Они удобнее для бесшумного бега, в них легче быстро останавливаться и внезапно двигаться с места. Если будут допрашивать, следует врать с негодованием, но без высокомерия и никогда не повышать голоса. Такой тон неизбежно вызывает враждебность, а враждебность ведет к новым вопросам. При перелетах и в аэропорту пистолет должен быть разобран, ствол отделен от рукоятки, магазин убран. Этого обычно достаточно для европейских таможенников: недействующее оружие их не касается, их интересует контрабанда. Но если они будут возражать, лучше дать им конфисковать пистолет, можно купить себе другой. Если они пропустят оружие, его немедленно нужно собрать снова — в кабинке мужской уборной.
На улице... «Я кое-что уже знаю об улицах и толпах», — сказал Холкрофт Хелден. «Знаний всегда недостаточно», — ответила она, уча его ходить как можно ближе к бордюру, чтобы быть готовым кинуться через проезжую часть наперерез движению при первом же признаке враждебности или слежки.
— Запомни, — сказала она, — ты любитель, они — профессионалы. Используй это, преврати свой недостаток в преимущество. Любитель всегда поступает неожиданно, не потому, что он умен или опытен, но оттого, что он просто не знает, как поступить. Быстро и явно совершай неожиданные поступки, словно ты растерялся. Потом остановись и подожди. Те, кто следят за тобой, меньше всего стремятся к открытому столкновению. Но если они все-таки этого пожелают, ты должен быть готов к схватке. Стреляй. Тебе нужен глушитель, утром мы его купим, я знаю, где это можно сделать.
Он обернулся, ошеломленный, не в силах что-либо сказать.
Она заметила удивление в его глазах.
— Прости, — сказала она, с грустной улыбкой наклоняясь вперед и целуя его.
Они проговорили почти всю ночь, учительница и ученик, любовница и любовник. Хелден была как одержимая, она без конца придумывала ситуации и требовала, чтобы он отвечал, как поступит в этих гипотетических обстоятельствах.
— Ты в поезде, идешь по узкому коридору, в руках у тебя — важные бумаги. Навстречу приближается человек, ты его знаешь, это враг. Позади тебя люди, и тебе некуда отступать. Что ты будешь делать?
— А этот человек — враг — хочет ранить меня?
— Ты этого не знаешь. Что ты предпримешь? Быстро.
— Думаю, буду идти как раньше. Настороже, ожидая худшего.
— Нет, дорогой! У тебя бумаги. Ты должен их сохранить! Ты спотыкаешься и падаешь на пол!
— Зачем?
— Ты привлекаешь к себе внимание; люди станут помогать тебе подняться. В такой ситуации враг не сможет выполнить свои намерения. Ты сделаешь из самого себя отвлекающую деталь.
— Из самого себя? — сказал Ноэль, поняв ее замысел.
— Вот именно.
Так они продолжали и продолжали, пока и учительница и ученик не устали окончательно. Они еще раз тихо занялись любовью, а потом держали друг друга в теплых объятиях, и мир за стеной казался таким далеким. Наконец Хелден уснула, положив голову ему на грудь, волосы закрывали ее лицо.
Он еще некоторое время не спал, обнимая Хелден и поражаясь тому, как девочка, обожавшая «Волшебника страны Оз», выросла в столь изощренного знатока искусства обмана и ухода от погони. Она была из иного мира, а он входил в этот мир с пугающей скоростью.
Они проснулись слишком поздно, чтобы Хелден могла успеть на работу.
— Это даже неплохо, — сказала она, потянувшись к телефону, — нам нужно сделать покупки. Моя начальница согласится и сегодня считать меня больной. Кажется, она в меня влюблена.
— И я, по-моему, тоже, — сказал Ноэль, проводя пальцем по изгибу ее шеи. — А где ты живешь?
Она смотрела на него улыбаясь, пока диктовала номер оператору. Потом закрыла микрофон рукой.
— Ты не сумеешь получить у меня жизненно важные сведения, обращаясь к моим низменным рефлексам. Я натренирована, не забывай. — И она снова улыбнулась.
Хелден сводила его с ума.
— Я серьезно. Где ты живешь?
— Я не могу тебе сказать. — Она убрала руку с телефона и быстро заговорила по-французски.
Час спустя они уже были в Париже, заехали в гостиницу, чтобы забрать вещи, и двинулись дальше — в район кишевший магазинами подержанного платья. Учительница снова подтвердила свою компетентность; наметанным глазом она выбирала одежду для ученика: эти вещи были неброскими, их трудно было заметить в толпе.
