Юити был красивым молодым офицером, а Минору – его ординарцем. Их поразили одновременно в грудь ружейные пули, и они оба умерли, в объятиях друг друга, слившись в поцелуе. В другой раз Юити был молодым мореходом, а Минору – юнгой. Они высадились на тропический остров, и, пока они там находились, корабль по приказу коварного капитана поднял паруса. На острове на них напали дикари. Они отражали удары отравленных стрел, пользуясь огромной створкой раковины морского гребешка вместо щита…
Ночь, которую они провели вместе, была сказочной. Вокруг них кружился водоворот гигантского враждебного мира. Злодеи и злейшие враги, дикари и убийцы радовались их несчастьям. Минору печалился, что не может спать с пистолетом под подушкой. Что бы он смог сделать, если бы какой-нибудь негодяй, спрятавшийся в гардеробе, стал прицеливаться в их спящие тела из револьвера? Он не мог не чувствовать, что Юити, сон которого не тревожили подобные фантазии, обладает храбростью, несравнимой с храбростью других.
Беспричинный страх, от которого Минору так стремился избавиться, неожиданно превратился в сладкие мифические опасения, от которых он чувствовал только радость жизни. Когда ему встречались заметки в газетах о незаконной торговле опиумом и тайных обществах, он обычно жадно прочитывал их, примеривая каждый случай на себя.
Юити слегка заразился этими мальчишескими чудачествами. Упрямая предвзятость против общества, которую когда-то питал Юити и от которой до сих пор не избавился, в этом мечтателе поощряла фантазии, романтическую неприязнь, склонность к риску, как у древних римлян, плебейскую оборонительную позицию по отношению к суду и дворянству, упорное беспричинное предубеждение к толпе. Увидев это, Юити почувствовал себя лучше. Более того, когда он понял, что источником вдохновения был он сам, он изумился своей непостижимой власти.
– «Эти парни», – только так, а не иначе мальчик называл представителей высшего общества, – охотятся за нами, верно? Нам надо проявлять осторожность, – любил повторять Минору. – Этим парням хотелось бы видеть нас мертвыми!
– Что ты имеешь в виду? «Этим парням» на нас наплевать. Они презрительно морщат свои носы и идут мимо, только и всего, – говорил его защитник, на шесть лет старше.
Однако его суждения не убеждали Минору.
– Вот те на! Вот уж эти женщины… – Минору плюнул в направлении проходящей мимо стайки девчонок-студенток. Затем он бросил несколько бранных слов с сексуальным подтекстом, которые только недавно узнал, так чтобы девчонки могли слышать: – Ну, эти женщины… что они собой представляют? Все, что у них есть, – так это вонючий грязный карман между ног, разве не так? А засовывают им в этот карман один хлам.
У Юити, который конечно же держал в секрете, что у него есть жена, подобное высказывание вызвало улыбку.
На прогулки, совершаемые прежде в одиночестве, Минору теперь ходил с Юити. Повсюду на всех углах темных улиц сидели в засаде воображаемые убийцы. Без единого звука они крались за ними по пятам. Ускользать от этих несуществующих врагов, или дразнить их, или играть с ними шутки было излюбленным времяпрепровождением Минору.
– Смотри, Ю-тян! – Минору вознамерился проделать трюк, который определенно повлечет за собой погоню. Мальчик вынул изо рта жевательную резинку и прилепил его к дверной ручке блестящего автомобиля, явно принадлежащего какому-нибудь иностранцу. Проделав все это, он повел себя так, будто был совершенно ни при чем, и потащил Юити прочь.
Однажды вечером Юити отправился с Минору на крышу горячих источников в Гиндзе пить пиво. Осушив одну кружку, мальчик решил повторить. Вечерний ветерок на крыше был довольно прохладным, их рубашки, прилипшие к потным спинам, начали надуваться ветром, словно паруса. Красные, желтые и цвета морской волны фонарики раскачивались над темной танцплощадкой, пока несколько пар попеременно танцевали под музыку гитары. Юити и Минору, хотя им и хотелось танцевать, к ним не присоединились. Здесь было не принято, чтобы мужчины танцевали друг с другом. Они пристально смотрели на забавы других и, заразившись общим весельем, оставили свои места за столиком, чтобы постоять у ограждения. Мерцающие огоньки улицы окутывал летний вечер. Они решили, что, должно быть, это парк отдельного дворца Хама. Юити обнял Минору за плечи. Посреди леса начало подниматься зарево. Огромный зеленый шар фейерверка выстрелил в небо, затем с громоподобным шумом он пожелтел, затем сжался в ярко-розовый зонтик, затем взорвался искрами и исчез, и тогда все стихло.
