Здесь выложена электронная книга Запретные удовольствия автора по имени Мисима Юкио. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Мисима Юкио - Запретные удовольствия.
Размер архива с книгой Запретные удовольствия равняется 252.9 KB
Запретные удовольствия - Мисима Юкио => скачать бесплатную электронную книгу
«Запретные удовольствия»: Центрполиграф; M.; 2005
ISBN 5-9524-1906-2, 978-5-9524-2787-7
Аннотация
Старому писателю женщины приносили только разочарования, боль и горе. На берегу моря, в минуту душевного разлада, он встречает прекрасного юношу Юити Минами, которого мучает тайная страсть – стремление к однополой любви. Из Юити писатель намерен создать орудие для отмщения всем женщинам, когда-то причинившим ему страдания. Но и на самом дне содомского разврата к юноше не пристает ни грязь, ни пошлость этого мира. Словно облако – холодный, легкий и равнодушный, – скользит он по стране людей.
Юкио Мисима
Запретные удовольствия
Глава 1
НАЧАЛО
Ясуко приходила к Сунсукэ, когда тот отдыхал, сидя в ротанговом кресле на краю сада. Она радостно усаживалась к нему на колени, доставляя старику огромное удовольствие.
Шло лето 1950 года. По утрам Сунсукэ не принимал посетителей. Если было желание, то он работал. Если такого желания не возникало, он писал письма или приказывал вынести в сад кресло и полулежал в нём с книгой. Иногда закрывал книгу, клал её на колени и предавался безделью либо звонил в колокольчик и приказывал служанке принести чай. Если же по какой-то причине плохо спал предыдущей ночью, то натягивал одеяло до подбородка и некоторое время дремал.
Хотя миновало пять лет с тех пор, как ему исполнилось шестьдесят, у него не было занятия, чтобы отвлечься, ничего, что можно было назвать хобби. В сущности, Сунсукэ не верил в эту чепуху. Он был совершенно лишен качества, столь важного для хобби: он не умел ценить конкретных взаимоотношений, которые крепко связывали бы его с другими людьми. Этот острый недостаток объективности в сочетании с неловкими, порывистыми попытками установить связь между своим внутренним миром и тем, который лежал вне его, придавал определенную свежесть и наивность его произведениям последних лет. Они черпали силу из самых сокровенных его замыслов: из полных драматичности случайностей, порожденных столкновением человеческих желаний; смешных зарисовок; стремления изобразить характер человека – все питалось конфликтом между личностью и её внутренним миром. В этом отношении некоторых резких критиков все еще одолевали сомнения, стоит ли провозглашать его великим писателем.
Правое колено досаждало Сунсукэ приступами невралгии, которые обычно предваряла тупая боль глубоко внутри. Было сомнительно, что его состарившиеся хрупкие коленные чашечки смогут долго выдерживать теплый вес молодой женщины. Однако по мере усиления боли выражение радости появлялось на его лице.
Наконец он сказал:
– У меня болит колено, Ясуко. Дай я передвину ногу вот так, а ты пока сядь сюда.
Ясуко широко открыла глаза и участливо посмотрела на Сунсукэ. Он засмеялся: Ясуко испытывает к нему отвращение.
Старый писатель понимал это чувство. Он встал и схватил Ясуко за плечи. Потом повернул к себе за подбородок её лицо и поцеловал в губы. Поспешно выполнив таким образом долг по отношению к ней, он почувствовал внезапную вспышку боли в правом колене и рухнул в кресло. Когда он смог поднять голову и оглядеться, Ясуко исчезла.
Прошла неделя, а Ясуко не давала о себе знать. Однажды во время прогулки Сунсукэ зашел к ней домой. Оказалось, что она уехала с какими-то школьными подругами на курорт с онсэн – горячими источниками на южном побережье полуострова Идзу. Записав название курорта в записную книжку, Сунсукэ вернулся домой и занялся приготовлениями к отъезду. На столе он обнаружил стопку гранок, срочно требующих правки, но отложил их на потом, утешая себя внезапным осознанием того, что ему необходим отдых в середине лета.
Обеспокоенный жарой, Сунсукэ сел в ранний утренний поезд. Несмотря на это, его белый костюм промок на спине от пота. Он сделал глоток горячего чая из термоса. Тощей, сухой, словно бамбук, рукой он вытащил из кармана рекламный проспект очередного своего собрания сочинений, который дали ему в издательстве.
