На смену юношеской пылкости пришла солидная рассудительность. Она подавила в себе душевные порывы, ставшие причиной постигшей ее трагедии. В этом, как ни в чем другом, проявлялось различие между юной, полной надежд девушкой, какой она некогда была, и благоразумной серьезной женщиной, какой она стала теперь.
И тут он спокойно произнес:
– А я вас помню.
Она застыла на месте, на секунду как бы потеряв сознание. Горячая красноватая жидкость переполнила края хрупкой фарфоровой чашки и вылилась на блюдце, а с него – на поднос.
Леди Валери тихонько вскрикнула, и Мэри мгновенно овладела собой. Она поставила чайник и потянулась за полотенцем, которое у нее всегда было при себе.
Хорошую экономку нельзя застать врасплох.
Собирая полотенцем потоки на подносе, она мысленно порадовалась, что не закричала, не упала в обморок и даже не изменилась в лице. Немалое достижение для женщины, ожидающей предъявления обвинения и ареста. Как все-таки помогают собраться все эти милые вещи: чайник, поднос, полотенце.
Когда у тебя есть четкая обязанность, поневоле не станешь биться в истерике.
Он отхлебнул из чашки, пристально за ней наблюдая.
– Вы дочь Чарльза Фэрчайлда.
Ожидавшая чего-то несравненно более драматичного, Мэри была озадачена столь лаконичным заявлением. Она вопросительно взглянула на лорда Уитфилда.
– Чарльза Фэрчайлда…
Мэри неловко коснулась пальцем серебряного чайника и вздрогнула от внезапного сильного ожога. Она с трудом удержалась, чтобы не взять палец в рот и ослабить резкую боль.
Опытная экономка не показывает свои чувства.
– А ну-ка, – схватив ее за кисть, он решительно окунул ее пальцы в молочник со сливками. – Молоко помогает от ожога.
Когда ее пальцы погрузились в прохладные сливки, Мэри попыталась представить, что бы сделала в подобных обстоятельствах хорошая экономка. Но на этот раз придумать ничего не удалось. Но не могла же она держать пальцы в молочнике. Это неприлично.
Однако гость сдавил ее руку как кандалами, и сопротивляться она не могла. Это было бы совсем уж непристойно. Положение было весьма сомнительное, если не сказать глупое.
Поэтому оставалось одно – оставить все как есть. Она стояла неподвижно, не сводя глаз с его руки, сжимавшей ее кисть, и думала, ну почему ей было суждено судьбой снова увидеть эту руку и этого человека.
Казалось бы, это совершенно невероятно, но вид у него был еще более угрожающий, чем десять лет назад. Искусно сшитый фрак облегал его мускулистые плечи. Длинные темные волосы с уже заметной проседью были гладко зачесаны назад и перевязаны простой лентой. Этот стиль прически еще сильнее подчеркивал жесткие складки у рта, придавая дополнительную суровость его лицу.
– Господи, Себастьян, я уже сказала ей, что мы знаем, кто она, и хорошо сделала. – В голосе леди Валери прозвучал легкий упрек. – Ты ее напугал до полусмерти.
– Это я от неожиданности, миледи, не принимайте во внимание, – сказала Мэри насколько могла спокойным тоном. – У вас такая напористая манера, лорд Уитфилд. Немного обескураживает.
Лорд Уитфилд слегка приподнял брови, как будто удивившись ее обвинению, но легкая насмешливая улыбка говорила Мэри яснее всяких слов, что ей не удалось его провести.
– Это только потому, что мною движет безудержное любопытство, мисс Фэрчайлд.
Что он мог запомнить из тех давних событий, думала она, похолодев.
– Оно и видно. Ты натворил Бог знает что. Правда, сегодня ты ведешь себя более чем странно. – Леди Валери слегка поморщилась. – Уж не хочешь ли ты, чтобы я теперь налила себе в чай эти сливки?
– Ничего страшного. У нее совершенно чистые руки. – Приподняв за кисть руку Мэри, лорд Уитфилд тщательно вытер ее своим платком.
– Ну как, вам ведь лучше, не так ли? Отличное средство!
Мэри ужасно не хотелось в этом признаваться, но боль действительно прошла.
– Да, благодарю вас, сэр. – Ей захотелось отодвинуться от него подальше. Он стоял нестерпимо близко, задевая ногой ее юбки, тесня ее, так что ей было нечем дышать. Наверное, поэтому она ощущала слабую боль в груди и спазм в горле.
