– У Джулианы не очень доброжелательный вид. Непохоже, чтобы она стремилась подружиться с тобой.
– Я тоже к этому не стремлюсь, Монкриф. А потому оставим все как есть.
– Ну, если ты думаешь, что так лучше… Кэтрин кивнула.
В этот момент Уоллес распахнул широкие двойные двери, отступил в сторону и срывающимся голосом объявил о прибытии первых гостей. Заметив, что Джулиана обернулась и ледяным взором впилась в молодого дворецкого, Кэтрин невольно ему посочувствовала. Но уничтожающие взгляды вдовствующей герцогини были ничто по сравнению с мнением Монкрифа. Похоже, Уоллес уже это понял, а потому с бесстрастным видом продолжал свое дело.
Монкриф протянул руку и взял Кэтрин за локоть. Даже сквозь ткань Кэтрин почувствовала жар его пальцев, и этот жест показался ей очень, собственническим.
Началась бесконечная церемония представления. Кэтрин старалась не обращать внимания на презрительные взгляды Джулианы. В какой-то момент невестка прошла за спиной у Кэтрин и прошипела: – Не позорьте нас.
Кэтрин училась в школе благородных девиц и полагалась на совет, слышанный от старого учителя: «Сомневаешься – не делай ничего». Если Кэтрин сомневалась, как принять того или иного гостя, она тайком смотрела на Гортензию. Таким образом, ей удалось избежать ошибок.
Монкриф вел себя безупречно – любезно, обходительно, внимательно. Многие гостьи рассматривали его с жадным интересом.
Когда объявили, что обед подан, Монкриф уступил Кэтрин пожилому джентльмену – старому другу отца, а сам подал руку Джулиане.
Обеденный зал в Балидоне назывался Королевской столовой и был огромным помещением с двумя каминами в каждом из торцов. С потолка свешивались геральдические знамена, на стенах размещались палаши и щиты. Пол покрывали выщербленные каменные плиты, между одной стеной и потолком зияла широкая трещина. Кэтрин решила, что это самая старая часть постройки.
В нарушение традиции Монкриф усадил Кэтрин справа от себя. Здесь она была в относительной безопасности от выпадов Джулианы и от излишнего внимания гостей. – Мрачное помещение, – заметил он, пока гости рас саживались.
– Это легко изменить, – отвечала Кэтрин. – В Балидоне столько ценностей. Если бы ты приказал зажечь лампы на стенах, развесить гобелены и, может быть, частично застелить полы коврами, здесь стало бы довольно уютно. – Она окинула взглядом стены с оружием. – Можно даже перенести сюда некоторые портреты из нашей спальни. Тогда они разглядывали бы накрытые столы, а не нас.
– Вот и займись этим. Пусть Балидон станет таким же уютным, каким ты сделала Колстин-Холл.
– Думаю, Джулиана этого не одобрит. Она не скрывает своего мнения о Глинет как о домоправительнице, не говоря уж о новой форме, которую я заказала для служанок.
– Герцогиня Лаймонд ты, а не Джулиана.
Не зная, что на это сказать, Кэтрин промолчала.
– Дело не в деньгах. Скупость Джулианы преувеличена. Возможно, тебе показалось иначе, но винокуренный завод процветает, и дела в герцогстве идут отлично, – сообщил Монкриф.
– Тогда почему же… – Кэтрин не договорила.
– Почему Джулиана позволила Балидону прийти в такое запустение? Я до конца еще сам не понял.
– Все равно… Позволить, чтобы моль съела те фламандские гобелены – это грех.
Монкриф улыбнулся. Казалось, горячность Кэтрин пришлась ему по сердцу. Он сделал знак Уоллесу, и обед начался. В зал строем вошли лакеи и окружили стол с приборами для первого блюда – рыбного супа, который отменно готовила местная повариха. Огромная фарфоровая супница была сделана в виде плещущейся рыбы.
Монкриф снова кивнул, Уоллес повторил его жест, и дюжина заново вышколенных лакеев принялись обносить гостей.
Кэтрин исподтишка следила за Монкрифом, поражаясь, с какой военной организованностью он руководил обедом. Она догадывалась, что эту обязанность должна была бы исполнять герцогиня Лаймонд, но ей не хватало опыта в приеме стольких гостей. Тем не менее, Кэтрин преисполнилась решимости к следующему разу всему научиться.
