Обычно подобное поведение вызывало у Кёко отрицательную реакцию и охлаждало её воздыхателя, но на этот раз случилось так, что он преданно отвечал на её собственное настроение приятного возбуждения. «Когда мужчина перестает мне нравиться, он всегда сходит по мне с ума», – говорила она про себя без малейшего злорадства.
Кроваво-красный терновый физ с джином, который она выпила, придавал игривое скольжение танцу Кёко. Она прислонилась к Юити, её тело, легче перышка, её ноги едва касались пола. Танцевальная площадка в цокольном этаже была окружена столами с трех сторон. Помост для оркестра был обращен в темноту, позади висела алая драпировка. Музыканты играли очень популярные мелодии «Грустное танго» и «Табу». Юити, получивший не так давно третий приз, великолепно смотрелся в танце. Его грудь была крепко прижата к маленьким мягким с накладками грудям Кёко. Она смотрела через плечо Юити на темнеющие лица за столиками и на мелькающие головы с золотыми волосами. То тут, то там колыхались маленькие дракончики, зеленые, желтые, красные, синие, на подсвечниках из матового стекла.
– В тот раз на вашем китайском платье был большой дракон, верно? – спросил Юити.
Это совпадение могло родиться лишь из чувств очень близких, почти одинаковых. Кёко охватило желание сохранить в себе этот крошечный секрет, поэтому она не призналась, что и сама тоже думала о драконе, и ответила:
– Да, такой был рисунок на белом атласе, ты запомнил.
А помнишь, как мы протанцевали пять танцев подряд?
– Я был очарован вашим лицом с этой едва заметной улыбкой. После этого когда я вижу улыбающихся женщин и сравниваю их улыбки с вашей, они не идут ни в какое сравнение.
Эта лесть глубоко тронула Кёко. Она вспомнила, как девочкой её постоянно и жестоко критиковала её невыносимая кузина за то, что при улыбке она показывала десны. После этого она на протяжении десяти лет тренировала улыбку перед зеркалом. Теперь Кёко демонстрировала чрезвычайную уверенность в своей легкой изгибающейся улыбке.
Женщина, которой говорят комплименты, чувствует в душе то, что привычно проституткам. Юити, поддавшись беспечному поведению иностранцев, воспользовался случаем и позволил своим улыбающимся губам легко коснуться губ Кёко. Она, хотя и ветреное создание, не была распутной. Танцев, вина и воздействия атмосферы этого иммигрантского клуба было недостаточно, чтобы вселить в неё романтические чувства. Она стала лишь чуть нежнее и сентиментальнее.
В глубине сердца она верила, что участь всех мужчин в мире – быть несчастными. У неё это было религиозным предрассудком. Единственное, что она видела в Юити, так это его банальную молодость. Но то, что мы называем красотой, в основном так далеко от оригинальности. Определенно в этом красивом юноше не найдешь ничего оригинального! Кёко погрустнела, словно проливала слезы над мужским одиночеством, над их животными страстями, над всеми оковами желания, от которых жизнь мужчин кажется такой трагичной.
Однако это подавляющее чувство утихло, когда они вернулись к своим местам. Говорили они мало, явно не зная, что сказать. Вероятно, в поисках повода коснуться руки Кёко Юити заметил её необычные наручные часики и попросил взглянуть на них. Различить что-нибудь на крошечном циферблате при таком плохом освещении было трудно, даже если смотреть на них очень близко. Кёко сняла часики и дала их ему. Тогда Юити начал рассказывать о различных швейцарских часовых фирмах. Его широкая осведомленность в этой области удивила её.
– Который теперь час? – спросила она.
Юити посмотрел на свои и её часы и сказал:
– Без десяти десять, на твоих – без пятнадцати, – и вернул ей её часики.
Им придется ждать более двух часов, когда начнется шоу.
– Давайте пойдем куда-нибудь еще, ладно?
– Давай, – ответила она, снова взглянув на свои часы. Муж играет в маджонг и вряд ли вернется до полуночи. Ничего не случится, если она вернется чуть раньше его.
Кёко стала подниматься из-за стола. Легкое покачивание говорило о её опьянении. Юити заметил это и взял её под руку. У Кёко возникло ощущение, будто она идет, глубоко увязая в песке. В авто Кёко почувствовала себя до глупости щедрой и подставила свои губы Юити. В ответ его губы проявили довольную жестокую силу. Свет от высоких неоновых вывесок, падающий через окошко на её лицо, метался по рукам, плечам, плавно перемещался в уголки её глаз. Во всей быстроте этого мелькания был поток, который оставался неподвижным. Юноша понял, что это слезы. Кёко тоже это поняла почти в тот же момент, когда почувствовала холод на виске. Юити коснулся его своими губами и выпил женские слезы.
