Не его вина, но он со своими гавриками сделал для меня побольше, чем кое-кто из вас. Рекомендую по очереди к нему подойти и пожать его руку. Начнём с тебя, Музыкант. Ну?!
— Он тебе «червонец», а ты целуешься, как Христос, — проворчал Дима Казаков, могучий квадратный парень, прозванный Музыкантом за огромные, как морские раковины, уши. — Ладно, не бранись, тебе виднее. Давай пять, мушкетёр!
С этого разговора отношения наладились, а через несколько часов стали даже хорошими — после боя и последующих событий, о которых речь пойдёт ниже.
Наша верная своему прозвищу «лесисто-болотистая» дивизия просёлочными дорогами двигалась на юг. Привычной линии фронта перед нами не было: фашисты потеряли способность к активному сопротивлению и, судя по всему, мечтали только об одном — унести ноги.
Оторвавшись от полка, мы медленно ехали по живописной извилистой дороге. Редкостно красивый пейзаж так и просился на картину: в километре налево — лес, в полукилометре направо — лес, а между ними — высокий, поросший кустарником холм. Мы спешились, влезли на холм и начали осматривать местность.
— Красотища какая… — расчувствовался Заморыш. — Патефончик бы сюда, пивка ящик, раков корзиночку и девочку подобрее…
— Глупый ты чэловэк, — развёл руками Рашид Алиев, стройный черноглазый дагестанец, при первом знакомстве поразивший меня своим искусством метать в цель кинжал. — Война идёт, а ты — дэвочки!
— Холодная у тебя кровь, Рашид, — посмеивался Заморыш. — Вам, кавказцам, только бы шашлыку нарубаться и лошадиный хвост причесать.
Жук знаком остановил Рашида, лицо которого начало наливаться кровью, и вопросительно посмотрел на Музыканта.
— Идут, — прислушавшись, уверенно сказал Музыкант и показал пальцем налево. — Целая колонна.
— Не почудилось? — на всякий случай переспросил Жук, хотя мог бы этого не делать: ребята говорили, что Музыкант мог бы услышать полет бабочки средь бела дня.
Неожиданно из леса выехали два велосипедиста и помчались в направлении нашего полка.
— Чехи, — глядя в бинокль, пробормотал Жук. — Доставить их сюда.
Вскоре разведчики вернулись вместе с двумя юношами чехами, партизанами, судя по трехцветным повязкам и автоматам. Задыхаясь от усталости, с трудом подыскивая нужные слова и дополняя их жестами, юноши разъяснили, что по лесной дороге идут «русские фашисты», их очень много, наверное тысяча. Зденек и Штефан — так звали чехов — ехали навстречу нашим войскам, чтобы успеть их предупредить.
— Приходько — к Локтеву! — приказал Жук. — Обрисуешь рельеф, обстановку. Власовцы идут наперерез, хорошо бы ударить по ним с флангов. Скажи, что будем действовать по интуиции. Гранаты и рожки оставь. Все, быстро! Остальным — проверить оружие и гранаты, залечь и ждать команды!
— Можно, я около тебя? — шепнул ему я.
— Ложись, места не жалко, — кивнул Жук и усмехнулся. — А ты боялся, что власовцев не увидишь… Товарищи чехи, с нами остаётесь или дела?
Зденек и Штефан, поняв вопрос, подошли, пожали Жуку руку и залегли в кустах.
— Как по-твоему, успеют наши? — спросил я, устраиваясь поудобнее.
— Должны успеть, — проговорил Жук, не отрываясь от бинокля. — Иначе, кореш, будет нам с тобой хана.
— Почему? — не понял я. — Думаешь, они нас увидят за кустами?
Жук промолчал. Мне и в голову не приходило, что Жук уже в ту минуту твёрдо решил навязать власовцам столь, казалось, безнадёжный для нас боя.
Я посмотрел на часы, подарок Сергея Тимофеевича, и засёк время. Минут через двадцать до нас явственно донёсся шум моторов и тяжёлый топот сотен идущих людей. Но сначала из лесу выехало на велосипедах человек семь-восемь разведчиков. Оглядываясь по сторонам, они медленно прокатились по дороге и остановились под нами, у подножия холма. Один из разведчиков помахал белым платочком, и на дорогу начала выползать колонна. Впереди шла легковая машина с открытым верхом, за ней двигались солдаты, машина с шестиствольными миномётами, повозки с пулемётами и снова солдаты. Власовские разведчики, покинув подножие холма, поехали в открывающуюся с правой стороны чащу.