За обедом рядом с Монкрифом сидела жена Синклера. Эта преуспевающая семья жила недалеко от Колстин-Холла. Кэтрин слышала о них и об их семерых детях, но сидеть с ними за одним столом ей не доводилось. Справа от Кэтрин сидел граф, оказавшийся очень приятным соседом. Обед его интересовал больше, чем любой разговор. Кэтрин решила, что Монкриф намеренно посадил ее с графом. Когда дело дошло до говядины, он выпил уже столько вина, что стал задремывать между блюдами.
Кэтрин прежде никогда не приходилось обедать в столь изысканной обстановке и в таком высокопоставленном обществе, и она чувствовала себя несколько смущенно. За длинным столом красного дерева сидели сорок гостей. В шести футах позади каждого стоял лакей в новой ливрее. Из-за такого количества людей зал казался меньше.
Время шло, и в помещении становилось теплее благодаря множеству зажженных к вечеру свечей. Самый младший из лакеев постоянно менял сгоревшие свечи на новые.
Кэтрин полагала, что Джулиана даже представить себе не может, во что обошелся этот прием.
С дальнего конца стола долетали взрывы смеха. Кэтрин чувствовала все возрастающую неловкость. Ей казалось, что несколько раз она услышала свое имя, а следом за этим раскаты смеха. Многие гости бросали на нее быстрые взгляды и тут же отводили глаза.
Монкриф тоже не пытался скрыть свое раздражение. Пару раз его вилка громко звякнула о тарелку, при этом он хмуро смотрел на Джулиану.
Кэтрин успокаивающим жестом положила руку ему на рукав.
– Ну, пожалуйста, не надо ничего говорить, – негромко произнесла Кэтрин. Она, конечно, очень тронута его защитой, но вовсе в ней не нуждается.
Монкриф пристально посмотрел ей в глаза. Герцог явно сердился. Кэтрин ощутила некую робость. В прежние времена, под воздействием опия, такой взгляд ни за что бы, ее не смутил. Сейчас все было иначе. Монкриф смягчился, увидев глаза Кэтрин, словно напомнил себе, что сердится не на нее.
– Догадываюсь, что Джулиана очень настойчиво выражает свою неприязнь ко мне. Ничего другого я и не ожидала.
– А я ожидал. Ты – моя жена.
– Ты имеешь в виду – «любишь меня, люби и мою собаку»? – Иногда муж казался ей уж очень бесцеремонным.
Монкриф откинулся на спинку стула, но эта безмятежная поза не обманула Кэтрин. Она видела, как напряжены мускулы на его шее, как раздуваются ноздри.
– А как, по твоему мнению, мне следует поступать, Кэтрин? – справившись с гневом, наконец, произнес Монкриф. – Позволить моей невестке говорить все, что ей вздумается?
– Почему бы и нет? – спокойным тоном спросила Кэтрин. – Какое имеет значение, кто и что говорит обо мне? – Она отхлебнула из кубка. – В конце концов, – Кэтрин улыбнулась, пытаясь имитировать его собственные слова, – я – жена Монкрифа!
– Да, – смягчаясь, проговорил Монкриф. – Ты моя жена. – Простая фраза прозвучала как вызов.
Они прожили в Балидоне всего неделю. Чем лучше Кэтрин узнавала Монкрифа, тем лучше понимала, почему он счел необходимым на ней жениться. Кэтрин ни разу не видела мужа злым. Он бывал раздраженным, даже рассерженным, однако основным стимулом его поведения было внутреннее благородство. Монкриф решил, что она нуждается в защите, и женился на ней. Эта мысль приводила Кэтрин в замешательство.
Кэтрин тряхнула головой и попыталась сосредоточиться на приеме. Обед шел своим чередом, а ей все труднее было терпеть выходки Джулианы. В нижней части стола, где царила Джулиана, все чаще слышались взрывы смеха, и Кэтрин подозревала, что смеются над ней.
В конце концов, Монкриф вскочил на ноги и вперил в невестку убийственный взгляд. Кэтрин возблагодарила Бога, что столь грозная мина на лице герцога относится не к ней.
– Мадам, – громоподобным голосом заявил Монкриф, – вам придется принести извинения нашим гостям.
Разговор тотчас прервался. Все взгляды обратились к Монкрифу, одна только Кэтрин не поднимала глаз от тарелки.
– О чем ты говоришь, Монкриф? Я вовсе не собираюсь покидать наших гостей.
– Мадам, – повторил герцог, – вам придется извиниться за то, что вы вынуждены нас покинуть. Сейчас же, – подтвердил он, как будто невестка могла его не слышать.
Джулиана поднялась. Кончики ее пальцев ярко горели на фоне белой скатерти. Она бросила на Монкрифа бешеный взгляд, но благоразумно промолчала.
