Когда официант удалился, он посмотрел на нее с металлическим блеском в глазах.
– Я хочу, чтобы ты уехала.
Это уже не было предложением, как прозвучало вчера и ранило ей сердце. Теперь это был приказ.
– За твоими вещами я пришлю в двенадцать часов, – он посмотрел в сторону, на дветы за окном. – Корабль отплывает в два.
Крошечная птичка залетела в комнату и уселась на край стола. Появился официант, поставил тарелку с тостами, махнул рукой.
– Кыш!
Птичка отважно схватила крошку с тарелки Леды, проскакала по скатерти и улетела.
Леда не могла есть. У нее перехватило дыхание.
Она хотела спросить, в чем виновата. В глубине души она знала, что не сделала ничего плохого. Он просто не хочет видеть ее здесь. Он дал ей это понять вчера. Был груб – вел себя так, как будто она его ненавидит, а их близость в той форме, которую он предлагает, – преступление.
В пустой комнате. У стены.
Она закусила губу, прижав салфетку ко рту.
Голос Сэмьюэла был холоден:
– Капитан организует все. У него будет чек, по которому заплатят в Сан-Франциско. Этого тебе хватит надолго. Ты вольна поехать куда угодно, но я предпочел бы знать, где ты. Если будешь раз в неделю присылать телеграмму в мой офис в Сан-Франциско, я буду знать, – он высунулся из окна, – что ты невредима. И все благополучно.
Маленькая птичка вернулась. Коричнево-оранжевые перышки, белый ободок вокруг глаз. Она казалась почти ручной.
– Ты сделаешь так? – спросил он.
– Да.
Это единственное, на что у нее хватило сил. Только на этот один слог.
– Я желаю тебе… Доброго пути. Не думаю, что смогу подойти на корабль.
Она быстро поднялась.
– Конечно. Нет необходимости. Он тоже встал. На мгновение она позволила себе взглянуть на него, чтобы запечатлеть в памяти то, что невозможно запечатлеть. Он уйдет и можно будет рисовать образ – яркий, совершенный.
В своем сердце она видела иного Сэмьюэла и понимала, что он несчастлив, что это твердое выражение на его лице – маска.
– Что-нибудь еще я могу сделать? – спросил он. Она без слов покачала головой.
– До свидания, Леда, – сказал он. – До свидания. Она уже не могла ответить. Слова не шли из горла. Не поднимая головы, она быстро повернулась и, не без труда найдя проход меж столов, покинула веранду.
33
Дожен ходил по дому Сэмьюэла, осматривая его. Хозяин стоял на веранде, облокотившись на решетку. Он наблюдал сквозь открытые двери, как Дожен проверяет запоры и ловушки.
Сэмьюэл чувствовал странное удовлетворение каждый раз, когда Дожен пропускал что-либо. Но это бывало редко. Двери-ловушки, которые откроются, только если полоска бумаги будет опущена в нужное место… Был также подземный ход (в основу его легла естественная пещера), который уходил в гору за домом. Обо всем этом Дог жен догадался. Только спросил, как отодвинуть панель, ведущую в подземный коридор.
Шаги Сэмьюэла отдавались гулким эхом в пустых комнатах. Определенная комбинация закрытых и открытых дверей наверху служила ключом. Панель отодвинулась.
Сэмьюэл вернулся на веранду. Он смотрел, как «Кэйси» рассекает волны…
Как легко Леда согласилась. Без колебаний, без вопросов. Она даже не попрощалась.
Он решил, что обдумав все ночью, она пришла к выводу: ей не стоит соблюдать условности. Если бы он смог сдерживаться…
Сэмьюэл закрыл глаза. Рот его мучительно сжался.
Хорошо, что она уехала. Леда отвлекала бы его. Она – уязвима. Люди, которые взяли рукоять Гокуакумы, войдя в его кабинет, которые обнаружили казаритачи, но не сломали ни одну из печатей, – они же могут побывать и в его доме. И они бы обнаружили все тайники, которые нашел Дожен. Он должен признать, что они нашли бы его уязвимое место – Леду.
Она и до сих пор – его боль. Даже сейчас, когда он стоит здесь.
Ниже он слышит тихие голоса трех своих «садовников» – эти люди подобраны им и Доженом, чтобы превратить дом в убежище быстро, незаметно для чужих любопытных глаз.
Сэмьюэл до сих пор испытывал странное чувство при мысли о том, что те друзья, которых Дожен завел среди эмигрантов, – это его японские родственники. И эти кровные связи – более прочные и старые, чем связь между ним самим и учителем. Шоджи – этот бессловесный и покорный слуга – оказался племянником Дожена, присланным специально для служения делу сбережения Гокуа-кумы.