– Как это красиво, верно? – заметил Минору. Он переиначил фразу из какого-то детектива: – Если взять всех парней в мире и убить их и сделать из них фейерверки – всех парней, которые доставляют неприятности, одного за другим поубивать и отправить в небо в виде фейерверков, – во всем мире останемся только мы с Юити!
– Тогда откуда появятся дети?
– Кому нужны эти дети? Если мы женимся и заимеем детей, детки вырастут и станут нас дурачить, а если нет, то станут точно такими же, как мы, только и всего.
От этих слов Юити передернуло. Он чувствовал, что только чудом ребенок Ясуко оказался девочкой. Юноша ласково сжал плечо Минору. В этом мятежном духе, который был скрыт за мягкими мальчишескими щёками Минору и за его чистой улыбкой, Юити почему-то обычно находил успокоение для своего, по существу, беспокойного характера. В результате их симпатии укрепляли чувственную связь между ними, которая, в свою очередь, взращивала самый существенный, самый порядочный элемент их отношений – дружбу. Богатое воображение мальчика давало юноше почву для сомнений и подстегивало его собственное воображение. Таким образом, даже Юити погрузился в детские мечты. Однажды, к примеру, он не спал всю ночь, серьезно представляя, что отправляется в экспедицию в верховья Амазонки.
Когда стало совсем поздно, они пошли к лодочному причалу на берегу напротив Токийского театра, намереваясь прогуляться на лодке. Все лодки стояли на якоре, свет в будке у лодочного причала был выключен, а на двери висел замок. Ничего не оставалось, как усесться на досках причала и курить. Театр на противоположном берегу был закрыт. Театр Симбаси по другую сторону моста справа был тоже закрыт. В воде не отражалось никакого света. Казалось, с этой темной спокойной поверхности больше не поднимается тепло, сохранившееся от жаркого дня.
Минору потер лоб.
– Смотри, у меня потница! – Он продемонстрировал Юити едва заметное покраснение на коже. Этот мальчик показывал все своему возлюбленному: тетрадки, рубашки, книжки, носки – любую новую вещь.
Неожиданно Минору расхохотался. Юити посмотрел на темную тропинку вдоль реки рядом с Токийским театром, узнать, что так его рассмешило. Какой-то старик в наряде для купания упал с велосипеда. Видимо, он неудачно приземлился и никак не мог подняться на йоги.
– Милое дело, ездить на велосипеде в его-то возрасте! Жаль, что он не упал прямо в реку!
Юити не мог избавиться от мысли, что Минору во многом похож на него.
– Должно быть, ты живешь с постоянным другом. Как тебе удается задерживаться так поздно и выходить сухим из воды?
– Полагаю, его слабое место в том, что он меня любит. И в придачу он усыновил меня. Это законно.
В слове «законно», произнесенном устами этого мальчика, было что-то вызывающее смех. Минору продолжал:
– Догадываюсь, что у тебя тоже есть постоянный друг.
– Да, но он всего лишь старик.
– Я пойду и убью этого старика.
– Ничего не выйдет. Он из тех, кто не умирает, когда его убивают.
– Почему, ну почему всем красивым, молодым, веселым парням приходится быть пленником кого-то?
– Так удобнее.
– Они покупают тебе одежду и дают тебе деньги. И ты привязываешься к ним, хотя их ненавидишь.
Высказавшись, мальчик набрал в рот слюны и смачно плюнул в реку.
Юити обнял Минору за талию. Затем он приблизил губы к щеке мальчика и поцеловал его.
– Это ужасно, – сказал Минору, отвечая на его поцелуй. – Ты целуешь меня, и у меня наступает эрекция. И тогда я совсем не хочу идти домой.
Через некоторое время Минору воскликнул:
– Ой, цикада!