– Если вы желаете остаться, то должны помнить, что к моей жене следует обращаться «ваша светлость». Она выше вас по положению. И никогда, особенно при мне, вы не будете высказывать в ее адрес ничего, кроме похвалы. Вам понятно?
Гости вертели головами, глядя то на Монкрифа, то на Джулиану, которая, судя по ее виду, была готова вцепиться герцогу в глотку прямо на глазах сорока гостей. Вместо этого вдовствующая герцогиня вскинула подбородок – при этом ее белое как алебастр лицо сделалось еще бледнее – и молча кивнула. Столь краткий ответ, казалось, полностью удовлетворил Монкрифа.
В полной тишине Джулиана опустилась на свое место.
Когда Кэтрин решилась поднять взгляд на Монкрифа, тот улыбнулся и сказал:
– Попробуй бифштекс, Кэтрин. Думаю, тебе понравится.
Остаток обеда прошел в ужасном напряжении. Гости говорили мало, а Джулиана вообще не произнесла ни слова. На редкие вопросы Монкрифа миссис Синклер отвечала односложно, а граф опять задремал.
Кэтрин остро чувствовала настроение Монкрифа. С каждой минутой муж становился все суровее и не подвижнее, как будто изнутри покрывался льдом. Время от времени он поднимал голову и хмуро смотрел на окружающих. Гости затихали. Едва слышные «простите…», «не могли бы вы…» совсем замерли.
Никогда в жизни Кэтрин не чувствовала такого унижения.
В конце концов, она встала, чем удивила своего мужа, соседа по столу, который как раз очнулся, и даже лакея, бросившегося отодвигать ее стул. Встала и, обратившись к гостям, произнесла:
– Прошу извинить меня, дамы и господа. – И вышла из зала, даже не оглянувшись на Монкрифа.
Сначала Кэтрин хотела удалиться в спальню, но потом решила, что библиотека, где обычно священнодействовал Монкриф, подойдет лучше.
Библиотека Балидона занимала два этажа в новейшей части замка поблизости от зимнего сада и содержала тысячи томов. Помещение имело подковообразную форму, одна из его стен была почти полностью занята широкими окнами, из которых открывался вид на реку под стенами замка. Даже в пасмурные дни здесь было светло, и Кэтрин часто замечала, что по вечерам в библиотеке горят лампы. Коридор и саму библиотеку украшали статуи, размещенные по парапету второго этажа. Классически прекрасные мраморные лица смотрели на библиотечные полки. Полупрозрачные хитоны облекали тела столь совершенные, что ни одна смертная женщина не могла о таких даже мечтать.
Вдоль стен стояли застекленные шкафы с семейными реликвиями. Пуговицы, принадлежащие какому-то дальнему предку, соседствовали с его мечом, лезвие которого заржавело от крови. Но были и более безобидные экспонаты, например, чаша из тонкого китайского фарфора, подарок герцога Лаймонда своей невесте. Чашу доставили из Португалии в Шотландию, завернув в пару шерстяных штанов, чтобы не разбилась. Библия 1550 года издания, помещенная в стеклянный футляр, была добычей какого-то менее воинственного герцога.
За прошедшую неделю, когда нечем было заняться и время ползло нестерпимо медленно, Кэтрин часто сюда заходила, рассматривала книги, интересные диковины.
В отличие от столовой камин в библиотеке ярко горел, ожидая читателей. Кэтрии остановилась перед огнем и протянула к нему руки, раздумывая, сколько времени пройдет, прежде чем Монкриф за ней последует.
Прошло меньше пяти минут.
Дверь у нее за спиной открылась и закрылась. Кэтрин вздохнула и повернулась лицом к мужу.
– Мы устроили цирк вместо обеда, Монкриф, – произнесла она. – Теперь достопочтенные гости месяцами будут его обсуждать.
– Если не годами. Тебя это беспокоит? Кэтрин на секунду задумалась.
– Монкриф, я, конечно, всего-навсего фермерская дочь, но это не значит, что я не знаю приличий.
– Теперь ты герцогиня.
– Тогда чем мы объясним крах сегодняшнего обеда? Временным помешательством? – Монкриф молча улыбнулся в ответ. – Что тебя так забавляет?
– Мне нравится, как ты сердишься, нравится твой темперамент. Сегодня я впервые видел его проявления.
– Наверное, прежде ты меня не сердил.
– Или ты просто принимала слишком много опия. Кэтрин вздернула подбородок, подошла к Монкрифу, остановилась в футе от него, ткнула ему в грудь пальцем и заявила:
– Я буду тебе очень признательна, Монкриф, – тщательно выговаривая слова, произнесла она, – если ты прекратишь говорить об этом.