Когда Дожен был один, когда Япония запретила эмиграцию, ему приходилось выбирать из тех людей, кто окружал его. Он готовил Сэмьюэла.
Сэмьюэл облокотился на белый парапет. Вон – бухта Гонолулу, дальше – огромная чаша Жемчужной бухты, рыбные водоемы, кустарники.
Дожен спрячет лезвие. Дом будет приспособлен – на это уйдет сила ин. Сэмьюэл же будет искать охотников – сила уо.
Это все, что знал Сэмьюэл о намерениях Дожена. Именно так японец объяснил ему свои планы.
Лезвие демона. Боже мой! Сэмьюэл сделает все, что потребует Дожен. Как всегда. Но на этот раз – впервые – он утаит от него горькую боль.
Сэмьюэл ничего не сказал, но это было очевидно. Если бы он только знал… Он не украл бы казаритачи вот так, по незнанию, из каких-то своих собственных неясных побуждений. Он никогда не привез бы рукоять сюда – так близко к лезвию. И кто знает, он, может быть, никогда не привез бы сюда Леду.
Он вспомнил тот фальшивый меч, который «нашли» в Лондоне, также пустой тайник за своей плитой. Противники Дожена искали рукоять Гокуакумы еще до того, как Сэмьюэл увидел ее, – другого объяснения не подберешь: откуда еще мог взяться дубликат? Именно этот дубликат должен был заменить меч с рукоятью Гокуакумы еще до передачи его королеве. Кража, совершенная Сэмьюэлом, изменила схему. Но они продолжали искать рукоять.
И сделали то, что не удалось сделать Скотланд-Ярду. Нашли его.
Тот, кто охотится за Гокуакумой, тоже подготовлен. Только лучше. Если они верят в него (как говорит Дожен; «Дьявол также реален, как и охотники за ним»), то они способны на многое.
Три года назад Сэмьюэл знал каждого японца в Гонолулу по имени. Но теперь здесь множество соотечественников Дожена. Как на плантациях, так и в городе. Тысячи лиц.
Может быть, это – его преимущество, то, что он не верит в Гокуакума так, как Дожен и его преследователи.
Чтобы выиграть, достаточно не желать проигрывать. Так говорил Дожен.
Сэмьюэл смотрел, как «Кэйси» скрывается за Янтарной Головой, клубы дыма устремились в небеса; уже взят курс на мыс Махапу, вот уже она не видна. И не окликнуть…
В повту ей эта мысль показалась разумной, ясной, четкой. Леда знала, что, когда наступит момент взойти на борт корабля, она не сможет этого сделать. И решение вернуться оправдывалось целым потоком убедительных доводов. О долге жены и чем-то еще…
Теперь, когда она вновь появилась в отеле, когда «Кэйси» дала прощальный гудок, Леда уже не находила объяснений, как прямое неповиновение мужу, отказ выполнить его четко высказанное пожелание может быть оправдано с помощью ссылок на долг законопослушной жены?
Манало, кучер, посланный Сэмьюэлом, чтобы помочь ей взойти на корабль, сложил вещи назад в коляску. Это был молодой человек, пугающий своей мощью и ростом, но ему, казалось, было приятно нести огромный букет лилий, который он приобрел для Леды по поручению своего хозяина.
– А вы оставайтесь, Хаки-нуи. Он любит. Человек номер один. Он любит. Хорошо оставаться на Гавайи. – Манало улыбнулся. – Все вещи уложены. Занимай место. Вики-вики.
Он щелкнул кнутом, и лошадь припустила.
Леда не так торопилась попасть обратно в горы, как Манало. Она не была столь уверена, что Сэмьюэл «любит она оставаться». Она надеялась продумать небольшую речь в защиту своего решения, но пока ее вещи в последнюю минуту убирали с палубы, пока она обменивалась улыбками и невразумительными репликами с людьми из отеля, с которыми распростилась час назад, пока лошадь скакала по горной дороге, у нее не родилось ни одной фразы.
От бедной лошади шел пар, коща они достигли прохладной аллеи. Дом Сэмьюэла – «Наш дом», – упрямо подумала она – белым элегантным четырехугольником высился на склоне горы. Вокруг – красная почва после выкорчеванных деревьев.
Пока они ехали по гравию подъездной дорожки, два садовника повернули головы в их сторону. Кажется, они подрезали кусты и довольно недоуменно посмотрели на приехавших, молча держа свои инструменты. Манало закричал что-то на гавайском языке и указал на Леду. Темные лица осветились улыбками. Они сняли свои вязаные шапочки и отвесили глубокие поклоны вслед коляске.
Леда склонила голову, стараясь выразить благодарность. Коляска подкатила к ступеням. Неподалеку рабочие укладывали розовые плиты будущего тротуара.