Плащ, коричневое пальто, дождевик. Потрепанная шляпа для сельских прогулок, темная федора с помятой тульей, черная кепка с пристегивающимся отвислым козырьком. Все было поношено. Но только не обувь. Одна пара с плотными креповыми подошвами, вторая, не столь неформальная, — с кожаными, к которым обувщик на той же улице добавил слой резины.
Через четыре квартала от обувной мастерской находилась неприметная лавка. Туда Хелден вошла одна, велев ему дожидаться на улице. Через десять минут она вышла с перфорированным цилиндром — глушителем для пистолета.
Теперь он был экипирован и формой, и достойным оружием. Его отправят в бой после самого краткого базового обучения, какое только можно себе представить. Он видел врага. И живого, преследующего его... и мертвого на улицах деревушки Монтрефот-Йонн. А где враг теперь?
Хелден была уверена, что на время они оторвались от преследователей. Но она полагала, что враг снова выследит Ноэля в аэропорту. Оказавшись в Берлине, Холкрофт снова должен от него ускользнуть.
Он должен это сделать. Хелден хотела, чтобы он вернулся, она будет его ждать.
Они остановились в маленьком кафе перекусить и выпить. Хелден в последний раз позвонила по телефону и вернулась с названием берлинской гостиницы. Она находилась в Hurenviertel, в той части города, где секс был общедоступным удобством.
Хелден держала его за руку, их лица были совсем рядом; через несколько минут он один выйдет на улицу и на такси поедет в аэропорт Орли.
— Будь осторожен, дорогой.
— Постараюсь.
— Помни, что я тебе говорила. Это может пригодиться.
— Я помню.
— Самое трудное — это признать, что все происходящее реальность. Ты еще будешь ловить себя на мысли: почему я? почему так? Не думай об этом, просто прими все как есть.
Теперь для тебя все будет по-другому. Ничто уже не будет таким, как прежде.
— Я принимаю. И еще я нашел тебя. — Она отвернулась:
— Когда приедешь в Берлин, рядом с гостиницей сними проститутку. Это хорошее прикрытие. И держи ее при себе, пока не свяжешься с Кесслером.
* * *
Самолет рейса 707 «Эр Франс» приближался к аэропорту Темпельхоф. Ноэль сидел по правому борту самолета, на третьем сиденье, соседнее место было свободно.
У тебя есть деньги, купи еще один билет... и не позволяй никому сесть рядом с тобой, не дай себя окружить.
Способы выживания, рассказанные специалистом, подумал Холкрофт. И вдруг вспомнил, что и его мать называла себя специалисткой по выживанию. Альтина некоторым образом гордилась этим термином, он слышал это в ее голосе через четыре тысячи миль, по телефону.
Она сказала ему, что отправилась путешествовать. Это был ее способ спрятаться на несколько недель, способ бегства и исчезновения, выученный еще тридцать лет назад. Боже, она потрясающа! Ноэль думал, куда бы она могла поехать и что бы она сделала. Через несколько дней он позвонит Сэму Буоновентуре в Чикаго. К тому времени Сэм должен будет что-нибудь о ней узнать.
Быстро пройдя таможню в Темпельхофе, Холкрофт вышел на терминал, нашел туалет и собрал пистолет.
Как его и учили, он взял такси до Тиргартена. В машине открыл чемодан и переоделся в коричневое пальто и поношенную шляпу для прогулок. Машина остановилась, он заплатил и вошел в парк, сторонясь гуляющих, нашел пустую скамейку и сел. Он осматривал толпу: никто не останавливался не вызывал подозрений. Он быстро встал и заспешил к выходу. Рядом была стоянка такси, Холкрофт встал в очередь, осторожно оглядываясь в поисках врага. Сейчас было трудно разглядеть кого-либо или что-либо, тени стали длинными и темными.
Подошла его очередь. Холкрофт назвал шоферу две перекрещивающиеся улицы. Этот перекресток был в трех кварталах к северу и четырех к западу от гостиницы. Водитель усмехнулся и с сильным акцентом, но вполне понятно заговорил по-английски.
— Вы хотите немного развлечься? У меня есть подружки, Herr Amerikaner. Никакого риска французской болезни.
— Вы меня неправильно поняли. Я занимаюсь социологическими исследованиями.
— Wie?
— Я еду к жене.