Монкриф, не отвечая, поднял руку, обхватил ее палец своей огромной ладонью и поцеловал, а пока Кэтрин приходила в себя от потрясения, он поцеловал ее еще и в нос.
Раздался скрип открываемой двери. Кэтрин обернулась и с изумлением обнаружила, что в проеме толпятся сразу шесть женщин и каждая взирает на них со своим особенным выражением.
– Ты дал им еще один повод для сплетен, – прошипела Кэтрин.
Монкриф оглянулся через плечо. Его улыбка стала шире.
– Тогда продолжим.
И, не обращая внимания на зрителей, он наклонился и легко поцеловал Кэтрин в губы. В первый раз. Разумеется, он устроил демонстрацию, хотел, чтобы все думали, что у них счастливый брак, что они любят друг друга.
Монкриф взял Кэтрин за плечи и медленно притянул к себе, так, чтобы она, если пожелает, могла отстраниться. Но Кэтрин вдруг ощутила, как чудесно оказаться беспомощной в объятиях сильного мужчины. Пусть всего на мгновение, но все же почувствовать тепло другого человека.
Кэтрин приоткрыла губы, поцелуй Монкрифа стал глубже, и она вдруг забыла, что это всего лишь притворство и что за ними наблюдают любопытные глаза. Когда Монкриф отпустил ее, Кэтрин с трудом удержалась на ногах – так отчаянно колотилось сердце.
Кэтрин отступила на шаг и посмотрела мужу в лицо. Синие глаза Монкрифа смотрели на нее серьезно и с живым интересом, словно он видел ее впервые.
Обернувшись к дверям, Кэтрин обнаружила, что гости исчезли и, пренебрегая обязанностями хозяйки, тоже решила исчезнуть. Она отправилась в спальню, где опустилась на кровать и долго сидела, прижав ладони к губам.
Глава 11
– Я думаю, на инвентаризацию в Балидоне уйдет несколько месяцев, – говорила через две недели Глинет своей хозяйке.
Кэтрин оглядела окружающий их хаос и кивнула. Весь чердак был забит мебелью. «Мрачные мысли сделают эту работу еще тяжелее».
Глинет бросила на Кэтрин быстрый взгляд. Сегодня Глинет выглядела настоящей домоправительницей: волосы собраны в пучок, на поясе позвякивает связка ключей.
– Да, пугающее зрелище.
– Неужели они вообще ничего не выбрасывают?
– Нет, если это зависит от Джулианы, – ответила Кэтрин. – Думаю, моя невестка – самая бережливая женщина, какую я, на свое несчастье, встретила в жизни.
– Мне кажется, вот что надо сделать, – предложила Глинет. – Пусть лакеи унесут несколько сундуков вниз. Тогда у нас будет хотя бы место, чтобы двигаться.
– Ты права. Здесь не пройти.
– А сейчас что мы будем делать?
– Ну, есть еще главная башня.
Женщины спустились вниз и оказались в той части замка, которую Кэтрин еще не видела.
– Это портретная лестница, – сообщила ей Глинет, – а справа по коридору парадная лестница.
– Портретная лестница?
– Она ведет в галерею герцогских портретов.
– Неужели еще есть портреты?
Каждый вечер, укладываясь спать, Кэтрин смотрела на мрачные лица прежних герцогов, и каждый раз ей казалось, что они взирают на новую герцогиню неодобрительно.
В последнее время Кэтрин плохо спала. Безусловно, это явилось результатом отказа от опия, но в этом она признавалась только себе и ни за что не сказала бы Монкрифу. Зато ее перестали мучить ночные кошмары.
– Неужели они специально держали в доме художника, чтобы он рисовал портреты герцогов? Глинет только улыбнулась.
Поднявшись по лестнице, они свернули налево, где потолок неожиданно взлетал вверх. С одной стороны помещения тянулась стена с множеством широких окон, которые отбрасывали на паркет причудливые световые блики. Служанки сюда еще не добрались – в углах скопились клубы серой пыли. Стены галереи были затянуты темно-красным шелком, который местами выцвел от солнца. Но первое, на чем останавливался взгляд, были картины в тяжелых позолоченных рамах. Кэтрин поняла, что здесь представлена хронологическая последовательность герцогов династии Лаймондов: вполоборота, в фас, в полный рост, в торжественных позах и в горно-паевых мантиях, в охотничьих костюмах с парой гончих псов.
С одного из портретов на Кэтрин смотрели два мальчика. Из надписи на табличке она узнала, что это Колин и Дермотт, старшие братья Монкрифа. У обоих светлые волосы, узкие лица, острые подбородки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
– Я тоже к этому не стремлюсь, Монкриф. А потому оставим все как есть.
