– сочувственно спросила Рини.
– В ноябре будет семнадцать.
Рини поцокала языком.
– Жаль. Что думаешь делать? Домой вернешься?
– Нет.
Угрюмая решимость, прозвучавшая в ответе Мэгги, заставила Рини прикусить язык.
– Я найду выход.
Мэгги сидела на кровати, разложив перед собой проспекты и анкеты актерских студий. В семь пришла Дорри. Она уже узнала про ее неприятности, поэтому, ни о чем не расспрашивая, деловито сказала:
– Нечего тут сидеть как побитая собака. Тебе надо встряхнуться. Как раз случай подвернулся. Сон – то есть, Соня, моя сменщица, приглашает к себе на вечеринку. Пошли вместе. Уж лучше повеселиться, чем сидеть и хандрить.
Мэгги никогда в жизни не бывала на вечеринках, но сейчас ей было не до веселья.
– Я не в настроении.
– Вот как раз и развеешься! Поверь, это как раз то, что тебе нужно. А так совсем усохнешь. Надо встряхнуться!
– Если у нее день рождения, так у меня подарка нет, – сказала Мэгги.
– Да никакое это не рождение, вечеринка, да и все. Жратвы будет навалом, выпивка, музыка, танцы. В общем, самое то.
– Мне надеть нечего.
– Я тебе что-нибудь подыщу. Если будет маловато, ничего, сейчас все носят в обтяжку. Идем, посмотрим, что там есть.
– Да не стоит, пожалуй, – слабо запротестовала Мэгги, но ее сопротивление уже было сломлено. С одной стороны, ей хотелось уйти в свои переживания, остаться с ними наедине. Но с другой – здравый смысл подсказывал, что нельзя упиваться своими несчастьями. Никакого толку от этого не будет.
Дорри уже открыла огромный платяной шкаф и стала перебирать яркие платья, которых там висело множество. Она выбрала розовое, без рукавов, с воротничком.
– Мне оно не идет. Больно простое.
Мэгги никогда не видела такой красоты.
– Примерь-ка, поглядим, как на тебе сидит, – скомандовала Дорри.
Платье сидело как влитое. Дорри удивилась и капельку огорчилась: вместо неуклюжей школьницы перед ней стояла соблазнительная юная особа.
– У тебя кожа такая хорошая, что тебе можно даже розовое носить, хоть ты и рыжая. Но вообще-то с волосами надо что-то делать.
Мэгги всю жизнь проходила с двумя туго заплетенными косами. Никаких других причесок ей делать не разрешалось. Теперь же Дорри собрала их наверх и заколола шпильками. Получилось замечательно.
– Такие густые, с ними никак не справиться. Но тебе так идет. А теперь поглядим, что делать с лицом… Сначала нанесем пробную косметику, что лучше подойдет, то и нанесем окончательно.
Мэгги никогда еще не красилась. Сначала Дорри нанесла тон, потом небесно-голубые тени на веки, подвела глаза черным карандашом, накрасила ресницы тушью, и губы намазала розовой перламутровой помадой.
Увидев свое отражение в потемневшем зеркале, Мэгги остолбенела. На нее смотрела прелестная незнакомка с копной рыжих волос, через которые была пропущена розовая лента. В Доррином платье, правда, ей было неловко – уж слишком коротко, колени вылезают. Непривычно. Но Дорри уверила ее, что сейчас все так носят. Еще она одолжила Мэгги сетчатые колготки и туфли на шпильке из черного кожзаменителя. Узкие носки туфель немилосердно жали ноги, но смотрелись они замечательно. И, наконец, последний штрих – большие розовые клипсы, сверкающие при каждом повороте головы.
Дорри оделась иначе, в стиле битников. Она надела узкую черную кожаную юбку, мешковатый черный свитер, черные колготки и туфли. Носки у туфель были узкие и длинные. Мэгги ничего подобного не видела.
– Каковы, а? Первый раз надеваю. Новехонькие. Купила в магазине «Фримен, Харди и Уиллис». Влетели они мне, конечно, будь здоров! Почти семьдесят фунтов!
Она выбелила себе лицо почти до голубизны, глаза обвела лиловыми тенями, из черных волос воздвигла на голове башню. По мнению Мэгги, это было чересчур, но Дорри казалась себе неотразимой.
– На вас прямо глядеть больно, – сказала Рини, когда они спустились в гостиную, где она по обыкновению возлежала на диване. Рядом пристроились ребятишки. Они все смотрели телевизор, который не выключался, пока не кончались все передачи.
– Ну, счастливо повеселиться! – напутствовала их Рини, услышав за окном автомобильный гудок. – Тебе кстати будет, немножко отойдешь от своих несчастий, – добавила она, обращаясь к Мэгги.
