Это был брак по любви. Кэтрин была единственным ребенком очень состоятельного землевладельца. И, следовательно, у нее не было недостатка в женихах. – И она сладко улыбнулась своей бывшей невестке.
– Думаю, отец ей ни в чем не мог отказать, – вмешался в беседу викарий. – К сожалению, я не имел удовольствия знать его. – И он бросил скорбный взгляд на свой стакан. – Бедняга умер раньше, чем я приехал в Колстин-Холл.
– Разумеется, вы правы, викарий, – сказал мистер Дуннан. – Отец ни в чем не мог отказать Кэтрин. Когда она решила, что хочет выйти замуж за Гарри, они тут же поженились и жили счастливо, как два голубка.
– Вас удивило его решение вступить в полк? – спросил Монкриф, стараясь не смотреть на Кэтрин. Не стал он напоминать и о том, что этот счастливый союз длился лишь месяц до того, как Гарри со всевозможной поспешностью покинул Шотландию.
Мистера Дуннана удивил этот вопрос.
– Отец Кэтрин был благородным и щедрым человеком. – Он сделал большой глоток из стакана и одобрительно покачал головой. – Гарри по своему характеру не мог заниматься фермерством, и вот отец Кэтрин проявил щедрость и купил ему патент.
– Монкриф был командиром Гарри, – сообщила Кэтрин. Монкриф бросил на нее быстрый взгляд, но она все так же смотрела в пол.
– Правда, ваша светлость?
– Я только недавно вышел в отставку, – подтвердил Монкриф. – Мой брат умер, и я унаследовал титул.
– Мой сын был хорошим солдатом? – спросил мистер Дуннан.
И снова судьба заставляла Монкрифа возносить хвалы Гарри. Однако он не мог сообщить отцу, в чьем взгляде читалось ожидание и гордость, что его сын, этот доблестный герой, которого все оплакивали, был никудышным человеком и скверным солдатом.
– Он был отличным офицером, – заявил, наконец, Монкриф и допил виски одним глотком.
– Он говорил обо мне, ваша светлость? – В голосе миссис Дуннан звучала надежда. Монкриф хорошо знал этот тон. Слышал его много раз, навещая семьи погибших читая письма, которые получал от родных и близких.
– Он очень любил своих родителей, – сказал Монкриф. – И вообще всех, кого оставил в Шотландии.
Вот так. Если лжецы попадают в ад, то он, несомненно, возглавит процессию.
Дуннан опустил взгляд на свой стакан и покрутил его в руке.
– Тогда особенно странно, ваша светлость, что Кэтрин так скоро вышла замуж.
– Это выгодный союз, – сказал Монкриф, очевидно, имея в виду свой титул.
Дуннан обвел взглядом массу драгоценных безделушек, собранных здесь с единственной целью – поразить воображение гостей Балидона.
– Я понимаю, ваша светлость, – медленно проговорил он и перевел взгляд на Кэтрин. – Но она была в полном отчаянии после смерти Гарри и ни слова не говорила о вас.
Монкриф обменялся взглядом с викарием, у которого, видимо, хватило благоразумия не распространяться о поспешной свадьбе при свечах.
– Могу вас заверить, что Кэтрин моя любимая супруга. – Как ни странно, Монкрифу не пришлось лгать. – Я ее боготворю. – И он повертел свой опустевший стакан. В комнате наступила Полная тишина. Бросив взгляд в сторону Кэтрин, Монкриф увидел, с каким изумлением она на него смотрит. – В этом мы с Гарри очень похожи, – негромко, добавил он.
А вот это ложь только наполовину. Гарри вообще никого не любил, но этого Монкриф тоже не мог сказать в лицо отцу, который так дорожил памятью сына.
– Он был прекрасным молодым человеком, – произнесла миссис Дуннан. – Добрым, благородным. Такой мог согреть сердце любой матери. Я никогда его не забуду, пусть даже другие забыли. – Она не смотрела на Кэтрин, но было очевидно, что последние слова обращены к ней.
Монкриф поставил стакан и заставил себя улыбнуться.
– Все это очень прискорбно, но жизнь для живых. Мы можем оплакивать умерших, мадам, но если мы будем для них жить, это все равно что смерть.
Глаза миссис Дуннан расширились, но она промолчала, очевидно, не зная, как отвечать на неодобрение герцога.
Кэтрин смотрела в сторону. Румянец на ее лице сменился внезапной бледностью. Вот и отлично. Монкриф хотел смутить ее, хотел разбудить от вдовьего траура. Ему так хотелось прижать ее к себе, почувствовать каждый изгиб податливого тела. Хотелось, чтобы Кэтрин почувствовала, как он возбуждается от ее случайной, ускользающей улыбки или от вздоха, когда он несет ее на руках, прижимая к своей груди.
