф оказался на носилках, Кэтрин невольно зажмурилась – муж выглядел совсем как мертвый. Лакеи медленно понесли его вверх по лестнице в герцогские покои.
– У нас в Балидоне есть какой-нибудь лекарь? – спросила Кэтрин у Уоллеса.
– У одной горничной в деревне мать, она лечит раны.
– Пошли за ней, – распорядилась Кэтрин, поднимаясь вслед за носилками.
Все платье Кэтрин было в крови Монкрифа. Она оглядела себя и содрогнулась. Монкрифа ранили, надо обязательно допросить возницу.
И еще кое-кого.
– Как только Глинет вернется, пошли ее ко мне, – приказала Кэтрин Уоллесу и, не дожидаясь ответа, догнала носилки.
Лакеи осторожно переложили Монкрифа на кровать. Кэтрин присела на край кровати и приподняла окровавленную рубаху.
В Монкрифа стреляли. Кэтрин хотелось кричать, но усилием воли она сохранила самообладание и приказала принести перевязочный материал. Она почти выхватила из рук лакея льняную салфетку и прижала ее к кровоточащей ране.
– Он потерял много крови, – раздался старческий голос у нее за спиной. Кэтрин вздрогнула и обернулась: рядом улыбалась старушка, зияя беззубым ртом. – Я Энни, – объяснила она. – Я пришла ему помочь, если ты, конечно, позволишь.
Глубокие морщины изрезали все лицо женщины. Казалось, небесный скульптор сначала сжал это лицо, а потом позволил ему распрямиться. Старушка едва доставала Кэтрин до груди, но в ее глазах читалась недюжинная сила характера. Знахарка сложила на груди руки и стояла, постукивая ногой по полу; улыбалась она с оттенком высокомерия.
– Ты что, собираешься дать ему истечь кровью? Он и так на полпути к смерти. Ну-ка подвинься, дай подойти. – В тоне старухи звучал приказ.
– Это знахарка, о которой ты говорил? – спросила Кэтрин Уоллеса, который стоял в дверях.
– Да, ваша светлость. Она оказалась в замке, Лечила одну из служанок.
– Бедная девушка страшно обожглась вчера, но не думаю, что ты об этом слышала.
Кэтрин покачала головой, старуха, демонстративно вздохнула:
– Я так и думала. Такие как ты, никогда не замечают, что делается внизу.
– Вы будете оскорблять меня или лечить моего мужа?
– И то и другое, – отрезала женщина. – Но сначала лечить.
Кэтрин отошла в сторону и смотрела, как Энни разрезала рубашку и приказала снять с Монкрифа остальную одежду. Одну из служанок послали за кипяченой водой, другую – за мешком Энни, который остался в кухне. Третья отправилась в огород за нужными травами. Даже Кэтрин получила задание.
– Сядь там, – указала старуха на другую сторону кровати. – Держи его за руку. Он скоро придет в себя, так что пусть лучше смотрит на твою, хорошенькую мордашку, чем на меня.
Кэтрин сделала, как ей велели, пододвинула стул к кровати и взяла левую руку Монкрифа в свои ладони.
– Что вы собираетесь сделать?
Женщина не ответила. Кэтрин повторила вопрос, на сей раз более настойчиво, намереваясь отстранить Энни, если не получит ответа. Да сумеет ли эта дерзкая старушка действительно оказать, помощь, даже если искренне этого хочет? Кэтрин не позволит проводить над Монкрифом сомнительные опыты!
– Только не строй из себя слезливую дамочку, – одернула ее Энни. – Терпеть не могу слабодушных аристократок.
– Я не аристократка. Я дочь фермера.
– Значит, должна держать себя в руках.
– Что вы собираетесь делать? – в третий раз спросила Кэтрин. – И не увиливайте. Ваши оскорбления меня не запугают.
– Собираюсь вынуть пулю из его плеча, – сообщила, наконец, Энни, вынимая из мешка длинный, устрашающего вида пинцет. – Он пока без сознания, и я не могу дать ему обезболивающего. Будет очень больно. Посмотрим, есть ли от тебя толк, дочка фермера.
Кэтрин ухаживала за отцом, когда тот болел, сидела с ним в его предсмертные часы. Много раз она помогала больным и роженицам, но никогда в жизни не чувствовала себя такой бесполезной, как сейчас. Кэтрин держала Монкрифа за руку и молилась, пытаясь хотя бы немного успокоить страшную боль.