Зубы Кёко сверкнули матово-белым в неосвещенном салоне автомобиля, она звала Юити по имени снова и снова, почти неслышно. Потом она закрыла глаза. Её слабо двигающиеся губы горели в предвкушении прежней внезапной жестокой силы, затем ожидание стало реальностью. Второй поцелуй, однако, разочаровал непринужденностью чего-то давно решенного. Это было не совсем то, чего Кёко ожидала. Этот поцелуй словно давал ей время, чтобы вернуть самообладание. Женщина села прямее и ласково высвободилась из объятий Юити.
Кёко подвинулась на краешек сиденья и, откинув голову, посмотрелась в зеркало, которое держала в руке. Глаза её были немного красными и влажными, волосы слегка растрепаны.
Приводя в порядок лицо, она сказала:
– Если мы и дальше будем продолжать в том же духе, не знаю, что может произойти. Довольно.
Она украдкой бросила взгляд на крепкий затылок пожилого шофера, обращенный к ней. Её сговорчивое добродетельное сердечко почувствовало презрительный холодок, исходящий от спины водителя.
В ночном клубе «Цукидзи», владельцем которого был иностранец, Кёко повторила слова, которые стали у неё уже входить в привычку: «Мне скоро нужно идти». Этот клуб, по контрасту с последним китайским, представлял собой целиком и полностью современное американское заведение. Кёко пыталась уйти и продолжала пить.
Ее мысли перескакивали с одного на другое. Не успевала она додумать одну мысль, как тут же забывала, о чем думала. Развеселившись, она бросилась танцевать. У неё возникло такое ощущение, будто к подошвам её туфель приделали роликовые коньки. В объятиях Юити ей было больно дышать. Учащенный пульс её опьянения передался Юити.
Пока они танцевали, Кёко рассматривала парочки американцев и солдат. Затем она неожиданно откинула голову назад и пристально посмотрела на Юити. Кёко настойчиво спрашивала его, пьяна ли она, и почувствовала большое облегчение, когда он ответил, что нет. Кёко подумала, что если бы она была трезвой, то могла бы пешком пройтись домой в район Акасака.
Они вернулись на свои места. Кёко казалась вполне спокойной. Потом её охватили смутные сомнения. Она с неудовольствием посмотрела на Юити, который обнимал её не так крепко, как ей того хотелось бы. Когда она посмотрела на него, темная радость лопнула внутри неё и хлынула наружу.
Ее сердечко, все еще уверенное, что она не влюблена в этого прекрасного юношу, теперь удостоверилось в этом полностью. Однако она понимала, что никогда не ощущала такого же глубокого чувства подчинения с каким-либо другим мужчиной. Подчиняющий себе ритм низких ударных европейской музыки привел её в состояние экстаза.
Эта восприимчивость, которую можно назвать почти естественным порывом, приблизила её сердечко к чему-то вселенскому. Это чувство, подобно вечеру, наступающему над вересковой торфянистой местностью, с длинными тенями, отбрасываемыми густым подлеском, взгорьями и долинами, купающимися в собственных тенях, это желание окунуться в исступленный восторг и сумерки преобразило Кёко. Ей казалось, что она видит голову Юити, двигающегося на фоне бледной подсветки, сливающуюся с тенью, распростершейся над ней, словно омут. Её внутренние чувства выплеснулись наружу, мир внутренний вторгся во внешний мир. Попав в осаду опьянения, она задрожала.
Однако она верила, что сегодня ночью спать она будет на груди собственного мужа.
«Вот это жизнь! – ликовало её легкомысленное сердце. – Вот это действительно жизнь! Что за сенсационность и какая раскрепощённость! Какая опасная мечта о приключении! Какая пища для воображения! Сегодня ночью вкус поцелуев моего мужа напомнит мне губы этого юноши! Что за безопасная и в то же время рискованная радость! Я еще могу остановиться на этом. Пока я себя контролирую. Что же касается всего остального, лучше всего…»
Кёко подозвала одного из официантов в алой униформе с золотыми пуговицами и спросила, во сколько начнется представление.