Это новое собрание сочинений Сунсукэ Хиноки будет третьим по счету. Первое вышло, когда ему исполнилось сорок пять.
«Помню, в то самое время, – размышлял он, – вопреки тому, что большинство моих произведений признано миром миниатюрной иллюстрацией стабильности и единства и в некотором смысле достигло вершины, как предсказывали многие, я был до некоторой степени подвержен этой глупости. Глупости? Чепуха. Глупость нельзя связать с моими произведениями, с моей душой, с моим образом мыслей. Мои произведения, определенно, не глупость. Я был выше того, чтобы использовать мысль для скрашивания собственной глупости. Стараясь поддерживать чистоту своего мышления, я ограждал от моей глупой деятельности достаточно духовности, чтобы позволить своим мыслям обрести форму. Однако секс был не единственной движущей силой. Моя глупость не имеет ничего общего ни с духовным, ни с плотским. Моя глупость состоит в исступленной способности управлять абстракциями, что угрожает превратить меня в мизантропа. Мне это до сих пор угрожает, даже сейчас, на шестьдесят шестом году моей жизни».
С печальной улыбкой на губах Сунсукэ внимательно рассматривал собственную фотографию на обложке проспекта, который держал в руках. Это был портрет безобразного старика. Только так могло и быть. Однако не трудно было увидеть в нём определенные размытые и тонкие черты духовной красоты, столь признанной обществом. Высокий лоб, запавшие узкие щёки, широкие, голодные губы, волевой подбородок – каждая черта носила нескрываемые следы долгого упорного труда и одухотворенности. Его лицо, однако, было не столько выковано духовностью, сколько озадачено ею. Это лицо, в котором избыток духовности как бы обнажался, принуждая смотрящего отводить взгляд, словно оно слишком откровенно говорило о чем-то личном. В своем уродстве оно было лишенным души трупом, больше не обладающим силой хранить тайну.
Это было делом рук группы поклонников, которые, осмыслив интеллектуальный гедонизм того времени, заменили заботу о человечестве индивидуализмом, искоренили универсальность из чувства красоты, воровски и жестоко вырвали красоту из лап этики. Это они называли черты лица Сунсукэ прекрасными.
Пусть так, но на последней странице обложки проспекта, которая смело несла черты мерзкого старика, ряды похвальных отзывов множества выдающихся людей составляли странный контраст с тем, что было на первой странице. Эти великие интеллектуалы, эта стая плешивых попугаев, готовых по указке громко петь свои хвалебные песни, восхваляла сверхъестественную красоту произведений Сунсукэ.
К примеру, один известный критик, ученик Хиноки, подвел итог всем двадцати томам собрания сочинений, написав следующее: «Этот огромный поток произведений, влившийся в наши сердца, был написан искренне и закончен сомнением. Господин Хиноки утверждает, что, если бы он не обладал инстинктом сомнения в своих произведениях, он бросил бы их прочь, как только они были написаны. Разве когда-нибудь выставлялось такое обилие мертвецов на суд зрителей?
В произведениях Сунсукэ Хиноки описаны неожиданности, непостоянство, неудачи, несчастья, непристойности, попрание приличий – все, являющееся противоположным красоте. Если в качестве фона использовался определенный исторический период, он, вне всякого сомнения, выбирал декадентский. Если для сюжета необходима любовная история, вне всякого сомнения, акцент ставился на её безнадежность и скуку. В его руках здоровой, цветущей формой становится страстное одиночество человеческой души, взрывающееся со скоростью эпидемии, распространяющейся в тропическом городе. Его не трогают ни болезненная ненависть, ни ревность, ни вражда; кажется, что все страсти человеческого рода не имеют к нему отношения. И не только это, он находит гораздо больше тем, о которых пишет, гораздо больше живой неотъемлемой ценности в единственном капилляре, теплящемся на кладбище страстей, тогда когда человеческие чувства еще были живы.
Посреди холодности возникает искусный трепет чувства. Посреди аморальности появляется почти жесткая мораль. В холоде чувствуется героическое волнение. Что за мастерски выкованный стиль должен быть, чтобы вторгаться в угодья парадоксального? Это стиль рококо, стиль старинного Хэйанского периода . Это и стиль человеческой жизни в полном смысле этого слова. Это стиль облечения ради облечения. Он диаметрально противоположен чистому стилю. Он полон привлекательных изгибов и складок, таких как у скульптур богинь судьбы на фронтоне развалин Парфенона или складки одеяния Ники Самофракийской работы Пеония. Струящиеся, летящие складки, не просто повторяющие движения тела, а подчиняющиеся его линиям. Это складки, струящиеся сами по себе, которые сами по себе взлетают к небесам…»
Пока Сунсукэ читал, на его губах играла раздраженная усмешка. Затем он пробормотал:
– Он совершенно ничего не понял. Это надуманный цветастый панегирик – вот что это такое! И через двадцать лет он оказался таким ничтожеством.