Энни посыпала рану герцога каким-то вонючим порошком.
– Что это?
– Или ты будешь задавать вопросы, или я буду работать, – проворчала Энни. Игнорируя вопрос Кэтрин, она приказала служанке: – Держи свечку ближе.
Кэтрин хотелось закрыть глаза, но она не сводила взгляда с лица Монкрифа. Когда Энни взялась за свой пинцет, глаза Монкрифа внезапно раскрылись.
– Все хорошо, Монкриф, – проговорила Кэтрин. – Я здесь.
Его пальцы сжали кисть жены. Кэтрин не знала, услышал ли он ее, облегчила ли она хоть на йоту страдания мужа. Она погладила его руку до локтя, принося этим успокоение скорее себе, чем ему. Обычно горячая кожа Монкрифа была холодной и влажной.
Лакей и камердинер закончили раздевать Монкрифа, и Кэтрин прикрыла его до талии простыней.
Энни криво усмехнулась:
– У него нет ничего нового, дочка фермера. Я видывала такое и раньше.
Кэтрин молча нахмурилась. Она в жизни не встречала более, несносной женщины, даже Джулиана была приятнее.
Энни погрузила огромный пинцет в рану. Кэтрин зажмурилась от ужаса, приложила руку мужа к своей щеке и молилась, чтобы все скорее кончилось. Монкриф был в сознании, но молчал, только сильнее стискивал пальцы Кэтрин, мужественно терпя невыносимую боль.
– Я так беспокоилась, – тихонько говорила ему Кэтрин, как будто они беседовали наедине. Монкриф приоткрыл глаза, посмотрел на жену затуманенным взглядом и хотел что-то сказать, но она приложила палец к его губам.
– Ты дома, и это главное.
Монкриф застонал и снова закрыл глаза, и в этот момент Энни поднялась на ноги и показала кусочек металла, который держала пинцетом.
– Вытащила.
Лицо Монкрифа стало серым, как пепел. Кэтрин прикрыла его еще одним одеялом.
– Не хочешь сама зашить рану?
Кэтрин представить себе не могла, что будет причинять Монкрифу боль.
– Нет-нет, заканчивайте сами!
– Я не портниха, – проворчала знахарка. – У него останется шрам. – Она вынула из сумки иголку с ниткой и начала плотными стежками зашивать рану Монкрифа, как будто это была не человеческая кожа, а порванная рубашка.
Кэтрин смотрела в сторону, а когда Энни насмешливо пробормотала что-то о ее чувствительности, ничего не ответила. Ей казалось, что она чувствует боль Монкрифа, как свою собственную. Кэтрин не выпускала руку Монкрифа, стараясь придать ему сил, да и себя убедить, что он жив и в безопасности.
Вдруг в дверях появился Питер и протиснулся сквозь толпу собравшихся лакеев и служанок. Недавно Монкриф поручил ему распоряжаться конюшнями, и Кэтрин теперь редко видела молодого человека. В последний раз она видела Питера, беседующего с Монкрифом, где-то, неделю назад. Они смеялись, жестикулировали, и Монкриф тогда выглядел совсем молодым, не старше Питера.
Сейчас Питер протянул Кэтрин обитую кожей шкатулку.
– Ваша светлость, здесь порошок. Мы всегда обрабатывали им пулевые ранения, – торопливо заговорил он. – В Квебеке он помогал, поможет и здесь.
Кэтрин подняла крышку. Внутри оказался набор аптекарских пузырьков. Каждый был подписан четким, разборчивым почерком.
– Ваша светлость, вам нужен порошок от пуль. Полковник сам его подписал.
Кэтрин вынула пузырек и передала его Энни, но знахарка отмахнулась:
– Хочешь посыпать, посыпай, но тогда сама и перевязывай его.
Кэтрин повернулась к Уоллесу:
– Проводи эту женщину из Балидона. Неужели в замке нет больше никого, кто умеет лечить? Может быть, послать за кем-нибудь? Чтобы человек был добрый?
Лицо Уоллеса вспыхнуло.
– Я поищу, ваша светлость. Кэтрин кивнула:
– Поищи, Уоллес. – Она перевела взгляд на Энни, которая усмехалась беззубым ртом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29