Ей не хотелось задавать этот вопрос, но без него не обойтись. Она перевела дыхание и вступила в игру.
– Разве мы встречались раньше? – осторожно проговорила она.
– Я знал вашего отца.
Таким образом, он избежал прямого ответа на ее вопрос, и Мэри почувствовала, что выдержка начинает ей изменять. Неужели он вправду не узнал ее или просто играет с ней, как кот с мышью? Ей хотелось прочитать его мысли, и в то же время она опасалась их узнать. Ей хотелось расспросить его, и в то же время она боялась его ответов. Игра становилась слишком опасной, если это вообще была игра. Странно и необъяснимо.
Как хорошо было бы убежать!
Она жаждала одного – выбраться из этой комнаты. Любым способом, только поскорее.
– Если можно, я схожу на кухню за другим подносом.
– Нет, нельзя. Сядьте и расскажите мне, что вы делаете в Шотландии.
Его низкий мягкий голос вызвал в ней давно забытые чувства, но Мэри и виду не подала. Она так и продолжала стоять, безвольно свесив одну руку и предоставив ему возиться с другой.
– Вы бы лучше сели, дитя мое, – сказала леди Валери. – От Себастьяна так легко не отделаешься.
Лорд Уитфилд бросил скомканный платок на поднос, где он тут же пропитался разлитым чаем. Мэри устремила взгляд на кресло, стоявшее в отдалении в самом темном углу, но лорд Уитфилд указал ей на кресло у камина.
– Нет, моя милая, сядьте сюда, – голос его звучал немного насмешливо.
Жесткий, как кираса, корсет, слава Богу, не давал ей согнуться и поникнуть под этим пристрастным допросом, а постоянная упорная борьба с собой позволяла ей держаться прямо, как стрела, не прикасаясь к спинке кресла.
Увидев, как леди Валери веером прикрывает улыбку, Мэри совсем пала духом. Что они затеяли?
– Смотрите на меня, – приказал лорд Уитфилд. – Я хочу видеть ваше лицо.
Вся беда в том, что ей тоже придется видеть его лицо. Но хорошая экономка всегда старается ублаготворить гостей.
Подняв голову, Мэри взглянула ему прямо в лицо. Главное – не дать ему запугать себя. Она находилась в невыгодном положении: он стоял, а она сидела, он мог пристально наблюдать за ней, когда ей хотелось бы стать невидимкой; заслонив собой свечи и огонь камина, он одним своим присутствием разом лишил ее тепла и света.
– Да, вы и в самом деле дочь Чарльза Фэрчайлда, – сказал он с явным удовлетворением. – У вас такой же взгляд – только он никогда так холодно ни на кого не смотрел. Где вы этому научились?
Возможные ответы на этот вопрос промелькнули у нее в голове, один резче другого. С каким удовольствием она выкрикнула бы ему в лицо что-нибудь дерзкое, но она промолчала.
Лорд Уитфилд, видимо, догадался. Голос его смягчился.
– Хотите послать меня к черту, правда? Ничего не выйдет. Вы экономка, а положение обязывает. Как прикажете вас теперь называть?
Самым учтивым тоном, на который была способна, Мэри отвечала:
– Мэри Фэрчайлд, к вашим услугам.
– Мисс Джиневра Мэри Фэрчайлд, так будет вернее, – поправил лорд Уитфилд. – Ведь вы все еще «мисс»? Вы не вышли замуж, чтобы избавиться от ваших обременительных обязанностей?
– Они вовсе не обременительны, – Мэри улыбнулась в сторону леди Валери. – Я считаю за честь, и я благодарна…
Но леди Валери перебила ее.
– Я, кажется, запретила вам употреблять это слово. Вам не за что меня благодарить.
– В таком случае, могу я сказать, что ценю вашу доброту? – все так же улыбаясь, спросила Мэри.
– Вы отплатили мне с лихвой.
За заострившимся носом, отяжелевшими веками и поблекшей кожей Мэри все еще могла различить красоту, которой леди Валери в былое время блистала в лондонском обществе.
– Думаете, я не знаю, милая, сколько моих гостей пытались похитить у меня мою экономку? Всего месяц назад моя собственная сестра хотела подкупить вас и увезти с собой в Англию.
Откуда это ей стало известно, подумала Мэри. Леди Валери часто казалась абсолютно всеведущей. Но она никогда не позволяла себе ни намека на то, что ей что-либо известно о событиях, приведших Мэри в Шотландию. Именно поэтому та испытывала к ней чувство непоколебимой преданности.