Тишину, последовавшую после того, как трамвай прогрохотал, проезжая через мост, разорвал успокоительный, затейливый звук ночной цикады. В этой местности было не много зелени. Цикада, должно быть, случайно попала сюда из какого-то парка. Она летела низко над поверхностью реки, затем полетела на свет фонарей на мосту справа, где вились ночные бабочки – медведицы.
Ночное небо все время притягивало взгляд. Это было роскошное звездное небо, повторяющее своим сверканием слепящие огни улицы. Однако обоняние Юити было оскорблено зловонием реки. Юити действительно нравился этот мальчик, но он не мог избавиться от мысли, что люди говорят о любви словно крысы, живущие в сточной канаве.
Фукудзиро Хонда начал питать определенные подозрения насчёт Минору. Жара стояла ужасная. Однажды ночью, когда ему не спалось, он читал журнал о похождениях самураев, удрученно поджидая, когда припозднившийся Минору придет домой. Его голова была полна безумных мыслей. В час ночи он услышал скрип двери черного хода, затем звуки снимаемой обуви. Фукудзиро выключил свет.
В смежной комнате зажглась лампа. Похоже, Минору раздевался. Казалось, прошла целая вечность, пока Минору сидел обнаженный у окна и курил. Над перегородкой вился дымок, переливающийся в свете лампы.
Обнаженный Минору скользнул под москитную сетку в своей комнате и уже собирался заснуть. Внезапно Фукудзиро прижал Минору, навалившись на него всем телом. В руке у него была веревка, которой он связал руки Минору. Затем он несколько раз обмотал длинной веревкой грудь Минору. Всё это время тот молча сопротивлялся, его крики заглушались подушкой. Фукудзиро придерживал её лбом, пока связывал мальчика.
Связанный Минору еле слышно попросил:
– О-о-ох-х-х! Ты меня убиваешь. Я не буду кричать, просто убери подушку.
Чтобы мальчишка не удрал, Фукудзиро уселся на него сверху. Подушку он убрал, но держал правую руку близко от лица Минору на случай, если тот закричит. Левой рукой он схватил мальчика за волосы и, дергая рывками, сказал:
– Хорошо, давай выкладывай! Что это за темная лошадка, с которой ты гуляешь? Давай рассказывай!
Минору было больно. Его тянули за волосы, обнаженная грудь и руки были туго перетянуты веревкой. Тем не менее, несмотря на то, что обвинения Фукудзиро еще звенели у него в ушах, у этого юного фантазера не было и мысли, что Юити, на которого всегда можно было положиться, придет, чтобы спасти его. Он решил прибегнуть к уловкам, которым его научил жизненный опыт.
– Прекрати тянуть меня за волосы, и я тебе все скажу, – простонал Минору.
Когда Фукудзиро ослабил хватку, мальчик рухнул на постель, будто мертвый. Фукудзиро охватила паника, и он потряс его за плечо.
– Эта веревка меня убивает, – задыхался Минору. – Развяжи веревку, и я тебе все скажу.
Фукудзиро включил свет у изголовья кровати и развязал веревку. Минору приложил губы к содранной коже на запястьях. Он набычился и молчал.
Приступ гнева малодушного Фукудзиро к тому времени наполовину угас. Он видел решимость Минору и, размышляя, как бы тронуть его слезами, склонился до полу перед обнаженным мальчиком, сидящим скрестив ноги, и умолял простить его за жестокое обращение. На белой груди Минору все еще были видны ярко-розовые следы от веревки. Фукудзиро опасался, что его склонности станут известны, поэтому решил не прибегать к услугам частного детективного агентства. Однако начиная со следующего вечера он бросил все свои дела в кофейне и отправился выслеживать того, кого любил. Он не нашел Минору. Через падежного официанта он узнал, что у Минору есть приятель и зовут его Ю-тяном.
Фукудзиро обследовал множество притонов, в которых долгое время не был. Один из его старинных знакомых, который еще не избавился от своих дурных привычек, водил его повсюду с собой, чтобы Фукудзиро смог порасспрашивать, что представляет собой этот Ю-тян.
Юити думал, что его личные дела не выходят за рамки узкого круга, но в этом страдающем любопытством маленьком обществе, у которого не было других тем для пересудов, как обсуждение себе подобных, подробности о его личной жизни распространялись повсюду.
