Это ваш выбор, но я хочу, чтобы вы выбрали сознательно.
– Нет, мэм, то есть Тэсс.
– Имя моего друга – Махина Фрейзер. Она с Таити. Уверяю вас, Леда, нище так много не говорят о физической любви мужчины и женщины, как на Таити.
– О, – с сомнением откликнулась Леда.
– Слышали вы о Таити? Это остров. Махина рассказала мне это на берегу. У наших ног был горячий песок, наши волосы были распущены, как сейчас у вас. Мужчины – другое дело, но и женщины должны расслабляться, чтобы предаваться любви. Волосы свободны, никаких опасений. – Ее красивые глаза дразняще сузились. – Ну вот, я уже шокирую вас, но мы ведь еще не начали разговор. Вы боитесь Сэмьюэла, Леда?
Вопрос оказался неожиданным и Леда только моргнула.
– Он причинил вам боль? – спросила леди Тэсс осторожно.
Леда посмотрела на свои колени, проведя пальцем по ручке зеркала.
– Да.
– Поверь мне, пожалуйста, поверь, это только временно. Потом боли не будет. Если же она останется, значит, что-то не так. Не забывай об этом. И не позволяй Сэмьюэлу думать иначе. Я опасаюсь. Я скажу тебе, почему. Но сейчас речь о тебе. Я стара, я знаю больше, чем вы оба. Телу девушки надо время, чтобы привыкнуть, и это все связано с раной, с болью и кровью, как всегда. Ты понимаешь?
Леда кивнула.
– Улыбнись мне. Это не страшно. Это очень приятно. У тебя когда-нибудь был теплый песок под пальцами?
– Нет, мэм.
– Думай о чем-либо теплом и роскошном, когда ты рядом с мужчиной. О веере из перьев. О кашемировой шали.
Леда посмотрела на застеленную покрывалом кровать. Быстрый взгляд Тэсс застиг ее. Леда горячо покраснела.
– Ты думаешь о Сэмьюэле? – Тэсс потянулась к ней, как довольное дитя. – Это отлично. А теперь я расскажу тебе, что Махина поведала мне о мужчинах… И это тоже все правда.
Когда леди Тэсс закончила свой рассказ, Леда узнала множество таитянских наименований, выслушала о таких вещах, о существовании которых она и не подозревала, и о таких местах своего тела, которые туманно называла «там». Мисс Миртл давно была бы в глубоком обмороке, еще до того, как леди Тэсс взглянула на Леду и сказала в двадцатый раз:
– Я шокировала вас. Пожалуйста, не смейтесь. На самом деле это все не глупости, это важно знать.
– О боже, – сказала Леда, – постичь все это невозможно.
– Вы постигнете. И не смейтесь, если в какой-то момент все будет не так – вы оскорбите его чувства. Мужчины очень чувствительны. А Сэмьюэл… – она задумалась, вертя щетку в руках, – он не хотел бы, чтобы я сказала, но… – Ее нижняя губа упрямо сжалась. – Но я надоедливая старая леди, которая убеждена, что она лучше других все знает.
Что-то в той осторожности, с которой Тэсс положила щетку на кровать и поднялась, встав на прикроватный табурет, заставило сильнее забиться сердце Леды.
– Все слова, что я вам говорила, – сказала леди Тэсс, – хороши и верны для людей, которые любят друг друга. В браке. Должна тебе сказать, что я была замужем раньше, очень давно, когда была очень молода и чрезвычайно глупа. Брак тот был вскоре аннулирован.
Леда подавила свое удивление, не зная, что сказать.
– Этот мужчина – некий мистер Элиот. Он был ужасен. Меня это терзает до сих пор. Есть люди, которые превращают любовь в нечто страшное. И я не знаю, почему. До сих пор не могу себе объяснить. – Она криво улыбнулась и вздохнула, как будто набираясь сил, чтобы продолжить. – Есть мужчины, которым можно сочувствовать. Есть разные… Одни любят, другие платят женщинам, третьи – мужчинам. А есть мужчины, которые предпочитают детей.
Спина Леды напряглась. Она неотрывно смотрела на эту стройную немолодую женщину, которая с волнением продолжала:
– Когда я в первый раз была в доме мистера Элиота, в мою комнату зашел мальчик лет пяти. Или шести. Я не знаю точно. Это был Сэмьюэл, – ее голос чуть задрожал. – Он был очень послушным, покорным, почти бессловесным. Мистер Элиот связывал ему запястья и бил… Мне трудно это понять, объяснить, больно говорить, но так мистер Элиот получал удовольствие. Когда я попыталась защитить ребенка, он разъярился и запер меня в комнате. Почти весь год я провела взаперти, – дрожь в ее голосе усилилась, но она стояла, гордо выпрямив спину, глядя в угол. – Когда ты считаешь, что все вокруг должно быть логично, понятно, а люди таковы, какими ты их представляешь… А потом… нет, этого забыть нельзя. Я иногда…
Ее голос сорвался. Леда встала, не зная, что делать. Леди Тэсс встретила ее тревожный взгляд. Она улыбнулась, но в ее глазах не было радости.