– Я не желаю служить ни у кого другого.
Леди Валери раздвинула тяжелые портьеры. За большими окнами еще клубился туман, который уже скоро должна была поглотить ночь.
Наклонившись к огню, леди Валери протянула над ним худые руки с набухшими венами.
– В Англии было бы теплее.
Теплее? Да, пожалуй, в Англии Джиневру Мэри Фэрчайлд сожгли бы живьем!
Лорд Уитфилд снова злорадно улыбнулся, как будто почувствовав ее уязвимость.
– Чарли тоже всегда отличался преданностью.
Он по-прежнему не сводил с нее глаз, но Мэри обрадовало, что он переменил тему.
– Но увы, и расточительностью тоже, – лорд Уитфилд вздохнул, изобразив сочувствие. – Он оставил вас без гроша, насколько мне известно?
В охватившем ее порыве ярости Мэри одним внезапным плавным движением поднялась и направилась к двери.
Она сама не понимала, что ее так разозлило. В сущности, он не сказал ничего особенного. В бытность свою экономкой она наслушалась от мужчин кое-чего и похуже. Но непререкаемый тон этого человека вывел ее из себя настолько, что она потеряла свою хваленую выдержку.
Но его рука неожиданно обхватила ее за талию и вынудила повернуться лицом к леди Валери.
У Мэри создалось впечатление, что леди Валери наблюдала за происходящим с каким-то прямо непристойным любопытством.
Когда лорд Уитфилд привлек Мэри к себе так тесно, что они оказались вплотную друг к другу, как серебряные ложки, которые она каждый вечер тщательно укладывала в ящик, у нее все вылетело из головы. Уже много лет ни один человек не смел обойтись так с достопочтенной экономкой.
Понял ли он, что он сделал? Сознавал ли он, какое воздействие оказывает близость сильного мужского тела на женскую плоть, закосневшую в одиночестве? Ей хотелось немедленно ударить его изо всех сил, дать ему пощечину или дернуть его за волосы так, чтобы искры посыпались из этих наглых глаз – все, что угодно, только бы заставить его ощутить боль. Такую же, которую она испытывала от постоянного леденящего душу и тело одиночества. Она старательно приучила себя к этому и научилась, наконец, смиряться. Но, Боже, как быстро слабеет человек, поддаваясь натиску своего земного естества.
Он проговорил ей на ухо, обдавая ее теплом своего дыхания:
– И, похоже, слишком много гордости тоже, прямо как у Чарли.
Мэри содрогнулась. Как посмела она хоть на минуту так расслабиться, что стоят ее чувства? Ведь она всего лишь экономка, пустое место, ничтожество… убийца. И этому человеку, единственному во всем мире, она вынуждена позволить все, чего бы он ни пожелал.
Он медленно, слишком медленно, разжал кольцо своих рук, отстраняясь так осторожно, как заботливый отец, отпускающий навстречу опасности нетвердо стоящего на ногах ребенка. И так же медленно Мэри отступила от него.
Он продолжал смотреть на нее. Она чувствовала его взгляд так же отчетливо, как его объятие. Ее кожа все еще горела, кости все еще ломило. Слезы обжигали ей глаза. Она слегка отвернулась, чтобы он их не заметил.
С трудом, на трясущихся ногах, она преодолела расстояние до кресла. Больше она с него не встанет.
Минутной близости хватило, чтобы дать ей понять, что следует всеми способами избегать его прикосновений. Такие уроки не забываются.
Лорд Уитфилд сел. Опираясь локтями на ручки кресла, он медленно сводил и разводил ладони, наблюдая за ней.
Очевидно, преследовать и покорять женщин было у него в обычае. Мэри хотелось дотронуться до своих тщательно уложенных волос, чтобы убедиться, не выбился ли где локон. Она с удовольствием потерла бы все еще болевший палец, прошлась рукой по телу, где она все еще мучительно ощущала его прикосновение.
Но она себе этого не позволила. Хорошая экономка не суетится и не ерзает в кресле – в особенности, когда всему, что досталось ей с таким трудом, угрожает опасность.
– Откуда вы знаете моего отца?
– Мы были когда-то соседями, – сказал лорд Уитфилд. – Он был добр ко мне.
Добр? Да, это было на него похоже. К кому только он не был добр. Он также отличался верностью, гордостью и, как и сказал лорд Уитфилд, расточительностью. Мэри любила отца, просто боготворила его, а он бездумно и легко заразил ее своими взглядами и погубил.
Мэри не хотелось вспоминать сейчас о нем.