Монкриф никогда не говорил Кэтрин о своих чувствах, но нестерпимо желал объясниться с ней.
«Я хочу, чтобы ты была моей женой. Сейчас и всегда. Я хочу спать с тобой в одной постели. И я смирюсь, если мне достанется лишь незначительная доля той привязанности, которую ты испытывала к Гарри».
Конечно, такое признание повергнет Кэтрин в шок, и она отшатнется от него, как от сумасшедшего.
С важным видом зашел Уоллес и объявил, что обед подан. Кэтрин позволила, чтобы Монкриф помог ей дойти до столовой. Она не хотела, чтобы ее несли на руках, а потому Монкриф обнял ее за талию, и Кэтрин оперлась на него. Они оказались так тесно прижаты друг к другу, что Монкриф чувствовал изгиб ее бедра, мягкую податливость груди, прикосновение пальцев, запах ее духов. Он хотел поцеловать Кэтрин, но не решился, а в сотый раз послал Гарри проклятие.
Глава 16
Ветер яростно ломился в окна Балидона, завывал в его бастионах, как будто мог повергнуть каменные стены, которые простояли века. Неистовству непогоды вторили треск и шипение камина в герцогской спальне. Казалось, сама ночь восстает против мирного сна обитателей замка.
Кэтрин и Монкриф лежали в постели вдвоем. Каждый молча смотрел в потолок. Кэтрин хотелось узнать, о чем сейчас думает муж, но спросить она не решалась.
– Как долго они здесь пробудут? – вдруг спросил Монкриф, и Кэтрин почувствовала облегчение оттого, что он думает о гостях, а не о ней.
– Не знаю, – ответила она. – Но конечно, недолго. До их дома всего час пути. Это совсем рядом.
– Боюсь, что близость дома никак не повлияет на длительность их визита.
Кэтрин повернула голову и разглядела его профиль.
– Я всей душой надеюсь, что ты не прав.
Миссис Дуннан умела заставить ее чувствовать себя виноватой. Вместе с Джулианой она сумеет сделать ее жизнь в Балидоне невыносимой. Если бы Кэтрин не повредила ногу, она могла бы заняться повседневными делами, но сейчас это невозможно. Завтра она будет учиться ходить на костылях.
– Ты часто видела миссис Дуннан, пока жила вместе с Гарри? – вдруг спросил Монкриф.
– Нет, – ответила Кэтрин, вспоминая дни своего брака. – Теперь мне кажется, что Гарри запрещал ей приезжать в Колстин-Холл. Мы редко виделись. Последний раз я встречалась с ней на похоронах Гарри.
Наступило долгое молчание. Кэтрин подумала, что Монкриф заснул, но он вдруг повернулся к ней лицом.
– Кэтрин, прошлое может быть тяжким грузом, – негромко произнес он. – Давай заключим мир и сделаем вид, что ни у тебя, ни у меня не было никакого прошлого.
Сделать вид, что Гарри никогда не жил? Выбросить его из своего сердца? Забыть Колстин-Холл? Отца? Свое счастливое детство?
– Кем же я стану, – наконец заговорила Кэтрин, – если не буду сама собой?
– Кем захочешь.
– Когда я была маленькой, отец всегда называл меня принцессой. Я и сама верила, что я принцесса, а он – великодушный король, который оставил свой замок ради небольшого дома около леса.
– Теперь у тебя есть замок, Балидон.
– А ты – принц?
– Почему не король?
Кэтрин улыбнулась высокомерию Монкрифа, которое проявлялось даже в игре.
– Ну, хорошо, – отозвалась она. – Ты будешь могущественным королем, который объединил все королевства и теперь правит всем миром.
– Тогда у меня должна быть королева, а не просто принцесса.
– Ну, нет, – возразила Кэтрин. – У принцесс золотые волосы и они скачут на единорогах. А королевы серьезные… как Джулиана.
Монкриф рассмеялся:
– Ну вот, ты разрушила такое чудесное видение одним-единственным именем.
– Так и есть, – согласилась Кэтрин. – Тогда давай представим себе, другое место. Хотя я не могу вообразить более, прекрасного замка, чем Балидон.
– Так тебе он нравится? – спросил Монкриф.
– Нравится, – быстро ответила Кэтрин и почувствовала, что говорит искренне. – Он внушает благоговение, правда? Я пока не осмотрела все комнаты, но то, что видела, – просто великолепно. Если нам когда-нибудь надоест это крыло, мы можем переехать в восточное. А на втором этаже – чудесный зимний сад, только надо за ним лучше ухаживать.
– Мне говорили, что моя мать очень любила Балидон, – сказал Монкриф и, помолчав, добавил; – На этот раз я разрушил видение.