– Пошли, за нами приехали, – сказала Дорри, направляясь к двери.
– Берите пример с меня! – крикнула им вслед Рини.
– Это значит, мы можем делать, что хотим, – хихикнула Дорри.
Возле дома стояла видавшая виды машина – «Форд-Кортина». На передних сиденьях развалились двое парней, оба с черными крашеными волосами под Элвиса Пресли – как на плакате фильма «Отель, где разбиваются сердца», который висел в комнате Дорри. Парни были одеты в джинсы, рубашки и пиджаки из искусственной кожи. Увидев девушек, они и не подумали выйти из машины и открыть перед ними дверцы. Один из них, смерив Мэгги взглядом, процедил сквозь зубы:
– А это что за краля?
– Моя подружка Мэгги, – представила ее Дорри. – А эти два чувака – Дейв и Эдди, – сказала она Мэгги и поцеловала Дейва. Мэгги с опаской подумала, что, видно, Эдди предназначается ей в кавалеры. Не дай Бог. Неприятный какой – весь в прыщах и зубы гнилые.
– Привет! – робко сказал она.
На нее смотрели в упор. Она смутилась до дрожи.
Вечеринка проходила на последнем этаже высокого узкого дома в Кентиш-тауне, и, когда они туда явились, она была в полном разгаре. На проигрывателе крутилась пластинка – Чабби Чеккер пел «Опять твист», и большая комната, в которой убрали разделявшую ее надвое ширму, была заполнена молодежью, наяривавшей этот самый твист. Музыка звучала громко, стоял теплый июльский вечер, все окна были распахнуты настежь, а от множества тел воздух делался еще горячее. Над головами висел дым от сигарет.
Кто-то протянул Мэгги стакан со словами: «Выпей и расслабься!» Она подумала, что, наверно, ее робость бросается в глаза. И залпом выпила то, что ей дали. В стакане был апельсиновый сок, а поскольку Мэгги никогда не пробовала джина, ей было невдомек, что его необычный привкус исходит из бутылки «Гордона», которую кто-то вылил в кувшин с соком. Спиртное сразу ударило ей в голову. Когда ей поднесли второй стакан, голова закружилась и стало легко-легко.
Музыка зазвучала громче. По очереди пели Элвис Пресли, Бадди Холли, Стиви Уандер, Марвин Гей, «Сьюпримз» – все их Мэгги слышала впервые в жизни. Кто-то облапил ее и повел танцевать. Она не сопротивлялась. Танцевать ей тоже никогда не приходилось, но, понаблюдав за танцующими, она могла повторять движения партнера. Дорри она давно потеряла из виду. Народу было полно, гости все прибывали, а из-за густого дыма трудно было кого-либо рассмотреть. Она взяла с тарелки бутерброд, съела, не почувствовав вкуса, и с благодарностью принята третий стакан сока. На этот раз привкус был другой: теперь сок смешали с водкой.
Дальше она все помнила смутно. Помнила только, что танцевала с каким-то долговязым парнем, который крепко прижимал ее к себе. Голова так сильно кружилась, что она склонила ее на грудь партнеру. И, кажется, прикрыла глаза… Потом стало тихо, она лежала на чем-то мягком. Кто-то прижал ее своим телом и целовал. Ее никто еще не целовал, она и не знала, что в этом деле участвует и язык. Ей стало щекотно. На груди лежала чья-то рука. В рот впивались чужие губы, а чужие пальцы больно мяли сосок. Сердце у нее бешено стучало. Все та же рука стала гладить ее тело, спускаясь все ниже, к бедру, к ногам, и она тихонько застонала от удовольствия, а потом провалилась в бездонную черную яму.
– Это еще что? – воскликнула Рини, когда Дорри и Дейв под руки ввели Мэгги в дом. Было около двенадцати ночи.
– Наклюкалась, не видишь разве! – сердито буркнула Дорри. – Нашла ее на полу в туалете. Какой-то идиот ее подпоил. Она налакалась сока с водкой. Телка дурная!
Мэгги проснулась днем. Она открыла глаза и тут же зажмурилась: свет слепил. Голову будто сдавили железным обручем, во рту было сухо и противно. Она осторожно выбралась из кровати и, стараясь не делать резких движений, побрела в ванную, где жадно припала ртом к крану с холодной водой. Потом она посмотрела на себя в зеркало. Косметика размазалась по всему лицу, глаза были обведены черными кругами растекшейся туши. Помада стерлась, но губы были красными и распухшими, а на шее виднелись красные пятна, похожие на укусы. Одно такое пятно было и на груди. Она не помнила, как попала в постель, но кто-то уложил ее и раздел.