– Я никогда еще не встречал женщины, обладающей способностью так застывать в неподвижности, – лорд Уитфилд преувеличенно пристально присматривался к ней. – Интересно, с чего бы это.
Потому что для затравленных спасение в неподвижности. Только так можно сосредоточиться и что-то предпринять. В Мэри боролись два противоречивых желания – ей хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть его, и в то же время ей было необходимо наблюдать за ним. Не делая ни единого движения, он, казалось, кружил вокруг нее, выискивая наиболее уязвимое место, куда бы нанести удар.
– И такой молчаливой. – Он как будто в задумчивости поиграл кончиками пальцев. – Ведь она благоразумна и осмотрительна? – спросил он, оборачиваясь к крестной.
– В высшей степени. – Леди Валери уже не прикрывала веером улыбку. Она вообще больше не улыбалась, и Мэри вдруг ощутила всю серьезность намерений лорда Уитфилда. А быть может, это были намерения и леди Валери тоже? В чем же они заодно?
Очень хотелось наконец прояснить обстоятельства и не длить более эту мучительную неопределенность. Решившись сделать первый шаг, Мэри спросила:
– Чем же может помочь вам дочь Чарльза Фэрчайлда, лорд Уитфилд?
– Есть одна дама, – сказал он, – очень красивая и большая умница, которая была любовницей некоторых наших уважаемых министров. Она имела на них большое влияние и использовала это влияние очень умно. Но вот что было очень неумно – она вела дневник, где записывала многие подробности.
Лорд Уитфилд сделал многозначительную паузу.
Внимание Мэри невольно обратилось к леди Валери. Легкая улыбка пробежала по ее губам и тут же исчезла, вспорхнув как бабочка.
– Дневник украден людьми весьма дурного нрава, желающими использовать его во зло, и в результате прекрасная дама может пострадать.
Страх и сознание неизбежного охватило Мэри. «Да переходи же к сути дела!» – хотелось крикнуть ей.
Но экономка никогда не выражает нетерпения.
– Прекрасная дама могла бы заплатить этим гнусным мерзавцам. В этом случае они обещают вернуть дневник, но она справедливо опасается – и в этом я с ней полностью согласен – что это маловероятно. Но если она не заплатит, содержание дневника будет уж точно предано огласке, и ей не удастся избежать скандала.
В комнате стояла тишина, нарушаемая только потрескиванием дров в камине. В воздухе чувствовался слабый запах дыма, и Мэри пришла в голову совсем неуместная в этот момент мысль, что камин не мешало бы прочистить. Как, однако, прочно обосновалась в ней экономка. Подсознательно же она всячески старалась прогнать ужасную догадку о том, от чего у нее холодело внутри, – что разыскиваемый лордом Уитфилдом дневник принадлежал…
Мэри прямо взглянула в лицо леди Валери.
– Ведь это ваш дневник?
– Да.
Это был всего лишь едва слышный шепот, но в ушах Мэри он прозвучал как щелчок замкнувшихся на ее руках кандалов. Обычно она собранна. И ради леди Валери она пойдет на все.
Пока Мэри собиралась с силами, чтобы сохранить самообладание, леди Валери направилась к двери. Открыв ее, она сказала Тримэйну несколько слов. Затем она вернулась и села на свое место с совершенно безмятежным видом, как будто и не она только что отдала распоряжение, разом нарушившее все так тщательно продуманные планы Мэри.
Каким образом, когда, как это случилось, что вся жизнь Мэри вышла из-под контроля и покатилась под откос? Она пристально посмотрела на лорда Уитфилда. Вот виновник всех ее будущих несчастий.
– Это кажется мне похожим на начало сказки, – печально сказала она. Голос сорвался. – С плохим концом. – Мэри вопросительно взглянула на гостя.
– Да, – согласился лорд Уитфилд. – Но появление такой сказки в газетах потрясет основы государства. С тех пор как французы обезглавили своего короля, мы опасаемся подобного восстания в Англии.
– Варвары! – с отвращением воскликнула леди Валери. – Они заставили бедного короля Людовика расплатиться за грехи его отцов.
– Сейчас там происходит чудовищное кровопролитие, – лорд Уитфилд взглянул в упор на Мэри. – Не знаю, слышали ли вы, но там отправляют на гильотину целые семьи. Для французских крестьян не имеет значения, что среди их жертв женщины и дети. Они рубят головы всем с одинаковым усердием.