– В полночь, – сказал он ей.
– Мы не сможем посмотреть шоу здесь. Мне нужно уйти в половине двенадцатого. У нас еще есть сорок минут.
По её настоянию Юити снова стал с ней танцевать. Музыка прекратилась, и они вернулись к своему столику. Дирижер американского оркестра схватил микрофон огромными пальцами, на одном из которых блестело золотое кольцо с бериллом, и представился по-английски. Иностранцы засмеялись и стали аплодировать.
Музыканты перешли на быструю румбу. Свет выключили. Над дверью театральной уборной горели лампы. Вскоре появились мужчина и женщина, исполнители румбы.
Их шелковые костюмы развевались большими складками, расшитыми бесчисленными крошечными круглыми металлическими чешуйками, Которые блестели зеленым, золотым и оранжевым. Бедра мужчины и женщины, обтянутые шелком, двигались словно ящерицы в траве. Они сходились близко, затем расходились.
Кёко поставила локти на стол, держа пульсирующие виски накрашенными ноготками так, что, казалось, они проникали прямо ей в голову, и смотрела.
Внезапно она посмотрела на часы.
– Нам нужно идти. – Кёко забеспокоилась и поднесла часики к уху. – Что случилось? Шоу началось на час раньше или?…
Она была заметно встревожена. Она наклонилась и посмотрела на часы на левой руке Юити, лежащей на столе.
– Странно. Время такое же.
Кёко снова принялась рассматривать танцующих. Она уставилась на танцора, улыбка которого напоминала презрительную усмешку. Кёко изо всех сил пыталась подумать хоть о чем-нибудь. Музыка и топот ног, однако, мешали ей. Кёко встала, не зная зачем. Она шла, пошатываясь, держась за столы. Юити пошел за ней. Кёко остановила официанта и спросила у него, который час.
– Десять минут первого, госпожа.
Кёко приблизилась почти вплотную к Юити и сказала:
– Ты поставил часы назад, не так ли?
Озорная улыбка заиграла в уголках его рта.
– Угу.
Кёко не рассердилась:
– Я еще могу успеть. Я должна идти.
Лицо Юити посерьезнело.
– Должна?
– Да, я ухожу.
В гардеробе она сказала:
– Боже, я сегодня действительно устала. Я играла в теннис, гуляла, танцевала…
Придерживая волосы сзади, Кёко скользнула в пальто, которое держал Юити, затем энергично тряхнула головой. Её агатовые серьги под цвет наряда закачались из стороны в сторону.
Оказавшись в такси с Юити, она взяла инициативу на себя и дала адрес своего дома в Акасака. Пока такси отъезжало, она вспомнила проституток, расставляющих свои сети для иностранцев у дверей клуба. Её это смутило.
«О боже! Этот ужасный зеленый костюм! Та крашеная брюнетка! Такой плоский нос! Хуже всего, что честные женщины не могут курить сигареты так, как будто они получают от этого удовольствие. Какие вкусные, наверное, эти сигареты!»
Такси подъезжало к району Акасака.
– Здесь поверните налево. Так. Теперь прямо вперед, – сказала она.
В этот момент, молчавший всю дорогу, Юити с силой прижал её плечи и, зарывшись лицом в волосах, поцеловал в шею сзади. Кёко снова почувствовала запах той самой помады, которой столько раз благоухали её сны.
«Вот в такие моменты хочется покурить, – размышляла она. – Это было бы так стильно».
Она смотрела на огни за окошком, на облачное ночное небо. Неожиданно она подумала, что все бессмысленно. Еще один день заканчивается, и ничего не произошло. Останутся лишь капризные удручающие воспоминания – томные, отрывочные и, возможно, основанные на бессилии воображения. Только каждодневная рутина жизни, обретающая какую-то странную, вызывающую ужас форму, – только это и останется. Кончики её пальцев погладили свежевыбритый затылок молодого мужчины. Шершавость и тепло его кожи давали потрясающее ощущение.
Кёко закрыла глаза. Тряска автомобиля заставляла строить предположения, что эта гнусная дорога проходила по нескончаемым ухабам.
Кёко открыла глаза и прошептала Юити на ухо со всепрощающей лаской:
– Хорошо, ты победил. Мы давным-давно проехали мой дом.
Глаза Юити засветились радостью.
– Поезжайте к Янагибаси, – быстро сказал он шоферу.
Кёко услышала визг колес, делающих крутой разворот. Лучше назвать его довольным сочувственным визгом.