На трусах были пятна крови. Месячные, что ли, начались, подумала она, но она точно знала, что еще не время… Может, из-за волнений они пришли раньше времени. «В этом месте» чувствовалась боль. Она подложила в трусы бумажную салфетку и вернулась в комнату, где ее ждала Рини с чашкой чаю.
– Ну как головка?
– Ужасно. – Мэгги снова легла в постель. – Не пойму, почему. Я только сок пила.
– Дорри говорит, в него водки подлили.
– А, так вот почему у него был такой странный привкус!
– Ты что, никогда ее раньше не пробовала?
– Никогда ничего спиртного. У нас дома никто не пил. Ясно теперь, почему я ничего не помню.
Сгорая от стыда, Мэгги стала пить чай. Он казался ей небесным нектаром. И прояснял сознание.
– Тебе лучше полежать. Я аспирин принесла. Поможет от головной боли.
– Спасибо, – сказала Мэгги. – Извините, что доставила столько хлопот.
– Дорри следовало лучше за тобой приглядывать, раз ты впервые попала на вечеринку.
– Там было столько народу, и жара, ужасно хотелось пить. Вот я и набралась. Ничего больше не помню.
– Может, память вернется, когда головка прояснится. Я знаю, что такое похмелье. Случалось в свое время испытать.
Мэгги проглотила две таблетки аспирина, запила остатками чая и, как только Рини вышла, закрыла глаза и провалилась в сон.
Она проснулась около пяти. Голова уже не так дико болела, отвратительный привкус во рту почти исчез. Она села в кровати – голова уже не кружилась от резких движений, и она отправилась в ванную почистить зубы. Там она обнаружила, что никаких следов крови на подложенной в трусы салфетке нет. А почему же тогда раньше были пятна? Такого раньше не случалось.
Мэгги стала внимательно осматривать себя и на внутренней поверхности бедра заметила длинную царапину. Как это ее угораздило? Должно быть, села где-нибудь неудачно. Ей вспоминалось лишь, как она танцевала с долговязым, который все время прижимался к ней. Потом она почувствовала сильную усталость… ее голова покоилась у него на груди… а дальше как будто кто-то ластиком стер из ее памяти абсолютно все. Ну ладно, по крайней мере ясно, откуда кровь – она обо что-то оцарапалась. Все теперь: никакого апельсинового сока, пока не убедишься, моя дорогая, что его наливают прямо из бутылки, сказала она себе.
Мэгги спустилась вниз. Рини жарила колбасу с луком. Желудок у Мэгги сразу забунтовал, но она мужественно спросила:
– Может, помочь?
– Картошку почисть. Как головка?
– Лучше, спасибо.
– Чай заварен, пей.
– Спасибо, выпью.
– У Дорри вечерняя смена, до одиннадцати.
Дети, которые всегда являлись к столу, когда наполнялись тарелки, быстренько опустошили их и исчезли. Рини, налив себе чаю, удалилась к телевизору, а Мэгги вымыла посуду и села за стол с газетой. Ее заинтересовала колонка с объявлениями о вакансиях. Как получить работу в театре? Где об этом пишут? Старательно изучая газетные столбцы, она все же не переставала чувствовать смутное беспокойство из-за того, что память ей так внезапно изменила. Что же произошло? Откуда эта ужасная царапина? Неужто она так опьянела, что ничего не соображала и сама себя исцарапала в кровь?
Боже, а вдруг это блохи? Мать всегда говорила, что блохи заводятся от грязи. А в том доме грязи было предостаточно. Мебели там почти не было, сидели на подушках, сброшенных на пол, лампы прикрыли платками, чтобы приглушить свет. На столе была неаппетитная еда. И среди гостей было много странной публики. Какая-то чудная женщина в черном, одетая почти как Дорри, но у Дорри это выглядело забавно, а у той – страшновато. Потом двое мужчин в узких брюках и светлых рубашках, которые весь вечер танцевали друг с другом. И еще целая орава одетых в кожу парней с татуировками и в кепках, которые они не снимали. А может, ее кто-нибудь ударил? Она опять прошла в ванную, чтобы оглядеть каждый сантиметр кожи.
Что это за красные пятна? Укусы? Если да, то почему только на шее и один на груди? Мэгги вспомнила, что Рини очень странно разглядывала ее, хотя ничего такого не сказала. Мэгги заглянула в шкафчик над раковиной, но там была только бритва, крем для бритья, пузырек с аспирином и лейкопластырь. Ничего дезинфицирующего. Что же случилось, пока она была в отключке? Неизвестность пугала ее. Жаль, что нельзя поговорить с мисс Кендал. Ей можно было сказать все. Объясняться с Рини она побаивалась, мало ли что та про нее подумает. Она женщина добрая, но вряд ли ей понравится, что жиличка принесла в дом блох. Если дело, конечно, в блохах. А вдруг она заразу какую-нибудь подцепила? Надо все же выяснить. Дорри, что ли, спросить? Да, Дорри может знать. Она там свой человек.