– Мы все же живем в Шотландии, а не на необитаемом острове, – сказала леди Валери. – Мы, разумеется, слышали все эти рассказы, а я еще и побольше других. Ведь мой бедный дорогой герцог де Валери был француз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
И тут он спокойно произнес:
– А я вас помню.
Она застыла на месте, на секунду как бы потеряв сознание. Горячая красноватая жидкость переполнила края хрупкой фарфоровой чашки и вылилась на блюдце, а с него – на поднос.
Леди Валери тихонько вскрикнула, и Мэри мгновенно овладела собой. Она поставила чайник и потянулась за полотенцем, которое у нее всегда было при себе.
Хорошую экономку нельзя застать врасплох.
Собирая полотенцем потоки на подносе, она мысленно порадовалась, что не закричала, не упала в обморок и даже не изменилась в лице. Немалое достижение для женщины, ожидающей предъявления обвинения и ареста. Как все-таки помогают собраться все эти милые вещи: чайник, поднос, полотенце.
Когда у тебя есть четкая обязанность, поневоле не станешь биться в истерике.
Он отхлебнул из чашки, пристально за ней наблюдая.
– Вы дочь Чарльза Фэрчайлда.
Ожидавшая чего-то несравненно более драматичного, Мэри была озадачена столь лаконичным заявлением. Она вопросительно взглянула на лорда Уитфилда.
– Чарльза Фэрчайлда…
Мэри неловко коснулась пальцем серебряного чайника и вздрогнула от внезапного сильного ожога. Она с трудом удержалась, чтобы не взять палец в рот и ослабить резкую боль.
Опытная экономка не показывает свои чувства.
– А ну-ка, – схватив ее за кисть, он решительно окунул ее пальцы в молочник со сливками. – Молоко помогает от ожога.
Когда ее пальцы погрузились в прохладные сливки, Мэри попыталась представить, что бы сделала в подобных обстоятельствах хорошая экономка. Но на этот раз придумать ничего не удалось. Но не могла же она держать пальцы в молочнике. Это неприлично.
Однако гость сдавил ее руку как кандалами, и сопротивляться она не могла. Это было бы совсем уж непристойно. Положение было весьма сомнительное, если не сказать глупое.
Поэтому оставалось одно – оставить все как есть. Она стояла неподвижно, не сводя глаз с его руки, сжимавшей ее кисть, и думала, ну почему ей было суждено судьбой снова увидеть эту руку и этого человека.
Казалось бы, это совершенно невероятно, но вид у него был еще более угрожающий, чем десять лет назад. Искусно сшитый фрак облегал его мускулистые плечи. Длинные темные волосы с уже заметной проседью были гладко зачесаны назад и перевязаны простой лентой. Этот стиль прически еще сильнее подчеркивал жесткие складки у рта, придавая дополнительную суровость его лицу.
– Господи, Себастьян, я уже сказала ей, что мы знаем, кто она, и хорошо сделала. – В голосе леди Валери прозвучал легкий упрек. – Ты ее напугал до полусмерти.
– Это я от неожиданности, миледи, не принимайте во внимание, – сказала Мэри насколько могла спокойным тоном. – У вас такая напористая манера, лорд Уитфилд. Немного обескураживает.
Лорд Уитфилд слегка приподнял брови, как будто удивившись ее обвинению, но легкая насмешливая улыбка говорила Мэри яснее всяких слов, что ей не удалось его провести.
– Это только потому, что мною движет безудержное любопытство, мисс Фэрчайлд.
Что он мог запомнить из тех давних событий, думала она, похолодев.
– Оно и видно. Ты натворил Бог знает что. Правда, сегодня ты ведешь себя более чем странно. – Леди Валери слегка поморщилась. – Уж не хочешь ли ты, чтобы я теперь налила себе в чай эти сливки?
– Ничего страшного. У нее совершенно чистые руки. – Приподняв за кисть руку Мэри, лорд Уитфилд тщательно вытер ее своим платком.
– Ну как, вам ведь лучше, не так ли? Отличное средство!
Мэри ужасно не хотелось в этом признаваться, но боль действительно прошла.
– Да, благодарю вас, сэр. – Ей захотелось отодвинуться от него подальше. Он стоял нестерпимо близко, задевая ногой ее юбки, тесня ее, так что ей было нечем дышать. Наверное, поэтому она ощущала слабую боль в груди и спазм в горле.
Ей не хотелось задавать этот вопрос, но без него не обойтись. Она перевела дыхание и вступила в игру.
– Разве мы встречались раньше? – осторожно проговорила она.
– Я знал вашего отца.