– И вое изменилось для меня. Мне повезло – у меня были друзья, которые спасли меня, организовали развод, затем появился Гриф. Но я не могла забыть этого малыша. Мы наняли детективов, которые три года искали его. Потом нашли. Там, где детей продают… мужчинам.
Леда тяжело опустилась в кресло.
– Я не хочу, Леда, причинять тебе боль, но я хочу, чтобы ты лучше понимала Сэмыоэла. Ты сказала, что тебе было больно, он напугал тебя тогда, в первый раз, а ты только представь, каково было восьмилетнему мальчику…
Леда опустила лицо в ладони. Она вспомнила о всех тех дарах любви, которые Сэмьюэл так тщательно подбирал для леди Тэсс, а также о серебряной расческе и зеркале. Внезапно она вспомнила о странных кражах. И все поняла. Он не хотел, чтобы те вещи доставались жадной до зрелищ публике.
– Он… замечательный, – сказала Леда.
– Ты так думаешь? – в голосе леди Тэсс прозвучала надежда. – Спасибо. Мне было страшно сказать тебе все это. Я боялась… Но знала, что должна, хотя волновалась, выйдешь ли ты за него замуж.
– Я всегда этого хотела. Я только боялась, что он…
– Но он же женился. Леда опустила голову.
– Но у него не было выбора.
– Выбора? – в голосе леди Тэсс прозвучало удивление. – Я боюсь, что ты его любишь больше, чем он заслужил. Никто его не заставлял стать твоим любовником. Никто не предупреждал и не запугивал его, говоря о каких-либо обязательствах. Он – взрослый человек. Он не сделал ничего такого, что не желал бы сделать.
Леда быстро посмотрела ей в глаза.
– Я все еще боюсь, – прошептала она. Тэсс подошла и погладила ее по голове.
– Конечно, это само собой разумеется. Каждый боится, когда смотрит в будущее и не знает, что будет. Но ты сказала – он замечательный. Если бы я рассказала Кэй о нем, она бы никогда так не сказала. Она была бы в ужасе, стала бы его жалеть, а он лучше умер бы, но не вынес этого. Он горд, но и так стыдлив.
– Почему он должен стыдиться? – Леда подняла голову. – То, что было – не его вина.
– О, Леда! – леди Тэсс улыбнулась. – Какой я стала старой мудрой женщиной, если смогла тебя в этом убедить.
– Конечно, я все понимаю… Да и все…
– Нет, Сэмьюэл не понял бы, зачем я вела этот разговор. – Тэсс взяла Леду за руки. – Ну, кажется, я достаточно выговорилась. Мы, люди старые, вмешивающиеся в чужие дела, должны знать свое место. Я скажу Сэмьюэлу, что он может подняться. Будь счастлива, Леда! Ты сама замечательная!
Она пошла к двери. Леда достала зеркало мисс Миртл. Посмотрела на себя. Волосы локонами спадали на плечи. Что же в ней замечательного? Лицо не такое уж особенное, и совсем не мудрое…
Сэмьюэл честно играл свою роль: принимал поздравления, улыбался, когда от него этого ждали, вставал, садился. Большинство гостей – консул с Гавайев, несколько его помощников, трио старых леди со стороны мисс Этуаль – не знали о скандальных обстоятельствах женитьбы, хотя Сэмьюэл полагал, что вряд ли можно долго хранить тайну. Это его очень тревожило – он не хотел, чтобы какие-либо сплетни причинили Леде боль.
И он заверял всех, что мисс Этуаль оказала ему честь, согласившись выйти за него замуж. Кажется, именно так сформулировала все одна дама из старых леди в шляпе с перьями. Нет, его улыбка была не такой уж натянутой. Эти величественные дамы не первой молодости, источавшие запах фиалки и мыла, глубоко заинтригованные тем, что же подадут во время торжественного обеда, искренне интересующиеся, как ведется хозяйство (их интересовало все: от принципа подбора слуг до количества угля, которым обогревают огромные комнаты), страшно гордящиеся «своей мисс Этуаль», желающие ей от души счастья, – всех их мистер Джерард находил чрезвычайно трогательными. Они ничего не требовали; бокалы лимонада, поданного на подносе, привели их в восторг, количество свечей в столовой просто поразило.