Дорри пришла домой не в духе. Она поскандалила с хозяином, который обвинил ее в том, что она на халяву подкармливает своих приятелей. Это был справедливый упрек. К ней завалилась куча подружек, с которыми она обсуждала вчерашнюю вечеринку: разбирали по косточкам гостей. Сердитая Дорри накинулась на Мэгги, которая слушала на кухне радио.
– Ну здорово ты вчера выступила, ничего не скажешь!
– Извини, – смиренно пробормотала Мэгги. – Но откуда мне было знать, чего они подмешали в сок?
– Да брось придуриваться! В каждом стакане почти треть водки или джина была! Сколько стаканов ты выдула?
– Три.
– Боже милостивый! Не диво, что ты скопытилась!
– Извини, – снова сказала Мэгги совсем уже неуверенно. – Я же раньше никогда не пила, откуда мне было знать?
– Ну тогда… ясно, конечно, почему ты свалилась, – озадаченно проворчала Дорри.
– Ничего не помню после третьего стакана. Только что танцевала с длинным таким….
– Видела. Вы прямо прилипли друг к другу. Вон на шейке-то следы какие!
Мэгги инстинктивно коснулась рукой горла.
– А я думала, меня блохи искусали.
Дорри расхохоталась.
– Ну блин! Тебя что – в шкафу держали?
Мэгги покраснела.
– Йетли тебе не Лидс…
– Неужели? Там что, вечеринок не собирают? Молодежь везде одинаковая. Это у тебя, конечно, укусы – любовные укусы!
– Любовные?
– Ну да, когда кровь закипит…
– Ой, – прошептала Мэгги, покраснев еще гуще.
– Хочешь сказать, про это тоже ничего не помнишь? – недоверчиво переспросила Дорри.
Мэгги отрицательно покачала головой.
– Ну, считай, что получила боевое крещение!
– А это… не заразно? Ну, не навсегда останется?
– Да нет, конечно! Через пару дней все пройдет.
Мэгги с облегчением закрыла глаза.
– Слава Богу. А то я уж не знала, что и подумать.
Дорри встревоженно смотрела на Мэгги. Она давно поняла, что имеет дело чуть ли не с Маугли, выросшим где-то в глухих дебрях, но даже не подозревала, насколько эта девчонка неопытна и наивна. Глядя на нее на вечеринке, – она танцевала, опустив голову на грудь какого-то незнакомого высокого парня, – Дорри с легкой завистью подумала: «Ну, подклеили нашу малютку Ширли Темпл!» Потом танцующие пары скрыли от нее Мэгги. Теперь она чувствовала запоздалую вину: она вспомнила о Мэгги, только услыхав за спиной чей-то голос: «Эта рыжая шлюшка надралась влежку. Торчит в сортире, зайти нельзя. Надо бы ее оттуда вытащить…»
Дорри сразу поняла, о ком идет речь. Мэгги стояла на коленях перед унитазом. Дорри с трудом поставила ее на ноги. Трусы и колготки были спущены до колен. «Фу, ты почище нашего Билли», – брезгливо сказала Дорри. Оставлять Мэгги в таком виде было нельзя. Дорри нашла Дейва и сказала, что надо отвезти Мэгги домой.
– Да ведь еще и двенадцати нет! – возмутился он. – Можно еще часа два погулять.
– Давай оттащим ее и вернемся.
Так они и сделали. Дорри раздела Мэгги и уложила в постель. А сама вернулась к Дейву. «Зря мы ее с собой брали, – сказала она ему. – Ну теперь с утряночки у нее головка-то бо-бо будет».
Теперь же, глядя на синяки, украшавшие шею Мэгги, она чувствовала себя виноватой. В сердце ее закралось беспокойство. Этот долговязый был не парнишка какой-нибудь, а взрослый мужчина. Гораздо старше других.
– А никаких других следов у тебя не осталось? Нигде? – встревоженно спросила она.
Мэгги вспомнила про царапину, но подумала, что до такого места никто же не доберется, это она сама, верно, по пьянке где-то удосужилась пораниться. Села на какое-нибудь стекло битое или еще что-нибудь в этом роде. Она смутно помнила странный звук – будто что-то лопнуло, треснуло, порвалось…
– Нет, больше нет, – солгала она.
Дорри облегченно вздохнула.
– Ну тогда ладно. – «Она же в стельку упилась, кому такая будет нужна», – подумала про себя Дорри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– В ноябре будет семнадцать.