Таким образом, он избежал прямого ответа на ее вопрос, и Мэри почувствовала, что выдержка начинает ей изменять. Неужели он вправду не узнал ее или просто играет с ней, как кот с мышью? Ей хотелось прочитать его мысли, и в то же время она опасалась их узнать. Ей хотелось расспросить его, и в то же время она боялась его ответов. Игра становилась слишком опасной, если это вообще была игра. Странно и необъяснимо.
Как хорошо было бы убежать!
Она жаждала одного – выбраться из этой комнаты. Любым способом, только поскорее.
– Если можно, я схожу на кухню за другим подносом.
– Нет, нельзя. Сядьте и расскажите мне, что вы делаете в Шотландии.
Его низкий мягкий голос вызвал в ней давно забытые чувства, но Мэри и виду не подала. Она так и продолжала стоять, безвольно свесив одну руку и предоставив ему возиться с другой.
– Вы бы лучше сели, дитя мое, – сказала леди Валери. – От Себастьяна так легко не отделаешься.
Лорд Уитфилд бросил скомканный платок на поднос, где он тут же пропитался разлитым чаем. Мэри устремила взгляд на кресло, стоявшее в отдалении в самом темном углу, но лорд Уитфилд указал ей на кресло у камина.
– Нет, моя милая, сядьте сюда, – голос его звучал немного насмешливо.
Жесткий, как кираса, корсет, слава Богу, не давал ей согнуться и поникнуть под этим пристрастным допросом, а постоянная упорная борьба с собой позволяла ей держаться прямо, как стрела, не прикасаясь к спинке кресла.
Увидев, как леди Валери веером прикрывает улыбку, Мэри совсем пала духом. Что они затеяли?
– Смотрите на меня, – приказал лорд Уитфилд. – Я хочу видеть ваше лицо.
Вся беда в том, что ей тоже придется видеть его лицо. Но хорошая экономка всегда старается ублаготворить гостей.
Подняв голову, Мэри взглянула ему прямо в лицо. Главное – не дать ему запугать себя. Она находилась в невыгодном положении: он стоял, а она сидела, он мог пристально наблюдать за ней, когда ей хотелось бы стать невидимкой; заслонив собой свечи и огонь камина, он одним своим присутствием разом лишил ее тепла и света.
– Да, вы и в самом деле дочь Чарльза Фэрчайлда, – сказал он с явным удовлетворением. – У вас такой же взгляд – только он никогда так холодно ни на кого не смотрел. Где вы этому научились?
Возможные ответы на этот вопрос промелькнули у нее в голове, один резче другого. С каким удовольствием она выкрикнула бы ему в лицо что-нибудь дерзкое, но она промолчала.
Лорд Уитфилд, видимо, догадался. Голос его смягчился.
– Хотите послать меня к черту, правда? Ничего не выйдет. Вы экономка, а положение обязывает. Как прикажете вас теперь называть?
Самым учтивым тоном, на который была способна, Мэри отвечала:
– Мэри Фэрчайлд, к вашим услугам.
– Мисс Джиневра Мэри Фэрчайлд, так будет вернее, – поправил лорд Уитфилд. – Ведь вы все еще «мисс»? Вы не вышли замуж, чтобы избавиться от ваших обременительных обязанностей?
– Они вовсе не обременительны, – Мэри улыбнулась в сторону леди Валери. – Я считаю за честь, и я благодарна…
Но леди Валери перебила ее.
– Я, кажется, запретила вам употреблять это слово. Вам не за что меня благодарить.
– В таком случае, могу я сказать, что ценю вашу доброту? – все так же улыбаясь, спросила Мэри.
– Вы отплатили мне с лихвой.
За заострившимся носом, отяжелевшими веками и поблекшей кожей Мэри все еще могла различить красоту, которой леди Валери в былое время блистала в лондонском обществе.
– Думаете, я не знаю, милая, сколько моих гостей пытались похитить у меня мою экономку? Всего месяц назад моя собственная сестра хотела подкупить вас и увезти с собой в Англию.
Откуда это ей стало известно, подумала Мэри. Леди Валери часто казалась абсолютно всеведущей. Но она никогда не позволяла себе ни намека на то, что ей что-либо известно о событиях, приведших Мэри в Шотландию. Именно поэтому та испытывала к ней чувство непоколебимой преданности.
– Я не желаю служить ни у кого другого.
Леди Валери раздвинула тяжелые портьеры. За большими окнами еще клубился туман, который уже скоро должна была поглотить ночь.
