Но сейчас-то ты за что на меня дуешься? То, что я улетела - но ведь ты был не против, вспомни, ты же не возражал! И… - она уже не могла больше сдерживать слезы, - Пита, ну почему ты так со мной? В чем я перед тобой виновата?
— Вот посмотри, - мягко сказал Пита, отводя ее руки от лица, - иди и посмотри на себя в зеркало.
— Ну зачем, - зарыдала Ильгет, - ну что ты в самом деле…
— Я, я, я, - продолжил муж, - все время - Я. Я - на первом месте. А ты хоть раз подумала за это время обо мне?
— Подумала, Пита, поверь мне, я все время думала о тебе.
— Знаешь, - сказал Пита, - я думаю, что уже хватит. Думаю, нам надо расстаться.
Ильгет прекратила плакать. С недоумением посмотрела на него.
— Тогда почему… почему ты все еще здесь? - спросила она, - тебе сложно было снять другую квартиру? Зачем ты меня вообще ждал?
— Да вот, хотел по-человечески… хотел поговорить.
"Это у нас называется по-человечески", - горько подумала Ильгет. И сказала.
— Не знаю… наверное, ты прав. Хотя… я уже думала об этом. Да, нам трудно жить вместе. Но ведь у нас все равно есть любовь. Вспомни… как все начиналось, еще в Иннельсе. Неужели это все можно вот так перечеркнуть, выбросить? Помнишь, как мы по Набережной гуляли…
— Ты убила любовь, - ответил Пита уверенно, - ты сделала все возможное, чтобы это хорошее - то, что было - опошлить и опустить.
(Господи! Ильгет взялась пальцами за виски. След от раны в спине начал медленно ныть. Фантомная боль, это ерунда, это пройдет. Неужели нельзя было уйти как-то иначе? Раньше или наоборот, позже… Неужели именно сейчас, сегодня… Такое ощущение, что он все, абсолютно все делает так, чтобы доставить ей как можно больше неприятностей. Хотя наверняка специально это не планирует).
— Хорошо, - устало сказала Ильгет, - наверное, я виновата. Конечно, хотелось бы знать, в чем именно… что я делала не так… мне ведь дальше жить, хотелось бы исправить свои ошибки.
— Ну что ты, - усмехнулся муж, - ты никогда не ошибаешься. Ты ведь у нас святая. Безгрешная. Вся такая правильная.
— Господи, Пита, ну что за глупости?
Безгрешная… святая… нож входит в человеческое тело с легким треском, и от запаха крови нестерпимо тошнит…
— Пита, я убивала людей. О чем ты говоришь…
— А я крестился, между прочим, - сообщил муж. Ильгет только теперь увидела на его шее цепочку с крестиком. И на миг забыла о своем горе. Это было так неожиданно, что Ильгет даже заулыбалась.
— Да ты что? Здорово! Ты молодец! Я рада…
— Ты не пускала меня к Богу.
Ильгет опустила глаза, подумав, что наверное, он прав. Конечно, сознательно она только и мечтала, чтобы он крестился. Но… ее присутствие действительно делало его хуже, чем он есть. Впрочем, так же, как ее - присутствие мужа. Питу ведь любят все… он такой милый, открытый, хороший… все, кроме самой Ильгет и ее друзей из ДС - но они все не совсем нормальные люди. Он действительно хороший, только не рядом с ней. И может быть, в каком-то смысле она действительно не пускала его к Богу… служила искушением.
— Ты даже и в этом относилась ко мне высокомерно… Ты ни разу не показала мне, как молиться. Ничем не делилась. Молиться меня научили другие люди.
— Да, но ты же сам… не хотел, - пролепетала Ильгет. Слезы снова полились. Пита был совершенно спокоен и говорил задумчиво, глядя вдаль, скрестив руки на груди.
— Разве ты когда-нибудь относилась ко мне, как к мужу? Разве ты хотя бы пыталась любить? Или уж, как сказано в Библии, хотя бы слушаться?
Ильгет сжалась. В ушах ее звенело…
"Разве ты посвящала все свои силы, время, себя - этой любви? Тогда что же это за любовь?
— Да… я не все посвящала…
— И даже сейчас ты все еще думаешь, что все-таки он виноват больше… но если ты постоянно думаешь о его вине, о своих обидах - о какой любви может идти речь?
— Но если у меня не хватает любви, что я должна сделать?
— Я же говорил тебе… ты и мне не хотела довериться до конца. Как и мужу. Ты ни за кем не способна идти до конца. Любить… Ты можешь только захватить человека в сеть и манипулировать им…"
— Да, Пита, - спина болела все сильнее, и это, как ни странно, помогало. Отвлекало от раздирающих душу обвинений, - Я виновата. Я недостаточно любила тебя… Прости меня…
— Знаешь, раньше я мог бы простить, - задумчиво ответил Пита, - мог бы. Но сейчас, боюсь, уже слишком поздно. Ты сожгла и уничтожила мою душу.