Рини поцокала языком.
– Жаль. Что думаешь делать? Домой вернешься?
– Нет.
Угрюмая решимость, прозвучавшая в ответе Мэгги, заставила Рини прикусить язык.
– Я найду выход.
Мэгги сидела на кровати, разложив перед собой проспекты и анкеты актерских студий. В семь пришла Дорри. Она уже узнала про ее неприятности, поэтому, ни о чем не расспрашивая, деловито сказала:
– Нечего тут сидеть как побитая собака. Тебе надо встряхнуться. Как раз случай подвернулся. Сон – то есть, Соня, моя сменщица, приглашает к себе на вечеринку. Пошли вместе. Уж лучше повеселиться, чем сидеть и хандрить.
Мэгги никогда в жизни не бывала на вечеринках, но сейчас ей было не до веселья.
– Я не в настроении.
– Вот как раз и развеешься! Поверь, это как раз то, что тебе нужно. А так совсем усохнешь. Надо встряхнуться!
– Если у нее день рождения, так у меня подарка нет, – сказала Мэгги.
– Да никакое это не рождение, вечеринка, да и все. Жратвы будет навалом, выпивка, музыка, танцы. В общем, самое то.
– Мне надеть нечего.
– Я тебе что-нибудь подыщу. Если будет маловато, ничего, сейчас все носят в обтяжку. Идем, посмотрим, что там есть.
– Да не стоит, пожалуй, – слабо запротестовала Мэгги, но ее сопротивление уже было сломлено. С одной стороны, ей хотелось уйти в свои переживания, остаться с ними наедине. Но с другой – здравый смысл подсказывал, что нельзя упиваться своими несчастьями. Никакого толку от этого не будет.
Дорри уже открыла огромный платяной шкаф и стала перебирать яркие платья, которых там висело множество. Она выбрала розовое, без рукавов, с воротничком.
– Мне оно не идет. Больно простое.
Мэгги никогда не видела такой красоты.
– Примерь-ка, поглядим, как на тебе сидит, – скомандовала Дорри.
Платье сидело как влитое. Дорри удивилась и капельку огорчилась: вместо неуклюжей школьницы перед ней стояла соблазнительная юная особа.
– У тебя кожа такая хорошая, что тебе можно даже розовое носить, хоть ты и рыжая. Но вообще-то с волосами надо что-то делать.
Мэгги всю жизнь проходила с двумя туго заплетенными косами. Никаких других причесок ей делать не разрешалось. Теперь же Дорри собрала их наверх и заколола шпильками. Получилось замечательно.
– Такие густые, с ними никак не справиться. Но тебе так идет. А теперь поглядим, что делать с лицом… Сначала нанесем пробную косметику, что лучше подойдет, то и нанесем окончательно.
Мэгги никогда еще не красилась. Сначала Дорри нанесла тон, потом небесно-голубые тени на веки, подвела глаза черным карандашом, накрасила ресницы тушью, и губы намазала розовой перламутровой помадой.
Увидев свое отражение в потемневшем зеркале, Мэгги остолбенела. На нее смотрела прелестная незнакомка с копной рыжих волос, через которые была пропущена розовая лента. В Доррином платье, правда, ей было неловко – уж слишком коротко, колени вылезают. Непривычно. Но Дорри уверила ее, что сейчас все так носят. Еще она одолжила Мэгги сетчатые колготки и туфли на шпильке из черного кожзаменителя. Узкие носки туфель немилосердно жали ноги, но смотрелись они замечательно. И, наконец, последний штрих – большие розовые клипсы, сверкающие при каждом повороте головы.
Дорри оделась иначе, в стиле битников. Она надела узкую черную кожаную юбку, мешковатый черный свитер, черные колготки и туфли. Носки у туфель были узкие и длинные. Мэгги ничего подобного не видела.
– Каковы, а? Первый раз надеваю. Новехонькие. Купила в магазине «Фримен, Харди и Уиллис». Влетели они мне, конечно, будь здоров! Почти семьдесят фунтов!
Она выбелила себе лицо почти до голубизны, глаза обвела лиловыми тенями, из черных волос воздвигла на голове башню. По мнению Мэгги, это было чересчур, но Дорри казалась себе неотразимой.
– На вас прямо глядеть больно, – сказала Рини, когда они спустились в гостиную, где она по обыкновению возлежала на диване. Рядом пристроились ребятишки. Они все смотрели телевизор, который не выключался, пока не кончались все передачи.
– Ну, счастливо повеселиться! – напутствовала их Рини, услышав за окном автомобильный гудок. – Тебе кстати будет, немножко отойдешь от своих несчастий, – добавила она, обращаясь к Мэгги.