Джерард провел день в их обществе, избегая серьезных тем – он избегал их уже с самого Рождества, занимаясь турбинами компании Чарльза Парсонса.
Следя за энтузиазмом Кэй по поводу подготовки торжества, слушая, как леди Тэсс рассуждает о том, что посадить весной в саду, он думал: «Меня здесь уже не будет».
У него было чувство, что где-то рядом пропасть. Темная пропасть. Но он всегда в этом мире был не на своем месте. Он своей жизнью словно доказывал это, поддаваясь тем сумеркам, которые никогда не покидали его.
Он пытался вырваться. Вновь и вновь… Но кто-то был рядом. Нет, даже внутри его, требуя чего-то… И тут леди Тэсс увела мисс Этуаль – его жену, боже… – наверх.
Роберт ухмыльнулся и подмигнул Сэмьюэлу. Тот ответил ничего не выражающим взглядом. Все продолжали беседовать, как будто все идет, как должно. Но Сэмьюэл чувствовал какое-то подводное течение, готовое вырваться на поверхность. Кто-то сейчас не смотрел ему в глаза. Все улыбались, отводя взгляд, как будто он смущал их.
Разве он хочет чего-то ужасного? Даже теперь, после того, как он уступил своим желаниям, он жаждет быть рядом с ней и чувствовать соблазнительную тайную боль.
Даже Кэй избегала его, демонстрируя внезапную усталость, но потом подошла, протянула к нему руки, но тут же отдернула, не прикоснувшись.
– Хороший вечер, Мано! Поздравляю!
И будто бы это был сигнал. Все начали расходиться. Пока матери не было в комнате, Кэй разогнала всех гостей по своим комнатам. Сэмьюэл остался один в гостиной среди цветов – букеты Кэй украсила белыми бантами. Стол с подарками. На вышитом сиденье кушетки лежала кружевная шаль. Шаль Леды.
«Моя жена», – подумал Сэмьюэл.
Эти слова, казалось, принадлежат другому языку. Но внутри Сэмьюэла горел огонь желания – он знал: это отблеск того, другого врага, который не отпустит его никогда.
28
Он пошел к ней, иначе это было бы поражением. Сэмьюэл уже утратил волю над собой.
Когда он вошел, Леда сидела, согнувшись, на стуле со сложенными руками, волосы ее были рассыпаны, смешиваясь с кружевами на халате. Дверной замок щелкнул. Он резко оглянулся на этот звук. Она посмотрела на него и сразу же поднялась, схватив одежду, что лежала на спинке стула.
Ее голые ноги, волна волос на воротнике, линия щек, когда она смущенно смотрела в сторону… Он просто стоял, онемев от нахлынувших чувств.
Он не сказал то, о чем намеревался сказать. Не сейчас. Еще нет.
– Вы оставили это внизу, – он протянул ей шаль правой рукой, кружева сплелись в его пальцах.
– О, не нужно было приносить. – Она взяла белое кружево и осторожно расправила. – Вы могли нарушить плетение. Это ирландские кружева, их специально делают на сотнях бобин. Я знаю, как их стирать в молоке и кофе, чтобы сохранить цвет. Их нельзя гладить. – Она быстро взглянула на него и отнесла шаль к комоду с зеркалом. Ее зеленая одежда прошуршала по ковру.
– Такое роскошное платье! И плата за срочность, к тому же во время Рождества, все это, должно быть, ужасно дорого. Я никогда не была в таком восторге, когда привезли коробку. Боюсь, что лорд и леди Эшланд слишком добры ко мне. Как я смогу их отблагодарить – не знаю.
– Вам нравится?
Она задержала дыхание, все еще не глядя на него.
– Я не могу даже представить что-либо лучше.
– Довольно, – сказал он. – Вы не должны благодарить каждого.
Она в упор посмотрела на него.
– О, сэр, это вы все сделали?
Он заложил руки за спину, облокотившись на дверь.
– Мадам Элиза уведомила меня, что вам нужен особый гардероб. Я открыл на вас счет в банке – вы только скажите, когда вам что понадобится. Начальный взнос – десять тысяч фунтов.
– Десять тысяч! – выдохнула она. – Это безумие!
– Вам не обязательно сразу все потратить.
– Я не потрачу этого и за всю жизнь! Дорогой сэр!
– Вы моя жена. – Он подходил к началу заготовленной речи. – Вы имеете законное право на мою поддержку. Все, что я имею, – ваше.
Она ничего не сказала, но сделала несколько шагов по комнате, усевшись затем на скамью.
– Хорошо, но я огорчена. Вы нашли меня в платьях мисс Миртл, щедро одарили меня десятью тысячами фунтов, а у меня для вас нет ничего.
Он старался не смотреть на линии ее тела под шелковой одеждой.