— Хорошо, тогда, - губы не слушались Ильгет, - тогда иди… иди, я ведь не держу тебя. Иди уже.
Пита не тронулся с места.
— Вот видишь, - горько сказал он, - ты выгоняешь меня.
— Нет… но ты же сам хотел уйти.
— Я уйду. Я не могу жить в одиночестве.
— Но почему…
— С тобой я всегда был одинок. Мне нужен человек рядом. Человек, который любил бы меня, интересовался бы мной…
Ильгет тупо смотрела в пол. Она, значит, не интересовалась. Да. Вдруг до нее дошло.
— Пита, - прошептала она, - у тебя есть другая женщина?
— Да, есть.
Дротик снова воткнулся в спину и стал проворачиваться, раздирая внутренности. Ильгет застонала и сжала зубы, пережидая боль.
— Тогда иди… что же ты… иди.
— Оставайся одна, - Пита шагнул к двери. Его слова доносились как сквозь пелену. Оглушающую густую пелену тумана, - оставайся одна, и может быть это заставит тебя задуматься. О своей жизни. О том, как ты живешь, как ты относишься к людям…
За окном стемнело, а Ильгет лежала все так же, без движения.
Больно. Просто невыносимо больно. Вот, наверное, про такое и говорят - "нести свой крест". Но Господи… это уж слишком.
Он ушел навсегда? У Питы другая женщина… вероятно, он ушел к ней.
Может быть, он еще вернется? Да, возможно и так. Они муж и жена. Пусть он поступает так, но ведь она-то, Ильгет, обещала. Она же сказала это перед алтарем. Она будет с ним до смерти. Даже если он - вот так. И он тоже обещал, раз он теперь крестился, то должен это понять. Он вернется. Эта мысль отдавала тоской и безысходностью. Клятва дана. От нее не уйти. Даже если она сейчас так невыносимо тяжела.
Ильгет ни о чем не могла думать. Она просто так лежала, в памяти всплывала то одна жестокая фраза Питы, то другая, и каждый раз шрам отзывался болью, и начали болеть точки от сагонских игл. Раз Пита так говорит, наверное, что-то есть в его словах? Ведь не может же быть, чтобы за этим ничего не стояло? Наверное, она действительно настолько плохая. Но разве она была высокомерной… может быть, так это выглядело?
Раздался звонок в дверь. Ильгет медленно поднялась. Ей не хотелось сейчас никого видеть… да и видок у нее - лицо все в слезных разводах, растрепанная, бледная. Может, просто не открывать? Но она уже подала рукой жест домашнему циллосу, дверь открылась. Ильгет шагнула в прихожую и попыталась собрать руками растрепанные волосы.
Она замерла. На пороге стоял Арнис.
В руке он держал небольшой букет темных роз.
— Иль, - прошептал он, с ужасом глядя на нее, - что с тобой?
— Ничего, - тихо сказала она, не двигаясь с места.
— Ты одна?
— Да.
Арнис помолчал, потом спросил тихо.
— Твой муж… ушел?
— Да…
— А… - сказал Арнис, - а я вот… хотел заскочить на минуту, цветы… это тебе.
— Ну заходи, - безжизненным голосом произнесла Ильгет.
Он шагнул в прихожую, протянул ей букет. Ильгет рассеянно взяла цветы, не зная, куда их деть, положила на тумбу.
— Иль, тебе плохо? - спросил он.
— Да, - так же ответила она.
— Я останусь… ладно? Ты не думай, я… просто не могу, когда ты плачешь.
— Оставайся.
Не все ли равно, подумала Ильгет. Конечно, это нехорошо, могут подумать, что… но ведь мы с Арнисом вовсе не собираемся заниматься чем-то таким. А что подумают - ну и пусть. Чего мне терять-то?
Она оторвалась от дверного косяка и покачнулась. Арнис придержал ее за плечи.
— Ты совсем расклеилась, маленькая, - сказал он озабоченно, - пойдем, я тебя уложу. Ты полежишь, поспишь, тебе станет легче. Рана болит?
— Ага. Не сильно.
— Может быть, тебе атен принять?
— Нет, не сильно болит, терпимо. Душа у меня болит…
— Да, понимаю. Ложись, Иль, - он довел ее до дивана, уложил. Ушел на минуту и вернулся с теплым одеялом, накрыл ее и закутал. Ильгет стало невыразимо приятно, и боль куда-то исчезла. Арнис присел рядом с ней на пол, погладил по голове.
— Так лучше? Ты пить хочешь? Или есть? Давай я тебе сделаю чего-нибудь… чайку, хочешь?