– Ну, если ты думаешь, что так лучше… Кэтрин кивнула.
В этот момент Уоллес распахнул широкие двойные двери, отступил в сторону и срывающимся голосом объявил о прибытии первых гостей. Заметив, что Джулиана обернулась и ледяным взором впилась в молодого дворецкого, Кэтрин невольно ему посочувствовала. Но уничтожающие взгляды вдовствующей герцогини были ничто по сравнению с мнением Монкрифа. Похоже, Уоллес уже это понял, а потому с бесстрастным видом продолжал свое дело.
Монкриф протянул руку и взял Кэтрин за локоть. Даже сквозь ткань Кэтрин почувствовала жар его пальцев, и этот жест показался ей очень, собственническим.
Началась бесконечная церемония представления. Кэтрин старалась не обращать внимания на презрительные взгляды Джулианы. В какой-то момент невестка прошла за спиной у Кэтрин и прошипела: – Не позорьте нас.
Кэтрин училась в школе благородных девиц и полагалась на совет, слышанный от старого учителя: «Сомневаешься – не делай ничего». Если Кэтрин сомневалась, как принять того или иного гостя, она тайком смотрела на Гортензию. Таким образом, ей удалось избежать ошибок.
Монкриф вел себя безупречно – любезно, обходительно, внимательно. Многие гостьи рассматривали его с жадным интересом.
Когда объявили, что обед подан, Монкриф уступил Кэтрин пожилому джентльмену – старому другу отца, а сам подал руку Джулиане.
Обеденный зал в Балидоне назывался Королевской столовой и был огромным помещением с двумя каминами в каждом из торцов. С потолка свешивались геральдические знамена, на стенах размещались палаши и щиты. Пол покрывали выщербленные каменные плиты, между одной стеной и потолком зияла широкая трещина. Кэтрин решила, что это самая старая часть постройки.
В нарушение традиции Монкриф усадил Кэтрин справа от себя. Здесь она была в относительной безопасности от выпадов Джулианы и от излишнего внимания гостей. – Мрачное помещение, – заметил он, пока гости рас саживались.
– Это легко изменить, – отвечала Кэтрин. – В Балидоне столько ценностей. Если бы ты приказал зажечь лампы на стенах, развесить гобелены и, может быть, частично застелить полы коврами, здесь стало бы довольно уютно. – Она окинула взглядом стены с оружием. – Можно даже перенести сюда некоторые портреты из нашей спальни. Тогда они разглядывали бы накрытые столы, а не нас.
– Вот и займись этим. Пусть Балидон станет таким же уютным, каким ты сделала Колстин-Холл.
– Думаю, Джулиана этого не одобрит. Она не скрывает своего мнения о Глинет как о домоправительнице, не говоря уж о новой форме, которую я заказала для служанок.
– Герцогиня Лаймонд ты, а не Джулиана.
Не зная, что на это сказать, Кэтрин промолчала.
– Дело не в деньгах. Скупость Джулианы преувеличена. Возможно, тебе показалось иначе, но винокуренный завод процветает, и дела в герцогстве идут отлично, – сообщил Монкриф.
– Тогда почему же… – Кэтрин не договорила.
– Почему Джулиана позволила Балидону прийти в такое запустение? Я до конца еще сам не понял.
– Все равно… Позволить, чтобы моль съела те фламандские гобелены – это грех.
Монкриф улыбнулся. Казалось, горячность Кэтрин пришлась ему по сердцу. Он сделал знак Уоллесу, и обед начался. В зал строем вошли лакеи и окружили стол с приборами для первого блюда – рыбного супа, который отменно готовила местная повариха. Огромная фарфоровая супница была сделана в виде плещущейся рыбы.
Монкриф снова кивнул, Уоллес повторил его жест, и дюжина заново вышколенных лакеев принялись обносить гостей.
Кэтрин исподтишка следила за Монкрифом, поражаясь, с какой военной организованностью он руководил обедом. Она догадывалась, что эту обязанность должна была бы исполнять герцогиня Лаймонд, но ей не хватало опыта в приеме стольких гостей. Тем не менее, Кэтрин преисполнилась решимости к следующему разу всему научиться.
За обедом рядом с Монкрифом сидела жена Синклера. Эта преуспевающая семья жила недалеко от Колстин-Холла. Кэтрин слышала о них и об их семерых детях, но сидеть с ними за одним столом ей не доводилось. Справа от Кэтрин сидел граф, оказавшийся очень приятным соседом. Обед его интересовал больше, чем любой разговор. Кэтрин решила, что Монкриф намеренно посадил ее с графом. Когда дело дошло до говядины, он выпил уже столько вина, что стал задремывать между блюдами.