Леда не сразу открыла дверцу; Сэмьюэла нигде не было видно. Человек восточной национальности, одетый в простую одежду, появился на пороге и спустился по ступеням.
– Алоха! – закричал Манало. – Дожен-сан! Вахине-леди. Она не хочет уезжать. Она не на «Кэйси». Где Хаку-нун, человек первый?
– Алоха, миссис Самуа-сан! – Когда Манало помог Леде выйти из экипажа, вышедший из дома человек поклонился и указал рукой наверх. – Самуа-сан там.
Леда посмотрела наверх. На веранде, прислонившись к одному из столбов, со скрещенными руками стоял Сэмьюэл. Его тихое приветствие сменилось более громким возмущением:
– Какого черта ты здесь?
– Я решила, – начала Леда, – когда уже готова была взойти на корабль, что нехорошо мне уезжать… – Леда была уверена, что все смотрят на нее. – Возможно, если ты… возможно, мы обсудим это при более удобных обстоятельствах.
– А что обсуждать? Корабль отчалил.
– Да, я полагаю.
– Уже семнадцать миль от мыса Макапу – не менее, я думаю. В течение двух недель кораблей больше не будет.
– Действительно? Как неудачно!
Она услышала его вздох. Затем шаги по веранде. Вскоре Сэмьюэл спустился. Остановился на ступенях. Леда уловила следы гнева на его лице, но он только сказал:
– И что ты собираешься делать?
– Я думаю, что буду работать.
– Работать?
Она набралась мужества.
– Мой долг – сделать твой дом уютным. Для тебя. Он молча посмотрел на нее, не возражая. Это сделало ее более смелой и быстрой.
– Я могла бы проследить, как обставляются комнаты. Мы заказали в Лондоне очень немногое. И все это так не скоро доставят.
– Мебель, – сказал японец, – я делать, миссис Самуа-сан. Завтра пойти смотреть. Что нужно. Я – мерить. Стол, кресло. Что нужно.
– Нет, – сказал Сэмьюэл, – я не хочу. Леда покраснела. Она облизнула пересохшие губы и сделала шаг назад.
Невысокий человек посмотрел на Сэмьюэла.
– У Самуа-сан жена. Нужна мебель. Кресло, стул. Все такое.
– Нет, – Сэмьюэл посмотрел на нее. – Ты можешь вернуться в отель и остаться там, – он бросил холодный взгляд на Манало. – Я отвезу. Кажется, я не могу никому другому доверить даже такой пустяк.
Манало умудрился выглядеть несправедливо обиженным и печальным одновременно:
– А я что мог? Она не хотеть, вы не сказать мне: «Эй, Манало, заставить ее как мочь!»
– Конечно, нет, – сказала Леда, – Манало тут ни при чем.
– Вам нужны стулья, миссис Самуа-сан, – невысокий человек указал на угол веранды. – Здесь? Хорошо. Удобный место. Сидеть. Видеть – смотреть океан, горы, все.
Сэмьюэл что-то резко сказал на японском. Человек поклонился и что-то ответил. Рот Сэмьюэла сжимался все сильнее и сильнее, поклоны становились все ниже и ниже. Внезапно Сэмьюэл повернулся к ней:
– Обставляй дом! Наслаждайся! В любое время! Он быстро ушел в глубь дома; как будто забыв о существовании других людей.
– O'кей, Самуа-сан, – невысокий человек поклонился ему вслед, затем поклонился Леде. Указал на свой нос. – Дожен. Столяр. Хороший стол, хороший стул. Вы говорите, что хотите.
Она предпочла бы продолжить разговор с Сэмьюэлом, но Дожен так смотрел на нее, как будто она сейчас вручит ему список нужных вещей.
– Ну, я думаю, нужен стол. Для столовой. И стулья. Двух будет достаточно для начала. Сколько же это потребуется времени?
– Стол есть. Стулья есть, – он загнул большой и указательный пальцы, затем еще два. – Четыре стула. Я принести. Быстро.
– Они уже сделаны?
– Сделано.
– Понятно. А что еще у вас есть, мистер Дожен?
– Буфет, – он нарисовал что-то странное, не очень понятных Леде очертаний, в воздухе. – Книжный шкаф, китайские стулья. Стулья качаться. Малый стол. Большой стол. Вся мебель. Нигде такая мебель. Дожен – мебель намного лучше. По-японски красиво – «шибуи». Красота, да. Я принести для весь дом. Вы видеть – смотреть, что хотеть.
– О, не нужно так беспокоиться! Я могу пойти в ваш магазин.
– Нет, нет! Я принести. Вы говорить – ставь сюда, туда, видеть-смотреть. Не нравится – унести.