Постаревшие представители этой улицы завидовали красоте Юити. Они охотно признавали, что были бы счастливы переспать с ним, но отталкивающая холодность этого юноши погружала их в зависть. То же самое относилось и к молодым мужчинам, не столь красивым, как Юити. Фукудзиро легко раздобыл подробную информацию о нём.
В болтовне этих личностей превалировала женская злоба. Если у них не оказывалось нужных сведений, они обычно проявляли параноидальную доброжелательность и знакомили Фукудзиро с теми, кто владел новой сплетней. Фукудзиро обычно встречался с этим человеком, который затем знакомил его с другим. За короткое время Фукудзиро перезнакомился с десятью мужчинами, которых никогда прежде не видел.
Узнав об этом, Юити сильно бы удивился. Обсуждались не только его отношения с князем Кабураги, но даже его связь с Кавадой, который педантично соблюдал приличия, дебатировалась в мелких подробностях. Фукудзиро без устали узнавал обо всем, начиная с родни со стороны жены Юити, кончая его домашним адресом и номером телефона. Вернувшись в свою кофейню, он принялся размышлять над различными подлыми уловками, к которым приводит людей трусость.
Глава 28
ГРОМ СРЕДИ ЯСНОГО НЕБА
Даже когда отец Юити был жив, семейство Минами не имело летнего дома. Его отцу не нравилось быть привязанным к какому-то определенному месту, избегая как жары, так и холода. Поэтому в то время как он, всегда будучи занятым, оставался в Токио, его жена и ребенок проводили лето в гостиницах в Каруидзаве, Хаконэ и других, а он навещал их по выходным. В Каруидзаве у них было много друзей, и лето проходило весело и оживленно. Однако приблизительно в это время мать Юити заметила его склонность к одиночеству. Её красивый сын, несмотря на свой возраст, отменное здоровье и крепкое телосложение, предпочитал проводить лето скорее в Камикоти или в местах, где он встречал как можно меньше знакомых.
Даже в разгар войны семья Минами не спешила эвакуироваться. Главу семейства ничто не заботило. Летом 1944 года, за несколько месяцев до того, как начались воздушные налеты, отец Юити умер в своем токийском доме от кровоизлияния в мозг. Его решительная вдова отказывалась принять настойчивые советы окружающих и настояла на своем, оставшись в токийском доме, охраняя прах мужа. Когда война закончилась, дом остался целым и невредимым.
Если бы у них был летний домик, они могли бы продать его за высокую цену. Имущество отца Юити, кроме этого дома, составляло в 1944 году два миллиона иен в сбережениях, ценных бумагах и движимом имуществе. Вдова была только расстроена, что ей придется продать свои дорогие ювелирные украшения торговцу подержанными вещами за бесценок, чтобы справиться с критическим положением. Тем не менее ей удалось получить помощь от бывшего подчиненного её мужа, человека, который знал, как поступать в подобных случаях. Он сумел снизить до минимума налог на имущество, а затем умело провел переговоры по поводу ценных бумаг и накопительных счетов. Когда экономика стабилизировалась, у них все еще оставались на счете сбережения в размере семисот тысяч иен. Когда добрый советчик покинул этот мир от такой же болезни, что и отец Юити, его мать бездумно перепоручила ведение счетов за хозяйственные расходы старой служанке, которая в силу своей некомпетентности ускорила финансовый кризис в семье.
По этим причинам семейство Минами не имело возможности выезжать на летний отдых после войны. Приглашение от семьи Ясуко, которая владела летним домом в Каруидзаве, провести лето там обрадовало мать Юити, но страх покинуть Токио и своего лечащего врача даже на день сдерживал её радость. Она сказала молодой паре:
– Почему бы вам не взять малышку и не поехать? Однако это предложение было сделано таким тоном, что Ясуко деликатно заявила, что ей не пристало оставлять свою больную свекровь в одиночестве. Именно такого ответа и ждала свекровь, что очень обрадовало старую даму.
