– Предполагается, будет хороший день? – спросила она.
– Не могу сказать, – он говорил официальным тоном, как будто обращался к тому, кто был ему только что представлен во время вечернего приема.
– Но вы же можете предположить?
– В это время года дожди приходят и уходят.
Леда начала приходить в отчаяние от его замкнутости.
– Почему подняты паруса?
– Появился хороший ветер. И мы идем под парусами.
– О, а я подумала, что испортились машины.
– Они не испортились.
Ее беспокойство нарастало. Он был таким холодным, как если бы ему что-то не нравилось. Испытующе, чтобы поддержать разговор, она заметила:
– Думаю, мы продвигались бы быстрее под парусом и с машинами?
– Ты спешишь? – спросил он сухо.
– Нет, пожалуй. Но кажется, что каждый спешит. Думаю, что скорость – главное для корабля. Он сделал паузу.
– Я просил их закрыть котлы. На какое-то время. Я подумал, тебе это понравится.
Он все еще стоял позади нее. Она не могла видеть его лицо. Леда почувствовала смущение и растерянность.
– Спасибо. Вы очень добры.
– У меня дела, – сказал он коротко. – Доброго вам утра!
Леда обернулась, но он уже ушел, исчез за дверью кабины, дверь которой тихо качалась взад-вперед в такт волнам.
Каким-то образом Леда знала, что Гавайи выглядят как Шотландия. Не потому, что она когда-либо видела Шотландию, но знала, что там горы и маленькие деревушки. На черно-белых фотографиях Гонолулу выглядела в окружении кораблей в гавани и гор на далеком горизонте. Леда не ожидала увидеть столько красок.
Цвета превосходили все ее ожидания. Как будто кто-то выплеснул в море целую бочку акварели: индиго переходило в кобальт, в лазурь, бирюзу, нефрит, поднимаясь в бриллиантовых всплесках до побережья.
За черными и красноватыми склонами Бриллиантовой Горы облака ласкали зеленые горы, сверкающие и исчезающие по мере того, как проходило судно. Другой кратер, сложенный из интенсивно красного вулканического пепла, стоял в своей совершенной симметрии у основания гор, поднимаясь из обрамления пальм и лесов.
Даже воздух казался живым, мягким и полным нежности. Когда они проходили вдоль узкого извивающегося канала в гавань Гонолулу, где можно было увидеть край коралловых джунглей, вдали начала звучать музыка. Среди сотен, среди тысяч людей стояли музыканты в красных кителях с позолоченными эполетами и играли яркие джазовые мелодии.
Леда стояла с Дикки, потрясенная в свои двадцать пять лет так же, как и этот ребенок, восхищенная этой фантастической страной, в то время как толпы на пристани устремились к судну.
Люди различных национальностей и цвета кожи, в свободных одеждах, алых и желтых, зеленых, белых, розовых – и все, будь то мужчина или женщина, были украшены гирляндами и венками из цветов и листьев.
Леда едва удерживала Дикки, который рвался убежать вниз по лестнице или прыгнуть через перила, чтобы присоединиться к коричневым эльфам, плавающим и плещущимся в чистой воде внизу. Мистер Видал попросил их обоих подождать на палубе, пока он найдет родителей мальчика. Леда поняла, почему. Дикки тянул ее вниз, умолял спуститься, высматривал вокруг все, насколько хватало глаз, в конце концов он запрыгал и закричал: «Вот они! Мама! Папа!»
Ребенок освободился из рук Леды и рванулся вниз по ступеням, бросившись в нагруженные цветами руки супружеской пары, одетой в белое. В один момент он был увит и украшен цветами, а затем исчез в толпе.
Леда наблюдала приветствия. У нее не было причин чувствовать себя печальной, думала она. У нее были причины радоваться. Город казался сонным, грязные улицы, несколько церковных шпилей и крыш среди зелени, но какое у него было улыбающееся лицо!
Леда смотрела на многочисленных одетых в белое мужчин, носящих шляпы на голове, и думала: «Если только…». Но об этом глупо было думать. Это был признак слабого характера. За прошедший месяц она выстроила большой воздушный замок, ничего нельзя достичь, живя в нем. Мисс Миртл всегда говорила, что на вещи, которые легко достаются, полагаться нельзя.
Это был ее новый дом. Она была женой владельца этого блистательного корабля. Она не позволит себе плакать только потому, что боится, что у него возобновились сожаления о браке. Или потому, что он избегает ее при обстоятельствах, которые глубоко его беспокоят. Сэмьюэл проявил себя достойным доверия. И Леда высоко держала голову, оглядывая корабль с улыбкой и была искренне, глубоко горда и счастлива чувствовать себя миссис Сэмьюэл Джерард в этот момент.