– Очень мило с вашей стороны. Мне бы хотелось, конечно, посмотреть на месте.
– Завтра! Вы приходите в этот дом. Я принести. Леда заколебалась. Вся эта сумятица с мебелью… Она сделает все изящно. Сэмьюэл любит японские вещи. Она вспомнила, что леди Кэй говорила: он сам вырезает из дерева, предпочитает японский стиль. Но Леда не представляла, она с печалью вынуждена была это признать, что же именно может вызвать у мужчины чувство уюта.
Она смущенно посмотрела на мистера Дожена и Ма-нало.
– Я могу у вас спросить, давно ли вы знаете мистера Джерарда?
– Давно? – переспросил мистер Дожен.
Леда подозревала, что во многих семьях повар, горничная, дворецкий знают о привычках хозяина порой больше, чем кровные родственники.
– Может быть, уже несколько лет? Мистер Дожен, вы давно служите у мистера Джерарда?
– А… давно. Шестнадцать, восемнадцать. До того работать у леди Эшланд. Она заботиться о Самуа-сан.
– А, леди Эшланд!
Леда считала, что если он работал у леди Эшланд, то, значит, характер у него замечательный. Она не вспомнила, упоминала ли леди Тэсс когда-нибудь имени Дожен.
– А Манало молод. Нет тридцать, да? – Дожен кивнул в сторону гавайца. – Возможно, шесть-семь лет работать у Самуа-сан, да?
Манало довольно усмехнулся.
– Много. Давно. Не купаться. Не на лошадь. Ауве! Работать! – он провел по лбу, изображая усталость.
– Возможно, если вы хорошо его знаете… – Леда понизила голос, – я плохо представляю, как обставить дом, чтобы мужчине понравилось. Может быть, вы мне выскажете какие-нибудь предложения?
Они оба заморгали глазами.
– Какую мебель любят мужчины? Что бы он предпочел видеть в своем доме?
– Кровать, – сказал Манало, явно подмигнув ей.
– Да, – кивнул Дожен, – вещь первый – кровать. Спать муж любит!
Леда почувствовала, что краснеет. Пока Манало глупо ухмылялся, мистер Дожен начал пространное описание кровати, которая у него была готова.
Невзирая на примитивность Манало (Леда не удивилась, если бы увидела его жующим сырой лук), он был искренен. Явно считал, что столы, стулья и все прочее не так важно. Будь то тюфяк с перьями или связка пальмовых листьев, кровать – вещь первой необходимости, в которой нуждается муж.
– Итак, – сказала Леда Дожену, наконец, – вы принесете кровать.
– Принести кровать, – Дожен поклонился, – кровать есть дом.
– Да, – согласилась Леда, – на это хочется надеяться.
– Мистер Дожен сказал мне, что у него есть прекрасная кровать из дерева, из которого только скрипки делать, – она ложечкой размешивала мороженое. – Я не очень знаю, что это за вид дерева.
– Это верхняя часть коа, – Сэмьюэл наблюдал за нею. Она не смотрела на него. Она избегала его взгляда с тех самых пор, как он посадил ее в коляску, чтобы отправить в отель. – Очень дорогое ценное дерево. Ее ложечка замерла.
– Ты думаешь, слишком дорого?
– Трать деньги на все, что тебе понравится.
Она попробовала мороженое.
Сэмыоэл не знал, зачем он сидит здесь. У него куча дел. Но он сидит, смотрит на ее руки, ее волосы, ее бледно-розовую юбку.
– Я подумала, что восточный узор будет привлекателен. Тебе бы понравилось?
– Как ты хочешь, мне все равно.
Он понимал, что его ответ невежлив. Но какой это риск – она здесь. Он не мог просчитать, осознать всей опасности. Он не хотел, чтобы она была в доме. Его душа требовала, чтобы он запер ее в комнате и приставил десять сторожей у двери.
Он не хотел допустить, чтобы она оставалась здесь, но сидел и слушал ее мягкий голос: какие занавески предпочесть, легко ли найти хорошего повара за умеренную плату…
Он чувствовал, что его тянут куда-то. И это трогательное внимание к его вкусу, деликатность, непосредственность. Она остается. Она строит планы на будущее. Говорит о его доме, как жена.
Мороженое растаяло на ее тарелочке.
За окном уже темнел закат. Мягкий воздух просачивался в столовую. Но она все еще водила ложечкой по тарелке, и ее речь все лилась и лилась.
– Возможно, у тебя нет дел вечером, – она взглянула на него из-под ресниц, – ты захочешь выпить кофе в нашем номере?
Как плохо, что она в опасности! Если он останется с ней, то будет знать, что все в порядке. Он кивнул и быстро встал, потом отодвинул ее стул.
