Рини цепким взглядом окинула фигуру и лицо Мэгги.
– А когда они были последний раз?
– 25 июля. А сегодня 26 октября.
– А никаких неприятных ощущений нет? Тебя не подташнивает?
– Нет. Все хорошо.
И на вид все в порядке, подумала Рини. Девочка, можно сказать, цветет. И постоялица она замечательная, у них таких жильцов еще не было. Хорошо, что Дорри ее тогда привела. Да вот только все это гроша ломаного не стоит, если девчонка вляпалась. Рини по опыту знала, что столь долгое отсутствие месячных вызывается одной-единственной причиной.
– Я так хорошо себя чувствую, – продолжила Мэгги, незаметно для себя ставя все точки над i, – что даже стала набирать вес. Уже юбка еле сходится на та-лии.
Рини взглянула в ее невинное личико и почувствовала прилив жалости и гнева. Ах, эта проклятая вечеринка! Вот сукин сын, он оставил ей на память не одни только «блошиные укусы», но и кое-что похлеще!
– Я посмотрела медицинские справочники, – сказала Мэгги, – там сказано, что при нервных переживаниях или срывах менструация может задержаться, но три месяца – это, наверно, слишком долго, правда же? Лучше посоветоваться с доктором.
– Я уверена, что ничего страшного нет, – солгала Рини, пытаясь выглядеть беззаботно. – Если, конечно, ничего такого не произошло раньше… А больше никаких изменений в себе не заметила?
– Ну, – краснея, добавила Мэгги, – лифчик тоже становится маловат, и здесь немножко побаливает.
Рини закрыла глаза. Месячных нет третий месяц, талия расползается, груди увеличиваются и болят. Налицо все признаки. А тошнит далеко не всякую, хотя сама она страдала от этого ужасно. Сомнений не оставалось. Мэгги беременна.
– Ну что ж, – беспечным тоном произнесла она, – пойдем к доктору Харгривзу. Он такой смешной старомодный человечек. Я наблюдалась у него, когда носила Кэти и Билли, и детишек у него лечила от краснухи, свинки и всего такого. Я тебя сама к нему отведу на первый раз – не возражаешь?
– Ну что ты! Отлично! – радостно откликнулась Мэгги. – Я сама с докторами дела никогда не имела. В школе только. А так я и не болела никогда.
– Повезло тебе, – рассеянно ответила Рини, ду-мая о том, что же будет с Мэгги дальше. – Лучше всего пойти прямо завтра с утра, – твердо сказала она. – Вечером народу много, все с работы идут. Ты завтра в вечернюю смену?
– Да.
– Значит, завтра. Чем скорей, тем лучше.
Вечером, когда Мэгги ушла спать, Рини сказала Дорри:
– Расскажи-ка поподробнее, на этой вашей вечеринке, где ты нашла Мэгги?
– В туалете. Голова над унитазом. Ее наизнанку выворачивало.
– Ты еще говорила, что у нее трусы были спущены?
– Ага! И колготки! Надралась до бесчувствия.
– А танцевала она с долговязым каким-то?
– Все время с ним. А чего тебе вздумалось ворошить эту историю? Все уж забыто давно…
– Да, видно, не все. Привет нам из прошлого.
Сестры встретились глазами, и Рини со значением кивнула головой.
– Господи… – выдохнула Дорри.
– У нее месячные кончились три месяца назад. Август прошел, сентябрь, октябрь. Юбка на нее еле влезает, груди болят. Яснее ясного – она залетела. Мне ли не знать после двух-то беременностей. Она собирается к врачу, думает, дело в том, что у нее от всяких расстройств такая задержка. У меня-то сомнений нет, но пускай доктор подтвердит, может, еще что-то можно сделать. – И, осуждающе глядя на сестру, Рини добавила: – Надо было присмотреть за ней, Дорри. Первая в жизни вечеринка у этого ягненка!
– Я, что ли, виновата, что ей водки плеснули в сок, а она выдула как ни в чем не бывало! – огрызнулась Дорри. – Есть у нее хоть капля соображения? Если никогда раньше не пила, должна была почувствовать, что пить горько.
– Конечно, девочек теперь не в вате держат. Они уже в школе все прекрасно знают.
– Вот видишь! А этот был прямо здоровенный мужик, не из наших.
– Теперь нам его все равно не найти. А хуже всего, что Мэгги вообще ничего не помнит и думает, с ней ничего не случилось. Да и мы не уверены, что именно он виноват, а не кто другой.
– Да они там так обжимались…
– А где же это могло произойти? Ведь надо было какой-то укромный уголок найти.
Дорри нахмурилась, напрягая память.