– Это не имеет значения.
Она глянула вниз, на свои нервно сжатые пальцы.
– Я подумала о бритве, но не знаю. Я слышала, что джентльмены придают особое значение тому, какой она должна быть.
– У меня есть бритва, – сказал он.
– Я могла бы сшить для вас рубашку или подарить вам новую шелковую шляпу.
– У меня есть портной.
Она смотрела на свои колени, гладя ладонью сверкающую ткань.
– Может быть, – тихо произнесла она, – я могу сделать вам массаж?
Сэмьюэл тверже облокотился на дверь. Он смотрел на ее опущенную голову, чувствуя, что скользит с высоты.
– Не то, чтобы я была опытной массажисткой, – она застегивала и расстегивала единственную пуговицу на платье. – Когда мне было двенадцать, и у меня была инфлюэнца, мисс Миртл протирала меня камфарой, и это успокаивало. Леди Тэсс сказала, что женатые мужчины любят массаж, только без камфары, конечно. Я могла бы попробовать.
– Нет. – Он облокотился всей своей тяжестью на дверь. – Не думаю, что это было бы мудро.
– Вам бы не понравилось? – Она взглянула на него. Тело его уже было возбуждено, он с обожанием глядел на ее лицо, слушал ее голос, видел ее зеленый халат, пальчики, выглядывающие из-под белого пуха. Она была хороша. Сводила с ума. Ее свежесть звала его, пробуждала в нем дьявола.
Он отстранился от двери, подошел к камину, пытаясь освободиться от своих собственных страстей.
– Я хотел поговорить с вами. Я думал, что обстоятельства внушат вам страх, убедят, что я не считаю брак серьезной обязанностью. Я считаю. Вы можете положиться на меня во всем.
Он услышал, как зашуршала ее одежда, когда она вставала.
– Спасибо. Я хочу воспользоваться возможностью сказать, что считаю брак серьезным делом, к которому нельзя относиться легко. Не считайте, что я несчастна, став вашей женой.
«Моей женой, – подумал он, – моей женой, моей женой».
Вместо того, чтобы уйти, он подошел к ней и взял ее за кисти. Глядя вниз на ее взволнованное лицо, в ее большие зеленые глаза, он убедился, насколько он крупнее ее, как легко ей причинить боль, одним легким движением он мог смять ее, и одновременно он хотел быть сдержанным, радовать и обожать ее.
Он хотел что-то сказать, но не знал, что именно. Он хотел пообещать ей, что никогда не покорится тому, что горит в его сердце и в его теле. Он медленно сложил руки за ее спиной, как будто он и отстраняет ее и прижимает еще ближе.
Это движение приблизило ее грудь к нему. Сэмьюэл не мог этого почувствовать под своим пиджаком. Он мог только увидеть, как скользнула ее одежда, распахнулся халат, открыв ее тело. Он сжал губы.
Он держал ее, прижимая к себе, взяв обе ее руки в одну свою. Но ведь все было задумано иначе. Он намеревался посетить ее и сообщить, что она свободна от его притязаний сейчас или в будущем, и удалиться. И сейчас он думал: «Боже, помоги мне…»
Леда не сопротивлялась. Она скромно опустила глаза, глядя на его воротничок и белый галстук, оставшиеся от свадебной одежды. Он смотрел на ее ресницы, на мягкий овал лица, чувствовал» что она принимает его обьятья, а он не владеет собой.
– Леда, – прошептал он. Наклонился и медленно, нежно поцеловал ее ухо, кожу под ним, откидывая свободной рукой назад ее волосы.
– Я не сделаю тебе больно. Никогда. – Но как было трудно, мучительно тяжело не дать воли страсти.
Ее тело потянулось к нему. Он скользнул пальцами по изгибу ее шеи, ощутил ее нежность, гладя кожу кончиками пальцев. Его руки знали свое дело – как при каллиграфии, как при резьбе по дереву.
От нее исходил тот же густой аромат, женское тепло, еще даже более возбуждающее, не столь целомудренное и невинное. Взрыв желания объял его, как только он понял: тело ее отвечает ему.
Если бы он только мог показать ей, что не собирается ей навредить что все его чувство – горячая нежность. Он только хотел коснуться ее повсюду, вкусить сверкающую живую жизнь, которая наполнила ее кожу чувственным влечением. Своей ладонью он обвел грудь, проведя большим пальцем по соску.
Она издала слабый звук, сопротивляясь его руке, пытаясь освободить запястье.
– Нет, пожалуйста, не останавливай меня, – его голос был бесконечно нежным. Его прикосновение было благоговейным, в то время как он ласкал ее. – Я хочу, чтобы ты увидела, как ты красива для меня. Я не причиню зла. Клянусь тебе.