Номер был самым большим в отеле. Высокий потолок, в гостиной можно принимать гостей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– Я хочу, чтобы ты уехала.
Это уже не было предложением, как прозвучало вчера и ранило ей сердце. Теперь это был приказ.
– За твоими вещами я пришлю в двенадцать часов, – он посмотрел в сторону, на дветы за окном. – Корабль отплывает в два.
Крошечная птичка залетела в комнату и уселась на край стола. Появился официант, поставил тарелку с тостами, махнул рукой.
– Кыш!
Птичка отважно схватила крошку с тарелки Леды, проскакала по скатерти и улетела.
Леда не могла есть. У нее перехватило дыхание.
Она хотела спросить, в чем виновата. В глубине души она знала, что не сделала ничего плохого. Он просто не хочет видеть ее здесь. Он дал ей это понять вчера. Был груб – вел себя так, как будто она его ненавидит, а их близость в той форме, которую он предлагает, – преступление.
В пустой комнате. У стены.
Она закусила губу, прижав салфетку ко рту.
Голос Сэмьюэла был холоден:
– Капитан организует все. У него будет чек, по которому заплатят в Сан-Франциско. Этого тебе хватит надолго. Ты вольна поехать куда угодно, но я предпочел бы знать, где ты. Если будешь раз в неделю присылать телеграмму в мой офис в Сан-Франциско, я буду знать, – он высунулся из окна, – что ты невредима. И все благополучно.
Маленькая птичка вернулась. Коричнево-оранжевые перышки, белый ободок вокруг глаз. Она казалась почти ручной.
– Ты сделаешь так? – спросил он.
– Да.
Это единственное, на что у нее хватило сил. Только на этот один слог.
– Я желаю тебе… Доброго пути. Не думаю, что смогу подойти на корабль.
Она быстро поднялась.
– Конечно. Нет необходимости. Он тоже встал. На мгновение она позволила себе взглянуть на него, чтобы запечатлеть в памяти то, что невозможно запечатлеть. Он уйдет и можно будет рисовать образ – яркий, совершенный.
В своем сердце она видела иного Сэмьюэла и понимала, что он несчастлив, что это твердое выражение на его лице – маска.
– Что-нибудь еще я могу сделать? – спросил он. Она без слов покачала головой.
– До свидания, Леда, – сказал он. – До свидания. Она уже не могла ответить. Слова не шли из горла. Не поднимая головы, она быстро повернулась и, не без труда найдя проход меж столов, покинула веранду.
33
Дожен ходил по дому Сэмьюэла, осматривая его. Хозяин стоял на веранде, облокотившись на решетку. Он наблюдал сквозь открытые двери, как Дожен проверяет запоры и ловушки.
Сэмьюэл чувствовал странное удовлетворение каждый раз, когда Дожен пропускал что-либо. Но это бывало редко. Двери-ловушки, которые откроются, только если полоска бумаги будет опущена в нужное место… Был также подземный ход (в основу его легла естественная пещера), который уходил в гору за домом. Обо всем этом Дог жен догадался. Только спросил, как отодвинуть панель, ведущую в подземный коридор.
Шаги Сэмьюэла отдавались гулким эхом в пустых комнатах. Определенная комбинация закрытых и открытых дверей наверху служила ключом. Панель отодвинулась.
Сэмьюэл вернулся на веранду. Он смотрел, как «Кэйси» рассекает волны…
Как легко Леда согласилась. Без колебаний, без вопросов. Она даже не попрощалась.
Он решил, что обдумав все ночью, она пришла к выводу: ей не стоит соблюдать условности. Если бы он смог сдерживаться…
Сэмьюэл закрыл глаза. Рот его мучительно сжался.
Хорошо, что она уехала. Леда отвлекала бы его. Она – уязвима. Люди, которые взяли рукоять Гокуакумы, войдя в его кабинет, которые обнаружили казаритачи, но не сломали ни одну из печатей, – они же могут побывать и в его доме. И они бы обнаружили все тайники, которые нашел Дожен. Он должен признать, что они нашли бы его уязвимое место – Леду.
Она и до сих пор – его боль. Даже сейчас, когда он стоит здесь.
Ниже он слышит тихие голоса трех своих «садовников» – эти люди подобраны им и Доженом, чтобы превратить дом в убежище быстро, незаметно для чужих любопытных глаз.
Сэмьюэл до сих пор испытывал странное чувство при мысли о том, что те друзья, которых Дожен завел среди эмигрантов, – это его японские родственники. И эти кровные связи – более прочные и старые, чем связь между ним самим и учителем. Шоджи – этот бессловесный и покорный слуга – оказался племянником Дожена, присланным специально для служения делу сбережения Гокуа-кумы.