Они молча ехали по берлинским улицам. На каждом повороте Ноэль высматривал машины, которые делали тот же поворот. Таких было немного, и ни одна не следовала за ними постоянно. Он вспомнил слова Хелден:
«Они часто используют радио. Такой простой маневр, как смена одежды, может запутать их. Те, кто получил инструкции, будут искать человека в пиджаке и без шляпы, а его-то и нет».
Не было ли где-нибудь здесь невидимых людей, высматривающих определенное такси или определенного человека в определенной одежде? Этого Холкрофту никогда не узнать; он знал лишь, что сейчас, похоже, его никто не преследовал.
За двадцать минут, что они добирались до перекрестка, совсем стемнело. Улицы пестрели кричащими неоновыми рекламами и призывными афишами. Молодые светловолосые ковбои соседствовали с проститутками в юбках с длинными разрезами и распахнутых блузках. «Это тоже своего рода карнавал», — подумал Холкрофт, отмеряя к югу три квартала до угла, где ему предстояло повернуть налево.
В подворотне он увидел красившую пухлые губы проститутку. Она была того неопределенного возраста, который так явно скрывают шлюхи и домохозяйки из шикарных предместий, — что-то между тридцатью пятью и сорока восемью годами, — и она проиграла бой возрасту. Ее блестящие черные волосы обрамляли бледную кожу, запавшие глаза были окружены тенями. Дальше, через квартал, виднелась бедная вывеска гостиницы, в которой одной буквы не хватало.
Он подошел к проститутке, не представляя, как себя вести. Дело было не только в незнании немецкого. Ему никогда не приходилось снимать уличных девок.
Он откашлялся.
— Добрый вечер, фрейлейн. Вы говорите по-английски? Женщина посмотрела на него сначала холодно, оценив его пальто, но потом взгляд ее потеплел — она заметила «дипломат» в его левой руке и чемодан в правой. Она улыбнулась, обнажив желтые зубы.
— Ja, mein американский друг. Я хорошо говорю. Со мной хорошо проведешь время.
— Сколько?
— Двадцать пять марок.
— Договорились. Пойдешь со мной? — Холкрофт достал бумажник из кармана, отсчитал три купюры и протянул их женщине, — Тридцать марок. Пошли вон в ту гостиницу.
— Wohin?
Ноэль указал на гостиницу.
— Туда, — сказал он.
— Gut, — сказала женщина, взяв его под руку.
Комната была похожа на все подобные комнаты в бедных гостиницах большого города. Единственным положительным обстоятельством была лампочка под потолком. Она светила так тускло, что грязная и поломанная обстановка не слишком бросалась в глаза.
— Dreibig Minuten, — объявила проститутка, снимая пальто и каким-то кавалеристским жестом бросая его на стул. — У тебя есть полчаса, не больше. Я, как вы, американцы, выражаетесь, деловая женщина. Мое время — деньги.
— Уверен, что это так, — сказал Холкрофт. — Отдохни или почитай что-нибудь. Минут через пятнадцать мы уйдем отсюда. Ты проводишь меня и поможешь позвонить по телефону.
Он открыл «дипломат», нашел листок с информацией об Эрихе Кесслере, сел на стоявший у стены стул и начал читать при тусклом свете.
— Ein Telephonanruf? — сказала женщина. — Ты платишь тридцать марок только за то, что я помогу тебе mit dem Telephon?
—Да.
— Это... verriickt!
— Я не говорю по-немецки. Мне может оказаться трудно связаться с нужным человеком.
— Тогда чего мы здесь ждем? На углу есть телефон.
— Чтобы соблюсти видимость. Проститутка улыбнулась:
— Я твое Deckung.
— Что?
— Ты приводишь меня в комнату, и никто не задает вопросов.
— Я бы этого не сказал, — с беспокойством ответил Ноэль.
— Это не мое дело, mein Herr. — Она подошла к нему. — Но пока мы здесь... почему бы не поразвлечься? Ты заплатил. А я не так уж плоха. Когда-то я выглядела лучше, но и сейчас я ничего.
Холкрофт улыбнулся в ответ.
— Ты совсем не плоха. Но у меня много других забот.
— Тогда занимайся своим делом, — сказала проститутка.
* * *
Ноэль прочитал сведения, данные ему Эрнстом Манфреди целую вечность тому назад в Женеве:
Эрих Кесслер, профессор истории. Берлинский свободный университет. Округ Дален. Свободно говорит по-английски. Координаты: телефоны — 731-426 (университет), 824-114 (домашний). Брат Ганс, врач. Живет в Мюнхене...