Кэтрин повернулась к нему лицом.
– Расскажи мне о ней.
– Я ничего не помню, – заговорил Монкриф. – Только по рассказам братьев. Они рассказывали мне, как она смеялась, говорили, что она очаровывала всех, кто с ней встречался. Колин говорил, что ее руки всегда были про хладными и пахли сиренью.
Монкриф замолчал.
– Я тоже не помню своей матери, – вздохнула Кэтрин. – Отец всегда говорил, что она была очень красива. Думаю, это правда. Но с другой стороны, обо мне он тоже это говорил. – Она улыбнулась в темноте.
– Так и есть. Да ты ведь и сама это знаешь.
Монкриф приподнялся на локте. Темное пятно его силуэта нависло над Кэтрин, но это выглядело не угрожающе, а странным образом успокаивало.
– Я не красавица, – возразила она. – Но все равно спасибо за комплимент.
– Ты смеешься? Никогда бы не подумал, что ты можешь напрашиваться на комплимент.
– Я и не напрашиваюсь.
– Твои глаза такого глубокого карего цвета, что кажутся черными. Твой нос безупречен, а губы полные и прекрасно очерчены. Даже в покое твое лицо очаровательно, а когда ты улыбаешься, оно становится воплощением красоты.
– Мою внешность нельзя даже сравнить с твоей, – смущенно возразила Кэтрин.
Монкриф рассмеялся.
– Ага! Так кто из нас льстец?
– Но ты же знаешь, как на тебя смотрят служанки! Даже повариха тебя обожает. Иначе, зачем бы она стала каждый раз посылать к тебе поднос с пирожками?
– Сомневаюсь, что они видят во мне мужчину. Просто я их господин.
Теперь засмеялась Кэтрин.
– Монкриф, ты или слишком скромен, или глуп.
– Думаю, ни то и ни другое. – Голос Монкрифа прозвучал скованно, и Кэтрин вдруг поняла, что он смущен. Таким она прежде его не знала. Эта новая черта его натуры показалась ей очень милой.
– Монкриф, оказывается, ты бываешь уязвим. Наверное, ты не любишь показывать эту сторону чужим людям?
Монкриф долго не отвечал, и Кэтрин подумала, что зашла слишком далеко. Их близость возникла так недавно, а она неосторожным словом могла ее разрушить.
– Кэтрин, я открылся перед тобой больше, чем перед любым другим человеком, – наконец заговорил Монкриф. – Странно, что ты этого не понимаешь.
Монкриф отвернулся, и это его отчуждение почему-то ранило Кэтрин. Вцепившись в край одеяла, она не могла придумать, как выразить свои чувства. Наконец нужные слова нашлись:
– Монкриф, я хочу быть твоим другом. Неужели между нами не может быть дружбы?
– Кэтрин, между нами значительно больше. Очень жаль, что ты этого не понимаешь.
– Я знаю это.
Она положила руку Монкрифу на плечо и почувствовала, как он напрягся.
– Кэтрин, не стоит дотрагиваться до меня в такой момент.
Она медленно убрала руку, объясняя себе, что не хочет искушать судьбу. И вовсе не трусость заставляла ее лежать, не двигаясь на своей половине кровати.
Когда Монкриф перевернулся на спину, Кэтрин решила, что он сейчас заговорит, но этого не произошло. Чтобы спрятать обиду, она сделала вид, что спит.
– Иногда твои груди колышутся, когда ты идешь, – вдруг произнес он.
У Кэтрин перехватило дыхание.
– Я стал поджидать таких моментов. Наверное, Мэри не всегда туго шнурует твоей корсет. Следует ее поощрить. Мне всегда хочется положить ладони на твои груди, почувствовать их округлость и теплоту. В последнее время эта мысль меня просто преследует.
У Кэтрин заколотилось сердце, но она продолжала делать вид, что спит.
– Позавчера ты надела новое платье. Все тот же унылый цвет лаванды, но вырез стал ниже. Я едва удержался, чтобы не запустить руки тебе за корсет и не попробовать, твердые ли у тебя соски.
Кэтрин не двигалась. Лишь бы только Монкриф не догадался, что она не спит и ловит каждое его слово. Так значит, он все время думает о ней, смотрит на нее? Кэтрин страшно взволновало такое открытие.
– Я не могу ничего с собой сделать, я все время вспоминаю ту ночь, когда купал тебя в ванне.
Кэтрин плотно зажмурила глаза, как будто старалась заглушить звуки его голоса. В голове вдруг вспыхнули воспоминания: жар от камина, всполохи пламени, сладкая истома от действия опия.
– Знать, что ты – моя жена, спать с тобой в одной постели, любоваться твоей красотой и не иметь возможности коснуться тебя – это настоящая пытка.
Монкриф сел и зажег свечу на столике.
– Кэтрин, ты можешь открыть глаза. Я знаю, что ты не спишь.
Она решительно распахнула веки.
– Как ты догадался?
– Тот, кто спит, не краснеет.
Кэтрин повернулась и увидела, что он уже стоит. Обнаженный. Широкие плечи, мощная грудь, длинные стройные ноги… Кэтрин снова зажмурилась, но, услышав шаги, приоткрыла глаза и увидела из-под ресниц, что Монкриф повернулся и нагнулся за халатом. О Господи, у него даже на спине мускулы!
Кэтрин прижала ладонь к губам. Она весь вечер не могла выбросить из головы образ обнаженного Монкрифа, а теперь у нее есть возможность снова его рассматривать.
– Ты никогда не надеваешь ночную рубашку?
– Нет, никогда.
– А разве полезно спать голым? – Кэтрин в жизни не видала столь хорошо сложенного мужчину.
– А разве ты никогда не спала без ночной рубашки?
Она отрицательно покачала головой.
– Может быть, стоит попробовать. – Монкриф надел халат. – Я отдал бы половину своего состояния, лишь бы узнать, о чем ты сейчас думаешь.
Его любопытство смутило Кэтрин больше, чем собственные мысли. Встретившись с мужем взглядом, она покраснела.
– Неужели я должна тебе рассказать?
– Я не властен над твоими мыслями, Кэтрин.
Не такая она дурочка, чтобы рассказать ему, что он самый красивый мужчина на свете. Кэтрин с усилием прогнала эту мысль, как знак неверности. Монкриф был выше и шире в плечах, чем ее дорогой Гарри, а уж как Гарри проигрывал в смысле мужского достоинства, не стоило и говорить.
– Я думала, что ты, должно быть, очень много двигаешься, раз у тебя такие мускулы, – наконец сказала Кэтрин, пытаясь скрыть смущение.
Монкриф стоял прямо перед Кэтрин в распахнутом халате и смотрел на нее. Ей хотелось попросить его завязать пояс или запахнуть полу. Неужели у него совсем нет скромности? И в тот же миг в голове Кэтрин мелькнула мысль, что, будучи так хорошо сложен, муж и не должен стесняться своего тела.
Но, слава Богу, Монкриф, наконец, завязал пояс и скрыл от ее взгляда свои столь внушительные атрибуты. Но Кэтрин успела заметить, как растет и напрягается его стержень.
– Он всегда так? – спросила Кэтрин, не сводя глаз с бугра на его халате.
– Над ним я тоже не властвую.
Монкриф вдруг отвернулся, и Кэтрин показалось, что он смущен.
– Я попрошу Джулиану перебраться из покоев герцогини, – вдруг холодно заявил Монкриф. – Нам ни к чему больше спать в одной спальне.
Он не дал Кэтрин времени на ответ, а развернулся и вышел из комнаты.
Неужели наступил предел его терпению? А как же супружеские обязанности? Может быть, появление родителей Гарри сделало то, что не мог сделать ее траур?
Кэтрин села в кровати и нахмурилась. Она никогда не сумеет понять герцога Лаймонда.
Глава 17
Следующая неделя выдалась нелегкой. Кэтрин научилась ходить на костылях и делала это очень ловко, хотя и не слишком грациозно. К тому же передвигалась она медленно и не успевала ускользнуть от миссис Дуннан. Пожилая дама следовала за Кэтрин повсюду, ни на минуту не оставляя в покое. Миссис Дуннан не решалась заходить только в библиотеку Монкрифа, полагая ее святилищем, закрытым для посещения. Но и Кэтрин тоже не рисковала туда зайти. С той последней ночи, которую они провели в общей спальне; Монкриф держался с женой очень сердечно, но сохранял дистанцию. Возможно, это было к лучшему, но Кэтрин не могла справиться с саднящим ощущением грусти, которая на сей раз никак не была связана с Гарри.
Джулиана тоже вносила свою лепту в череду неприятностей. Она не могла расстаться с мыслью, что Кэтрин швыряет деньги на ветер, и ежечасно следила за новой герцогиней или подсылала к ней Гортензию. Под надзором всех этих женщин Кэтрин чувствовала себя ужасно.
Ко всему прочему у Гортензии появилась какая-то сыпь. Источником ее могла послужить лавандовая вода, которой Кэтрин приказала ополаскивать белье, или мазь от боли в коленях, а может быть, это была аллергия на какие-то продукты. Теперь бедная женщина ходила и рассказывала всем об ужасных гнойниках, которые усыпали все ее тело. В последний раз, когда Гортензия затянула свои жалобы, Кэтрин сгребла костыли и заковыляла прочь, но несчастная страдалица потащилась следом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29