– Там была боковая комнатушка, где все раздевались.
– Он, конечно, был уже готов, ему много времени не понадобилось. Пять минут, и все дела. А теперь ей нести крест всю жизнь.
Дорри ничего не ответила. Вот телка тупая, думала она. Могла бы мне сказать, что не пила никогда. Вот и делай людям добро после этого. Зря я ее в дом привела.
– Надо, чтобы она от этого избавилась, – буркнула Дорри. – Как ты от своего последнего.
– У меня выбора не было – за Билли надо было смотреть, а тут эта шлюха мужика у меня увела. Но Энни уехала в Холлоуэй, а больше я никого не знаю, кто этим занимается, кроме…
– Кого?
– Энни дала мне адресок. Погоди-ка…
Рини подошла к буфету, открыла средний ящик и пошарила в куче бумаг.
– Тут где-то был… Ага, вот.
Она вытащила смятый листок из тетради в полоску.
– То, что нужно. Одна баба интересуется девушками в таком положении. Если аборт сделать нельзя, она их берет к себе в приют, они там рожают и ребеночка тут же отдают приемным родителям. Никаких вопросов, все тихо-мирно. По-моему, это то, что надо. Куда Мэгги с дитем! Она сама еще ребенок, хоть иной раз рассуждает куда как мудро.
Дорри шумно вдохнула через нос.
– Артистка она! Спит и видит свое имя в огнях. На кой ей этот ублюдок!
– Да. Но сначала надо все же убедиться, что она в положении.
Доктор Харгривз подтвердил диагноз Рини. Ребенок должен появиться на свет 20 апреля.
– Но я никак не могла забеременеть! – запротестовала Мэгги. Голос у нее от волнения сделался высоким и тонким. – Я девственница! У меня никакого секса не было!
Доктор Харгривз, с которым Рини успела перемолвиться словечком наедине, мягко сказал:
– Боюсь, что это не так. Ты уже не девушка, дорогая. Девственная плева нарушена, причем грубо, возможно, это было сделано большим пальцем. Края рваные…
Мэгги промокнула глаза платком.
– Царапина! – невольно вырвалось у нее. Она в отчаянии закрыла глаза, кляня свою наивность. – Это тот парень, он меня изнасиловал! Господи! А я ничегошеньки не помню! Как же это? – Она закрыла лицо руками и затряслась от рыданий. Что же с ней сделали! Слава Богу, родители ничего не знают. – Но как же он мог! – истерично выкрикнула она. – Я пьяная была. Ничего не помню. Господи, что же мне делать-то?
– Рожать, – ласково ответил доктор, пытаясь справиться с ее истерикой.
– Не хочу я рожать! – дико заорала Мэгги. – Я хочу быть актрисой. Как я справляюсь с этим ребенком? Я и подступиться к нему не умею!
Доктор посмотрел на ее заплаканные глаза, распухшее лицо и вздохнул. Конечно, плохо, когда ребенок должен родить ребенка. По инструкции он обязан доложить в полицию о случае изнасилования – по словам миссис Уилкинсон, это именно такой случай, девочку подпоили – но какой в этом теперь смысл? Сколько воды утекло. Парня этого она не знает, даже узнать не сможет. Да и какие у нее аргументы против него? Не раз выступая в суде при разбирательстве подобных дел, доктор знал, насколько отвратительна эта процедура, как она травмирует молодых женщин. А девочка и так довольно настрадалась. Нет, от полиции лучше держаться подальше. У нее хватит силенок справиться с бедой.
– К счастью, ты абсолютно здорова, беременность протекает нормально, но на всякий случай я советую время от времени показываться врачу. Тебя поставят на учет. Надо заранее зарегистрироваться, чтобы получить направление в родильный дом. А то теперь с этим проблемы. – Доктор выписал справку, вложил в конверт и подал Мэгги. – Если хочешь, я могу связаться с организациями, которые оказывают помощь девушкам, попавшим в такое положение, как ты.
– Надо сперва оправиться от шока, – вмешалась Рини, взяв из дрожащих рук Мэгги конверт. – Она сейчас не в состоянии что-либо решать.
– Вы, пожалуй, правы. Когда она успокоится, зайдите ко мне, я с ней подробно побеседую.
– Обязательно, – уверила его Рини. – Огромное вам спасибо, доктор. Я знала, что вы подскажете верный путь…
Мэгги проплакала весь день и всю ночь, отказывалась есть и пить. Она никак не могла поверить в то, что с ней произошло. Это было похоже на кошмар. Вот она проснется и все будет по-прежнему. Но время шло, а кошмар не рассеивался. И наконец до нее стало доходить, что никакого пробуждения не будет. Это не сон. Это ужасная, отвратительная явь.