Затем следовал краткий очерк академической карьеры Кесслера; полученные им звания и награды. Они были ошеломляющи. Профессор был образованным человеком, а образованные люди часто скептики. Как Кесслер отреагирует на звонок незнакомого американца, который приехал в Берлин без предварительной договоренности, чтобы увидеться с ним по вопросу, который он не хочет обсуждать по телефону?
Было около половины седьмого, пора узнать ответ. И сменить одежду. Он поднялся, подошел к чемодану, достал плащ и кепку с козырьком.
— Пошли, — сказал Ноэль.
Проститутка стояла рядом с телефонной будкой, пока Холкрофт набирал номер. Он хотел, чтобы она была под рукой, на случай, если к телефону подойдет кто-нибудь не говорящий по-английски.
Линия была занята. Кругом он слышал немецкую речь — оживленные разговоры пар и бродячих компаний искателей удовольствий, проходивших мимо телефонной будки.
Он задумался. Не будь Альтина его матерью, он бы мог стать одним из этих людей за стеклом? Не там, конечно, где он находился теперь, а где-нибудь в Берлине, в Бремерхавене, в Мюнхене? Ноэль Клаузен. Немец.
Какой бы стала его жизнь? Это было жуткое чувство. Отталкивающее, навязчивое. Словно он вернулся сквозь мглу времени и нашел развилку на скрытой в тумане дороге, на которую мог бы свернуть, но не свернул. Теперь он снова рассматривал эту развилку — куда бы привела его эта дорога?
Хелден? Встретил бы он ее в этой другой жизни? Сейчас он ее встретил. И он знал, что хочет вернуться к ней как можно скорее, что хочет снова увидеть ее, обнять, сказать ей, что... многое... что все будет хорошо. Он хотел увидеть ее улыбку и жить жизнью, в которой три перемены верхней одежды и пистолеты с глушителями не являются жизненной необходимостью. «Возмездие» и «Одесса» больше не угрожают жизни, не сводят с ума.
На звонок ответил глубокий и мягкий мужской голос.
— Мистер Кесслер? Доктор Кесслер?
— Я не умею лечить, — раздался приятный ответ по-английски, — но титул правильный, хоть и неудачный. Чем могу быть полезен?
— Моя фамилия Холкрофт. Ноэль Холкрофт. Я из Нью-Йорка. Я архитектор.
— Холкрофт? У меня немало друзей в Америке, я переписываюсь с коллегами в университете, но не помню такого имени.
— Вы и не можете его помнить, мы незнакомы. Однако я специально приехал в Берлин, чтобы встретиться с вами. Нам нужно обсудить конфиденциальное дело, касающееся только нас двоих.
— Конфиденциальное?
— Скажем... семейное.
— Ганс? С Гансом что-то случилось?
— Нет...
— Но у меня нет других родственников, мистер Холкрофт.
— Это давнее дело. Мне очень жаль, но по телефону я больше ничего не могу сказать. Прошу вас поверить мне, что это дело не терпит отлагательства. Мы не могли бы встретиться сегодня?
— Сегодня? — Кесслер помолчал. — Вы сегодня приехали в Берлин?
— Сегодня во второй половине дня.
— И вы хотите встретиться со мной сегодня же... Дело и вправду, должно быть, срочное. На час или два мне нужно съездить на работу. Вас устроит в девять вечера?
— Да, — сказал Ноэль с облегчением. — Вполне устроит. В любом месте, которое вы назовете.
— Я бы пригласил вас к себе домой, но, боюсь, у меня будут гости. Но есть Lokal на Курфюрстендамм. Там обычно много народу, но у них есть тихие кабинки у задней стены, и управляющий знает меня.
— Прекрасно.
Кесслер назвал и адрес.
— Спросите, где мой столик.
— Конечно. Большое спасибо.
— Буду рад вас видеть. Но предупреждаю: я обычно говорю управляющему, что еда превосходная. На самом деле это не так, но он очень милый человек и добр к студентам. Увидимся в девять.
— Еще раз спасибо. — Холкрофт повесил трубку, охваченный неожиданным чувством облегчения. Если человек соответствует своему голосу, то Эрих Кесслер — умный, ироничный и очень обаятельный.
Ноэль улыбнулся женщине.
— Спасибо, — сказал он, давая ей еще десять марок.
— Aufwiedersehen. — Проститутка пошла прочь. Холкрофт одно мгновение смотрел ей вслед, но неожиданно его внимание привлек человек в черной кожаной куртке в полуквартале от него. Он стоял перед книжной лавкой, но выставленная на витрине порнография его явно не интересовала. Напротив, он прямо смотрел на Ноэля. Когда их глаза встретились, человек отвернулся.