— Да, - сказала Ильгет, - только пить. И сам тоже поешь там…
— Да ты за меня не переживай, - Арнис вышел. Через некоторое время он вернулся с подносом. Вообще-то в доме была тележка-робот, но Ильгет забыла об этом. Арнис помог ей сесть, будто рана по-прежнему болела, и она сидела на диване, прихлебывая теплый чай. Потом Арнис снова уложил ее.
— Честно говоря, - сказал он, - только ты… это… в общем, я видел твоего мужа. Вышел на улицу и увидел. Случайно.
— Он был с женщиной, - полувопросительно произнесла Ильгет.
— Да. Ну я и подумал, а как ты там… одна… думал, если ничего, то я просто цветы подарю и уйду. Ну как сюрприз. А ты совсем тут расклеилась.
— Уже хорошо, Арнис. Спасибо тебе.
— Я посижу тут с тобой, хорошо?
Он снова сел рядом с ней на пол, положил руку поверх одеяла, сжав ладонью хрупкое плечо Ильгет.
— Все будет хорошо, Иль, - бормотал он, - мы выжили, это же самое главное. Мы выжили, мы на Квирине. Знаешь, я уже думал, что ты умрешь… Но тебя Бог сохранил. А это все ерунда. Не надо из-за этого плакать. Ты поспи, Иль… Поспи, а я вот тут рядом посижу и руку буду вот так держать. Ты хорошая, Ильгет, ты самая лучшая. Поверь мне. Спи, маленькая, а завтра все будет хорошо.
— Глава 8. В сторону весны.
На следующее утро Ильгет не сразу поняла, где находится. Она уже так привыкла к мерцанию аппаратуры медотсека, к жесткой функциональной кровати, но и на ее собственную кровать это никак не походило. Слишком мягко и уютно. Ах да, это же гостиная и ее диван, она лежит на диване, заботливо укрытая одеялом… И тотчас она вспомнила все, что произошло.
Больно уже не было. Пусто на душе. Яркий свет бил сквозь слегка тонированное окно, Ильгет села, утопив ноги в пушистом ковре. И увидела на низком столике знакомую черную вазу, а в ней - вчерашние розы.
Он и об этом подумал… с ума сойти можно.
Пошатываясь, Ильгет прошла в душ, сбросила платье (так и спала в нем), с наслаждением купалась в теплых сверкающих струях воды, наполненной то шампунем, то освежителем, давно уже такого кайфа не испытывала. Она вымыла и голову, потом постояла под горячими струями воздуха, растерлась бальзамом, обходя только область шрама, вышла из душа, чувствуя себя свежей и обновленной.
Потом она встала на колени и начала читать утренние молитвы. Сосредоточиться было трудно.
Что там сагон говорил?
Отчет она сдала. А вот всерьез задуматься о том разговоре у нее еще не было времени. А может быть, зря.
Ильгет перекрестилась. Подошла к окну.
Да, сагон всегда неправ. Но как знать, может быть, что-то и было в его словах? Ведь действительно - в чем-то она виновата. Разве можно сказать, что она любила мужа достаточно? Что думала только о нем? Как он там говорил - у тебя есть целый мир, мне недоступный. Да, и не один даже мир. ДС и друзья, а еще и ее романы… глупость эта. Может, не надо было об этом думать, а надо было всерьез посвятить свою жизнь только мужу. Ведь что толку, если ты хоть подвиг совершишь, а близкого человека доведешь до погибели…
Вчера она рыдала, ей было так больно - потому что жалко себя. Просто жалко. Обвинения казались такими жестокими, такими несправедливыми.
Сегодня не больно. Легко. Можно и подумать о жизни всерьез.
Разве есть что-то более важное, чем жизнь и душа живущего рядом, самого близкого человека? Почему она позволила себе пренебречь этим? Вот и наказание, вот и расплата.
Ей опять становилось тоскливо, душная вчерашняя мгла затягивала сердце.
И жить-то не хочется. Господи, сказала Ильгет, сколько можно? Как я мечтала умереть в свое время… и какая хорошая была бы смерть. За друзей. За истину. Почему же Ты не избавил меня тогда? А на Визаре? Вроде бы, и пустяковая рана, особенно по сравнению с тем, что было тогда на Ярне. Но я ведь уже думала, что все, наконец-то… И так спокойно было, так хорошо. Думала, вот сейчас боль кончится. Или в пещере с дэггером. А Ты каждый раз все вытаскиваешь меня, хотя казалось бы, так легко прикончить. Ну продвинулся бы этот дротик еще на пару сантиметров - и все. Или вторым бы в шею, сонную артерию бы пробило…
Я понимаю, что сейчас просить чуда - чтобы вот прямо сейчас, стоя здесь, в своем доме, в полном здоровье и безопасности я просто упала и умерла - это было бы уже совсем невероятно.