Когда Дожен был один, когда Япония запретила эмиграцию, ему приходилось выбирать из тех людей, кто окружал его. Он готовил Сэмьюэла.
Сэмьюэл облокотился на белый парапет. Вон – бухта Гонолулу, дальше – огромная чаша Жемчужной бухты, рыбные водоемы, кустарники.
Дожен спрячет лезвие. Дом будет приспособлен – на это уйдет сила ин. Сэмьюэл же будет искать охотников – сила уо.
Это все, что знал Сэмьюэл о намерениях Дожена. Именно так японец объяснил ему свои планы.
Лезвие демона. Боже мой! Сэмьюэл сделает все, что потребует Дожен. Как всегда. Но на этот раз – впервые – он утаит от него горькую боль.
Сэмьюэл ничего не сказал, но это было очевидно. Если бы он только знал… Он не украл бы казаритачи вот так, по незнанию, из каких-то своих собственных неясных побуждений. Он никогда не привез бы рукоять сюда – так близко к лезвию. И кто знает, он, может быть, никогда не привез бы сюда Леду.
Он вспомнил тот фальшивый меч, который «нашли» в Лондоне, также пустой тайник за своей плитой. Противники Дожена искали рукоять Гокуакумы еще до того, как Сэмьюэл увидел ее, – другого объяснения не подберешь: откуда еще мог взяться дубликат? Именно этот дубликат должен был заменить меч с рукоятью Гокуакумы еще до передачи его королеве. Кража, совершенная Сэмьюэлом, изменила схему. Но они продолжали искать рукоять.
И сделали то, что не удалось сделать Скотланд-Ярду. Нашли его.
Тот, кто охотится за Гокуакумой, тоже подготовлен. Только лучше. Если они верят в него (как говорит Дожен; «Дьявол также реален, как и охотники за ним»), то они способны на многое.
Три года назад Сэмьюэл знал каждого японца в Гонолулу по имени. Но теперь здесь множество соотечественников Дожена. Как на плантациях, так и в городе. Тысячи лиц.
Может быть, это – его преимущество, то, что он не верит в Гокуакума так, как Дожен и его преследователи.
Чтобы выиграть, достаточно не желать проигрывать. Так говорил Дожен.
Сэмьюэл смотрел, как «Кэйси» скрывается за Янтарной Головой, клубы дыма устремились в небеса; уже взят курс на мыс Махапу, вот уже она не видна. И не окликнуть…
В повту ей эта мысль показалась разумной, ясной, четкой. Леда знала, что, когда наступит момент взойти на борт корабля, она не сможет этого сделать. И решение вернуться оправдывалось целым потоком убедительных доводов. О долге жены и чем-то еще…
Теперь, когда она вновь появилась в отеле, когда «Кэйси» дала прощальный гудок, Леда уже не находила объяснений, как прямое неповиновение мужу, отказ выполнить его четко высказанное пожелание может быть оправдано с помощью ссылок на долг законопослушной жены?
Манало, кучер, посланный Сэмьюэлом, чтобы помочь ей взойти на корабль, сложил вещи назад в коляску. Это был молодой человек, пугающий своей мощью и ростом, но ему, казалось, было приятно нести огромный букет лилий, который он приобрел для Леды по поручению своего хозяина.
– А вы оставайтесь, Хаки-нуи. Он любит. Человек номер один. Он любит. Хорошо оставаться на Гавайи. – Манало улыбнулся. – Все вещи уложены. Занимай место. Вики-вики.
Он щелкнул кнутом, и лошадь припустила.
Леда не так торопилась попасть обратно в горы, как Манало. Она не была столь уверена, что Сэмьюэл «любит она оставаться». Она надеялась продумать небольшую речь в защиту своего решения, но пока ее вещи в последнюю минуту убирали с палубы, пока она обменивалась улыбками и невразумительными репликами с людьми из отеля, с которыми распростилась час назад, пока лошадь скакала по горной дороге, у нее не родилось ни одной фразы.
От бедной лошади шел пар, коща они достигли прохладной аллеи. Дом Сэмьюэла – «Наш дом», – упрямо подумала она – белым элегантным четырехугольником высился на склоне горы. Вокруг – красная почва после выкорчеванных деревьев.
Пока они ехали по гравию подъездной дорожки, два садовника повернули головы в их сторону. Кажется, они подрезали кусты и довольно недоуменно посмотрели на приехавших, молча держа свои инструменты. Манало закричал что-то на гавайском языке и указал на Леду. Темные лица осветились улыбками. Они сняли свои вязаные шапочки и отвесили глубокие поклоны вслед коляске.
Леда склонила голову, стараясь выразить благодарность. Коляска подкатила к ступеням. Неподалеку рабочие укладывали розовые плиты будущего тротуара.