Сунсукэ посмотрел в широкое окно вагона второго класса. Рыбачья лодка, расправив паруса, держала курс в открытое море. Белая парусина, наполненная ветром, льнула к мачте, вяло заигрывая с ней. В этот миг серебряный луч блеснул где-то у основания мачты, затем поезд врезался в рощицу смолистых сосен, стволы которых высвечивало летнее утреннее солнце, потом въехал в туннель.
«Я не удивлюсь, – подумал Сунсукэ, – если этот сполох света исходит от зеркальца кагами. В той лодке, должно быть, прихорашивается рыбачка. Загорелой рукой, сильной, как у мужчины, она, вероятно, посылает косые отблески пассажирам каждого проезжающего мимо поезда, чтобы поведать всем свои секреты».
В поэтическом воображении Сунсукэ лицо рыбачки обрело черты Ясуко. Худое потное тело стареющего писателя задрожало.
«Его не трогают ни болезненная ненависть, ни ревность, ни вражда; кажется, что все страсти человеческого рода не имеют к нему отношения».
Ложь! Ложь! Ложь!
Процесс, посредством которого писатель вынужден подделывать свои истинные чувства, противоположен тому, посредством которого человек из высшего общества вынужден подделывать свои. Художник маскируется, чтобы разоблачить, человек высшего света маскируется, чтобы скрыть.
В результате из-за такой скрытности Сунсукэ подвергался нападкам людей, обвинявших его в недостаточной интеллектуальности, людей, которые стремились осуществить союз искусства и общественных наук. Следовательно, была веская причина тому, что он не станет принимать участия в глупом выставлении напоказ нравоучительной философии в эпилоге произведения, во многом подобно тому, как танцовщица ёсэ , исполняющая канкан, приподнимает юбку и выставляет напоказ свои бедра. В мышлении Сунсукэ, в его отношении к искусству и жизни было нечто такое, что упорно навлекало на себя бесплодность.
То, что мы называем мыслью, рождается не перед свершившимся фактом, а после него. Мысль выступает в качестве судебного защитника поступка, порожденного случаем и порывом. Как защитник она придает значение и теории такого поступка – необходимость заменяется случайностью, воля – порывом. Мышление не может исцелить раны слепого, который натыкается на фонарь, но может показать, что виной тому и фонарь, и слепота. Для поступка постфактум подгоняется другая теория, до тех пор, пока она не станет системой. Движущая сила поступков становится не чем иным, как вероятностью в кругу всех поступков. Это как обрывок бумаги на улице. Таким образом, тот кто обладает силой мышления, стремится расширить эту силу вне всяких границ и сам становится пленником мысли.
Сунсукэ проводил резкую грань между мыслью и глупостью. В результате он неоправданно тяжело винил собственную глупость. Привидение глупости, строго-настрого изгнанное из его произведений, крадучись пробиралось в его сны по ночам. Определенно, три его катастрофических брака промелькнули пару раз в его произведениях. В юности жизнь молодого парня Сунсукэ была последовательностью падений, цепочкой просчетов и неудач.
Он не знал ненависти? Ложь. Не знал ревности? Ложь.
В отличие от безмятежной покорности, которая наводняла его произведения, жизнь Сунсукэ была полна ненависти и ревности. После крушения своего третьего брака, после досадных развязок его десяти, или около того, любовных историй – тот факт, что старый художник, питающий неискоренимое отвращение ко всему женскому роду, ни разу не украсил свои произведения цветами этого отвращения, был достижением его безмерной сдержанности, неизмеримого высокомерия.
Женщины, появлявшиеся на страницах его многочисленных книг, казались читательницам, а также и мужчинам, которые тоже встречались среди его читателей, раздражающе непорочными. Один любопытный исследователь, занимающийся сравнительной литературой, поместил его героинь в один ряд с эфемерными героинями Эдгара Аллана По Лигейей, Береникой и Мореллой, которые скорее из мрамора, чем из плоти. Их легко угасающие страсти были подобны мимолетному свету полуденного солнца, отражающемуся от высеченных из мрамора лиц. Сунсукэ боялся наделить своих героинь глубоким чувством.