Это опрометчивое решение сильно утомило Кёко. Её напряжение и опьянение переплелись вместе. Ей приходилось бороться с собой, чтобы не заснуть. Она воспользовалась плечом Юити как подушкой, и из привычки заставлять себя думать о приятном она, закрыв глаза, представила себя коноплянкой или какой-то другой маленькой птичкой.
У входа в отель под названием «Кихоё» Кёко сказала:
– Откуда ты знаешь такие места, дорогой?
Произнеся это, Кёко почувствовала, что у неё отнимаются ноги. Она шла по коридорам, через которые вела их горничная, пряча лицо за спиной Юити. Они прошли по нескончаемому извилистому коридору и поднялись по лестнице, которая внезапно оказалась за углом. От холода ночных коридоров у неё зазвенело в голове. Кёко едва могла стоять. Ей хотелось скорее попасть в номер, где она могла бы рухнуть в кресло.
Когда они добрались до номера, Юити сказал:
– Отсюда видно реку Сумида. Вот то здание – склад пивной компании.
Кёко не осмелилась посмотреть на речной пейзаж. Ей хотелось только, чтобы все произошло как можно скорее.
Кёко Ходака проснулась в полной темноте.
Она ничего не могла рассмотреть. Окна были закрыты ставнями. Ни один лучик света не пробивался извне. Её обнаженной груди было холодно, отчего она подумала, что на улице похолодало. Кёко ощупью подтянула ворот туго накрахмаленного гостиничного ночного кимоно, провела рукой по телу. Под кимоно ничего не было. Она не могла вспомнить, когда она сняла с себя все, до последней нитки. Она не могла вспомнить, как надела на себя это жесткое кимоно.
Вот, наконец-то! Эта комната примыкала к комнате с видом на реку. Определенно она вошла сюда прежде Юити и разделась. Юити в это время был по другую сторону перегородки. Через некоторое время в другой комнате свет потушили. Юити пришёл из темной комнаты. Кёко крепко закрыла глаза. Тогда все началось волшебно и закончилось в мечтах. Все закончилось с неоспоримым совершенством.
Что произошло после того, как свет в комнате был погашен и образ Юити заполнил мысли Кёко, когда она лежала с закрытыми глазами? Даже сейчас у неё не хватало храбрости прикоснуться к настоящему Юити. Его тело было олицетворением радости. В нём были невероятным образом смешаны неопытность и мудрость, молодость и искусность, любовь и презрение, благочестие и святотатство. Даже сейчас малейшего чувства обиды или вины недостаточно, чтобы омрачить радость Кёко, даже её легкое похмелье не могло испортить того, что произошло. Через некоторое время её рука стала искать руку Юити.
Рука была холодной. Выступали кости. Она была сухой, как кора дерева. Вены были узловатыми и слабо пульсировали. Кёко задрожала и отдернула руку.
Неожиданно в темноте послышался кашель. Это был долгий, погруженный во мрак кашель. Это был болезненный кашель, протяжный, с «хвостом» в виде хрипов и присвиста. Этот кашель напомнил ей о смерти. Холодная сухая рука коснулась Кёко, и та чуть не закричала. У неё возникло ощущение, что она спит со скелетом.
Кёко вскочила и стала на ощупь искать лампу, которая должна была быть рядом с изголовьем кровати. Её пальцы безрезультатно скользили по холодному татами. В углу, самом далеком от подушек, стояла лампа с абажуром в форме японского фонарика. Кёко зажгла лампу и обнаружила рядом со своей пустой подушкой лицо старика.
Кашель прекратился. Сунсукэ прикрыл глаза, ослепленный, и сказал:
– Выключи свет, пожалуйста. Слишком ярко.
Закончив фразу, он снова закрыл глаза и отвернул лицо от света.
Кёко ничего не могла понять. Она принялась искать свою одежду в одежном сундуке. Пока женщина одевалась, старик лежал молча, притворяясь спящим.
Когда по всем признакам она собралась уходить, он спросил:
– Ты уходишь?
Женщина ничего не сказала и пошла к двери.
– Подожди.
Сунсукэ встал.
Он натянул своё косодэ на плечи и попытался остановить женщину.
– Подожди, пожалуйста. Сейчас слишком поздно уходить.
– Я ухожу. Я закричу, если вы остановите меня.
– Попробуй. Но у тебя не хватит смелости закричать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50