Леда не сразу открыла дверцу; Сэмьюэла нигде не было видно. Человек восточной национальности, одетый в простую одежду, появился на пороге и спустился по ступеням.
– Алоха! – закричал Манало. – Дожен-сан! Вахине-леди. Она не хочет уезжать. Она не на «Кэйси». Где Хаку-нун, человек первый?
– Алоха, миссис Самуа-сан! – Когда Манало помог Леде выйти из экипажа, вышедший из дома человек поклонился и указал рукой наверх. – Самуа-сан там.
Леда посмотрела наверх. На веранде, прислонившись к одному из столбов, со скрещенными руками стоял Сэмьюэл. Его тихое приветствие сменилось более громким возмущением:
– Какого черта ты здесь?
– Я решила, – начала Леда, – когда уже готова была взойти на корабль, что нехорошо мне уезжать… – Леда была уверена, что все смотрят на нее. – Возможно, если ты… возможно, мы обсудим это при более удобных обстоятельствах.
– А что обсуждать? Корабль отчалил.
– Да, я полагаю.
– Уже семнадцать миль от мыса Макапу – не менее, я думаю. В течение двух недель кораблей больше не будет.
– Действительно? Как неудачно!
Она услышала его вздох. Затем шаги по веранде. Вскоре Сэмьюэл спустился. Остановился на ступенях. Леда уловила следы гнева на его лице, но он только сказал:
– И что ты собираешься делать?
– Я думаю, что буду работать.
– Работать?
Она набралась мужества.
– Мой долг – сделать твой дом уютным. Для тебя. Он молча посмотрел на нее, не возражая. Это сделало ее более смелой и быстрой.
– Я могла бы проследить, как обставляются комнаты. Мы заказали в Лондоне очень немногое. И все это так не скоро доставят.
– Мебель, – сказал японец, – я делать, миссис Самуа-сан. Завтра пойти смотреть. Что нужно. Я – мерить. Стол, кресло. Что нужно.
– Нет, – сказал Сэмьюэл, – я не хочу. Леда покраснела. Она облизнула пересохшие губы и сделала шаг назад.
Невысокий человек посмотрел на Сэмьюэла.
– У Самуа-сан жена. Нужна мебель. Кресло, стул. Все такое.
– Нет, – Сэмьюэл посмотрел на нее. – Ты можешь вернуться в отель и остаться там, – он бросил холодный взгляд на Манало. – Я отвезу. Кажется, я не могу никому другому доверить даже такой пустяк.
Манало умудрился выглядеть несправедливо обиженным и печальным одновременно:
– А я что мог? Она не хотеть, вы не сказать мне: «Эй, Манало, заставить ее как мочь!»
– Конечно, нет, – сказала Леда, – Манало тут ни при чем.
– Вам нужны стулья, миссис Самуа-сан, – невысокий человек указал на угол веранды. – Здесь? Хорошо. Удобный место. Сидеть. Видеть – смотреть океан, горы, все.
Сэмьюэл что-то резко сказал на японском. Человек поклонился и что-то ответил. Рот Сэмьюэла сжимался все сильнее и сильнее, поклоны становились все ниже и ниже. Внезапно Сэмьюэл повернулся к ней:
– Обставляй дом! Наслаждайся! В любое время! Он быстро ушел в глубь дома; как будто забыв о существовании других людей.
– O'кей, Самуа-сан, – невысокий человек поклонился ему вслед, затем поклонился Леде. Указал на свой нос. – Дожен. Столяр. Хороший стол, хороший стул. Вы говорите, что хотите.
Она предпочла бы продолжить разговор с Сэмьюэлом, но Дожен так смотрел на нее, как будто она сейчас вручит ему список нужных вещей.
– Ну, я думаю, нужен стол. Для столовой. И стулья. Двух будет достаточно для начала. Сколько же это потребуется времени?
– Стол есть. Стулья есть, – он загнул большой и указательный пальцы, затем еще два. – Четыре стула. Я принести. Быстро.
– Они уже сделаны?
– Сделано.
– Понятно. А что еще у вас есть, мистер Дожен?
– Буфет, – он нарисовал что-то странное, не очень понятных Леде очертаний, в воздухе. – Книжный шкаф, китайские стулья. Стулья качаться. Малый стол. Большой стол. Вся мебель. Нигде такая мебель. Дожен – мебель намного лучше. По-японски красиво – «шибуи». Красота, да. Я принести для весь дом. Вы видеть – смотреть, что хотеть.
– О, не нужно так беспокоиться! Я могу пойти в ваш магазин.
– Нет, нет! Я принести. Вы говорить – ставь сюда, туда, видеть-смотреть. Не нравится – унести.
– Очень мило с вашей стороны. Мне бы хотелось, конечно, посмотреть на месте.