Но как это было бы замечательно…
Пустые, идиотские мысли. Уже понятно, что терпеть придется до конца, и никакого послабления в жизни не будет. Господь не сократит срок.
Надо лететь к отцу Маркусу. Может, он посоветует что-нибудь. Ильгет повернулась к монитору и вызвала номер священника.
Через два дня, поговорив с Дэцином, Ильгет уехала в горы, в монастырь святой Дары. Собаку она из питомника забрала в первый же день, но теперь Нока отправилась жить к Иволге.
Когда твое тело изранено, когда ты устал от боли, и вот оно - спасение, больничная мягкая до неощутимости кровать, лекарства, питье, заботливый уход - рана не прошла, ты все еще болен, но тебе многократно легче.
И вот так же сейчас легче стало душе Ильгет. Словно кто-то обезболил ее. Медленные, спокойно движущиеся фигуры монахинь, затянутых в черное. Сильный и сладкий запах медуницы над заросшими полудикими полянами. Тихое многоголосное пение в церкви, уже привычная статуэтка святой эдолийки Дары, старинная, из желтоватого меланита, с выпуклыми и почти живыми глазами, с завитками волос, выбившимися из-под покрова. Ильгет немного работала - монахини своими руками выращивали сад, содержали лошадей, в обслуживании обходились без механизмов. Все это были благочестивые упражнения, а настоящая работа дарит - в городе, в больнице и в детских группах, кроме того, монастырь ежегодно отправлял миссии на другие миры.
Ильгет мыла руками окна и полы в одном из зданий общины. Но работа была знакома с детства и даже приятна. И не так уж много было этой работы. Но четыре раза в день Ильгет вместе с монахинями ходила на службу, и однажды - к отшельнице, которая жила за пять километров от монастыря, отнести ей немного еды. Дорога среди мохнатых невысоких елей, среди сказочно изломанных голубых вершин, с четками в руках, была так же целительна, как служба в церкви.
Кроме того, Ильгет много молилась одна.
Она ничего не просила специально. Как будет - так и ладно. Ей уже начинало казаться, что пусть бы так и было всегда… А зачем вообще уезжать из монастыря? Ильгет никогда не представляла себе монашеского призвания. Да и кто ее примет, состоящую в венчанном браке. Но почему не пожить здесь, сколько хочется? Хоть бы и годы. Дариты - орден деятельный. Ильгет хотела работать, а может быть, ей разрешать работать вместе с монахинями на Квирине.
А главное - здесь было сказочно хорошо. Так хорошо, что просто хотелось остаться. Ильгет слышала, что у некоторых начинаются какие-то проблемы, искушения, трения с монахинями. Но у нее не было ничего. Эти женщины показались ей такими близкими и милыми, некоторые - очень добрыми, другие - очаровательно своеобразными. И так легко она даже в Коринте себя не чувствовала.
Вот только ДС…
Ильгет поговорила с сестрой Мартой, которая стала ей кем-то вроде наставницы.
— Нет, - Марта покачала головой, - ты ведь к нам сбежать хочешь, Иль… От проблем. Не так?
— Пожалуй, что так.
Ильгет пошла к святой Даре, встала на колени. Хочу я бежать от проблем. Муж вот сбежал от меня, я - его проблема. Почему-то ему тяжело со мной жить, наверное, я в этом виновата, только не знаю - как и в чем… не любила его. Мало любви в моем сердце. Святая Дара, ты-то ведь умела любить и прощать… помоги мне.
Ей вдруг вспомнился Арнис.
Он умеет любить. Год, проведенный в аду. Да, практически биофабрика - это и есть ад, там не только физически очень тяжело. Там как раз и кажется, что больше никогда в жизни ничего светлого не будет, что света просто не существует. Как он смог это выдержать? Это ведь не так, как было с ней - он-то пошел на все это сознательно. Ради Квирина. Ради друзей.
Он умеет любить. Она ведь ему никто, совсем никто. Просто - товарищ по ДС. Как он тащил ее на руках… не бросил ведь, не оставил одну. А она бы не дожила… без наносистемы - не дожила бы, если бы он ушел один.
Как в тот вечер, когда ушел Пита, он тихонько сидел рядом, гладил ее по плечу.
А ведь она никто ему, совсем никто.
Как же повезет той женщине, которую он выберет… как ей будет легко. Ей не надо будет прилагать никаких усилий, чтобы сохранить семью… Арнис сам все усилия приложит. Ильгет вдруг вспомнились глупости, некогда сказанные Иволгой. "Он тебя любит". Меня? Ерунда. И даже не потому ерунда, что она замужняя женщина, и ей все равно ничего нельзя. Просто ведь он ни разу, никак этого не проявил. Ну может, сначала она ему и понравилась. Но… Иволге показалось. Это наверняка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
— Вот посмотри, - мягко сказал Пита, отводя ее руки от лица, - иди и посмотри на себя в зеркало.