– Я не боюсь, – прошептала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– Нет, мэм, то есть Тэсс.
– Имя моего друга – Махина Фрейзер. Она с Таити. Уверяю вас, Леда, нище так много не говорят о физической любви мужчины и женщины, как на Таити.
– О, – с сомнением откликнулась Леда.
– Слышали вы о Таити? Это остров. Махина рассказала мне это на берегу. У наших ног был горячий песок, наши волосы были распущены, как сейчас у вас. Мужчины – другое дело, но и женщины должны расслабляться, чтобы предаваться любви. Волосы свободны, никаких опасений. – Ее красивые глаза дразняще сузились. – Ну вот, я уже шокирую вас, но мы ведь еще не начали разговор. Вы боитесь Сэмьюэла, Леда?
Вопрос оказался неожиданным и Леда только моргнула.
– Он причинил вам боль? – спросила леди Тэсс осторожно.
Леда посмотрела на свои колени, проведя пальцем по ручке зеркала.
– Да.
– Поверь мне, пожалуйста, поверь, это только временно. Потом боли не будет. Если же она останется, значит, что-то не так. Не забывай об этом. И не позволяй Сэмьюэлу думать иначе. Я опасаюсь. Я скажу тебе, почему. Но сейчас речь о тебе. Я стара, я знаю больше, чем вы оба. Телу девушки надо время, чтобы привыкнуть, и это все связано с раной, с болью и кровью, как всегда. Ты понимаешь?
Леда кивнула.
– Улыбнись мне. Это не страшно. Это очень приятно. У тебя когда-нибудь был теплый песок под пальцами?
– Нет, мэм.
– Думай о чем-либо теплом и роскошном, когда ты рядом с мужчиной. О веере из перьев. О кашемировой шали.
Леда посмотрела на застеленную покрывалом кровать. Быстрый взгляд Тэсс застиг ее. Леда горячо покраснела.
– Ты думаешь о Сэмьюэле? – Тэсс потянулась к ней, как довольное дитя. – Это отлично. А теперь я расскажу тебе, что Махина поведала мне о мужчинах… И это тоже все правда.
Когда леди Тэсс закончила свой рассказ, Леда узнала множество таитянских наименований, выслушала о таких вещах, о существовании которых она и не подозревала, и о таких местах своего тела, которые туманно называла «там». Мисс Миртл давно была бы в глубоком обмороке, еще до того, как леди Тэсс взглянула на Леду и сказала в двадцатый раз:
– Я шокировала вас. Пожалуйста, не смейтесь. На самом деле это все не глупости, это важно знать.
– О боже, – сказала Леда, – постичь все это невозможно.
– Вы постигнете. И не смейтесь, если в какой-то момент все будет не так – вы оскорбите его чувства. Мужчины очень чувствительны. А Сэмьюэл… – она задумалась, вертя щетку в руках, – он не хотел бы, чтобы я сказала, но… – Ее нижняя губа упрямо сжалась. – Но я надоедливая старая леди, которая убеждена, что она лучше других все знает.
Что-то в той осторожности, с которой Тэсс положила щетку на кровать и поднялась, встав на прикроватный табурет, заставило сильнее забиться сердце Леды.
– Все слова, что я вам говорила, – сказала леди Тэсс, – хороши и верны для людей, которые любят друг друга. В браке. Должна тебе сказать, что я была замужем раньше, очень давно, когда была очень молода и чрезвычайно глупа. Брак тот был вскоре аннулирован.
Леда подавила свое удивление, не зная, что сказать.
– Этот мужчина – некий мистер Элиот. Он был ужасен. Меня это терзает до сих пор. Есть люди, которые превращают любовь в нечто страшное. И я не знаю, почему. До сих пор не могу себе объяснить. – Она криво улыбнулась и вздохнула, как будто набираясь сил, чтобы продолжить. – Есть мужчины, которым можно сочувствовать. Есть разные… Одни любят, другие платят женщинам, третьи – мужчинам. А есть мужчины, которые предпочитают детей.
Спина Леды напряглась. Она неотрывно смотрела на эту стройную немолодую женщину, которая с волнением продолжала:
– Когда я в первый раз была в доме мистера Элиота, в мою комнату зашел мальчик лет пяти. Или шести. Я не знаю точно. Это был Сэмьюэл, – ее голос чуть задрожал. – Он был очень послушным, покорным, почти бессловесным. Мистер Элиот связывал ему запястья и бил… Мне трудно это понять, объяснить, больно говорить, но так мистер Элиот получал удовольствие. Когда я попыталась защитить ребенка, он разъярился и запер меня в комнате. Почти весь год я провела взаперти, – дрожь в ее голосе усилилась, но она стояла, гордо выпрямив спину, глядя в угол. – Когда ты считаешь, что все вокруг должно быть логично, понятно, а люди таковы, какими ты их представляешь… А потом… нет, этого забыть нельзя. Я иногда…
Ее голос сорвался. Леда встала, не зная, что делать. Леди Тэсс встретила ее тревожный взгляд. Она улыбнулась, но в ее глазах не было радости.