Наклонившись к огню, леди Валери протянула над ним худые руки с набухшими венами.
– В Англии было бы теплее.
Теплее? Да, пожалуй, в Англии Джиневру Мэри Фэрчайлд сожгли бы живьем!
Лорд Уитфилд снова злорадно улыбнулся, как будто почувствовав ее уязвимость.
– Чарли тоже всегда отличался преданностью.
Он по-прежнему не сводил с нее глаз, но Мэри обрадовало, что он переменил тему.
– Но увы, и расточительностью тоже, – лорд Уитфилд вздохнул, изобразив сочувствие. – Он оставил вас без гроша, насколько мне известно?
В охватившем ее порыве ярости Мэри одним внезапным плавным движением поднялась и направилась к двери.
Она сама не понимала, что ее так разозлило. В сущности, он не сказал ничего особенного. В бытность свою экономкой она наслушалась от мужчин кое-чего и похуже. Но непререкаемый тон этого человека вывел ее из себя настолько, что она потеряла свою хваленую выдержку.
Но его рука неожиданно обхватила ее за талию и вынудила повернуться лицом к леди Валери.
У Мэри создалось впечатление, что леди Валери наблюдала за происходящим с каким-то прямо непристойным любопытством.
Когда лорд Уитфилд привлек Мэри к себе так тесно, что они оказались вплотную друг к другу, как серебряные ложки, которые она каждый вечер тщательно укладывала в ящик, у нее все вылетело из головы. Уже много лет ни один человек не смел обойтись так с достопочтенной экономкой.
Понял ли он, что он сделал? Сознавал ли он, какое воздействие оказывает близость сильного мужского тела на женскую плоть, закосневшую в одиночестве? Ей хотелось немедленно ударить его изо всех сил, дать ему пощечину или дернуть его за волосы так, чтобы искры посыпались из этих наглых глаз – все, что угодно, только бы заставить его ощутить боль. Такую же, которую она испытывала от постоянного леденящего душу и тело одиночества. Она старательно приучила себя к этому и научилась, наконец, смиряться. Но, Боже, как быстро слабеет человек, поддаваясь натиску своего земного естества.
Он проговорил ей на ухо, обдавая ее теплом своего дыхания:
– И, похоже, слишком много гордости тоже, прямо как у Чарли.
Мэри содрогнулась. Как посмела она хоть на минуту так расслабиться, что стоят ее чувства? Ведь она всего лишь экономка, пустое место, ничтожество… убийца. И этому человеку, единственному во всем мире, она вынуждена позволить все, чего бы он ни пожелал.
Он медленно, слишком медленно, разжал кольцо своих рук, отстраняясь так осторожно, как заботливый отец, отпускающий навстречу опасности нетвердо стоящего на ногах ребенка. И так же медленно Мэри отступила от него.
Он продолжал смотреть на нее. Она чувствовала его взгляд так же отчетливо, как его объятие. Ее кожа все еще горела, кости все еще ломило. Слезы обжигали ей глаза. Она слегка отвернулась, чтобы он их не заметил.
С трудом, на трясущихся ногах, она преодолела расстояние до кресла. Больше она с него не встанет.
Минутной близости хватило, чтобы дать ей понять, что следует всеми способами избегать его прикосновений. Такие уроки не забываются.
Лорд Уитфилд сел. Опираясь локтями на ручки кресла, он медленно сводил и разводил ладони, наблюдая за ней.
Очевидно, преследовать и покорять женщин было у него в обычае. Мэри хотелось дотронуться до своих тщательно уложенных волос, чтобы убедиться, не выбился ли где локон. Она с удовольствием потерла бы все еще болевший палец, прошлась рукой по телу, где она все еще мучительно ощущала его прикосновение.
Но она себе этого не позволила. Хорошая экономка не суетится и не ерзает в кресле – в особенности, когда всему, что досталось ей с таким трудом, угрожает опасность.
– Откуда вы знаете моего отца?
– Мы были когда-то соседями, – сказал лорд Уитфилд. – Он был добр ко мне.
Добр? Да, это было на него похоже. К кому только он не был добр. Он также отличался верностью, гордостью и, как и сказал лорд Уитфилд, расточительностью. Мэри любила отца, просто боготворила его, а он бездумно и легко заразил ее своими взглядами и погубил.
Мэри не хотелось вспоминать сейчас о нем.
– Я никогда еще не встречал женщины, обладающей способностью так застывать в неподвижности, – лорд Уитфилд преувеличенно пристально присматривался к ней. – Интересно, с чего бы это.