Кэтрин прежде никогда не приходилось обедать в столь изысканной обстановке и в таком высокопоставленном обществе, и она чувствовала себя несколько смущенно. За длинным столом красного дерева сидели сорок гостей. В шести футах позади каждого стоял лакей в новой ливрее. Из-за такого количества людей зал казался меньше.
Время шло, и в помещении становилось теплее благодаря множеству зажженных к вечеру свечей. Самый младший из лакеев постоянно менял сгоревшие свечи на новые.
Кэтрин полагала, что Джулиана даже представить себе не может, во что обошелся этот прием.
С дальнего конца стола долетали взрывы смеха. Кэтрин чувствовала все возрастающую неловкость. Ей казалось, что несколько раз она услышала свое имя, а следом за этим раскаты смеха. Многие гости бросали на нее быстрые взгляды и тут же отводили глаза.
Монкриф тоже не пытался скрыть свое раздражение. Пару раз его вилка громко звякнула о тарелку, при этом он хмуро смотрел на Джулиану.
Кэтрин успокаивающим жестом положила руку ему на рукав.
– Ну, пожалуйста, не надо ничего говорить, – негромко произнесла Кэтрин. Она, конечно, очень тронута его защитой, но вовсе в ней не нуждается.
Монкриф пристально посмотрел ей в глаза. Герцог явно сердился. Кэтрин ощутила некую робость. В прежние времена, под воздействием опия, такой взгляд ни за что бы, ее не смутил. Сейчас все было иначе. Монкриф смягчился, увидев глаза Кэтрин, словно напомнил себе, что сердится не на нее.
– Догадываюсь, что Джулиана очень настойчиво выражает свою неприязнь ко мне. Ничего другого я и не ожидала.
– А я ожидал. Ты – моя жена.
– Ты имеешь в виду – «любишь меня, люби и мою собаку»? – Иногда муж казался ей уж очень бесцеремонным.
Монкриф откинулся на спинку стула, но эта безмятежная поза не обманула Кэтрин. Она видела, как напряжены мускулы на его шее, как раздуваются ноздри.
– А как, по твоему мнению, мне следует поступать, Кэтрин? – справившись с гневом, наконец, произнес Монкриф. – Позволить моей невестке говорить все, что ей вздумается?
– Почему бы и нет? – спокойным тоном спросила Кэтрин. – Какое имеет значение, кто и что говорит обо мне? – Она отхлебнула из кубка. – В конце концов, – Кэтрин улыбнулась, пытаясь имитировать его собственные слова, – я – жена Монкрифа!
– Да, – смягчаясь, проговорил Монкриф. – Ты моя жена. – Простая фраза прозвучала как вызов.
Они прожили в Балидоне всего неделю. Чем лучше Кэтрин узнавала Монкрифа, тем лучше понимала, почему он счел необходимым на ней жениться. Кэтрин ни разу не видела мужа злым. Он бывал раздраженным, даже рассерженным, однако основным стимулом его поведения было внутреннее благородство. Монкриф решил, что она нуждается в защите, и женился на ней. Эта мысль приводила Кэтрин в замешательство.
Кэтрин тряхнула головой и попыталась сосредоточиться на приеме. Обед шел своим чередом, а ей все труднее было терпеть выходки Джулианы. В нижней части стола, где царила Джулиана, все чаще слышались взрывы смеха, и Кэтрин подозревала, что смеются над ней.
В конце концов, Монкриф вскочил на ноги и вперил в невестку убийственный взгляд. Кэтрин возблагодарила Бога, что столь грозная мина на лице герцога относится не к ней.
– Мадам, – громоподобным голосом заявил Монкриф, – вам придется принести извинения нашим гостям.
Разговор тотчас прервался. Все взгляды обратились к Монкрифу, одна только Кэтрин не поднимала глаз от тарелки.
– О чем ты говоришь, Монкриф? Я вовсе не собираюсь покидать наших гостей.
– Мадам, – повторил герцог, – вам придется извиниться за то, что вы вынуждены нас покинуть. Сейчас же, – подтвердил он, как будто невестка могла его не слышать.
Джулиана поднялась. Кончики ее пальцев ярко горели на фоне белой скатерти. Она бросила на Монкрифа бешеный взгляд, но благоразумно промолчала.