— Ну зачем, - зарыдала Ильгет, - ну что ты в самом деле…
— Я, я, я, - продолжил муж, - все время - Я. Я - на первом месте. А ты хоть раз подумала за это время обо мне?
— Подумала, Пита, поверь мне, я все время думала о тебе.
— Знаешь, - сказал Пита, - я думаю, что уже хватит. Думаю, нам надо расстаться.
Ильгет прекратила плакать. С недоумением посмотрела на него.
— Тогда почему… почему ты все еще здесь? - спросила она, - тебе сложно было снять другую квартиру? Зачем ты меня вообще ждал?
— Да вот, хотел по-человечески… хотел поговорить.
"Это у нас называется по-человечески", - горько подумала Ильгет. И сказала.
— Не знаю… наверное, ты прав. Хотя… я уже думала об этом. Да, нам трудно жить вместе. Но ведь у нас все равно есть любовь. Вспомни… как все начиналось, еще в Иннельсе. Неужели это все можно вот так перечеркнуть, выбросить? Помнишь, как мы по Набережной гуляли…
— Ты убила любовь, - ответил Пита уверенно, - ты сделала все возможное, чтобы это хорошее - то, что было - опошлить и опустить.
(Господи! Ильгет взялась пальцами за виски. След от раны в спине начал медленно ныть. Фантомная боль, это ерунда, это пройдет. Неужели нельзя было уйти как-то иначе? Раньше или наоборот, позже… Неужели именно сейчас, сегодня… Такое ощущение, что он все, абсолютно все делает так, чтобы доставить ей как можно больше неприятностей. Хотя наверняка специально это не планирует).
— Хорошо, - устало сказала Ильгет, - наверное, я виновата. Конечно, хотелось бы знать, в чем именно… что я делала не так… мне ведь дальше жить, хотелось бы исправить свои ошибки.
— Ну что ты, - усмехнулся муж, - ты никогда не ошибаешься. Ты ведь у нас святая. Безгрешная. Вся такая правильная.
— Господи, Пита, ну что за глупости?
Безгрешная… святая… нож входит в человеческое тело с легким треском, и от запаха крови нестерпимо тошнит…
— Пита, я убивала людей. О чем ты говоришь…
— А я крестился, между прочим, - сообщил муж. Ильгет только теперь увидела на его шее цепочку с крестиком. И на миг забыла о своем горе. Это было так неожиданно, что Ильгет даже заулыбалась.
— Да ты что? Здорово! Ты молодец! Я рада…
— Ты не пускала меня к Богу.
Ильгет опустила глаза, подумав, что наверное, он прав. Конечно, сознательно она только и мечтала, чтобы он крестился. Но… ее присутствие действительно делало его хуже, чем он есть. Впрочем, так же, как ее - присутствие мужа. Питу ведь любят все… он такой милый, открытый, хороший… все, кроме самой Ильгет и ее друзей из ДС - но они все не совсем нормальные люди. Он действительно хороший, только не рядом с ней. И может быть, в каком-то смысле она действительно не пускала его к Богу… служила искушением.
— Ты даже и в этом относилась ко мне высокомерно… Ты ни разу не показала мне, как молиться. Ничем не делилась. Молиться меня научили другие люди.
— Да, но ты же сам… не хотел, - пролепетала Ильгет. Слезы снова полились. Пита был совершенно спокоен и говорил задумчиво, глядя вдаль, скрестив руки на груди.
— Разве ты когда-нибудь относилась ко мне, как к мужу? Разве ты хотя бы пыталась любить? Или уж, как сказано в Библии, хотя бы слушаться?
Ильгет сжалась. В ушах ее звенело…
"Разве ты посвящала все свои силы, время, себя - этой любви? Тогда что же это за любовь?
— Да… я не все посвящала…
— И даже сейчас ты все еще думаешь, что все-таки он виноват больше… но если ты постоянно думаешь о его вине, о своих обидах - о какой любви может идти речь?
— Но если у меня не хватает любви, что я должна сделать?
— Я же говорил тебе… ты и мне не хотела довериться до конца. Как и мужу. Ты ни за кем не способна идти до конца. Любить… Ты можешь только захватить человека в сеть и манипулировать им…"
— Да, Пита, - спина болела все сильнее, и это, как ни странно, помогало. Отвлекало от раздирающих душу обвинений, - Я виновата. Я недостаточно любила тебя… Прости меня…
— Знаешь, раньше я мог бы простить, - задумчиво ответил Пита, - мог бы. Но сейчас, боюсь, уже слишком поздно. Ты сожгла и уничтожила мою душу.