Потому что для затравленных спасение в неподвижности. Только так можно сосредоточиться и что-то предпринять. В Мэри боролись два противоречивых желания – ей хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть его, и в то же время ей было необходимо наблюдать за ним. Не делая ни единого движения, он, казалось, кружил вокруг нее, выискивая наиболее уязвимое место, куда бы нанести удар.
– И такой молчаливой. – Он как будто в задумчивости поиграл кончиками пальцев. – Ведь она благоразумна и осмотрительна? – спросил он, оборачиваясь к крестной.
– В высшей степени. – Леди Валери уже не прикрывала веером улыбку. Она вообще больше не улыбалась, и Мэри вдруг ощутила всю серьезность намерений лорда Уитфилда. А быть может, это были намерения и леди Валери тоже? В чем же они заодно?
Очень хотелось наконец прояснить обстоятельства и не длить более эту мучительную неопределенность. Решившись сделать первый шаг, Мэри спросила:
– Чем же может помочь вам дочь Чарльза Фэрчайлда, лорд Уитфилд?
– Есть одна дама, – сказал он, – очень красивая и большая умница, которая была любовницей некоторых наших уважаемых министров. Она имела на них большое влияние и использовала это влияние очень умно. Но вот что было очень неумно – она вела дневник, где записывала многие подробности.
Лорд Уитфилд сделал многозначительную паузу.
Внимание Мэри невольно обратилось к леди Валери. Легкая улыбка пробежала по ее губам и тут же исчезла, вспорхнув как бабочка.
– Дневник украден людьми весьма дурного нрава, желающими использовать его во зло, и в результате прекрасная дама может пострадать.
Страх и сознание неизбежного охватило Мэри. «Да переходи же к сути дела!» – хотелось крикнуть ей.
Но экономка никогда не выражает нетерпения.
– Прекрасная дама могла бы заплатить этим гнусным мерзавцам. В этом случае они обещают вернуть дневник, но она справедливо опасается – и в этом я с ней полностью согласен – что это маловероятно. Но если она не заплатит, содержание дневника будет уж точно предано огласке, и ей не удастся избежать скандала.
В комнате стояла тишина, нарушаемая только потрескиванием дров в камине. В воздухе чувствовался слабый запах дыма, и Мэри пришла в голову совсем неуместная в этот момент мысль, что камин не мешало бы прочистить. Как, однако, прочно обосновалась в ней экономка. Подсознательно же она всячески старалась прогнать ужасную догадку о том, от чего у нее холодело внутри, – что разыскиваемый лордом Уитфилдом дневник принадлежал…
Мэри прямо взглянула в лицо леди Валери.
– Ведь это ваш дневник?
– Да.
Это был всего лишь едва слышный шепот, но в ушах Мэри он прозвучал как щелчок замкнувшихся на ее руках кандалов. Обычно она собранна. И ради леди Валери она пойдет на все.
Пока Мэри собиралась с силами, чтобы сохранить самообладание, леди Валери направилась к двери. Открыв ее, она сказала Тримэйну несколько слов. Затем она вернулась и села на свое место с совершенно безмятежным видом, как будто и не она только что отдала распоряжение, разом нарушившее все так тщательно продуманные планы Мэри.
Каким образом, когда, как это случилось, что вся жизнь Мэри вышла из-под контроля и покатилась под откос? Она пристально посмотрела на лорда Уитфилда. Вот виновник всех ее будущих несчастий.
– Это кажется мне похожим на начало сказки, – печально сказала она. Голос сорвался. – С плохим концом. – Мэри вопросительно взглянула на гостя.
– Да, – согласился лорд Уитфилд. – Но появление такой сказки в газетах потрясет основы государства. С тех пор как французы обезглавили своего короля, мы опасаемся подобного восстания в Англии.
– Варвары! – с отвращением воскликнула леди Валери. – Они заставили бедного короля Людовика расплатиться за грехи его отцов.
– Сейчас там происходит чудовищное кровопролитие, – лорд Уитфилд взглянул в упор на Мэри. – Не знаю, слышали ли вы, но там отправляют на гильотину целые семьи. Для французских крестьян не имеет значения, что среди их жертв женщины и дети. Они рубят головы всем с одинаковым усердием.
– Мы все же живем в Шотландии, а не на необитаемом острове, – сказала леди Валери. – Мы, разумеется, слышали все эти рассказы, а я еще и побольше других. Ведь мой бедный дорогой герцог де Валери был француз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32