– Пошли, за нами приехали, – сказала Дорри, направляясь к двери.
– Берите пример с меня! – крикнула им вслед Рини.
– Это значит, мы можем делать, что хотим, – хихикнула Дорри.
Возле дома стояла видавшая виды машина – «Форд-Кортина». На передних сиденьях развалились двое парней, оба с черными крашеными волосами под Элвиса Пресли – как на плакате фильма «Отель, где разбиваются сердца», который висел в комнате Дорри. Парни были одеты в джинсы, рубашки и пиджаки из искусственной кожи. Увидев девушек, они и не подумали выйти из машины и открыть перед ними дверцы. Один из них, смерив Мэгги взглядом, процедил сквозь зубы:
– А это что за краля?
– Моя подружка Мэгги, – представила ее Дорри. – А эти два чувака – Дейв и Эдди, – сказала она Мэгги и поцеловала Дейва. Мэгги с опаской подумала, что, видно, Эдди предназначается ей в кавалеры. Не дай Бог. Неприятный какой – весь в прыщах и зубы гнилые.
– Привет! – робко сказал она.
На нее смотрели в упор. Она смутилась до дрожи.
Вечеринка проходила на последнем этаже высокого узкого дома в Кентиш-тауне, и, когда они туда явились, она была в полном разгаре. На проигрывателе крутилась пластинка – Чабби Чеккер пел «Опять твист», и большая комната, в которой убрали разделявшую ее надвое ширму, была заполнена молодежью, наяривавшей этот самый твист. Музыка звучала громко, стоял теплый июльский вечер, все окна были распахнуты настежь, а от множества тел воздух делался еще горячее. Над головами висел дым от сигарет.
Кто-то протянул Мэгги стакан со словами: «Выпей и расслабься!» Она подумала, что, наверно, ее робость бросается в глаза. И залпом выпила то, что ей дали. В стакане был апельсиновый сок, а поскольку Мэгги никогда не пробовала джина, ей было невдомек, что его необычный привкус исходит из бутылки «Гордона», которую кто-то вылил в кувшин с соком. Спиртное сразу ударило ей в голову. Когда ей поднесли второй стакан, голова закружилась и стало легко-легко.
Музыка зазвучала громче. По очереди пели Элвис Пресли, Бадди Холли, Стиви Уандер, Марвин Гей, «Сьюпримз» – все их Мэгги слышала впервые в жизни. Кто-то облапил ее и повел танцевать. Она не сопротивлялась. Танцевать ей тоже никогда не приходилось, но, понаблюдав за танцующими, она могла повторять движения партнера. Дорри она давно потеряла из виду. Народу было полно, гости все прибывали, а из-за густого дыма трудно было кого-либо рассмотреть. Она взяла с тарелки бутерброд, съела, не почувствовав вкуса, и с благодарностью принята третий стакан сока. На этот раз привкус был другой: теперь сок смешали с водкой.
Дальше она все помнила смутно. Помнила только, что танцевала с каким-то долговязым парнем, который крепко прижимал ее к себе. Голова так сильно кружилась, что она склонила ее на грудь партнеру. И, кажется, прикрыла глаза… Потом стало тихо, она лежала на чем-то мягком. Кто-то прижал ее своим телом и целовал. Ее никто еще не целовал, она и не знала, что в этом деле участвует и язык. Ей стало щекотно. На груди лежала чья-то рука. В рот впивались чужие губы, а чужие пальцы больно мяли сосок. Сердце у нее бешено стучало. Все та же рука стала гладить ее тело, спускаясь все ниже, к бедру, к ногам, и она тихонько застонала от удовольствия, а потом провалилась в бездонную черную яму.
– Это еще что? – воскликнула Рини, когда Дорри и Дейв под руки ввели Мэгги в дом. Было около двенадцати ночи.
– Наклюкалась, не видишь разве! – сердито буркнула Дорри. – Нашла ее на полу в туалете. Какой-то идиот ее подпоил. Она налакалась сока с водкой. Телка дурная!
Мэгги проснулась днем. Она открыла глаза и тут же зажмурилась: свет слепил. Голову будто сдавили железным обручем, во рту было сухо и противно. Она осторожно выбралась из кровати и, стараясь не делать резких движений, побрела в ванную, где жадно припала ртом к крану с холодной водой. Потом она посмотрела на себя в зеркало. Косметика размазалась по всему лицу, глаза были обведены черными кругами растекшейся туши. Помада стерлась, но губы были красными и распухшими, а на шее виднелись красные пятна, похожие на укусы. Одно такое пятно было и на груди. Она не помнила, как попала в постель, но кто-то уложил ее и раздел.