— Хорошо, тогда, - губы не слушались Ильгет, - тогда иди… иди, я ведь не держу тебя. Иди уже.
Пита не тронулся с места.
— Вот видишь, - горько сказал он, - ты выгоняешь меня.
— Нет… но ты же сам хотел уйти.
— Я уйду. Я не могу жить в одиночестве.
— Но почему…
— С тобой я всегда был одинок. Мне нужен человек рядом. Человек, который любил бы меня, интересовался бы мной…
Ильгет тупо смотрела в пол. Она, значит, не интересовалась. Да. Вдруг до нее дошло.
— Пита, - прошептала она, - у тебя есть другая женщина?
— Да, есть.
Дротик снова воткнулся в спину и стал проворачиваться, раздирая внутренности. Ильгет застонала и сжала зубы, пережидая боль.
— Тогда иди… что же ты… иди.
— Оставайся одна, - Пита шагнул к двери. Его слова доносились как сквозь пелену. Оглушающую густую пелену тумана, - оставайся одна, и может быть это заставит тебя задуматься. О своей жизни. О том, как ты живешь, как ты относишься к людям…
За окном стемнело, а Ильгет лежала все так же, без движения.
Больно. Просто невыносимо больно. Вот, наверное, про такое и говорят - "нести свой крест". Но Господи… это уж слишком.
Он ушел навсегда? У Питы другая женщина… вероятно, он ушел к ней.
Может быть, он еще вернется? Да, возможно и так. Они муж и жена. Пусть он поступает так, но ведь она-то, Ильгет, обещала. Она же сказала это перед алтарем. Она будет с ним до смерти. Даже если он - вот так. И он тоже обещал, раз он теперь крестился, то должен это понять. Он вернется. Эта мысль отдавала тоской и безысходностью. Клятва дана. От нее не уйти. Даже если она сейчас так невыносимо тяжела.
Ильгет ни о чем не могла думать. Она просто так лежала, в памяти всплывала то одна жестокая фраза Питы, то другая, и каждый раз шрам отзывался болью, и начали болеть точки от сагонских игл. Раз Пита так говорит, наверное, что-то есть в его словах? Ведь не может же быть, чтобы за этим ничего не стояло? Наверное, она действительно настолько плохая. Но разве она была высокомерной… может быть, так это выглядело?
Раздался звонок в дверь. Ильгет медленно поднялась. Ей не хотелось сейчас никого видеть… да и видок у нее - лицо все в слезных разводах, растрепанная, бледная. Может, просто не открывать? Но она уже подала рукой жест домашнему циллосу, дверь открылась. Ильгет шагнула в прихожую и попыталась собрать руками растрепанные волосы.
Она замерла. На пороге стоял Арнис.
В руке он держал небольшой букет темных роз.
— Иль, - прошептал он, с ужасом глядя на нее, - что с тобой?
— Ничего, - тихо сказала она, не двигаясь с места.
— Ты одна?
— Да.
Арнис помолчал, потом спросил тихо.
— Твой муж… ушел?
— Да…
— А… - сказал Арнис, - а я вот… хотел заскочить на минуту, цветы… это тебе.
— Ну заходи, - безжизненным голосом произнесла Ильгет.
Он шагнул в прихожую, протянул ей букет. Ильгет рассеянно взяла цветы, не зная, куда их деть, положила на тумбу.
— Иль, тебе плохо? - спросил он.
— Да, - так же ответила она.
— Я останусь… ладно? Ты не думай, я… просто не могу, когда ты плачешь.
— Оставайся.
Не все ли равно, подумала Ильгет. Конечно, это нехорошо, могут подумать, что… но ведь мы с Арнисом вовсе не собираемся заниматься чем-то таким. А что подумают - ну и пусть. Чего мне терять-то?
Она оторвалась от дверного косяка и покачнулась. Арнис придержал ее за плечи.
— Ты совсем расклеилась, маленькая, - сказал он озабоченно, - пойдем, я тебя уложу. Ты полежишь, поспишь, тебе станет легче. Рана болит?
— Ага. Не сильно.
— Может быть, тебе атен принять?
— Нет, не сильно болит, терпимо. Душа у меня болит…
— Да, понимаю. Ложись, Иль, - он довел ее до дивана, уложил. Ушел на минуту и вернулся с теплым одеялом, накрыл ее и закутал. Ильгет стало невыразимо приятно, и боль куда-то исчезла. Арнис присел рядом с ней на пол, погладил по голове.
— Так лучше? Ты пить хочешь? Или есть? Давай я тебе сделаю чего-нибудь… чайку, хочешь?