– Завтра! Вы приходите в этот дом. Я принести. Леда заколебалась. Вся эта сумятица с мебелью… Она сделает все изящно. Сэмьюэл любит японские вещи. Она вспомнила, что леди Кэй говорила: он сам вырезает из дерева, предпочитает японский стиль. Но Леда не представляла, она с печалью вынуждена была это признать, что же именно может вызвать у мужчины чувство уюта.
Она смущенно посмотрела на мистера Дожена и Ма-нало.
– Я могу у вас спросить, давно ли вы знаете мистера Джерарда?
– Давно? – переспросил мистер Дожен.
Леда подозревала, что во многих семьях повар, горничная, дворецкий знают о привычках хозяина порой больше, чем кровные родственники.
– Может быть, уже несколько лет? Мистер Дожен, вы давно служите у мистера Джерарда?
– А… давно. Шестнадцать, восемнадцать. До того работать у леди Эшланд. Она заботиться о Самуа-сан.
– А, леди Эшланд!
Леда считала, что если он работал у леди Эшланд, то, значит, характер у него замечательный. Она не вспомнила, упоминала ли леди Тэсс когда-нибудь имени Дожен.
– А Манало молод. Нет тридцать, да? – Дожен кивнул в сторону гавайца. – Возможно, шесть-семь лет работать у Самуа-сан, да?
Манало довольно усмехнулся.
– Много. Давно. Не купаться. Не на лошадь. Ауве! Работать! – он провел по лбу, изображая усталость.
– Возможно, если вы хорошо его знаете… – Леда понизила голос, – я плохо представляю, как обставить дом, чтобы мужчине понравилось. Может быть, вы мне выскажете какие-нибудь предложения?
Они оба заморгали глазами.
– Какую мебель любят мужчины? Что бы он предпочел видеть в своем доме?
– Кровать, – сказал Манало, явно подмигнув ей.
– Да, – кивнул Дожен, – вещь первый – кровать. Спать муж любит!
Леда почувствовала, что краснеет. Пока Манало глупо ухмылялся, мистер Дожен начал пространное описание кровати, которая у него была готова.
Невзирая на примитивность Манало (Леда не удивилась, если бы увидела его жующим сырой лук), он был искренен. Явно считал, что столы, стулья и все прочее не так важно. Будь то тюфяк с перьями или связка пальмовых листьев, кровать – вещь первой необходимости, в которой нуждается муж.
– Итак, – сказала Леда Дожену, наконец, – вы принесете кровать.
– Принести кровать, – Дожен поклонился, – кровать есть дом.
– Да, – согласилась Леда, – на это хочется надеяться.
– Мистер Дожен сказал мне, что у него есть прекрасная кровать из дерева, из которого только скрипки делать, – она ложечкой размешивала мороженое. – Я не очень знаю, что это за вид дерева.
– Это верхняя часть коа, – Сэмьюэл наблюдал за нею. Она не смотрела на него. Она избегала его взгляда с тех самых пор, как он посадил ее в коляску, чтобы отправить в отель. – Очень дорогое ценное дерево. Ее ложечка замерла.
– Ты думаешь, слишком дорого?
– Трать деньги на все, что тебе понравится.
Она попробовала мороженое.
Сэмыоэл не знал, зачем он сидит здесь. У него куча дел. Но он сидит, смотрит на ее руки, ее волосы, ее бледно-розовую юбку.
– Я подумала, что восточный узор будет привлекателен. Тебе бы понравилось?
– Как ты хочешь, мне все равно.
Он понимал, что его ответ невежлив. Но какой это риск – она здесь. Он не мог просчитать, осознать всей опасности. Он не хотел, чтобы она была в доме. Его душа требовала, чтобы он запер ее в комнате и приставил десять сторожей у двери.
Он не хотел допустить, чтобы она оставалась здесь, но сидел и слушал ее мягкий голос: какие занавески предпочесть, легко ли найти хорошего повара за умеренную плату…
Он чувствовал, что его тянут куда-то. И это трогательное внимание к его вкусу, деликатность, непосредственность. Она остается. Она строит планы на будущее. Говорит о его доме, как жена.
Мороженое растаяло на ее тарелочке.
За окном уже темнел закат. Мягкий воздух просачивался в столовую. Но она все еще водила ложечкой по тарелке, и ее речь все лилась и лилась.
– Возможно, у тебя нет дел вечером, – она взглянула на него из-под ресниц, – ты захочешь выпить кофе в нашем номере?
Как плохо, что она в опасности! Если он останется с ней, то будет знать, что все в порядке. Он кивнул и быстро встал, потом отодвинул ее стул.
Номер был самым большим в отеле. Высокий потолок, в гостиной можно принимать гостей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41