На трусах были пятна крови. Месячные, что ли, начались, подумала она, но она точно знала, что еще не время… Может, из-за волнений они пришли раньше времени. «В этом месте» чувствовалась боль. Она подложила в трусы бумажную салфетку и вернулась в комнату, где ее ждала Рини с чашкой чаю.
– Ну как головка?
– Ужасно. – Мэгги снова легла в постель. – Не пойму, почему. Я только сок пила.
– Дорри говорит, в него водки подлили.
– А, так вот почему у него был такой странный привкус!
– Ты что, никогда ее раньше не пробовала?
– Никогда ничего спиртного. У нас дома никто не пил. Ясно теперь, почему я ничего не помню.
Сгорая от стыда, Мэгги стала пить чай. Он казался ей небесным нектаром. И прояснял сознание.
– Тебе лучше полежать. Я аспирин принесла. Поможет от головной боли.
– Спасибо, – сказала Мэгги. – Извините, что доставила столько хлопот.
– Дорри следовало лучше за тобой приглядывать, раз ты впервые попала на вечеринку.
– Там было столько народу, и жара, ужасно хотелось пить. Вот я и набралась. Ничего больше не помню.
– Может, память вернется, когда головка прояснится. Я знаю, что такое похмелье. Случалось в свое время испытать.
Мэгги проглотила две таблетки аспирина, запила остатками чая и, как только Рини вышла, закрыла глаза и провалилась в сон.
Она проснулась около пяти. Голова уже не так дико болела, отвратительный привкус во рту почти исчез. Она села в кровати – голова уже не кружилась от резких движений, и она отправилась в ванную почистить зубы. Там она обнаружила, что никаких следов крови на подложенной в трусы салфетке нет. А почему же тогда раньше были пятна? Такого раньше не случалось.
Мэгги стала внимательно осматривать себя и на внутренней поверхности бедра заметила длинную царапину. Как это ее угораздило? Должно быть, села где-нибудь неудачно. Ей вспоминалось лишь, как она танцевала с долговязым, который все время прижимался к ней. Потом она почувствовала сильную усталость… ее голова покоилась у него на груди… а дальше как будто кто-то ластиком стер из ее памяти абсолютно все. Ну ладно, по крайней мере ясно, откуда кровь – она обо что-то оцарапалась. Все теперь: никакого апельсинового сока, пока не убедишься, моя дорогая, что его наливают прямо из бутылки, сказала она себе.
Мэгги спустилась вниз. Рини жарила колбасу с луком. Желудок у Мэгги сразу забунтовал, но она мужественно спросила:
– Может, помочь?
– Картошку почисть. Как головка?
– Лучше, спасибо.
– Чай заварен, пей.
– Спасибо, выпью.
– У Дорри вечерняя смена, до одиннадцати.
Дети, которые всегда являлись к столу, когда наполнялись тарелки, быстренько опустошили их и исчезли. Рини, налив себе чаю, удалилась к телевизору, а Мэгги вымыла посуду и села за стол с газетой. Ее заинтересовала колонка с объявлениями о вакансиях. Как получить работу в театре? Где об этом пишут? Старательно изучая газетные столбцы, она все же не переставала чувствовать смутное беспокойство из-за того, что память ей так внезапно изменила. Что же произошло? Откуда эта ужасная царапина? Неужто она так опьянела, что ничего не соображала и сама себя исцарапала в кровь?
Боже, а вдруг это блохи? Мать всегда говорила, что блохи заводятся от грязи. А в том доме грязи было предостаточно. Мебели там почти не было, сидели на подушках, сброшенных на пол, лампы прикрыли платками, чтобы приглушить свет. На столе была неаппетитная еда. И среди гостей было много странной публики. Какая-то чудная женщина в черном, одетая почти как Дорри, но у Дорри это выглядело забавно, а у той – страшновато. Потом двое мужчин в узких брюках и светлых рубашках, которые весь вечер танцевали друг с другом. И еще целая орава одетых в кожу парней с татуировками и в кепках, которые они не снимали. А может, ее кто-нибудь ударил? Она опять прошла в ванную, чтобы оглядеть каждый сантиметр кожи.
Что это за красные пятна? Укусы? Если да, то почему только на шее и один на груди? Мэгги вспомнила, что Рини очень странно разглядывала ее, хотя ничего такого не сказала. Мэгги заглянула в шкафчик над раковиной, но там была только бритва, крем для бритья, пузырек с аспирином и лейкопластырь. Ничего дезинфицирующего. Что же случилось, пока она была в отключке? Неизвестность пугала ее. Жаль, что нельзя поговорить с мисс Кендал. Ей можно было сказать все. Объясняться с Рини она побаивалась, мало ли что та про нее подумает. Она женщина добрая, но вряд ли ей понравится, что жиличка принесла в дом блох. Если дело, конечно, в блохах. А вдруг она заразу какую-нибудь подцепила? Надо все же выяснить. Дорри, что ли, спросить? Да, Дорри может знать. Она там свой человек.