— Да, - сказала Ильгет, - только пить. И сам тоже поешь там…
— Да ты за меня не переживай, - Арнис вышел. Через некоторое время он вернулся с подносом. Вообще-то в доме была тележка-робот, но Ильгет забыла об этом. Арнис помог ей сесть, будто рана по-прежнему болела, и она сидела на диване, прихлебывая теплый чай. Потом Арнис снова уложил ее.
— Честно говоря, - сказал он, - только ты… это… в общем, я видел твоего мужа. Вышел на улицу и увидел. Случайно.
— Он был с женщиной, - полувопросительно произнесла Ильгет.
— Да. Ну я и подумал, а как ты там… одна… думал, если ничего, то я просто цветы подарю и уйду. Ну как сюрприз. А ты совсем тут расклеилась.
— Уже хорошо, Арнис. Спасибо тебе.
— Я посижу тут с тобой, хорошо?
Он снова сел рядом с ней на пол, положил руку поверх одеяла, сжав ладонью хрупкое плечо Ильгет.
— Все будет хорошо, Иль, - бормотал он, - мы выжили, это же самое главное. Мы выжили, мы на Квирине. Знаешь, я уже думал, что ты умрешь… Но тебя Бог сохранил. А это все ерунда. Не надо из-за этого плакать. Ты поспи, Иль… Поспи, а я вот тут рядом посижу и руку буду вот так держать. Ты хорошая, Ильгет, ты самая лучшая. Поверь мне. Спи, маленькая, а завтра все будет хорошо.
— Глава 8. В сторону весны.
На следующее утро Ильгет не сразу поняла, где находится. Она уже так привыкла к мерцанию аппаратуры медотсека, к жесткой функциональной кровати, но и на ее собственную кровать это никак не походило. Слишком мягко и уютно. Ах да, это же гостиная и ее диван, она лежит на диване, заботливо укрытая одеялом… И тотчас она вспомнила все, что произошло.
Больно уже не было. Пусто на душе. Яркий свет бил сквозь слегка тонированное окно, Ильгет села, утопив ноги в пушистом ковре. И увидела на низком столике знакомую черную вазу, а в ней - вчерашние розы.
Он и об этом подумал… с ума сойти можно.
Пошатываясь, Ильгет прошла в душ, сбросила платье (так и спала в нем), с наслаждением купалась в теплых сверкающих струях воды, наполненной то шампунем, то освежителем, давно уже такого кайфа не испытывала. Она вымыла и голову, потом постояла под горячими струями воздуха, растерлась бальзамом, обходя только область шрама, вышла из душа, чувствуя себя свежей и обновленной.
Потом она встала на колени и начала читать утренние молитвы. Сосредоточиться было трудно.
Что там сагон говорил?
Отчет она сдала. А вот всерьез задуматься о том разговоре у нее еще не было времени. А может быть, зря.
Ильгет перекрестилась. Подошла к окну.
Да, сагон всегда неправ. Но как знать, может быть, что-то и было в его словах? Ведь действительно - в чем-то она виновата. Разве можно сказать, что она любила мужа достаточно? Что думала только о нем? Как он там говорил - у тебя есть целый мир, мне недоступный. Да, и не один даже мир. ДС и друзья, а еще и ее романы… глупость эта. Может, не надо было об этом думать, а надо было всерьез посвятить свою жизнь только мужу. Ведь что толку, если ты хоть подвиг совершишь, а близкого человека доведешь до погибели…
Вчера она рыдала, ей было так больно - потому что жалко себя. Просто жалко. Обвинения казались такими жестокими, такими несправедливыми.
Сегодня не больно. Легко. Можно и подумать о жизни всерьез.
Разве есть что-то более важное, чем жизнь и душа живущего рядом, самого близкого человека? Почему она позволила себе пренебречь этим? Вот и наказание, вот и расплата.
Ей опять становилось тоскливо, душная вчерашняя мгла затягивала сердце.
И жить-то не хочется. Господи, сказала Ильгет, сколько можно? Как я мечтала умереть в свое время… и какая хорошая была бы смерть. За друзей. За истину. Почему же Ты не избавил меня тогда? А на Визаре? Вроде бы, и пустяковая рана, особенно по сравнению с тем, что было тогда на Ярне. Но я ведь уже думала, что все, наконец-то… И так спокойно было, так хорошо. Думала, вот сейчас боль кончится. Или в пещере с дэггером. А Ты каждый раз все вытаскиваешь меня, хотя казалось бы, так легко прикончить. Ну продвинулся бы этот дротик еще на пару сантиметров - и все. Или вторым бы в шею, сонную артерию бы пробило…
Я понимаю, что сейчас просить чуда - чтобы вот прямо сейчас, стоя здесь, в своем доме, в полном здоровье и безопасности я просто упала и умерла - это было бы уже совсем невероятно.