Был ли это враг? Фанатик из «Возмездия»? Маньяк из «Одессы»? Или, может быть, кто-то приставленный к нему из рядов «Вольфшанце»? Это необходимо выяснить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
На улице... «Я кое-что уже знаю об улицах и толпах», — сказал Холкрофт Хелден. «Знаний всегда недостаточно», — ответила она, уча его ходить как можно ближе к бордюру, чтобы быть готовым кинуться через проезжую часть наперерез движению при первом же признаке враждебности или слежки.
— Запомни, — сказала она, — ты любитель, они — профессионалы. Используй это, преврати свой недостаток в преимущество. Любитель всегда поступает неожиданно, не потому, что он умен или опытен, но оттого, что он просто не знает, как поступить. Быстро и явно совершай неожиданные поступки, словно ты растерялся. Потом остановись и подожди. Те, кто следят за тобой, меньше всего стремятся к открытому столкновению. Но если они все-таки этого пожелают, ты должен быть готов к схватке. Стреляй. Тебе нужен глушитель, утром мы его купим, я знаю, где это можно сделать.
Он обернулся, ошеломленный, не в силах что-либо сказать.
Она заметила удивление в его глазах.
— Прости, — сказала она, с грустной улыбкой наклоняясь вперед и целуя его.
Они проговорили почти всю ночь, учительница и ученик, любовница и любовник. Хелден была как одержимая, она без конца придумывала ситуации и требовала, чтобы он отвечал, как поступит в этих гипотетических обстоятельствах.
— Ты в поезде, идешь по узкому коридору, в руках у тебя — важные бумаги. Навстречу приближается человек, ты его знаешь, это враг. Позади тебя люди, и тебе некуда отступать. Что ты будешь делать?
— А этот человек — враг — хочет ранить меня?
— Ты этого не знаешь. Что ты предпримешь? Быстро.
— Думаю, буду идти как раньше. Настороже, ожидая худшего.
— Нет, дорогой! У тебя бумаги. Ты должен их сохранить! Ты спотыкаешься и падаешь на пол!
— Зачем?
— Ты привлекаешь к себе внимание; люди станут помогать тебе подняться. В такой ситуации враг не сможет выполнить свои намерения. Ты сделаешь из самого себя отвлекающую деталь.
— Из самого себя? — сказал Ноэль, поняв ее замысел.
— Вот именно.
Так они продолжали и продолжали, пока и учительница и ученик не устали окончательно. Они еще раз тихо занялись любовью, а потом держали друг друга в теплых объятиях, и мир за стеной казался таким далеким. Наконец Хелден уснула, положив голову ему на грудь, волосы закрывали ее лицо.
Он еще некоторое время не спал, обнимая Хелден и поражаясь тому, как девочка, обожавшая «Волшебника страны Оз», выросла в столь изощренного знатока искусства обмана и ухода от погони. Она была из иного мира, а он входил в этот мир с пугающей скоростью.
Они проснулись слишком поздно, чтобы Хелден могла успеть на работу.
— Это даже неплохо, — сказала она, потянувшись к телефону, — нам нужно сделать покупки. Моя начальница согласится и сегодня считать меня больной. Кажется, она в меня влюблена.
— И я, по-моему, тоже, — сказал Ноэль, проводя пальцем по изгибу ее шеи. — А где ты живешь?
Она смотрела на него улыбаясь, пока диктовала номер оператору. Потом закрыла микрофон рукой.
— Ты не сумеешь получить у меня жизненно важные сведения, обращаясь к моим низменным рефлексам. Я натренирована, не забывай. — И она снова улыбнулась.
Хелден сводила его с ума.
— Я серьезно. Где ты живешь?
— Я не могу тебе сказать. — Она убрала руку с телефона и быстро заговорила по-французски.
Час спустя они уже были в Париже, заехали в гостиницу, чтобы забрать вещи, и двинулись дальше — в район кишевший магазинами подержанного платья. Учительница снова подтвердила свою компетентность; наметанным глазом она выбирала одежду для ученика: эти вещи были неброскими, их трудно было заметить в толпе.
Плащ, коричневое пальто, дождевик. Потрепанная шляпа для сельских прогулок, темная федора с помятой тульей, черная кепка с пристегивающимся отвислым козырьком. Все было поношено. Но только не обувь. Одна пара с плотными креповыми подошвами, вторая, не столь неформальная, — с кожаными, к которым обувщик на той же улице добавил слой резины.