Дорри пришла домой не в духе. Она поскандалила с хозяином, который обвинил ее в том, что она на халяву подкармливает своих приятелей. Это был справедливый упрек. К ней завалилась куча подружек, с которыми она обсуждала вчерашнюю вечеринку: разбирали по косточкам гостей. Сердитая Дорри накинулась на Мэгги, которая слушала на кухне радио.
– Ну здорово ты вчера выступила, ничего не скажешь!
– Извини, – смиренно пробормотала Мэгги. – Но откуда мне было знать, чего они подмешали в сок?
– Да брось придуриваться! В каждом стакане почти треть водки или джина была! Сколько стаканов ты выдула?
– Три.
– Боже милостивый! Не диво, что ты скопытилась!
– Извини, – снова сказала Мэгги совсем уже неуверенно. – Я же раньше никогда не пила, откуда мне было знать?
– Ну тогда… ясно, конечно, почему ты свалилась, – озадаченно проворчала Дорри.
– Ничего не помню после третьего стакана. Только что танцевала с длинным таким….
– Видела. Вы прямо прилипли друг к другу. Вон на шейке-то следы какие!
Мэгги инстинктивно коснулась рукой горла.
– А я думала, меня блохи искусали.
Дорри расхохоталась.
– Ну блин! Тебя что – в шкафу держали?
Мэгги покраснела.
– Йетли тебе не Лидс…
– Неужели? Там что, вечеринок не собирают? Молодежь везде одинаковая. Это у тебя, конечно, укусы – любовные укусы!
– Любовные?
– Ну да, когда кровь закипит…
– Ой, – прошептала Мэгги, покраснев еще гуще.
– Хочешь сказать, про это тоже ничего не помнишь? – недоверчиво переспросила Дорри.
Мэгги отрицательно покачала головой.
– Ну, считай, что получила боевое крещение!
– А это… не заразно? Ну, не навсегда останется?
– Да нет, конечно! Через пару дней все пройдет.
Мэгги с облегчением закрыла глаза.
– Слава Богу. А то я уж не знала, что и подумать.
Дорри встревоженно смотрела на Мэгги. Она давно поняла, что имеет дело чуть ли не с Маугли, выросшим где-то в глухих дебрях, но даже не подозревала, насколько эта девчонка неопытна и наивна. Глядя на нее на вечеринке, – она танцевала, опустив голову на грудь какого-то незнакомого высокого парня, – Дорри с легкой завистью подумала: «Ну, подклеили нашу малютку Ширли Темпл!» Потом танцующие пары скрыли от нее Мэгги. Теперь она чувствовала запоздалую вину: она вспомнила о Мэгги, только услыхав за спиной чей-то голос: «Эта рыжая шлюшка надралась влежку. Торчит в сортире, зайти нельзя. Надо бы ее оттуда вытащить…»
Дорри сразу поняла, о ком идет речь. Мэгги стояла на коленях перед унитазом. Дорри с трудом поставила ее на ноги. Трусы и колготки были спущены до колен. «Фу, ты почище нашего Билли», – брезгливо сказала Дорри. Оставлять Мэгги в таком виде было нельзя. Дорри нашла Дейва и сказала, что надо отвезти Мэгги домой.
– Да ведь еще и двенадцати нет! – возмутился он. – Можно еще часа два погулять.
– Давай оттащим ее и вернемся.
Так они и сделали. Дорри раздела Мэгги и уложила в постель. А сама вернулась к Дейву. «Зря мы ее с собой брали, – сказала она ему. – Ну теперь с утряночки у нее головка-то бо-бо будет».
Теперь же, глядя на синяки, украшавшие шею Мэгги, она чувствовала себя виноватой. В сердце ее закралось беспокойство. Этот долговязый был не парнишка какой-нибудь, а взрослый мужчина. Гораздо старше других.
– А никаких других следов у тебя не осталось? Нигде? – встревоженно спросила она.
Мэгги вспомнила про царапину, но подумала, что до такого места никто же не доберется, это она сама, верно, по пьянке где-то удосужилась пораниться. Села на какое-нибудь стекло битое или еще что-нибудь в этом роде. Она смутно помнила странный звук – будто что-то лопнуло, треснуло, порвалось…
– Нет, больше нет, – солгала она.
Дорри облегченно вздохнула.
– Ну тогда ладно. – «Она же в стельку упилась, кому такая будет нужна», – подумала про себя Дорри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41