– И вое изменилось для меня. Мне повезло – у меня были друзья, которые спасли меня, организовали развод, затем появился Гриф. Но я не могла забыть этого малыша. Мы наняли детективов, которые три года искали его. Потом нашли. Там, где детей продают… мужчинам.
Леда тяжело опустилась в кресло.
– Я не хочу, Леда, причинять тебе боль, но я хочу, чтобы ты лучше понимала Сэмыоэла. Ты сказала, что тебе было больно, он напугал тебя тогда, в первый раз, а ты только представь, каково было восьмилетнему мальчику…
Леда опустила лицо в ладони. Она вспомнила о всех тех дарах любви, которые Сэмьюэл так тщательно подбирал для леди Тэсс, а также о серебряной расческе и зеркале. Внезапно она вспомнила о странных кражах. И все поняла. Он не хотел, чтобы те вещи доставались жадной до зрелищ публике.
– Он… замечательный, – сказала Леда.
– Ты так думаешь? – в голосе леди Тэсс прозвучала надежда. – Спасибо. Мне было страшно сказать тебе все это. Я боялась… Но знала, что должна, хотя волновалась, выйдешь ли ты за него замуж.
– Я всегда этого хотела. Я только боялась, что он…
– Но он же женился. Леда опустила голову.
– Но у него не было выбора.
– Выбора? – в голосе леди Тэсс прозвучало удивление. – Я боюсь, что ты его любишь больше, чем он заслужил. Никто его не заставлял стать твоим любовником. Никто не предупреждал и не запугивал его, говоря о каких-либо обязательствах. Он – взрослый человек. Он не сделал ничего такого, что не желал бы сделать.
Леда быстро посмотрела ей в глаза.
– Я все еще боюсь, – прошептала она. Тэсс подошла и погладила ее по голове.
– Конечно, это само собой разумеется. Каждый боится, когда смотрит в будущее и не знает, что будет. Но ты сказала – он замечательный. Если бы я рассказала Кэй о нем, она бы никогда так не сказала. Она была бы в ужасе, стала бы его жалеть, а он лучше умер бы, но не вынес этого. Он горд, но и так стыдлив.
– Почему он должен стыдиться? – Леда подняла голову. – То, что было – не его вина.
– О, Леда! – леди Тэсс улыбнулась. – Какой я стала старой мудрой женщиной, если смогла тебя в этом убедить.
– Конечно, я все понимаю… Да и все…
– Нет, Сэмьюэл не понял бы, зачем я вела этот разговор. – Тэсс взяла Леду за руки. – Ну, кажется, я достаточно выговорилась. Мы, люди старые, вмешивающиеся в чужие дела, должны знать свое место. Я скажу Сэмьюэлу, что он может подняться. Будь счастлива, Леда! Ты сама замечательная!
Она пошла к двери. Леда достала зеркало мисс Миртл. Посмотрела на себя. Волосы локонами спадали на плечи. Что же в ней замечательного? Лицо не такое уж особенное, и совсем не мудрое…
Сэмьюэл честно играл свою роль: принимал поздравления, улыбался, когда от него этого ждали, вставал, садился. Большинство гостей – консул с Гавайев, несколько его помощников, трио старых леди со стороны мисс Этуаль – не знали о скандальных обстоятельствах женитьбы, хотя Сэмьюэл полагал, что вряд ли можно долго хранить тайну. Это его очень тревожило – он не хотел, чтобы какие-либо сплетни причинили Леде боль.
И он заверял всех, что мисс Этуаль оказала ему честь, согласившись выйти за него замуж. Кажется, именно так сформулировала все одна дама из старых леди в шляпе с перьями. Нет, его улыбка была не такой уж натянутой. Эти величественные дамы не первой молодости, источавшие запах фиалки и мыла, глубоко заинтригованные тем, что же подадут во время торжественного обеда, искренне интересующиеся, как ведется хозяйство (их интересовало все: от принципа подбора слуг до количества угля, которым обогревают огромные комнаты), страшно гордящиеся «своей мисс Этуаль», желающие ей от души счастья, – всех их мистер Джерард находил чрезвычайно трогательными. Они ничего не требовали; бокалы лимонада, поданного на подносе, привели их в восторг, количество свечей в столовой просто поразило.
Джерард провел день в их обществе, избегая серьезных тем – он избегал их уже с самого Рождества, занимаясь турбинами компании Чарльза Парсонса.