На следующий день она не пошла на работу. Была не в состоянии. Рини позвонила и сказала, что Мэгги больна. Это было правдой: Мэгги была совсем разбита.
– Я же была пьяная, – всхлипывая, снова и снова приговаривала она, не понимая, как мог взрослый мужчина воспользоваться беззащитностью молоденькой девчонки. – Каким же надо быть чудовищем, чтобы такое сотворить! И за что же я страдаю? Ни за что ни про что потерять невинность! Что же я буду делать с этим ребенком! Я с ним не справлюсь! Не знаю даже, чей он. – Ее голос снова и снова срывался в рыдания.
– Ты уверена, что не хочешь его сохранить? – осторожно спросила Рини.
– А как же? Со мной-то что будет?! В следующем месяце мне исполнится семнадцать, а я работаю контролершей в кинотеатре! Что мне делать с ребенком? Я даже его отца не знаю!
– Ну тогда я знаю, как тебе помочь, – сказала Рини.
Мэгги подняла на нее глаза, как побитая собака, увидевшая, что жестокий хозяин отложил свою палку.
– Ради Бога, Рини, сделай что-нибудь, все, что угодно…
– Хорошо. Я сейчас кое-куда позвоню.
Когда Рини вернулась, Мэгги, не спавшая почти сутки, лежала в постели, но уже не плакала, а только всхлипывала в немом отчаянии. Рини привела с собой симпатичную полную женщину лет сорока. На ней бы-ло синее пальто и шляпка, в которых обычно ходят медицинские сестры.
– Мэгги, это сестра Блэшфорд, – слегка заискивая, представила Рини. – Она хочет поговорить насчет передачи твоего будущего ребенка приемным родителям.
Услышав ненавистное слово, Мэгги опять чуть не разрыдалась.
– Но до этого еще несколько месяцев, – прошептала она. – И не хочу я иметь никакого ребенка. Не хочу.
– Плачет, не переставая, – извиняющимся тоном сказала Рини. – Никогда не видела, чтобы так убивались. Но я уверена, она согласится…
– А не выпить ли нам по чашечке чайку? – предложила сестра Блэшфорд. Рини поспешила поставить чайник. Оставшись наедине с Мэгги, сестра придвинула стул к кровати и спокойно села.
– А теперь, – сказала она, протягивая Мэгги бумажный платок, – послушай меня. Я понимаю твое огорчение. Поверь, я перевидала много девушек, попавших в беду. Мое дело – приходить им на помощь. И сюда я пришла, чтобы тебе помочь. Ты носишь ребенка, который тебе не нужен. А я знаю одну пару, которая мечтает иметь дитя, но не может. Они будут счастливы принять к себе твоего малыша и воспитать как родного. Неважно, кто это будет, мальчик или девочка. Был бы ребеночек здоровенький. Как тебе такое предложение?
– Да я вообще не хочу его рожать! Я думала, вы меня от беременности избавите. Я читала, есть такой способ…
– Аборт запрещен законом, – строго сказала сестра Блэшфорд. – Кроме того, это очень опасно, особенно, если делается неквалифицированно. – Она помолчала. – И стоит уйму денег, которых у тебя наверняка нет. А я предлагаю вполне законный вариант и абсолютно безопасный и для тебя, и для ребенка.
Мэгги промокнула глаза и высморкнулась.
– А как это?
Сестра Блэшфорд улыбнулась.
– Сейчас объясню.
На следующий день Рини и Дорри посадили Мэгги в «Моррис» сестры Блэшфорд и простились с ней.
– Сколько она тебе отвалила? – спросила Дорри, когда они вернулись в дом.
Рини сунула руку в карман передника и вытащила пять хрустящих пятифунтовых бумажек.
– Черт возьми, неплохо!
– А если я ей еще кого-нибудь подкину, даст еще больше.
– Хлебное, видать, дело.
– Можешь не сомневаться. Энни посвятила меня в ее тайны. У этой бабенки всегда в работе три девчонки. Она предоставляет им стол и кров, следит за рационом, витаминами, отдыхом, а когда появляется маленький, его тут же передают какой-нибудь бездетной паре. У которой, конечно, деньжата водятся. Мать своего ребенка не видит ни разу, чтобы потом никаких слез. Будто тяжелый сон стряхнула. Как выражается эта дамочка, «у матери не возникает физически реального образа» – и никаких проблем. А приемные родители подбираются из тех, кому официальные органы отказали – либо из-за возраста, либо еще почему. Словом, все делается шито-крыто, никто лишних вопросов не задает.
– А кто сколько получает?