– Если вы желаете остаться, то должны помнить, что к моей жене следует обращаться «ваша светлость». Она выше вас по положению. И никогда, особенно при мне, вы не будете высказывать в ее адрес ничего, кроме похвалы. Вам понятно?
Гости вертели головами, глядя то на Монкрифа, то на Джулиану, которая, судя по ее виду, была готова вцепиться герцогу в глотку прямо на глазах сорока гостей. Вместо этого вдовствующая герцогиня вскинула подбородок – при этом ее белое как алебастр лицо сделалось еще бледнее – и молча кивнула. Столь краткий ответ, казалось, полностью удовлетворил Монкрифа.
В полной тишине Джулиана опустилась на свое место.
Когда Кэтрин решилась поднять взгляд на Монкрифа, тот улыбнулся и сказал:
– Попробуй бифштекс, Кэтрин. Думаю, тебе понравится.
Остаток обеда прошел в ужасном напряжении. Гости говорили мало, а Джулиана вообще не произнесла ни слова. На редкие вопросы Монкрифа миссис Синклер отвечала односложно, а граф опять задремал.
Кэтрин остро чувствовала настроение Монкрифа. С каждой минутой муж становился все суровее и не подвижнее, как будто изнутри покрывался льдом. Время от времени он поднимал голову и хмуро смотрел на окружающих. Гости затихали. Едва слышные «простите…», «не могли бы вы…» совсем замерли.
Никогда в жизни Кэтрин не чувствовала такого унижения.
В конце концов, она встала, чем удивила своего мужа, соседа по столу, который как раз очнулся, и даже лакея, бросившегося отодвигать ее стул. Встала и, обратившись к гостям, произнесла:
– Прошу извинить меня, дамы и господа. – И вышла из зала, даже не оглянувшись на Монкрифа.
Сначала Кэтрин хотела удалиться в спальню, но потом решила, что библиотека, где обычно священнодействовал Монкриф, подойдет лучше.
Библиотека Балидона занимала два этажа в новейшей части замка поблизости от зимнего сада и содержала тысячи томов. Помещение имело подковообразную форму, одна из его стен была почти полностью занята широкими окнами, из которых открывался вид на реку под стенами замка. Даже в пасмурные дни здесь было светло, и Кэтрин часто замечала, что по вечерам в библиотеке горят лампы. Коридор и саму библиотеку украшали статуи, размещенные по парапету второго этажа. Классически прекрасные мраморные лица смотрели на библиотечные полки. Полупрозрачные хитоны облекали тела столь совершенные, что ни одна смертная женщина не могла о таких даже мечтать.
Вдоль стен стояли застекленные шкафы с семейными реликвиями. Пуговицы, принадлежащие какому-то дальнему предку, соседствовали с его мечом, лезвие которого заржавело от крови. Но были и более безобидные экспонаты, например, чаша из тонкого китайского фарфора, подарок герцога Лаймонда своей невесте. Чашу доставили из Португалии в Шотландию, завернув в пару шерстяных штанов, чтобы не разбилась. Библия 1550 года издания, помещенная в стеклянный футляр, была добычей какого-то менее воинственного герцога.
За прошедшую неделю, когда нечем было заняться и время ползло нестерпимо медленно, Кэтрин часто сюда заходила, рассматривала книги, интересные диковины.
В отличие от столовой камин в библиотеке ярко горел, ожидая читателей. Кэтрии остановилась перед огнем и протянула к нему руки, раздумывая, сколько времени пройдет, прежде чем Монкриф за ней последует.
Прошло меньше пяти минут.
Дверь у нее за спиной открылась и закрылась. Кэтрин вздохнула и повернулась лицом к мужу.
– Мы устроили цирк вместо обеда, Монкриф, – произнесла она. – Теперь достопочтенные гости месяцами будут его обсуждать.
– Если не годами. Тебя это беспокоит? Кэтрин на секунду задумалась.
– Монкриф, я, конечно, всего-навсего фермерская дочь, но это не значит, что я не знаю приличий.
– Теперь ты герцогиня.
– Тогда чем мы объясним крах сегодняшнего обеда? Временным помешательством? – Монкриф молча улыбнулся в ответ. – Что тебя так забавляет?
– Мне нравится, как ты сердишься, нравится твой темперамент. Сегодня я впервые видел его проявления.
– Наверное, прежде ты меня не сердил.
– Или ты просто принимала слишком много опия. Кэтрин вздернула подбородок, подошла к Монкрифу, остановилась в футе от него, ткнула ему в грудь пальцем и заявила:
– Я буду тебе очень признательна, Монкриф, – тщательно выговаривая слова, произнесла она, – если ты прекратишь говорить об этом.