Следя за энтузиазмом Кэй по поводу подготовки торжества, слушая, как леди Тэсс рассуждает о том, что посадить весной в саду, он думал: «Меня здесь уже не будет».
У него было чувство, что где-то рядом пропасть. Темная пропасть. Но он всегда в этом мире был не на своем месте. Он своей жизнью словно доказывал это, поддаваясь тем сумеркам, которые никогда не покидали его.
Он пытался вырваться. Вновь и вновь… Но кто-то был рядом. Нет, даже внутри его, требуя чего-то… И тут леди Тэсс увела мисс Этуаль – его жену, боже… – наверх.
Роберт ухмыльнулся и подмигнул Сэмьюэлу. Тот ответил ничего не выражающим взглядом. Все продолжали беседовать, как будто все идет, как должно. Но Сэмьюэл чувствовал какое-то подводное течение, готовое вырваться на поверхность. Кто-то сейчас не смотрел ему в глаза. Все улыбались, отводя взгляд, как будто он смущал их.
Разве он хочет чего-то ужасного? Даже теперь, после того, как он уступил своим желаниям, он жаждет быть рядом с ней и чувствовать соблазнительную тайную боль.
Даже Кэй избегала его, демонстрируя внезапную усталость, но потом подошла, протянула к нему руки, но тут же отдернула, не прикоснувшись.
– Хороший вечер, Мано! Поздравляю!
И будто бы это был сигнал. Все начали расходиться. Пока матери не было в комнате, Кэй разогнала всех гостей по своим комнатам. Сэмьюэл остался один в гостиной среди цветов – букеты Кэй украсила белыми бантами. Стол с подарками. На вышитом сиденье кушетки лежала кружевная шаль. Шаль Леды.
«Моя жена», – подумал Сэмьюэл.
Эти слова, казалось, принадлежат другому языку. Но внутри Сэмьюэла горел огонь желания – он знал: это отблеск того, другого врага, который не отпустит его никогда.
28
Он пошел к ней, иначе это было бы поражением. Сэмьюэл уже утратил волю над собой.
Когда он вошел, Леда сидела, согнувшись, на стуле со сложенными руками, волосы ее были рассыпаны, смешиваясь с кружевами на халате. Дверной замок щелкнул. Он резко оглянулся на этот звук. Она посмотрела на него и сразу же поднялась, схватив одежду, что лежала на спинке стула.
Ее голые ноги, волна волос на воротнике, линия щек, когда она смущенно смотрела в сторону… Он просто стоял, онемев от нахлынувших чувств.
Он не сказал то, о чем намеревался сказать. Не сейчас. Еще нет.
– Вы оставили это внизу, – он протянул ей шаль правой рукой, кружева сплелись в его пальцах.
– О, не нужно было приносить. – Она взяла белое кружево и осторожно расправила. – Вы могли нарушить плетение. Это ирландские кружева, их специально делают на сотнях бобин. Я знаю, как их стирать в молоке и кофе, чтобы сохранить цвет. Их нельзя гладить. – Она быстро взглянула на него и отнесла шаль к комоду с зеркалом. Ее зеленая одежда прошуршала по ковру.
– Такое роскошное платье! И плата за срочность, к тому же во время Рождества, все это, должно быть, ужасно дорого. Я никогда не была в таком восторге, когда привезли коробку. Боюсь, что лорд и леди Эшланд слишком добры ко мне. Как я смогу их отблагодарить – не знаю.
– Вам нравится?
Она задержала дыхание, все еще не глядя на него.
– Я не могу даже представить что-либо лучше.
– Довольно, – сказал он. – Вы не должны благодарить каждого.
Она в упор посмотрела на него.
– О, сэр, это вы все сделали?
Он заложил руки за спину, облокотившись на дверь.
– Мадам Элиза уведомила меня, что вам нужен особый гардероб. Я открыл на вас счет в банке – вы только скажите, когда вам что понадобится. Начальный взнос – десять тысяч фунтов.
– Десять тысяч! – выдохнула она. – Это безумие!
– Вам не обязательно сразу все потратить.
– Я не потрачу этого и за всю жизнь! Дорогой сэр!
– Вы моя жена. – Он подходил к началу заготовленной речи. – Вы имеете законное право на мою поддержку. Все, что я имею, – ваше.
Она ничего не сказала, но сделала несколько шагов по комнате, усевшись затем на скамью.
– Хорошо, но я огорчена. Вы нашли меня в платьях мисс Миртл, щедро одарили меня десятью тысячами фунтов, а у меня для вас нет ничего.
Он старался не смотреть на линии ее тела под шелковой одеждой.
– Это не имеет значения.