Леда увидела мистера Видала у подножья ступенек и подобрала юбки, чтобы следовать за ним. Но он был уже на полпути к ней во главе целой колонны женщин и мужчин, которые поднимались толпой и теснились на палубе и возле главной каюты.
– Алоха! – венок из цветов был одет ей через голову и повис на плечах.
– Алоха! Добро пожаловать на Гавайи, миссис Джерард! – и другой венок повис у нее на шее. Их было много. Незнакомые ей люди называли по имени, подносили цветы, жали руку, называя свои имена, стараясь перекрыть шум, смеялись. Тропические цветы незнакомых форм и запахов ложились на ее плечи, до самого воротника и подбородка. Смеющаяся дама, совсем не старая, но достаточно солидная, приколола цветы к шляпе Леды, а бородатый молодой джентльмен вложил в ее руки букет красных гвоздик.
– Наилучшие пожелания, мэм! Уилтер Ричарде, ваш главный управляющий. Я уже позвонил в отель и сделал заказ. Миссис Ричарде и я проследим, как вы устроитесь.
Миссис Ричарде и была эта смеющаяся дама. Остальные окружили Леду, ведя вниз по лестнице, осыпанной цветами, как будто она была знаменитостью.
Когда Леда вышла на палубу, весь экипаж выстроился перед ней. Капитан снял шляпу. Леда пожала его руку и сердечно поблагодарила за безопасное и приятное путешествие. В то время, как она спускалась, экипаж махал шапками и издавал приветственные возгласы, что передалось толпе, встречающей внизу.
Сэмьюэл стоял у подножия рампы. Среди всех улыбающихся и приветливых лиц только его лицо ничего не выражало. С его руки свисал целый каскад цветов – пурпурных, красных, белых.
Леда заколебалась, обескураженная на мгновение его отчужденностью. Потом она решила: я не буду выдавать своего настроения и не подведу его, все должны думать, что я ослепительно счастлива.
Она улыбнулась, подняла руку, приветствуя толпу, и почувствовала себя как королева, когда спустилась вниз и впервые ступила ногой на землю Гавайев. Она только удивилась, что земля так плохо ее держит.
Сэмьюэл подошел и взял ее за руку. Она увидела, что он нахмурился, но как только исчезла опасность падения, его хватка ослабла.
– Резиновые ноги? – спросил он.
Она совсем забыла. Эти же моменты головокружения уже были у нее, когда она сошла с корабля в Нью-Йорке. Леда оперлась на руку мужа.
– О господи, мне не хотелось бы упасть на виду у всех твоих друзей.
Он водрузил на нее свои цветы сверху так, что они закрыли ей лицо почти до глаз, и кроме цветов ей ничего не было видно. Встречающие возобновили свои приветственные возгласы, как будто все это было праздником.
– Какое милое сборище! – сказала она. Он наклонился к ее уху:
– Алоха, Леда, добро пожаловать на Гавайи! Леда почувствовала непреодолимое волнение. Она сняла гирлянду цветов, увивающую ее шляпу. Затем нежно надела этот пурпурно-розовый наряд на его голову. Концы гирлянды упали на его плечи.
Зрители сочли это добрым знаком, раздались громкие одобрительные свистки и крики, женщины же рассмеялись.
– Алоха, дорогой сэр, – сказала она, хотя не была уверена, что кто-нибудь способен расслышать ее голос из груды цветов.
Миссис Ричарде и Леда сидели в креслах-качалках из белого тростника на широкой веранде; розовое пламя вьющихся цветущих боугейнвилий скрывало их от любопытных взоров. Отель был просторным; по широким коридорам гулял сквозняк. Внизу расстилалась тенистая лужайка, а окна отражали сверкающее небо и горы.
Офицеры американского и британского флота в своей отутюженной летней форме, а также туристы, землевладельцы и капитаны кораблей, удивлялись, казалось, всему.
И действительно, трудно было не изумляться этому яркому кипению природы. Но Леду не покидало беспокойство. Она не видела Сэмьюэла со вчерашнего дня, с тех самых пор, как Ричардсы забрали ее с корабля, чтобы отвезти в отель.
Сэмьюэл, правда, прислал записку, что задерживается в связи с разгрузкой судна.
Леда говорила сама себе, что зря волнуется. Он уже много месяцев был оторван от дел, которые, наверняка, накопились. И нельзя сказать, чтобы он бросил ее на произвол судьбы. Сэмьюэл поручил Ричардсам заботиться о ней, что они и делали восхитительно.
Когда Леда смотрела на ряды стройных пальм, каскады цветов, смеющиеся лица вокруг, она вновь думала: «Если только…» Но мысль не выкристаллизовывалась до конца.
Миссис Ричарде потягивала сок:
– Вы не представляете, какой это шок… какой приятный сюрприз для нас, что мистер Джерард женился. Девушки вились вокруг него, как мотыльки, но он ни на одну из них не взглянул дважды!
Она говорила это уже в сотый раз. Леда не знала, что ей отвечать, только слегка улыбалась и покачивала головой.
– Все говорят, что у вас сердце гавайки. И вы говорите, леди Кэй помолвлена? С лордом! Она ведь очень молода, не так ли? Нет даже двадцати. Правда, я вышла замуж за мистера Ричардса в семнадцать, но это совсем другое дело.
Она не стала объяснять что к чему.
Среди тех леди и джентльменов, которые поселились на Гавайях, чувство беззлобного любопытства было весьма развито. Все стремились узнать как можно больше о делах ближнего. К Леде уже подходили шесть женщин и семь джентльменов, включая родителей Дикки, которые выразили пожелание поблагодарить миссис Джерард за заботу о мальчике.
Скоро должен приехать Сэмьюэл и они отправятся смотреть новый дом. А пока миссис Ричарде нашла для нее этот укромный уголок.
– Здесь, – сказала она, – вы будете в относительной безопасности. А то начнутся визиты, и вы не выберетесь из отеля. А я ведь знаю, как вам не терпится. Дом – там, в горах. Как здесь говорят – впереди три водопада. Безусловно, будет дождить раза три, пока вы доберетесь до дома. Но это не важно. А вот и он!
По тротуару спешил Сэмьюэл, держа соломенную шляпу под мышкой.
– Какой романтичный мужчина! Просто неприлично быть таким красивым. Нет, никто его не обвиняет, он и повода не давал, уверяю вас, но вы не представляете, сколько сердец разбито, миссис Джерард.
Леда заподозрила, что сердце миссис Ричарде – одно из них.
Сэмьюэл так радостно поздоровался с ними, что Леда тут же повеселела. Здесь не носили перчаток, и было так приятно ощущать теплую кожу его руки. Они спустились по лестнице к легкому экипажу, дверцы которого тут же распахнул босоногий гавайец в подобии униформы.
Леда рассмотрела проплывший мимо королевский дворец – красивое, современное здание с башенками и каменными балконами. Потом они въехали под сень странных деревьев, неохотно пропускающих свет.
– Что это? – спросила Леда, уставившись на дерево, казалось, множество белых рожков висит на ветвях.
– Это дерево-рожок, – ответил Сэмьюэл.
– О, а это? – она показала на золотистые грозди цветов, разбросанных на ветвях.
– Это золотое дерево.
Названия говорили сами за себя, ей показалось, что глупо было спрашивать.
Он ничего больше не сказал о растениях, словно не желая разговаривать. И наверняка, его дружелюбность при встрече в отеле – всего лишь дань вежливости по отношению к миссис Ричарде: жена управляющего не должна заподозрить, что брак хозяина имеет изъян.
Леди Кэй он должен был вести в этот новый дом, а не ее, Леду.
Воздух был напоен ароматом сирени и роз. За невысоким, светлым забором, в тени огромных деревьев и вьющихся растений крылись дома.
– Все хорошо? Отель понравился? – резко спросил он.
– О, да.
– У тебя был приличный номер?
– Да, прекрасный.
– Миссис Ричарде оказалась весьма любезна.
– Конечно! Она очень добра и любезна.
Он щелкнул кнутом – лошади перешли на более быстрый бег. Неожиданно, откуда ни возьмись, появились капли дождя – прямо из голубого неба, искрящиеся на ярком солнце.
«Хорошо, – угрюмо подумала она. – Хорошо». Дождь затуманил ее взор. Всего лишь дождь. Который не имел никакого отношения к слезам…
– Это – верхняя гостиная, – сказал Сэмьюэл. Он оглянулся. Леда все еще поднималась по лестнице, теребя в руках зонтик.
– О, нет, – она покачала головой, пройдя мимо него. Свет, проникающий сквозь французские жалюзи, раскладывал белые полосы на полированном деревянном полу. – Нет, по плану здесь должен быть кабинет. Ты помнишь, мы измеряли письменный стол – не помешает ли он открываться двери.
– Я могу поставить стол в мой офис внизу. :
Легкое голубое платье слегка касалось подолом пола. Она отказалась от бюстгальтера из-за жары, мало кто из женщин здесь пользовался ими. В своей широкополой шляпе, с задумчивым взглядом, Леда, казалось, сошла с изящной картины.
– Стол, это все, что мы подобрали для этого кабинета? Оставь комнату для гостиной. Нет смысла делать в ней кабинет. Мне он не нужен.
Она несколько секунд смотрела на солнечные пятна на полу, затем направилась к противоположной двери. Он так и не понял, о чем она думает.
– Вряд ли я буду проводить здесь много времени, – сказал Сэмьюэл.
Леда прошла в соседнюю комнату. Остановилась у окна с наполовину поднятыми жалюзи.
Он последовал за ней, остановился посередине пустой комнаты. За ее силуэтом у окна были видны верхушки деревьев на склоне, долина, море. Корабль стоял на якоре, со своими светлыми палубами он казался сейчас игрушкой.
– Тебе нравится? – спросил он. Она долго не отвечала. Затем сказала, не повернувшись:
– Это – самое красивое место, которое мне когда-либо доводилось видеть.
Он почувствовал облегчение. И боль – глубокую боль в сердце.
Эта комната угловая, куда должен залетать ветер с зеленых холмов и доносить свежесть водопадов – на плане она была обозначена как спальня Кэй. Когда он строил этот дом, он всегда думал о том, чтобы здесь понравилось Кэй.
Но сейчас – сейчас он думал только о том, как он будет здесь лежать с Ледой в широкой кровати, а прохладный ветер будет прилетать с гор и ласкать ее горячее тело и его спину.
– Ты можешь посадить фруктовые деревья. Манго, например.
– Я вчера попробовала манго. Что-то безвкусное, – она издала звук, похожий на смех.
– Тогда папайю. Или просто декоративные кустарники, – он хотел, чтобы она посадила здесь что-нибудь – знак ее будущего, – плимераи быстро растут.
– Тебе они нравятся?
– На них много цветов. И цветы хорошо пахнут. Она посмотрела на него через плечо и повторила:
– Тебе они нравятся?
Да ему совершенно наплевать! Его сейчас занимала, только одно: если он подойдет ближе, то уклонится ли она от прикосновения? Они здесь одни…
Он почувствовал, что его снова парализовало, он не в силах шевельнуть ни ногой, ни рукой. И в то же время чувственное желание не отпускало.
Он видел очертания ее бедер под нежным муслином. И ее грудь.
– Сэр? – прошептала она.
Он ничего не ответил. Видел только ее волосы, представлял обнаженную грудь, полуоткрытые губы. Она повернулась – женственный изгиб качнувшихся бедер…
Он не сдвинулся с места. Его тело словно обернулось камнем…
Но вот пружина сорвалась, он схватил ее за плечи, прижал к белой стене. Шляпа – ленты и перья – упали на пол.
Он целовал ее. Изо всей силы прижимал к стене. Он даже не мог позволить себе глянуть ей в лицо. Ненавидя себя, любя ее, он сдергивал юбки, всем существом ощущая ее женскую свежесть.
Она тяжело дышала, казалось, в ней накипает бессловесное рыдание. Кружево, тесемки, муслин – и чистая кожа под ними. Его руки искали женственные округлые формы. Огонь желания жег его тело, которое уже завладело мягкими бедрами, талией…
Он даже не успел приласкать ее. Он боялся, что она упрется руками в его плечи и оттолкнет его. Он целовал ее резко, грубо, не позволяя ни ответить ему, ни вымолвить хоть слово.
Он быстро расстегнул пуговицы на своей одежде, держа ее одной рукой, зажимая ей рот поцелуем. Затем его мужская плоть устремилась к ее лону. Она вскрикнула…
Он не открывал глаз. Он взял ее – вот так, у стены, на весу, – ее тело в клетке его рук и бедер. Он застонал от страсти, эхо отдалось в пустой комнате.
Удовольствие и чувство вины. Освобождение. И пустота.
Он знал уже эти мгновения. Чувства отбушевали. И наступала пора проклятий.
Ее лоб коснулся стены, ноздри вдыхали свежую краску и соленый воздух. Медленно он ослабил хватку, почувствовал, как спадает напряжение ее мускулов.
Ее ноги коснулись пола. Только сейчас он заметил, что в его пальцах – кружево ее платья.
Он не смотрел ей в лицо. Белый зонтик беспомощно валялся в солнечном треугольнике на полу. Он поднял его, а также свой плащ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41