Но как это было бы замечательно…
Пустые, идиотские мысли. Уже понятно, что терпеть придется до конца, и никакого послабления в жизни не будет. Господь не сократит срок.
Надо лететь к отцу Маркусу. Может, он посоветует что-нибудь. Ильгет повернулась к монитору и вызвала номер священника.
Через два дня, поговорив с Дэцином, Ильгет уехала в горы, в монастырь святой Дары. Собаку она из питомника забрала в первый же день, но теперь Нока отправилась жить к Иволге.
Когда твое тело изранено, когда ты устал от боли, и вот оно - спасение, больничная мягкая до неощутимости кровать, лекарства, питье, заботливый уход - рана не прошла, ты все еще болен, но тебе многократно легче.
И вот так же сейчас легче стало душе Ильгет. Словно кто-то обезболил ее. Медленные, спокойно движущиеся фигуры монахинь, затянутых в черное. Сильный и сладкий запах медуницы над заросшими полудикими полянами. Тихое многоголосное пение в церкви, уже привычная статуэтка святой эдолийки Дары, старинная, из желтоватого меланита, с выпуклыми и почти живыми глазами, с завитками волос, выбившимися из-под покрова. Ильгет немного работала - монахини своими руками выращивали сад, содержали лошадей, в обслуживании обходились без механизмов. Все это были благочестивые упражнения, а настоящая работа дарит - в городе, в больнице и в детских группах, кроме того, монастырь ежегодно отправлял миссии на другие миры.
Ильгет мыла руками окна и полы в одном из зданий общины. Но работа была знакома с детства и даже приятна. И не так уж много было этой работы. Но четыре раза в день Ильгет вместе с монахинями ходила на службу, и однажды - к отшельнице, которая жила за пять километров от монастыря, отнести ей немного еды. Дорога среди мохнатых невысоких елей, среди сказочно изломанных голубых вершин, с четками в руках, была так же целительна, как служба в церкви.
Кроме того, Ильгет много молилась одна.
Она ничего не просила специально. Как будет - так и ладно. Ей уже начинало казаться, что пусть бы так и было всегда… А зачем вообще уезжать из монастыря? Ильгет никогда не представляла себе монашеского призвания. Да и кто ее примет, состоящую в венчанном браке. Но почему не пожить здесь, сколько хочется? Хоть бы и годы. Дариты - орден деятельный. Ильгет хотела работать, а может быть, ей разрешать работать вместе с монахинями на Квирине.
А главное - здесь было сказочно хорошо. Так хорошо, что просто хотелось остаться. Ильгет слышала, что у некоторых начинаются какие-то проблемы, искушения, трения с монахинями. Но у нее не было ничего. Эти женщины показались ей такими близкими и милыми, некоторые - очень добрыми, другие - очаровательно своеобразными. И так легко она даже в Коринте себя не чувствовала.
Вот только ДС…
Ильгет поговорила с сестрой Мартой, которая стала ей кем-то вроде наставницы.
— Нет, - Марта покачала головой, - ты ведь к нам сбежать хочешь, Иль… От проблем. Не так?
— Пожалуй, что так.
Ильгет пошла к святой Даре, встала на колени. Хочу я бежать от проблем. Муж вот сбежал от меня, я - его проблема. Почему-то ему тяжело со мной жить, наверное, я в этом виновата, только не знаю - как и в чем… не любила его. Мало любви в моем сердце. Святая Дара, ты-то ведь умела любить и прощать… помоги мне.
Ей вдруг вспомнился Арнис.
Он умеет любить. Год, проведенный в аду. Да, практически биофабрика - это и есть ад, там не только физически очень тяжело. Там как раз и кажется, что больше никогда в жизни ничего светлого не будет, что света просто не существует. Как он смог это выдержать? Это ведь не так, как было с ней - он-то пошел на все это сознательно. Ради Квирина. Ради друзей.
Он умеет любить. Она ведь ему никто, совсем никто. Просто - товарищ по ДС. Как он тащил ее на руках… не бросил ведь, не оставил одну. А она бы не дожила… без наносистемы - не дожила бы, если бы он ушел один.
Как в тот вечер, когда ушел Пита, он тихонько сидел рядом, гладил ее по плечу.
А ведь она никто ему, совсем никто.
Как же повезет той женщине, которую он выберет… как ей будет легко. Ей не надо будет прилагать никаких усилий, чтобы сохранить семью… Арнис сам все усилия приложит. Ильгет вдруг вспомнились глупости, некогда сказанные Иволгой. "Он тебя любит". Меня? Ерунда. И даже не потому ерунда, что она замужняя женщина, и ей все равно ничего нельзя. Просто ведь он ни разу, никак этого не проявил. Ну может, сначала она ему и понравилась. Но… Иволге показалось. Это наверняка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56