Когда приходили гости, Ясуко встречала их веерами, холодными полотенцами и охлажденными напитками. Свекровь всячески расхваливала дочернюю преданность своей невестки, что заставляло Ясуко краснеть. Ясуко опасалась, что гости могут счесть такое поведение простым проявлением эгоизма со стороны её свекрови. Ясуко выдумывала нелогичные объяснения, что она пытается на самом деле приучить новорожденную к жаркому токийскому лету. Кэйко потела, и у неё выступала потница, поэтому её все время посыпали детской присыпкой, отчего она была похожа на леденец, обсыпанный сахарной пудрой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Ночь, которую они провели вместе, была сказочной. Вокруг них кружился водоворот гигантского враждебного мира. Злодеи и злейшие враги, дикари и убийцы радовались их несчастьям. Минору печалился, что не может спать с пистолетом под подушкой. Что бы он смог сделать, если бы какой-нибудь негодяй, спрятавшийся в гардеробе, стал прицеливаться в их спящие тела из револьвера? Он не мог не чувствовать, что Юити, сон которого не тревожили подобные фантазии, обладает храбростью, несравнимой с храбростью других.
Беспричинный страх, от которого Минору так стремился избавиться, неожиданно превратился в сладкие мифические опасения, от которых он чувствовал только радость жизни. Когда ему встречались заметки в газетах о незаконной торговле опиумом и тайных обществах, он обычно жадно прочитывал их, примеривая каждый случай на себя.
Юити слегка заразился этими мальчишескими чудачествами. Упрямая предвзятость против общества, которую когда-то питал Юити и от которой до сих пор не избавился, в этом мечтателе поощряла фантазии, романтическую неприязнь, склонность к риску, как у древних римлян, плебейскую оборонительную позицию по отношению к суду и дворянству, упорное беспричинное предубеждение к толпе. Увидев это, Юити почувствовал себя лучше. Более того, когда он понял, что источником вдохновения был он сам, он изумился своей непостижимой власти.
– «Эти парни», – только так, а не иначе мальчик называл представителей высшего общества, – охотятся за нами, верно? Нам надо проявлять осторожность, – любил повторять Минору. – Этим парням хотелось бы видеть нас мертвыми!
– Что ты имеешь в виду? «Этим парням» на нас наплевать. Они презрительно морщат свои носы и идут мимо, только и всего, – говорил его защитник, на шесть лет старше.
Однако его суждения не убеждали Минору.
– Вот те на! Вот уж эти женщины… – Минору плюнул в направлении проходящей мимо стайки девчонок-студенток. Затем он бросил несколько бранных слов с сексуальным подтекстом, которые только недавно узнал, так чтобы девчонки могли слышать: – Ну, эти женщины… что они собой представляют? Все, что у них есть, – так это вонючий грязный карман между ног, разве не так? А засовывают им в этот карман один хлам.
У Юити, который конечно же держал в секрете, что у него есть жена, подобное высказывание вызвало улыбку.
На прогулки, совершаемые прежде в одиночестве, Минору теперь ходил с Юити. Повсюду на всех углах темных улиц сидели в засаде воображаемые убийцы. Без единого звука они крались за ними по пятам. Ускользать от этих несуществующих врагов, или дразнить их, или играть с ними шутки было излюбленным времяпрепровождением Минору.
– Смотри, Ю-тян! – Минору вознамерился проделать трюк, который определенно повлечет за собой погоню. Мальчик вынул изо рта жевательную резинку и прилепил его к дверной ручке блестящего автомобиля, явно принадлежащего какому-нибудь иностранцу. Проделав все это, он повел себя так, будто был совершенно ни при чем, и потащил Юити прочь.
Однажды вечером Юити отправился с Минору на крышу горячих источников в Гиндзе пить пиво. Осушив одну кружку, мальчик решил повторить. Вечерний ветерок на крыше был довольно прохладным, их рубашки, прилипшие к потным спинам, начали надуваться ветром, словно паруса. Красные, желтые и цвета морской волны фонарики раскачивались над темной танцплощадкой, пока несколько пар попеременно танцевали под музыку гитары. Юити и Минору, хотя им и хотелось танцевать, к ним не присоединились. Здесь было не принято, чтобы мужчины танцевали друг с другом. Они пристально смотрели на забавы других и, заразившись общим весельем, оставили свои места за столиком, чтобы постоять у ограждения. Мерцающие огоньки улицы окутывал летний вечер. Они решили, что, должно быть, это парк отдельного дворца Хама. Юити обнял Минору за плечи. Посреди леса начало подниматься зарево. Огромный зеленый шар фейерверка выстрелил в небо, затем с громоподобным шумом он пожелтел, затем сжался в ярко-розовый зонтик, затем взорвался искрами и исчез, и тогда все стихло.
– Как это красиво, верно? – заметил Минору. Он переиначил фразу из какого-то детектива: – Если взять всех парней в мире и убить их и сделать из них фейерверки – всех парней, которые доставляют неприятности, одного за другим поубивать и отправить в небо в виде фейерверков, – во всем мире останемся только мы с Юити!
– Тогда откуда появятся дети?
– Кому нужны эти дети? Если мы женимся и заимеем детей, детки вырастут и станут нас дурачить, а если нет, то станут точно такими же, как мы, только и всего.
От этих слов Юити передернуло. Он чувствовал, что только чудом ребенок Ясуко оказался девочкой. Юноша ласково сжал плечо Минору. В этом мятежном духе, который был скрыт за мягкими мальчишескими щёками Минору и за его чистой улыбкой, Юити почему-то обычно находил успокоение для своего, по существу, беспокойного характера. В результате их симпатии укрепляли чувственную связь между ними, которая, в свою очередь, взращивала самый существенный, самый порядочный элемент их отношений – дружбу. Богатое воображение мальчика давало юноше почву для сомнений и подстегивало его собственное воображение. Таким образом, даже Юити погрузился в детские мечты. Однажды, к примеру, он не спал всю ночь, серьезно представляя, что отправляется в экспедицию в верховья Амазонки.
Когда стало совсем поздно, они пошли к лодочному причалу на берегу напротив Токийского театра, намереваясь прогуляться на лодке. Все лодки стояли на якоре, свет в будке у лодочного причала был выключен, а на двери висел замок. Ничего не оставалось, как усесться на досках причала и курить. Театр на противоположном берегу был закрыт. Театр Симбаси по другую сторону моста справа был тоже закрыт. В воде не отражалось никакого света. Казалось, с этой темной спокойной поверхности больше не поднимается тепло, сохранившееся от жаркого дня.
Минору потер лоб.
– Смотри, у меня потница! – Он продемонстрировал Юити едва заметное покраснение на коже. Этот мальчик показывал все своему возлюбленному: тетрадки, рубашки, книжки, носки – любую новую вещь.
Неожиданно Минору расхохотался. Юити посмотрел на темную тропинку вдоль реки рядом с Токийским театром, узнать, что так его рассмешило. Какой-то старик в наряде для купания упал с велосипеда. Видимо, он неудачно приземлился и никак не мог подняться на йоги.
– Милое дело, ездить на велосипеде в его-то возрасте! Жаль, что он не упал прямо в реку!
Юити не мог избавиться от мысли, что Минору во многом похож на него.
– Должно быть, ты живешь с постоянным другом. Как тебе удается задерживаться так поздно и выходить сухим из воды?
– Полагаю, его слабое место в том, что он меня любит. И в придачу он усыновил меня. Это законно.
В слове «законно», произнесенном устами этого мальчика, было что-то вызывающее смех. Минору продолжал:
– Догадываюсь, что у тебя тоже есть постоянный друг.
– Да, но он всего лишь старик.
– Я пойду и убью этого старика.
– Ничего не выйдет. Он из тех, кто не умирает, когда его убивают.
– Почему, ну почему всем красивым, молодым, веселым парням приходится быть пленником кого-то?
– Так удобнее.
– Они покупают тебе одежду и дают тебе деньги. И ты привязываешься к ним, хотя их ненавидишь.
Высказавшись, мальчик набрал в рот слюны и смачно плюнул в реку.
Юити обнял Минору за талию. Затем он приблизил губы к щеке мальчика и поцеловал его.
– Это ужасно, – сказал Минору, отвечая на его поцелуй. – Ты целуешь меня, и у меня наступает эрекция. И тогда я совсем не хочу идти домой.
Через некоторое время Минору воскликнул:
– Ой, цикада!
Тишину, последовавшую после того, как трамвай прогрохотал, проезжая через мост, разорвал успокоительный, затейливый звук ночной цикады. В этой местности было не много зелени. Цикада, должно быть, случайно попала сюда из какого-то парка. Она летела низко над поверхностью реки, затем полетела на свет фонарей на мосту справа, где вились ночные бабочки – медведицы.
Ночное небо все время притягивало взгляд. Это было роскошное звездное небо, повторяющее своим сверканием слепящие огни улицы. Однако обоняние Юити было оскорблено зловонием реки. Юити действительно нравился этот мальчик, но он не мог избавиться от мысли, что люди говорят о любви словно крысы, живущие в сточной канаве.
Фукудзиро Хонда начал питать определенные подозрения насчёт Минору. Жара стояла ужасная. Однажды ночью, когда ему не спалось, он читал журнал о похождениях самураев, удрученно поджидая, когда припозднившийся Минору придет домой. Его голова была полна безумных мыслей. В час ночи он услышал скрип двери черного хода, затем звуки снимаемой обуви. Фукудзиро выключил свет.
В смежной комнате зажглась лампа. Похоже, Минору раздевался. Казалось, прошла целая вечность, пока Минору сидел обнаженный у окна и курил. Над перегородкой вился дымок, переливающийся в свете лампы.
Обнаженный Минору скользнул под москитную сетку в своей комнате и уже собирался заснуть. Внезапно Фукудзиро прижал Минору, навалившись на него всем телом. В руке у него была веревка, которой он связал руки Минору. Затем он несколько раз обмотал длинной веревкой грудь Минору. Всё это время тот молча сопротивлялся, его крики заглушались подушкой. Фукудзиро придерживал её лбом, пока связывал мальчика.
Связанный Минору еле слышно попросил:
– О-о-ох-х-х! Ты меня убиваешь. Я не буду кричать, просто убери подушку.
Чтобы мальчишка не удрал, Фукудзиро уселся на него сверху. Подушку он убрал, но держал правую руку близко от лица Минору на случай, если тот закричит. Левой рукой он схватил мальчика за волосы и, дергая рывками, сказал:
– Хорошо, давай выкладывай! Что это за темная лошадка, с которой ты гуляешь? Давай рассказывай!
Минору было больно. Его тянули за волосы, обнаженная грудь и руки были туго перетянуты веревкой. Тем не менее, несмотря на то, что обвинения Фукудзиро еще звенели у него в ушах, у этого юного фантазера не было и мысли, что Юити, на которого всегда можно было положиться, придет, чтобы спасти его. Он решил прибегнуть к уловкам, которым его научил жизненный опыт.
– Прекрати тянуть меня за волосы, и я тебе все скажу, – простонал Минору.
Когда Фукудзиро ослабил хватку, мальчик рухнул на постель, будто мертвый. Фукудзиро охватила паника, и он потряс его за плечо.
– Эта веревка меня убивает, – задыхался Минору. – Развяжи веревку, и я тебе все скажу.
Фукудзиро включил свет у изголовья кровати и развязал веревку. Минору приложил губы к содранной коже на запястьях. Он набычился и молчал.
Приступ гнева малодушного Фукудзиро к тому времени наполовину угас. Он видел решимость Минору и, размышляя, как бы тронуть его слезами, склонился до полу перед обнаженным мальчиком, сидящим скрестив ноги, и умолял простить его за жестокое обращение. На белой груди Минору все еще были видны ярко-розовые следы от веревки. Фукудзиро опасался, что его склонности станут известны, поэтому решил не прибегать к услугам частного детективного агентства. Однако начиная со следующего вечера он бросил все свои дела в кофейне и отправился выслеживать того, кого любил. Он не нашел Минору. Через падежного официанта он узнал, что у Минору есть приятель и зовут его Ю-тяном.
Фукудзиро обследовал множество притонов, в которых долгое время не был. Один из его старинных знакомых, который еще не избавился от своих дурных привычек, водил его повсюду с собой, чтобы Фукудзиро смог порасспрашивать, что представляет собой этот Ю-тян.
Юити думал, что его личные дела не выходят за рамки узкого круга, но в этом страдающем любопытством маленьком обществе, у которого не было других тем для пересудов, как обсуждение себе подобных, подробности о его личной жизни распространялись повсюду.
Постаревшие представители этой улицы завидовали красоте Юити. Они охотно признавали, что были бы счастливы переспать с ним, но отталкивающая холодность этого юноши погружала их в зависть. То же самое относилось и к молодым мужчинам, не столь красивым, как Юити. Фукудзиро легко раздобыл подробную информацию о нём.
В болтовне этих личностей превалировала женская злоба. Если у них не оказывалось нужных сведений, они обычно проявляли параноидальную доброжелательность и знакомили Фукудзиро с теми, кто владел новой сплетней. Фукудзиро обычно встречался с этим человеком, который затем знакомил его с другим. За короткое время Фукудзиро перезнакомился с десятью мужчинами, которых никогда прежде не видел.
Узнав об этом, Юити сильно бы удивился. Обсуждались не только его отношения с князем Кабураги, но даже его связь с Кавадой, который педантично соблюдал приличия, дебатировалась в мелких подробностях. Фукудзиро без устали узнавал обо всем, начиная с родни со стороны жены Юити, кончая его домашним адресом и номером телефона. Вернувшись в свою кофейню, он принялся размышлять над различными подлыми уловками, к которым приводит людей трусость.
Глава 28
ГРОМ СРЕДИ ЯСНОГО НЕБА
Даже когда отец Юити был жив, семейство Минами не имело летнего дома. Его отцу не нравилось быть привязанным к какому-то определенному месту, избегая как жары, так и холода. Поэтому в то время как он, всегда будучи занятым, оставался в Токио, его жена и ребенок проводили лето в гостиницах в Каруидзаве, Хаконэ и других, а он навещал их по выходным. В Каруидзаве у них было много друзей, и лето проходило весело и оживленно. Однако приблизительно в это время мать Юити заметила его склонность к одиночеству. Её красивый сын, несмотря на свой возраст, отменное здоровье и крепкое телосложение, предпочитал проводить лето скорее в Камикоти или в местах, где он встречал как можно меньше знакомых.
Даже в разгар войны семья Минами не спешила эвакуироваться. Главу семейства ничто не заботило. Летом 1944 года, за несколько месяцев до того, как начались воздушные налеты, отец Юити умер в своем токийском доме от кровоизлияния в мозг. Его решительная вдова отказывалась принять настойчивые советы окружающих и настояла на своем, оставшись в токийском доме, охраняя прах мужа. Когда война закончилась, дом остался целым и невредимым.
Если бы у них был летний домик, они могли бы продать его за высокую цену. Имущество отца Юити, кроме этого дома, составляло в 1944 году два миллиона иен в сбережениях, ценных бумагах и движимом имуществе. Вдова была только расстроена, что ей придется продать свои дорогие ювелирные украшения торговцу подержанными вещами за бесценок, чтобы справиться с критическим положением. Тем не менее ей удалось получить помощь от бывшего подчиненного её мужа, человека, который знал, как поступать в подобных случаях. Он сумел снизить до минимума налог на имущество, а затем умело провел переговоры по поводу ценных бумаг и накопительных счетов. Когда экономика стабилизировалась, у них все еще оставались на счете сбережения в размере семисот тысяч иен. Когда добрый советчик покинул этот мир от такой же болезни, что и отец Юити, его мать бездумно перепоручила ведение счетов за хозяйственные расходы старой служанке, которая в силу своей некомпетентности ускорила финансовый кризис в семье.
По этим причинам семейство Минами не имело возможности выезжать на летний отдых после войны. Приглашение от семьи Ясуко, которая владела летним домом в Каруидзаве, провести лето там обрадовало мать Юити, но страх покинуть Токио и своего лечащего врача даже на день сдерживал её радость. Она сказала молодой паре:
– Почему бы вам не взять малышку и не поехать? Однако это предложение было сделано таким тоном, что Ясуко деликатно заявила, что ей не пристало оставлять свою больную свекровь в одиночестве. Именно такого ответа и ждала свекровь, что очень обрадовало старую даму.
Когда приходили гости, Ясуко встречала их веерами, холодными полотенцами и охлажденными напитками. Свекровь всячески расхваливала дочернюю преданность своей невестки, что заставляло Ясуко краснеть. Ясуко опасалась, что гости могут счесть такое поведение простым проявлением эгоизма со стороны её свекрови. Ясуко выдумывала нелогичные объяснения, что она пытается на самом деле приучить новорожденную к жаркому токийскому лету. Кэйко потела, и у неё выступала потница, поэтому её все время посыпали детской присыпкой, отчего она была похожа на леденец, обсыпанный сахарной пудрой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50