Монкриф, не отвечая, поднял руку, обхватил ее палец своей огромной ладонью и поцеловал, а пока Кэтрин приходила в себя от потрясения, он поцеловал ее еще и в нос.
Раздался скрип открываемой двери. Кэтрин обернулась и с изумлением обнаружила, что в проеме толпятся сразу шесть женщин и каждая взирает на них со своим особенным выражением.
– Ты дал им еще один повод для сплетен, – прошипела Кэтрин.
Монкриф оглянулся через плечо. Его улыбка стала шире.
– Тогда продолжим.
И, не обращая внимания на зрителей, он наклонился и легко поцеловал Кэтрин в губы. В первый раз. Разумеется, он устроил демонстрацию, хотел, чтобы все думали, что у них счастливый брак, что они любят друг друга.
Монкриф взял Кэтрин за плечи и медленно притянул к себе, так, чтобы она, если пожелает, могла отстраниться. Но Кэтрин вдруг ощутила, как чудесно оказаться беспомощной в объятиях сильного мужчины. Пусть всего на мгновение, но все же почувствовать тепло другого человека.
Кэтрин приоткрыла губы, поцелуй Монкрифа стал глубже, и она вдруг забыла, что это всего лишь притворство и что за ними наблюдают любопытные глаза. Когда Монкриф отпустил ее, Кэтрин с трудом удержалась на ногах – так отчаянно колотилось сердце.
Кэтрин отступила на шаг и посмотрела мужу в лицо. Синие глаза Монкрифа смотрели на нее серьезно и с живым интересом, словно он видел ее впервые.
Обернувшись к дверям, Кэтрин обнаружила, что гости исчезли и, пренебрегая обязанностями хозяйки, тоже решила исчезнуть. Она отправилась в спальню, где опустилась на кровать и долго сидела, прижав ладони к губам.
Глава 11
– Я думаю, на инвентаризацию в Балидоне уйдет несколько месяцев, – говорила через две недели Глинет своей хозяйке.
Кэтрин оглядела окружающий их хаос и кивнула. Весь чердак был забит мебелью. «Мрачные мысли сделают эту работу еще тяжелее».
Глинет бросила на Кэтрин быстрый взгляд. Сегодня Глинет выглядела настоящей домоправительницей: волосы собраны в пучок, на поясе позвякивает связка ключей.
– Да, пугающее зрелище.
– Неужели они вообще ничего не выбрасывают?
– Нет, если это зависит от Джулианы, – ответила Кэтрин. – Думаю, моя невестка – самая бережливая женщина, какую я, на свое несчастье, встретила в жизни.
– Мне кажется, вот что надо сделать, – предложила Глинет. – Пусть лакеи унесут несколько сундуков вниз. Тогда у нас будет хотя бы место, чтобы двигаться.
– Ты права. Здесь не пройти.
– А сейчас что мы будем делать?
– Ну, есть еще главная башня.
Женщины спустились вниз и оказались в той части замка, которую Кэтрин еще не видела.
– Это портретная лестница, – сообщила ей Глинет, – а справа по коридору парадная лестница.
– Портретная лестница?
– Она ведет в галерею герцогских портретов.
– Неужели еще есть портреты?
Каждый вечер, укладываясь спать, Кэтрин смотрела на мрачные лица прежних герцогов, и каждый раз ей казалось, что они взирают на новую герцогиню неодобрительно.
В последнее время Кэтрин плохо спала. Безусловно, это явилось результатом отказа от опия, но в этом она признавалась только себе и ни за что не сказала бы Монкрифу. Зато ее перестали мучить ночные кошмары.
– Неужели они специально держали в доме художника, чтобы он рисовал портреты герцогов? Глинет только улыбнулась.
Поднявшись по лестнице, они свернули налево, где потолок неожиданно взлетал вверх. С одной стороны помещения тянулась стена с множеством широких окон, которые отбрасывали на паркет причудливые световые блики. Служанки сюда еще не добрались – в углах скопились клубы серой пыли. Стены галереи были затянуты темно-красным шелком, который местами выцвел от солнца. Но первое, на чем останавливался взгляд, были картины в тяжелых позолоченных рамах. Кэтрин поняла, что здесь представлена хронологическая последовательность герцогов династии Лаймондов: вполоборота, в фас, в полный рост, в торжественных позах и в горно-паевых мантиях, в охотничьих костюмах с парой гончих псов.
С одного из портретов на Кэтрин смотрели два мальчика. Из надписи на табличке она узнала, что это Колин и Дермотт, старшие братья Монкрифа. У обоих светлые волосы, узкие лица, острые подбородки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29