Она глянула вниз, на свои нервно сжатые пальцы.
– Я подумала о бритве, но не знаю. Я слышала, что джентльмены придают особое значение тому, какой она должна быть.
– У меня есть бритва, – сказал он.
– Я могла бы сшить для вас рубашку или подарить вам новую шелковую шляпу.
– У меня есть портной.
Она смотрела на свои колени, гладя ладонью сверкающую ткань.
– Может быть, – тихо произнесла она, – я могу сделать вам массаж?
Сэмьюэл тверже облокотился на дверь. Он смотрел на ее опущенную голову, чувствуя, что скользит с высоты.
– Не то, чтобы я была опытной массажисткой, – она застегивала и расстегивала единственную пуговицу на платье. – Когда мне было двенадцать, и у меня была инфлюэнца, мисс Миртл протирала меня камфарой, и это успокаивало. Леди Тэсс сказала, что женатые мужчины любят массаж, только без камфары, конечно. Я могла бы попробовать.
– Нет. – Он облокотился всей своей тяжестью на дверь. – Не думаю, что это было бы мудро.
– Вам бы не понравилось? – Она взглянула на него. Тело его уже было возбуждено, он с обожанием глядел на ее лицо, слушал ее голос, видел ее зеленый халат, пальчики, выглядывающие из-под белого пуха. Она была хороша. Сводила с ума. Ее свежесть звала его, пробуждала в нем дьявола.
Он отстранился от двери, подошел к камину, пытаясь освободиться от своих собственных страстей.
– Я хотел поговорить с вами. Я думал, что обстоятельства внушат вам страх, убедят, что я не считаю брак серьезной обязанностью. Я считаю. Вы можете положиться на меня во всем.
Он услышал, как зашуршала ее одежда, когда она вставала.
– Спасибо. Я хочу воспользоваться возможностью сказать, что считаю брак серьезным делом, к которому нельзя относиться легко. Не считайте, что я несчастна, став вашей женой.
«Моей женой, – подумал он, – моей женой, моей женой».
Вместо того, чтобы уйти, он подошел к ней и взял ее за кисти. Глядя вниз на ее взволнованное лицо, в ее большие зеленые глаза, он убедился, насколько он крупнее ее, как легко ей причинить боль, одним легким движением он мог смять ее, и одновременно он хотел быть сдержанным, радовать и обожать ее.
Он хотел что-то сказать, но не знал, что именно. Он хотел пообещать ей, что никогда не покорится тому, что горит в его сердце и в его теле. Он медленно сложил руки за ее спиной, как будто он и отстраняет ее и прижимает еще ближе.
Это движение приблизило ее грудь к нему. Сэмьюэл не мог этого почувствовать под своим пиджаком. Он мог только увидеть, как скользнула ее одежда, распахнулся халат, открыв ее тело. Он сжал губы.
Он держал ее, прижимая к себе, взяв обе ее руки в одну свою. Но ведь все было задумано иначе. Он намеревался посетить ее и сообщить, что она свободна от его притязаний сейчас или в будущем, и удалиться. И сейчас он думал: «Боже, помоги мне…»
Леда не сопротивлялась. Она скромно опустила глаза, глядя на его воротничок и белый галстук, оставшиеся от свадебной одежды. Он смотрел на ее ресницы, на мягкий овал лица, чувствовал» что она принимает его обьятья, а он не владеет собой.
– Леда, – прошептал он. Наклонился и медленно, нежно поцеловал ее ухо, кожу под ним, откидывая свободной рукой назад ее волосы.
– Я не сделаю тебе больно. Никогда. – Но как было трудно, мучительно тяжело не дать воли страсти.
Ее тело потянулось к нему. Он скользнул пальцами по изгибу ее шеи, ощутил ее нежность, гладя кожу кончиками пальцев. Его руки знали свое дело – как при каллиграфии, как при резьбе по дереву.
От нее исходил тот же густой аромат, женское тепло, еще даже более возбуждающее, не столь целомудренное и невинное. Взрыв желания объял его, как только он понял: тело ее отвечает ему.
Если бы он только мог показать ей, что не собирается ей навредить что все его чувство – горячая нежность. Он только хотел коснуться ее повсюду, вкусить сверкающую живую жизнь, которая наполнила ее кожу чувственным влечением. Своей ладонью он обвел грудь, проведя большим пальцем по соску.
Она издала слабый звук, сопротивляясь его руке, пытаясь освободить запястье.
– Нет, пожалуйста, не останавливай меня, – его голос был бесконечно нежным. Его прикосновение было благоговейным, в то время как он ласкал ее. – Я хочу, чтобы ты увидела, как ты красива для меня. Я не причиню зла. Клянусь тебе.
– Я не боюсь, – прошептала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41