– Насчет этого она держит язык за зубами, но я думаю, ей достается немалый куш. Сотни фунтов. Последние два месяца перед родами она содержит девочек за свой счет, они не работают и готовятся к родам.
– Она профессиональная сестра?
– Да. И акушерка. Я сама видела у нее на карточке. Она почти все делает сама, но у нее есть еще несколько доверенных людей, которых она привлекает, если понадобится. Все, конечно, тайком. А потом девчонке суют какие-нибудь жалкие гроши и выставляют за дверь: ступай куда хочешь.
– Да, у нее все отлажено, – задумчиво заметила Дорри и спросила: – А сколько она Мэгги отстегнет?
– Из нее не вытянешь. Но раз уж мне отвалила четвертак только за наводку, ей-то, наверно, побольше перепадет. Не меньше сотни, думаю.
– Сотня! – Дорри чуть не задохнулась от зависти. – Вот так гроши! Мне бы так подфартило!
Да, правду говорят, подумала она, выходя запереть входную дверь, что деньги любые слезы осушат. Интересно, удастся ли Мэгги выйти в артистки? Если силы воли хватит, пожалуй что, и выйдет. Хотя, как говорила наша мамочка, одно дело – чего хочешь, другое – что получишь…
Но Мэгги пока что получила то, чего хотела: нашелся человек, который готов был освободить ее от кошмара. Теперь у нее будет надежное место, где за ней приглядят и не оставят один на один с «этим». Жаль, что нельзя было немедленно избавиться от «этого», но спасибо и за то, что сестра Блэшфорд позаботится, чтобы никаких следов этой ужасной беды не осталось. Как же она ненавидела этого безликого негодяя, который сотворил с ней такое! Она ненавидела его с кипящей, но бессильной яростью и рисовала себе жуткие картины наказаний, которые должны были бы его постичь – хоть бы его повесили, четвертовали, отрезали ему его мерзкие яйца и в пасть запихнули!
То, что росло и развивалось в ней день ото дня, было ей враждебно. «Это» не имело к ней никакого отношения. Она же не хотела, чтобы так случилось, никто ведь ее не спрашивал, и как только она от «этого» освободится, будет рада отдать «это» в чужие руки, чтобы никогда больше не видеть. Как только «это» уйдет из меня, уйдет и из моей жизни. Навсегда.
Надо подождать шесть месяцев, думала она по дороге в Брикстон, куда везла ее сестра Блэшфорд. Уж как-нибудь переживем. Если шестнадцать лет сумела прожить в оболочке Мэри Маргарет Хорсфилд, то проживешь и эти полгода. Надо только представить, что играешь роль, что это пьеса, на участие в которой у тебя заключен длительный контракт. Надо отстраниться, смотреть на все со стороны, как привыкла поступать в Йетли. Присутствовать, но не участвовать. Быть самой по себе.
Дом номер 17 по Пемберли-клоуз был построен в начале девятнадцатого века, когда Брикстон был еще деревушкой, и стоял в тупичке в пяти минутах ходьбы от железнодорожной станции. Он остался единственным уцелевшим в округе после бомбежки. Теперь на месте домов были маленькие огородики с сарайчиками или тепличками, которые расплодились во время войны.
– Всегда свежие овощи под рукой, – пояснила сестра Блэшфорд, – очень удобно было, но теперь этому скоро конец. Городской совет принял решение строить здесь жилой квартал. – Она дернула плечом: – Вот жуть-то будет!
Свежевыкрашенная блестящая черная дверь с отполированной медной ручкой отворилась. На пороге стояла молоденькая девушка с большим животом. Она была невысокая, с каштановыми волосами, румяными щечками и милой улыбкой. И на вид очень робкая.
– Привет, – сказала она. – Я Тельма.
– А это Мэри Маргарет, – представила сестра Блэшфорд. – Можно для краткости просто Мэри.
Мэгги решила, что в Брикстоне никто не должен знать про Мэгги Кендал. Если какой-нибудь будущий биограф станет разузнавать про начало жизненного пути знаменитой актрисы, сюда ему ходу быть не должно. Поэтому она назвалась своим прежним именем и, тепло улыбнувшись Тельме, сказала приветливо: «Привет!»
Они вошли в высокую квадратную прихожую, из которой крытая красным ковром лестница вела наверх.
– Эта дверь ведет в рабочую комнату, там – комната отдыха, а в конце коридора моя гостиная. Стеклянная дверь – в подвал.
Сестра Блэшфорд повела ее наверх. Мэгги бросились в глаза зеркально отполированные перила. Интересно, кто это их так начищает, подумала она.
– Здесь моя спальня и ванная, – сказала сестра Блэшфорд, преодолев один пролет лестниц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41