Через четыре квартала от обувной мастерской находилась неприметная лавка. Туда Хелден вошла одна, велев ему дожидаться на улице. Через десять минут она вышла с перфорированным цилиндром — глушителем для пистолета.
Теперь он был экипирован и формой, и достойным оружием. Его отправят в бой после самого краткого базового обучения, какое только можно себе представить. Он видел врага. И живого, преследующего его... и мертвого на улицах деревушки Монтрефот-Йонн. А где враг теперь?
Хелден была уверена, что на время они оторвались от преследователей. Но она полагала, что враг снова выследит Ноэля в аэропорту. Оказавшись в Берлине, Холкрофт снова должен от него ускользнуть.
Он должен это сделать. Хелден хотела, чтобы он вернулся, она будет его ждать.
Они остановились в маленьком кафе перекусить и выпить. Хелден в последний раз позвонила по телефону и вернулась с названием берлинской гостиницы. Она находилась в Hurenviertel, в той части города, где секс был общедоступным удобством.
Хелден держала его за руку, их лица были совсем рядом; через несколько минут он один выйдет на улицу и на такси поедет в аэропорт Орли.
— Будь осторожен, дорогой.
— Постараюсь.
— Помни, что я тебе говорила. Это может пригодиться.
— Я помню.
— Самое трудное — это признать, что все происходящее реальность. Ты еще будешь ловить себя на мысли: почему я? почему так? Не думай об этом, просто прими все как есть.
Теперь для тебя все будет по-другому. Ничто уже не будет таким, как прежде.
— Я принимаю. И еще я нашел тебя. — Она отвернулась:
— Когда приедешь в Берлин, рядом с гостиницей сними проститутку. Это хорошее прикрытие. И держи ее при себе, пока не свяжешься с Кесслером.
* * *
Самолет рейса 707 «Эр Франс» приближался к аэропорту Темпельхоф. Ноэль сидел по правому борту самолета, на третьем сиденье, соседнее место было свободно.
У тебя есть деньги, купи еще один билет... и не позволяй никому сесть рядом с тобой, не дай себя окружить.
Способы выживания, рассказанные специалистом, подумал Холкрофт. И вдруг вспомнил, что и его мать называла себя специалисткой по выживанию. Альтина некоторым образом гордилась этим термином, он слышал это в ее голосе через четыре тысячи миль, по телефону.
Она сказала ему, что отправилась путешествовать. Это был ее способ спрятаться на несколько недель, способ бегства и исчезновения, выученный еще тридцать лет назад. Боже, она потрясающа! Ноэль думал, куда бы она могла поехать и что бы она сделала. Через несколько дней он позвонит Сэму Буоновентуре в Чикаго. К тому времени Сэм должен будет что-нибудь о ней узнать.
Быстро пройдя таможню в Темпельхофе, Холкрофт вышел на терминал, нашел туалет и собрал пистолет.
Как его и учили, он взял такси до Тиргартена. В машине открыл чемодан и переоделся в коричневое пальто и поношенную шляпу для прогулок. Машина остановилась, он заплатил и вошел в парк, сторонясь гуляющих, нашел пустую скамейку и сел. Он осматривал толпу: никто не останавливался не вызывал подозрений. Он быстро встал и заспешил к выходу. Рядом была стоянка такси, Холкрофт встал в очередь, осторожно оглядываясь в поисках врага. Сейчас было трудно разглядеть кого-либо или что-либо, тени стали длинными и темными.
Подошла его очередь. Холкрофт назвал шоферу две перекрещивающиеся улицы. Этот перекресток был в трех кварталах к северу и четырех к западу от гостиницы. Водитель усмехнулся и с сильным акцентом, но вполне понятно заговорил по-английски.
— Вы хотите немного развлечься? У меня есть подружки, Herr Amerikaner. Никакого риска французской болезни.
— Вы меня неправильно поняли. Я занимаюсь социологическими исследованиями.
— Wie?
— Я еду к жене.
Они молча ехали по берлинским улицам. На каждом повороте Ноэль высматривал машины, которые делали тот же поворот. Таких было немного, и ни одна не следовала за ними постоянно. Он вспомнил слова Хелден:
«Они часто используют радио. Такой простой маневр, как смена одежды, может запутать их. Те, кто получил инструкции, будут искать человека в пиджаке и без шляпы, а его-то и нет».