Один доброжелательный критик заострил на этом внимание Сунсукэ и сказал, что его позиция приверженца вечной женщины абсолютно очаровательна.
Его первая жена была воровкой. За два года их жизни в браке она украла и продала просто из прихоти зимнее пальто, три пары ботинок, материю на два весенних костюма и цейссовский фотоаппарат. Когда она уходила, ворот и оби её кимоно были расшиты драгоценными камнями. В конце концов Сунсукэ был богатым человеком.
Его вторая жена оказалась сумасшедшей. Одержимая навязчивой идеей, что муж убьет её во сне, она так ослабла от недостатка ночного отдыха, что превратилась в истеричку. Однажды Сунсукэ, вернувшись домой, почувствовал странный запах. Его жена стояла в дверях, преградив путь и отказываясь впустить мужа.
– Дай мне войти, – попросил он. – Что за странный запах?
– Нет, тебе нельзя входить, – отвечала она. – Я очень занята.
– Чем?
– Ты всегда бросаешь меня и уходишь куда-то, поэтому я сорвала кимоно с твоей любовницы и решила сжечь его. Боже, как хорошо!
Сунсукэ оттолкнул её и увидел куски угля, тлеющие на персидском ковре. Жена снова подошла к печке и, изящно придерживая длинный рукав кимоно, с абсолютным спокойствием стала выгребать горящие угли и разбрасывать их по ковру. В ужасе Сунсукэ пытался остановить её. Она сопротивлялась, подобно пойманной птице, изо всех сил бьющей крыльями.
Его третья жена оставалась с ним до самой смерти. Эта женщина с большими сексуальными потребностями заставила Сунсукэ испытать все муки супружеских отношений. Он ясно помнил, когда это все началось.
Сунсукэ всегда прерывал работу, чтобы заняться любовью, после чего его работоспособность возрастала чрезвычайно. Обычно они с женой отправлялись спать около девяти вечера. Некоторое время спустя он оставлял её и поднимался в свой кабинет на втором этаже, работал там до трех или четырех часов ночи, а потом ложился спать здесь же, на узкой койке. Сунсукэ строго придерживался заведенного порядка. С вечера почти до десяти утра он, практически, не видел свою жену.
Однажды летней ночью он почувствовал странный порыв разбудить её. Однако желание продолжать работу умерило его пыл, и это повлекло за собой беду. Действительно, той ночью, словно наказывая себя, Сунсукэ работал без передышки до пяти часов утра.
Наверняка жена еще спит… Бесшумно он спустился по лестнице. Дверь в спальню оставалась открытой. Жены нигде не было видно.
В этот миг Сунсукэ неожиданно осознал, что так происходит всегда. «Должно быть, потому, что я придерживаюсь одного и того же графика, – подумал он. – Я должен был знать, мне следовало бояться этого».
Скоро он взял себя в руки. Наверное, жена, набросив домашнее кимоно поверх ночной рубашки, как обычно, ушла в ванную. Он ждал. Она не возвращалась.
Сунсукэ в тревоге прошёл по коридору и спустился по лестнице. Под окном кухни за низким столиком сидела его жена в черном кимоно, подперев голову руками. Еще не рассвело. Сунсукэ спрятался за плотными шелковыми занавесками, которые закрывали выход в коридор.
Вскоре послышался скрип деревянной калитки в двадцати – тридцати шагах от кухонной двери и тихий музыкальный свист. Настало время доставки молока.
В близлежащих дворах одна за другой залаяли собаки. Молочник был обут в спортивные тапочки. Он радостно и бодро вышагивал по мокрой от ночного дождя каменной дорожке, его молодое тело упивалось движением, обнаженные руки, видневшиеся из-под коротких рукавов синей рубашки поло, касались мокрых листьев камелии, холодные мокрые камешки рассыпались под ногами.
Запретные удовольствия - Мисима Юкио => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Запретные удовольствия автора Мисима Юкио дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Запретные удовольствия у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Запретные удовольствия своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Мисима Юкио - Запретные удовольствия.
Если после завершения чтения книги Запретные удовольствия вы захотите почитать и другие книги Мисима Юкио, тогда зайдите на страницу писателя Мисима Юкио - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Запретные удовольствия, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Мисима Юкио, написавшего книгу Запретные удовольствия, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Запретные удовольствия; Мисима Юкио, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн