Себастьян рассчитывал публично заявить на нее свои права до того, как она узнает о наследстве. Он надеялся так заманить ее в ловушку, что ей было бы не выкрутиться. Он был ее женихом. И не мог позволить ей в этом усомниться.
Ни ей, никому другому, вроде…
– Кто этот Йен? – Он погрозил ей пальцем. – Только не говорите мне, что он ваш кузен. Я прекрасно видел, как вы к нему отнеслись. Скажите мне, кто он вам на самом деле.
– Он единственный член моей семьи, кто был добр ко мне в мой первый визит сюда. – Она говорила твердо, но покраснела, черт ее побери, она покраснела.
– Визит? Вот как? Вы это называете визитом? – Несмотря на все его логические выкладки, гнев закипел в нем под этими безупречными рассуждениями, вздымаясь, как черная зловонная жижа.
– Вы не можете говорить потише? – зашептала она в раздражении. – Вы, может быть, думаете, что слуги глухи? Высокородные господа часто склонны забывать о прислуге. Уверяю вас, что они слышали каждое ваше слово, и мне не нравится, когда мое имя романтически сочетают с именем кузена.
– Я стану говорить тише, только когда вы скажете мне, что для вас значит Йен.
– В мой первый визит он был добр ко мне, разве этого недостаточно? – повторила Мэри. Она оглянулась на все еще возившихся слуг.
Они отвлекали ее от него. Еще чего не хватало! Себастьян резко повернулся.
– Вон!
Мужчины, вносившие сундуки, беспрекословно опустили их на пол, но женщины, помогавшие Джилл распаковывать вещи, все еще суетились.
– Вон отсюда! – Себастьян указал на дверь. Джилл вытерла руки о подол юбки.
– Милорд…
– Тебя я тоже выгоню, – пригрозил он. Озабоченная Джилл покорно присела перед ним.
– Молодец, соображаешь! – сказал он, снова поворачиваясь к Мэри.
– Ну теперь вас ничто не смущает? Расскажите мне о Йене все.
Она решила не раздражать его упрямством, но быть предельно краткой.
– Он дал мне денег. Это спасло нам жизнь. Он спас нам жизнь.
– И за это вы ему, конечно, благодарны?
Мэри сделала вид, что не замечает его иронии.
– Да. Благодарна.
– Так же, как и мне?
Мэри в изумлении выпрямилась, не опираясь больше на подушки.
– Вам?
– Ведь это я привез вас сюда. Если бы не я, вы по-прежнему жили бы в экономках в глуши Шотландии.
Мэри понизила голос, но это не уменьшило резкости ее тона.
– Если бы вы не держали меня в неведении относительно моего наследства, я бы могла остаться в Лондоне и получить деньги там, не приезжая в этот гадюшник.
– Да, но тогда бы вы не встретились с… Йеном. – В том, как он произнес это имя, звучала насмешка.
В ее глазах блеснул гнев, но она сдержалась и сказала вежливо:
– Какое вам дело до Йена? От него не больше вреда, чем от других моих родственников. По крайней мере, он не набросился на меня сразу.
Себастьян пренебрежительно отмахнулся.
– Это был их первый выпад, и он был направлен против меня.
– Против вас? – в негодовании вскинулась Мэри. – Тогда почему именно я чувствую себя оплеванной?
Откуда у этой женщины взялась такая властная сила, думал Себастьян, глядя на розовый бутон ее сжатых губ, на ее нежные щеки, на огромные сверкавшие гневом глаза. Представительной внешностью она не отличалась. Ее рост не имел к этому тоже никакого отношения. В тех редких случаях, когда он позволял ей оставаться на ногах, она едва достигала макушкой его плеча. По возрасту, хотя она и упорно называла себя старой девой, она была намного моложе его. Ее наивность порой вызывала у него смех. И при всем том врожденное достоинство прибавляло ей зрелости, так что теперь ее негодование казалось еще сильнее.
– Ваша родня, – сказал Себастьян, – стадо мерзких свиней.
Негодование превратилось у нее в бешенство.
– Значит, вы так и предполагали, что они непременно обойдутся со мной, как с какой-нибудь шлюхой?
– Я не знал наверное, какого от них ожидать приема, но ваши дяди всем известны своими грубыми шутками и жестокими проделками. Что и говорить, их манеры далеки от совершенства.
О да, кто-кто, а он мог это засвидетельствовать. Мэри бессильно опустилась на подушки. Голод и усталость быстро свели на нет краткую вспышку гнева.
– В какое осиное гнездо вы меня заманили, лорд Уитфилд.
Это правда. При виде ее сейчас, с закрытыми глазами, опущенными уголками рта и лихорадочным румянцем, его начала мучить совесть. Куда ей устоять против своей многоопытной в интригах родни? Он должен защитить ее.
– Прошу прощения, милорд.
Он обернулся.
За ним стояла Джилл с подносом.
– Я принесла немного еды для мисс Фэрчайлд, если ей будет угодно поужинать.
Голос ее звучал терпеливо, как будто она повторяла одно и то же много раз и никто ее не слушал.
– Очень хорошо.
Это было очень кстати. Как раз то, что ему нужно.
Он решительно взял поднос из рук Джилл.
– Я накормлю ее. Вы можете идти.
– Я вполне могу поесть сама, – сказала Мэри. – И Джилл, конечно, останется при мне.
– Да, я помогу ей, милорд. – Джилл снова храбро взялась за поднос.
Себастьян холодно улыбнулся, так, что Джилл побледнела. Это случалось всякий раз, когда он улыбался.
– Я останусь со своей невестой и накормлю ее, – в голосе его послышалась нотка раздражения.
– Но я уже вполне отдохнула после дороги, – запротестовала Мэри.
– Не успокоюсь, пока не буду полностью в этом уверен.
Себастьян спокойно опустил поднос прямо Мэри на колени и, развернув, встряхнул салфетку. Он начал было заправлять ее Мэри за декольте, но та, резким движением выхватив у него салфетку, расправила ее и постелила у себя на коленях, сдвинув поднос дальше.
Она управляла своим раздражением так же, как и он своими торговыми операциями. У нее было слишком много общего с миссис Бэггот. Не только опыт по прекращению приставания благородных гостей, но и подозрительность и настороженность.
В болезни у нее открылась и новая черта. По пути из Шотландии она несколько смягчилась. Стала беспомощной. Ребенок, нуждающийся в заботливом уходе. И кто-то должен был о ней позаботиться.
Леди Валери для этого не годилась. Ее стихией было совсем другое. Она могла свести с ума кого угодно. Она могла провести юношу сквозь причудливый лабиринт высшего общества, но дети… дети бежали от нее, крича от страха. Нет, тут леди Валери – не помощница. Себастьян знал, что если он хочет, чтобы Мэри не ударила в грязь лицом в Фэрчайлд-Мэнор, ему следует постараться, чтобы она благополучно дожила до того момента, когда от нее потребуется полное напряжение всех ее сил и возможностей.
К собственному удивлению, ему доставляло удовольствие ухаживать за ней.
Себастьян нахмурился, ощущение такой зависимости досаждало ему.
Может быть, стоит завести какое-нибудь домашнее животное. Он явно чувствовал в себе потребность заботиться о ком-то.
Мэри сняла с подноса серебряную крышку. Со своей обычной аккуратностью она положила великолепно отделанный предмет на столик у постели и взглянула на свой ужин. В маленьком глиняном горшочке был пудинг. Спальня наполнилась смешанным ароматом сливок, яиц и корицы.
Сев на постель рядом с ней, Себастьян потянулся за ложкой. Успев схватить ее раньше, Мэри сильно ударила его ложкой по пальцам и приступила к еде.
Она сломала золотистую корочку, и новая волна аппетитных запахов распространилась по комнате. Попробовав, Мэри зажмурилась от удовольствия. Себастьян следил, как она смаковала пудинг, как она проглотила его и он проскользнул в ее нежное горлышко. Ее пышная грудь всколыхнулась, когда она вздохнула. Розовый язычок слизнул с губы прилипшую крошку.
Себастьян воображал себе, как этот глоток придает ей силу, возвращает румянец ее коже и блеск волосам.
Он представлял себе, как, покончив с пудингом, она откинется на подушки и станет отдыхать, сытая и довольная, пока он не разденет ее и не доставит ей удовольствие другого рода. Удовольствие, которое насытит ее душу.
Почти что с изумлением он осознал, что просто не в силах не овладеть ею. Он понял, что всегда ее желал. Леди Валери это сразу заметила. В какой-то момент он действительно позволил другим соображениям взять верх. Но она принадлежит ему. Быть может, не навсегда, но хотя бы пока они здесь, в Фэрчайлд-Мэнор.
У Мэри снова появился аппетит. Она наслаждалась вкусом и запахом еды. Восхитительный аромат пудинга почти что одурманил ее, заставил забыть, что за ней наблюдают.
А он всегда наблюдал за ней, вызывая у нее чувство тревоги и неуверенности в себе. Но Мэри намеревалась раз и навсегда отучить его от этой привычки. В конце концов, он всего лишь мужчина. Леди Валери уверяла ее, что мужчины легко поддаются обучению.
– Неплохое угощение для болящей, – сказал он.
– Хотите попробовать? – неожиданно для себя спросила она.
Он удивился такому предложению.
– По-моему, вам самой необходимо подкрепиться.
– Да, пожалуй. – У нее и в самом деле не было никакого желания делиться с ним. И все же на какое-то мгновение лицо этого человека смягчилось и глаза его затуманила нежность. А может быть, благодушие. А может быть, подумала Мэри, его просто распирали газы.
Но взгляд его со вниманием провожал каждое движение ложки от золотистой корочки до самых ее губ. Хотя у него и слишком тонкий вкус, чтобы удовлетвориться пудингом, но Мэри видела, что он, безусловно, голоден. В бытность ее экономкой ей доводилось кормить многих, так что глаз у нее был наметанный.
– У вас прямо слюнки текут, – сказала она. Этого, конечно, она видеть не могла, но зато, когда он смотрел ей в лицо, рот у него был слегка полуоткрыт, и кончик языка двигался за нижней губой.
– Я пошлю еще за одной ложкой, – предложила она.
– Не нужно. Я стану есть вашей.
Мэри еще не успела отодвинуть от него ложку подальше, как он схватил ее за руку. Открыв рот, он поднес ее руку с ложкой к своим губам. Лицо его утратило всякое выражение. Раздув ноздри, он жадно облизал ложку сначала изнутри, а потом, повернув руку Мэри за кисть, и снаружи.
Только мужчины могут превращать еду в наслаждение. Чтобы скрыть произведенное на нее впечатление, Мэри спросила:
– Откуда у вас этот шрам на руке?
Он взглянул на свои пальцы. По четырем из них пролегла глубокая дугообразная впадина, указательный палец был слегка искривлен.
– Мальчишкой я работал с лошадьми. – Все еще не отпуская ее руку, он заставил ее зачерпнуть и проглотить еще ложку. – Бывает больно, когда лошадь на тебя наступит.
Мэри попыталась хотя бы отдать ложку ему, но он не собирался ее брать. Он хотел держать ее за руку и принуждать ее – она просто поверить этому не могла – именно принуждать ее есть. Он поднес ложку к ее губам. Мэри сердито нахмурилась.
– Ешьте, – прошептал он, поглаживая большим пальцем нежную кожу ее кисти. – Вам необходима сила, которую дает пища.
Это было совершенно справедливо, но ее удивил его тон. Решив, что сопротивляться бесполезно, она проглотила еще ложку.
Уступив после этого ложку ей, Себастьян изменил положение. Теперь он полулежал у нее в ногах. Опершись на локоть, он улыбался ей своей самой противной улыбкой. Той самой улыбкой, которая говорила ей, что ему известно кое-что, чего не знает она.
Джилл громко кашлянула.
– Столько всего нужно гладить! – вздохнула она.
Себастьян, не обращая внимания на вздохи Джилл, улыбался, дожидаясь, пока Мэри покончит с пудингом. А она ела и размышляла, что он такое хотел ей сказать и для чего ему понадобилось принять такую интимную позу. Быть может, он хотел погубить ее репутацию? Так это ей и так было известно.
Беспокоило ли ее это? Право же, трудно сказать. Она уже однажды совершила преступление, и этот тяжкий грех в значительной степени изменил ее представления о многом. А ее обязанности экономки за многие годы научили ее по-другому оценивать порядочность и респектабельность. С точки зрения женщины, прислуги… преступницы все условности казались просто глупостью.
Другие вещи имели куда больше значения, и, если Себастьян предпочел развалиться на ее постели, внушая всем, что он ее любовник, она могла на это ответить только безразличным пожатием плеч.
Как только Мэри доела пудинг, выпила чай и аккуратно сложила на подносе салфетку, к постели подошла Джилл.
– Позвольте мне забрать поднос, мисс Фэрчайлд. – Она неодобрительно покосилась на Себастьяна. – А вам, лорд Уитфилд, давно пора уходить. Мисс должна отдохнуть.
Джилл была не из робких, и Мэри удалось завоевать ее преданность, но против Себастьяна ей было не устоять.
– Отнеси его на кухню, – приказал он, небрежно взмахнув рукой.
– Но, милорд…
– На кухню! И закрой за собой дверь.
Мэри посмотрела на него, как на сумасшедшего.
– Это уже заходит слишком далеко, лорд Уитфилд. Дверь должна оставаться…
Себастьян вновь сделал знак Джилл.
– Прошу вас, милорд, я не могу оставить вас наедине с моей госпожой.
Он поднялся.
– Она – моя невеста.
– Но подумайте о приличиях, – умоляла Джилл.
Не обращая на нее никакого внимания, он обратился к Мэри, пытавшейся сесть в постели.
– Лучше не вставайте, а то мне придется вас преследовать.
Мэри сидела не шевелясь. Когда она только начинала служить у леди Валери, ее многие пытались преследовать. Это было унизительно. Мэри поняла тогда, что, убегая, она обрекала себя на роль жертвы. Всегда лучше смутить преследующего спокойным взглядом в лицо, если удастся.
Себастьян решительно теснил Джилл к двери. Она все еще лепетала что-то о своем долге, но он мгновенно выпроводил ее в коридор.
– Я сейчас позову леди Валери, – пригрозила она оттуда.
Но он с такой силой захлопнул за ней дверь, что Мэри призадумалась: а вправду, сработает ли ее тактика отпугивания похотливых юнцов и стареющих развратников с этим сумасшедшим по имени Себастьян Дюран виконт Уитфилд?
Глава 10.
Ключа в замке не было.
Какая досада! Разочарованный Себастьян раздраженно выругался.
– И не пытайтесь уверить меня, что это случайность, – накинулся он на Мэри, как будто это была ее вина. – Интересно, чего Фэрчайлды надеются достичь, обеспечив себе свободный доступ в вашу спальню в любое время дня и ночи?
– Может быть, моей безопасности? – предположила Мэри, не задумываясь. – От похотливого козла вроде вас.
Глаза его сузились. Похоже, ей удалось задеть его. Придвинув к двери кресло, он нацепил его спинкой на ручку.
Мэри огляделась по сторонам. Едва ли съеденный пудинг придал ей достаточно сил, чтобы выбраться из окна верхнего этажа.
– Лорд Уитфилд, мне трудно поверить, чтобы человек в вашем положении и с вашим состоянием счел необходимым прибегать к таким детским приемам.
– Я просто хочу вас поцеловать. – В его устах это прозвучало невинно, как объявление своего хода в партии в вист.
– Тогда зачем запирать дверь?
Он сбросил фрак и жилет и распустил галстук.
– У вас, знаете ли, на редкость невинный вид. Надо как-то поправлять положение.
Полотняная рубашка плотно обтягивала его мускулы, и Мэри поспешно постаралась умерить свое воображение, рисовавшее ей, что еще скрывается под этой рубашкой.
Галстук полетел на пол. Себастьян уперся коленом в перину.
– Невинность – это не заразная болезнь, милорд. – Мэри попыталась отодвинуться.
– Нет, именно болезнь, когда она так волнует мужчин. На свете не найдется человека, который, глядя на вас, Мэри Фэрчайлд, не пожелал бы продемонстрировать вам, какие замечательные чудеса могут происходить между мужчиной и женщиной.
– В этом нет необходимости. – Мэри надеялась, что у нее это прозвучало естественно и по-деловому. Между тем она не могла оторвать взгляд от его обнаженной шеи. – Мне давно известно, чем занимаются между собой мужчины и женщины.
Он изогнулся над ней как волк и почти по-волчьи прорычал:
– Откуда же вам это известно, Мэри?
– Высокородные джентльмены воображают, что экономка глуха и слепа к их проделкам. – Она сохраняла спокойный холодный тон, стараясь не выдать волнение, вызываемое его позой. – Некоторым из них, мне кажется, доставляло большое удовольствие, когда я заставала их за этим занятием. – Она еще слегка отодвинулась.
– Мы как-нибудь поговорим и об этом. – Он вытащил подушки у нее из-под спины. – О том, чего вы насмотрелись и какие у вас еще были трудности. Вы расскажете мне обо всех, кто оскорблял и преследовал вас, и я заставлю их пожалеть об этом.
Мэри сидела неподвижно. Себастьян взял ее за руки и откинул на подушки. Они вздымались теперь вокруг нее, ограничивая поле зрения, как монашеский куколь. Она видела перед собой только Себастьяна, и его медлительность одновременно завораживала и пугала ее.
– Ну, не бойтесь так. – Он, как всегда, полностью подавлял ее своим видом. – Целоваться – очень приятное занятие. Женщинам оно обычно нравится, а у меня, говорят, это отлично получается.
– Скажите, какая скромность! – Мэри еще пыталась шутить.
Он лег рядом с ней, так что она оказалась зажатой между ним и стеной. Мэри изо всех сил пыталась справиться с острым ощущением неловкости и неудобства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Ни ей, никому другому, вроде…
– Кто этот Йен? – Он погрозил ей пальцем. – Только не говорите мне, что он ваш кузен. Я прекрасно видел, как вы к нему отнеслись. Скажите мне, кто он вам на самом деле.
– Он единственный член моей семьи, кто был добр ко мне в мой первый визит сюда. – Она говорила твердо, но покраснела, черт ее побери, она покраснела.
– Визит? Вот как? Вы это называете визитом? – Несмотря на все его логические выкладки, гнев закипел в нем под этими безупречными рассуждениями, вздымаясь, как черная зловонная жижа.
– Вы не можете говорить потише? – зашептала она в раздражении. – Вы, может быть, думаете, что слуги глухи? Высокородные господа часто склонны забывать о прислуге. Уверяю вас, что они слышали каждое ваше слово, и мне не нравится, когда мое имя романтически сочетают с именем кузена.
– Я стану говорить тише, только когда вы скажете мне, что для вас значит Йен.
– В мой первый визит он был добр ко мне, разве этого недостаточно? – повторила Мэри. Она оглянулась на все еще возившихся слуг.
Они отвлекали ее от него. Еще чего не хватало! Себастьян резко повернулся.
– Вон!
Мужчины, вносившие сундуки, беспрекословно опустили их на пол, но женщины, помогавшие Джилл распаковывать вещи, все еще суетились.
– Вон отсюда! – Себастьян указал на дверь. Джилл вытерла руки о подол юбки.
– Милорд…
– Тебя я тоже выгоню, – пригрозил он. Озабоченная Джилл покорно присела перед ним.
– Молодец, соображаешь! – сказал он, снова поворачиваясь к Мэри.
– Ну теперь вас ничто не смущает? Расскажите мне о Йене все.
Она решила не раздражать его упрямством, но быть предельно краткой.
– Он дал мне денег. Это спасло нам жизнь. Он спас нам жизнь.
– И за это вы ему, конечно, благодарны?
Мэри сделала вид, что не замечает его иронии.
– Да. Благодарна.
– Так же, как и мне?
Мэри в изумлении выпрямилась, не опираясь больше на подушки.
– Вам?
– Ведь это я привез вас сюда. Если бы не я, вы по-прежнему жили бы в экономках в глуши Шотландии.
Мэри понизила голос, но это не уменьшило резкости ее тона.
– Если бы вы не держали меня в неведении относительно моего наследства, я бы могла остаться в Лондоне и получить деньги там, не приезжая в этот гадюшник.
– Да, но тогда бы вы не встретились с… Йеном. – В том, как он произнес это имя, звучала насмешка.
В ее глазах блеснул гнев, но она сдержалась и сказала вежливо:
– Какое вам дело до Йена? От него не больше вреда, чем от других моих родственников. По крайней мере, он не набросился на меня сразу.
Себастьян пренебрежительно отмахнулся.
– Это был их первый выпад, и он был направлен против меня.
– Против вас? – в негодовании вскинулась Мэри. – Тогда почему именно я чувствую себя оплеванной?
Откуда у этой женщины взялась такая властная сила, думал Себастьян, глядя на розовый бутон ее сжатых губ, на ее нежные щеки, на огромные сверкавшие гневом глаза. Представительной внешностью она не отличалась. Ее рост не имел к этому тоже никакого отношения. В тех редких случаях, когда он позволял ей оставаться на ногах, она едва достигала макушкой его плеча. По возрасту, хотя она и упорно называла себя старой девой, она была намного моложе его. Ее наивность порой вызывала у него смех. И при всем том врожденное достоинство прибавляло ей зрелости, так что теперь ее негодование казалось еще сильнее.
– Ваша родня, – сказал Себастьян, – стадо мерзких свиней.
Негодование превратилось у нее в бешенство.
– Значит, вы так и предполагали, что они непременно обойдутся со мной, как с какой-нибудь шлюхой?
– Я не знал наверное, какого от них ожидать приема, но ваши дяди всем известны своими грубыми шутками и жестокими проделками. Что и говорить, их манеры далеки от совершенства.
О да, кто-кто, а он мог это засвидетельствовать. Мэри бессильно опустилась на подушки. Голод и усталость быстро свели на нет краткую вспышку гнева.
– В какое осиное гнездо вы меня заманили, лорд Уитфилд.
Это правда. При виде ее сейчас, с закрытыми глазами, опущенными уголками рта и лихорадочным румянцем, его начала мучить совесть. Куда ей устоять против своей многоопытной в интригах родни? Он должен защитить ее.
– Прошу прощения, милорд.
Он обернулся.
За ним стояла Джилл с подносом.
– Я принесла немного еды для мисс Фэрчайлд, если ей будет угодно поужинать.
Голос ее звучал терпеливо, как будто она повторяла одно и то же много раз и никто ее не слушал.
– Очень хорошо.
Это было очень кстати. Как раз то, что ему нужно.
Он решительно взял поднос из рук Джилл.
– Я накормлю ее. Вы можете идти.
– Я вполне могу поесть сама, – сказала Мэри. – И Джилл, конечно, останется при мне.
– Да, я помогу ей, милорд. – Джилл снова храбро взялась за поднос.
Себастьян холодно улыбнулся, так, что Джилл побледнела. Это случалось всякий раз, когда он улыбался.
– Я останусь со своей невестой и накормлю ее, – в голосе его послышалась нотка раздражения.
– Но я уже вполне отдохнула после дороги, – запротестовала Мэри.
– Не успокоюсь, пока не буду полностью в этом уверен.
Себастьян спокойно опустил поднос прямо Мэри на колени и, развернув, встряхнул салфетку. Он начал было заправлять ее Мэри за декольте, но та, резким движением выхватив у него салфетку, расправила ее и постелила у себя на коленях, сдвинув поднос дальше.
Она управляла своим раздражением так же, как и он своими торговыми операциями. У нее было слишком много общего с миссис Бэггот. Не только опыт по прекращению приставания благородных гостей, но и подозрительность и настороженность.
В болезни у нее открылась и новая черта. По пути из Шотландии она несколько смягчилась. Стала беспомощной. Ребенок, нуждающийся в заботливом уходе. И кто-то должен был о ней позаботиться.
Леди Валери для этого не годилась. Ее стихией было совсем другое. Она могла свести с ума кого угодно. Она могла провести юношу сквозь причудливый лабиринт высшего общества, но дети… дети бежали от нее, крича от страха. Нет, тут леди Валери – не помощница. Себастьян знал, что если он хочет, чтобы Мэри не ударила в грязь лицом в Фэрчайлд-Мэнор, ему следует постараться, чтобы она благополучно дожила до того момента, когда от нее потребуется полное напряжение всех ее сил и возможностей.
К собственному удивлению, ему доставляло удовольствие ухаживать за ней.
Себастьян нахмурился, ощущение такой зависимости досаждало ему.
Может быть, стоит завести какое-нибудь домашнее животное. Он явно чувствовал в себе потребность заботиться о ком-то.
Мэри сняла с подноса серебряную крышку. Со своей обычной аккуратностью она положила великолепно отделанный предмет на столик у постели и взглянула на свой ужин. В маленьком глиняном горшочке был пудинг. Спальня наполнилась смешанным ароматом сливок, яиц и корицы.
Сев на постель рядом с ней, Себастьян потянулся за ложкой. Успев схватить ее раньше, Мэри сильно ударила его ложкой по пальцам и приступила к еде.
Она сломала золотистую корочку, и новая волна аппетитных запахов распространилась по комнате. Попробовав, Мэри зажмурилась от удовольствия. Себастьян следил, как она смаковала пудинг, как она проглотила его и он проскользнул в ее нежное горлышко. Ее пышная грудь всколыхнулась, когда она вздохнула. Розовый язычок слизнул с губы прилипшую крошку.
Себастьян воображал себе, как этот глоток придает ей силу, возвращает румянец ее коже и блеск волосам.
Он представлял себе, как, покончив с пудингом, она откинется на подушки и станет отдыхать, сытая и довольная, пока он не разденет ее и не доставит ей удовольствие другого рода. Удовольствие, которое насытит ее душу.
Почти что с изумлением он осознал, что просто не в силах не овладеть ею. Он понял, что всегда ее желал. Леди Валери это сразу заметила. В какой-то момент он действительно позволил другим соображениям взять верх. Но она принадлежит ему. Быть может, не навсегда, но хотя бы пока они здесь, в Фэрчайлд-Мэнор.
У Мэри снова появился аппетит. Она наслаждалась вкусом и запахом еды. Восхитительный аромат пудинга почти что одурманил ее, заставил забыть, что за ней наблюдают.
А он всегда наблюдал за ней, вызывая у нее чувство тревоги и неуверенности в себе. Но Мэри намеревалась раз и навсегда отучить его от этой привычки. В конце концов, он всего лишь мужчина. Леди Валери уверяла ее, что мужчины легко поддаются обучению.
– Неплохое угощение для болящей, – сказал он.
– Хотите попробовать? – неожиданно для себя спросила она.
Он удивился такому предложению.
– По-моему, вам самой необходимо подкрепиться.
– Да, пожалуй. – У нее и в самом деле не было никакого желания делиться с ним. И все же на какое-то мгновение лицо этого человека смягчилось и глаза его затуманила нежность. А может быть, благодушие. А может быть, подумала Мэри, его просто распирали газы.
Но взгляд его со вниманием провожал каждое движение ложки от золотистой корочки до самых ее губ. Хотя у него и слишком тонкий вкус, чтобы удовлетвориться пудингом, но Мэри видела, что он, безусловно, голоден. В бытность ее экономкой ей доводилось кормить многих, так что глаз у нее был наметанный.
– У вас прямо слюнки текут, – сказала она. Этого, конечно, она видеть не могла, но зато, когда он смотрел ей в лицо, рот у него был слегка полуоткрыт, и кончик языка двигался за нижней губой.
– Я пошлю еще за одной ложкой, – предложила она.
– Не нужно. Я стану есть вашей.
Мэри еще не успела отодвинуть от него ложку подальше, как он схватил ее за руку. Открыв рот, он поднес ее руку с ложкой к своим губам. Лицо его утратило всякое выражение. Раздув ноздри, он жадно облизал ложку сначала изнутри, а потом, повернув руку Мэри за кисть, и снаружи.
Только мужчины могут превращать еду в наслаждение. Чтобы скрыть произведенное на нее впечатление, Мэри спросила:
– Откуда у вас этот шрам на руке?
Он взглянул на свои пальцы. По четырем из них пролегла глубокая дугообразная впадина, указательный палец был слегка искривлен.
– Мальчишкой я работал с лошадьми. – Все еще не отпуская ее руку, он заставил ее зачерпнуть и проглотить еще ложку. – Бывает больно, когда лошадь на тебя наступит.
Мэри попыталась хотя бы отдать ложку ему, но он не собирался ее брать. Он хотел держать ее за руку и принуждать ее – она просто поверить этому не могла – именно принуждать ее есть. Он поднес ложку к ее губам. Мэри сердито нахмурилась.
– Ешьте, – прошептал он, поглаживая большим пальцем нежную кожу ее кисти. – Вам необходима сила, которую дает пища.
Это было совершенно справедливо, но ее удивил его тон. Решив, что сопротивляться бесполезно, она проглотила еще ложку.
Уступив после этого ложку ей, Себастьян изменил положение. Теперь он полулежал у нее в ногах. Опершись на локоть, он улыбался ей своей самой противной улыбкой. Той самой улыбкой, которая говорила ей, что ему известно кое-что, чего не знает она.
Джилл громко кашлянула.
– Столько всего нужно гладить! – вздохнула она.
Себастьян, не обращая внимания на вздохи Джилл, улыбался, дожидаясь, пока Мэри покончит с пудингом. А она ела и размышляла, что он такое хотел ей сказать и для чего ему понадобилось принять такую интимную позу. Быть может, он хотел погубить ее репутацию? Так это ей и так было известно.
Беспокоило ли ее это? Право же, трудно сказать. Она уже однажды совершила преступление, и этот тяжкий грех в значительной степени изменил ее представления о многом. А ее обязанности экономки за многие годы научили ее по-другому оценивать порядочность и респектабельность. С точки зрения женщины, прислуги… преступницы все условности казались просто глупостью.
Другие вещи имели куда больше значения, и, если Себастьян предпочел развалиться на ее постели, внушая всем, что он ее любовник, она могла на это ответить только безразличным пожатием плеч.
Как только Мэри доела пудинг, выпила чай и аккуратно сложила на подносе салфетку, к постели подошла Джилл.
– Позвольте мне забрать поднос, мисс Фэрчайлд. – Она неодобрительно покосилась на Себастьяна. – А вам, лорд Уитфилд, давно пора уходить. Мисс должна отдохнуть.
Джилл была не из робких, и Мэри удалось завоевать ее преданность, но против Себастьяна ей было не устоять.
– Отнеси его на кухню, – приказал он, небрежно взмахнув рукой.
– Но, милорд…
– На кухню! И закрой за собой дверь.
Мэри посмотрела на него, как на сумасшедшего.
– Это уже заходит слишком далеко, лорд Уитфилд. Дверь должна оставаться…
Себастьян вновь сделал знак Джилл.
– Прошу вас, милорд, я не могу оставить вас наедине с моей госпожой.
Он поднялся.
– Она – моя невеста.
– Но подумайте о приличиях, – умоляла Джилл.
Не обращая на нее никакого внимания, он обратился к Мэри, пытавшейся сесть в постели.
– Лучше не вставайте, а то мне придется вас преследовать.
Мэри сидела не шевелясь. Когда она только начинала служить у леди Валери, ее многие пытались преследовать. Это было унизительно. Мэри поняла тогда, что, убегая, она обрекала себя на роль жертвы. Всегда лучше смутить преследующего спокойным взглядом в лицо, если удастся.
Себастьян решительно теснил Джилл к двери. Она все еще лепетала что-то о своем долге, но он мгновенно выпроводил ее в коридор.
– Я сейчас позову леди Валери, – пригрозила она оттуда.
Но он с такой силой захлопнул за ней дверь, что Мэри призадумалась: а вправду, сработает ли ее тактика отпугивания похотливых юнцов и стареющих развратников с этим сумасшедшим по имени Себастьян Дюран виконт Уитфилд?
Глава 10.
Ключа в замке не было.
Какая досада! Разочарованный Себастьян раздраженно выругался.
– И не пытайтесь уверить меня, что это случайность, – накинулся он на Мэри, как будто это была ее вина. – Интересно, чего Фэрчайлды надеются достичь, обеспечив себе свободный доступ в вашу спальню в любое время дня и ночи?
– Может быть, моей безопасности? – предположила Мэри, не задумываясь. – От похотливого козла вроде вас.
Глаза его сузились. Похоже, ей удалось задеть его. Придвинув к двери кресло, он нацепил его спинкой на ручку.
Мэри огляделась по сторонам. Едва ли съеденный пудинг придал ей достаточно сил, чтобы выбраться из окна верхнего этажа.
– Лорд Уитфилд, мне трудно поверить, чтобы человек в вашем положении и с вашим состоянием счел необходимым прибегать к таким детским приемам.
– Я просто хочу вас поцеловать. – В его устах это прозвучало невинно, как объявление своего хода в партии в вист.
– Тогда зачем запирать дверь?
Он сбросил фрак и жилет и распустил галстук.
– У вас, знаете ли, на редкость невинный вид. Надо как-то поправлять положение.
Полотняная рубашка плотно обтягивала его мускулы, и Мэри поспешно постаралась умерить свое воображение, рисовавшее ей, что еще скрывается под этой рубашкой.
Галстук полетел на пол. Себастьян уперся коленом в перину.
– Невинность – это не заразная болезнь, милорд. – Мэри попыталась отодвинуться.
– Нет, именно болезнь, когда она так волнует мужчин. На свете не найдется человека, который, глядя на вас, Мэри Фэрчайлд, не пожелал бы продемонстрировать вам, какие замечательные чудеса могут происходить между мужчиной и женщиной.
– В этом нет необходимости. – Мэри надеялась, что у нее это прозвучало естественно и по-деловому. Между тем она не могла оторвать взгляд от его обнаженной шеи. – Мне давно известно, чем занимаются между собой мужчины и женщины.
Он изогнулся над ней как волк и почти по-волчьи прорычал:
– Откуда же вам это известно, Мэри?
– Высокородные джентльмены воображают, что экономка глуха и слепа к их проделкам. – Она сохраняла спокойный холодный тон, стараясь не выдать волнение, вызываемое его позой. – Некоторым из них, мне кажется, доставляло большое удовольствие, когда я заставала их за этим занятием. – Она еще слегка отодвинулась.
– Мы как-нибудь поговорим и об этом. – Он вытащил подушки у нее из-под спины. – О том, чего вы насмотрелись и какие у вас еще были трудности. Вы расскажете мне обо всех, кто оскорблял и преследовал вас, и я заставлю их пожалеть об этом.
Мэри сидела неподвижно. Себастьян взял ее за руки и откинул на подушки. Они вздымались теперь вокруг нее, ограничивая поле зрения, как монашеский куколь. Она видела перед собой только Себастьяна, и его медлительность одновременно завораживала и пугала ее.
– Ну, не бойтесь так. – Он, как всегда, полностью подавлял ее своим видом. – Целоваться – очень приятное занятие. Женщинам оно обычно нравится, а у меня, говорят, это отлично получается.
– Скажите, какая скромность! – Мэри еще пыталась шутить.
Он лег рядом с ней, так что она оказалась зажатой между ним и стеной. Мэри изо всех сил пыталась справиться с острым ощущением неловкости и неудобства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32