Не было ли где-нибудь здесь невидимых людей, высматривающих определенное такси или определенного человека в определенной одежде? Этого Холкрофту никогда не узнать; он знал лишь, что сейчас, похоже, его никто не преследовал.
За двадцать минут, что они добирались до перекрестка, совсем стемнело. Улицы пестрели кричащими неоновыми рекламами и призывными афишами. Молодые светловолосые ковбои соседствовали с проститутками в юбках с длинными разрезами и распахнутых блузках. «Это тоже своего рода карнавал», — подумал Холкрофт, отмеряя к югу три квартала до угла, где ему предстояло повернуть налево.
В подворотне он увидел красившую пухлые губы проститутку. Она была того неопределенного возраста, который так явно скрывают шлюхи и домохозяйки из шикарных предместий, — что-то между тридцатью пятью и сорока восемью годами, — и она проиграла бой возрасту. Ее блестящие черные волосы обрамляли бледную кожу, запавшие глаза были окружены тенями. Дальше, через квартал, виднелась бедная вывеска гостиницы, в которой одной буквы не хватало.
Он подошел к проститутке, не представляя, как себя вести. Дело было не только в незнании немецкого. Ему никогда не приходилось снимать уличных девок.
Он откашлялся.
— Добрый вечер, фрейлейн. Вы говорите по-английски? Женщина посмотрела на него сначала холодно, оценив его пальто, но потом взгляд ее потеплел — она заметила «дипломат» в его левой руке и чемодан в правой. Она улыбнулась, обнажив желтые зубы.
— Ja, mein американский друг. Я хорошо говорю. Со мной хорошо проведешь время.
— Сколько?
— Двадцать пять марок.
— Договорились. Пойдешь со мной? — Холкрофт достал бумажник из кармана, отсчитал три купюры и протянул их женщине, — Тридцать марок. Пошли вон в ту гостиницу.
— Wohin?
Ноэль указал на гостиницу.
— Туда, — сказал он.
— Gut, — сказала женщина, взяв его под руку.
Комната была похожа на все подобные комнаты в бедных гостиницах большого города. Единственным положительным обстоятельством была лампочка под потолком. Она светила так тускло, что грязная и поломанная обстановка не слишком бросалась в глаза.
— Dreibig Minuten, — объявила проститутка, снимая пальто и каким-то кавалеристским жестом бросая его на стул. — У тебя есть полчаса, не больше. Я, как вы, американцы, выражаетесь, деловая женщина. Мое время — деньги.
— Уверен, что это так, — сказал Холкрофт. — Отдохни или почитай что-нибудь. Минут через пятнадцать мы уйдем отсюда. Ты проводишь меня и поможешь позвонить по телефону.
Он открыл «дипломат», нашел листок с информацией об Эрихе Кесслере, сел на стоявший у стены стул и начал читать при тусклом свете.
— Ein Telephonanruf? — сказала женщина. — Ты платишь тридцать марок только за то, что я помогу тебе mit dem Telephon?
—Да.
— Это... verriickt!
— Я не говорю по-немецки. Мне может оказаться трудно связаться с нужным человеком.
— Тогда чего мы здесь ждем? На углу есть телефон.
— Чтобы соблюсти видимость. Проститутка улыбнулась:
— Я твое Deckung.
— Что?
— Ты приводишь меня в комнату, и никто не задает вопросов.
— Я бы этого не сказал, — с беспокойством ответил Ноэль.
— Это не мое дело, mein Herr. — Она подошла к нему. — Но пока мы здесь... почему бы не поразвлечься? Ты заплатил. А я не так уж плоха. Когда-то я выглядела лучше, но и сейчас я ничего.
Холкрофт улыбнулся в ответ.
— Ты совсем не плоха. Но у меня много других забот.
— Тогда занимайся своим делом, — сказала проститутка.
* * *
Ноэль прочитал сведения, данные ему Эрнстом Манфреди целую вечность тому назад в Женеве:
Эрих Кесслер, профессор истории. Берлинский свободный университет. Округ Дален. Свободно говорит по-английски. Координаты: телефоны — 731-426 (университет), 824-114 (домашний). Брат Ганс, врач. Живет в Мюнхене...
Затем следовал краткий очерк академической карьеры Кесслера; полученные им звания и награды. Они были ошеломляющи. Профессор был образованным человеком, а образованные люди часто скептики. Как Кесслер отреагирует на звонок незнакомого американца, который приехал в Берлин без предварительной договоренности, чтобы увидеться с ним по вопросу, который он не хочет обсуждать по телефону?
Было около половины седьмого, пора узнать ответ. И сменить одежду. Он поднялся, подошел к чемодану, достал плащ и кепку с козырьком.
— Пошли, — сказал Ноэль.
Проститутка стояла рядом с телефонной будкой, пока Холкрофт набирал номер. Он хотел, чтобы она была под рукой, на случай, если к телефону подойдет кто-нибудь не говорящий по-английски.
Линия была занята. Кругом он слышал немецкую речь — оживленные разговоры пар и бродячих компаний искателей удовольствий, проходивших мимо телефонной будки.
Он задумался. Не будь Альтина его матерью, он бы мог стать одним из этих людей за стеклом? Не там, конечно, где он находился теперь, а где-нибудь в Берлине, в Бремерхавене, в Мюнхене? Ноэль Клаузен. Немец.
Какой бы стала его жизнь? Это было жуткое чувство. Отталкивающее, навязчивое. Словно он вернулся сквозь мглу времени и нашел развилку на скрытой в тумане дороге, на которую мог бы свернуть, но не свернул. Теперь он снова рассматривал эту развилку — куда бы привела его эта дорога?
Хелден? Встретил бы он ее в этой другой жизни? Сейчас он ее встретил. И он знал, что хочет вернуться к ней как можно скорее, что хочет снова увидеть ее, обнять, сказать ей, что... многое... что все будет хорошо. Он хотел увидеть ее улыбку и жить жизнью, в которой три перемены верхней одежды и пистолеты с глушителями не являются жизненной необходимостью. «Возмездие» и «Одесса» больше не угрожают жизни, не сводят с ума.
На звонок ответил глубокий и мягкий мужской голос.
— Мистер Кесслер? Доктор Кесслер?
— Я не умею лечить, — раздался приятный ответ по-английски, — но титул правильный, хоть и неудачный. Чем могу быть полезен?
— Моя фамилия Холкрофт. Ноэль Холкрофт. Я из Нью-Йорка. Я архитектор.
— Холкрофт? У меня немало друзей в Америке, я переписываюсь с коллегами в университете, но не помню такого имени.
— Вы и не можете его помнить, мы незнакомы. Однако я специально приехал в Берлин, чтобы встретиться с вами. Нам нужно обсудить конфиденциальное дело, касающееся только нас двоих.
— Конфиденциальное?
— Скажем... семейное.
— Ганс? С Гансом что-то случилось?
— Нет...
— Но у меня нет других родственников, мистер Холкрофт.
— Это давнее дело. Мне очень жаль, но по телефону я больше ничего не могу сказать. Прошу вас поверить мне, что это дело не терпит отлагательства. Мы не могли бы встретиться сегодня?
— Сегодня? — Кесслер помолчал. — Вы сегодня приехали в Берлин?
— Сегодня во второй половине дня.
— И вы хотите встретиться со мной сегодня же... Дело и вправду, должно быть, срочное. На час или два мне нужно съездить на работу. Вас устроит в девять вечера?
— Да, — сказал Ноэль с облегчением. — Вполне устроит. В любом месте, которое вы назовете.
— Я бы пригласил вас к себе домой, но, боюсь, у меня будут гости. Но есть Lokal на Курфюрстендамм. Там обычно много народу, но у них есть тихие кабинки у задней стены, и управляющий знает меня.
— Прекрасно.
Кесслер назвал и адрес.
— Спросите, где мой столик.
— Конечно. Большое спасибо.
— Буду рад вас видеть. Но предупреждаю: я обычно говорю управляющему, что еда превосходная. На самом деле это не так, но он очень милый человек и добр к студентам. Увидимся в девять.
— Еще раз спасибо. — Холкрофт повесил трубку, охваченный неожиданным чувством облегчения. Если человек соответствует своему голосу, то Эрих Кесслер — умный, ироничный и очень обаятельный.
Ноэль улыбнулся женщине.
— Спасибо, — сказал он, давая ей еще десять марок.
— Aufwiedersehen. — Проститутка пошла прочь. Холкрофт одно мгновение смотрел ей вслед, но неожиданно его внимание привлек человек в черной кожаной куртке в полуквартале от него. Он стоял перед книжной лавкой, но выставленная на витрине порнография его явно не интересовала. Напротив, он прямо смотрел на Ноэля. Когда их глаза встретились, человек отвернулся.
Был ли это враг? Фанатик из «Возмездия»? Маньяк из «Одессы»? Или, может быть, кто-то приставленный к нему из рядов «Вольфшанце»? Это необходимо выяснить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58