— Эх, мин не взяли с собой… — сокрушённо пробормотал Жук. — Хотя бы на десять минут задержать…
Обернувшись, я увидел то, чего власовцы видеть не могли: столб пыли. Это подходил наш полк. Он явно опаздывал как минимум на те самые десять минут…
Колонна быстро двигалась к чаще, у которой стоял наш холм. Лёжа в кустах, мы молча смотрели на подходивших власовцев. Они были в хорошо нам знакомых темно-зелёных мундирах, и если бы не нашивки «РОА» на рукавах, их вполне можно было бы принять за немцев. Никогда я ещё не испытывал такого смешанного чувства: волнения и ненависти, недоумения и презрения — как тогда, когда смотрел на бывших соотечественников, надевших чужую форму предателей, жестокости которых, как говорили, удивлялись даже эсэсовцы. Чехи умоляюще смотрели на Жука, кивали на дорогу, автоматы дрожали в их руках. Лицо Жука покрылось крупными каплями пота: он принимал трудное решение.
— Приготовить гранаты, — негромко приказал он. — Без команды не стрелять!
Как бы угадав сокровенные чаяния нашего командира, заглох тягач, за которым ползла полковая пушка. Это произошло метрах в ста от нас, странно и дико было слышать доносившиеся снизу русские слова:
— Бросить к чёртовой матери! Онищенко, вытащи замок!
— Слушаюсь, господин капитан!
Жук оглянулся: сквозь густую пыль можно было различить боевые порядки нашего полка, охватывавшего колонну власовцев с двух сторон.
— Ещё, ещё пять минуток! — шептал Жук, глядя на возню у пушки.
Но власовцы, бросив на дороге замерший тягач, ускорили шаг: они неуютно чувствовали себя на совершенно открытом пространстве, где их легко могли обнаружить с воздуха, и торопились войти в лес. К тому же направо от нас поднялась в небо и рассыпалась ракета: видимо, власовские разведчики увидели подходивший полк.
— В чащу, гаврики, их пускать нельзя, — вытирая лицо пилоткой, сказал Жук. — Заблудятся — ищи их потом… Лимузин беру на себя, левому флангу — бить по миномётчикам, правому — по пулемётам, потом всем вместе — по колонне. Ясно? Огонь!
Мишень лежала как на ладони, даже очень плохому стрелку промахнуться было бы невозможно. Факелом вспыхнула легковая машина, колонна рассыпалась, оставляя на дороге убитых и раненых, и над нашими головами, срезая ветви кустов, засвистели пули.
— Бей по «ишаку»! — бешено закричал Жук.
С грузовика разворачивался в нашу сторону шестиствольный миномёт, грозное оружие, которое, хотя и не могло на равных спорить с «катюшей», но всё равно очень даже заставляло с собой считаться. Однако чёрные трубы «ишака» застряли на полпути: расчёт был перебит автоматными очередями.
— Менять позиции!
На холм обрушился шквал огня. Власовцы быстро поняли, что имеют дело с немногочисленным противником, и, прикрывшись пулемётами, начали короткими перебежками штурмовать холм. Я видел, как с замком в руках бежал к орудию власовский офицер, и кто-то из наших срезал его очередью, потом ещё двоих, которые пытались подобрать замок. Ничего не скажешь — с орудием нам повезло!
— Гранатами огонь! — заорал Жук. — Бей!
Власовцы прижались к середине холма, на них, размахивая пистолетом, яростно орал офицер, и Жук снял его одиночным выстрелом.
— Заморыш, Музыкант, соберите все гранаты — и ко мне! Остальным вниз!
Я обернулся на стон: Рашид Алиев стоял на коленях и держался рукой за пробитое пулей плечо. Из-под его растопыренных пальцев бежал ручеёк.
— Чего смотришь, ты!.. — зло выругался он. — Стрэляй!
Чуть ниже верхушки холма лопнула мина.
— Все вниз! — срывая голос, орал Жук.
Никто из ребят не сдвинулся с места. Зденек, сильно побледнев, шарил по карманам в поисках патронов. А мины уже рвались за нашими спинами, ещё мгновенье — и нам пришлось бы худо, тем более что на подползающих власовцев были брошены последние гранаты.
И в этот момент подоспели наши, с двух сторон раздалось мощное и долгожданное «ур-ра!». На дорогу обрушились десятки мин, по ошеломлённым неожиданным ударом врагам застрочили пулемёты. Власовцы, почти было уже добравшиеся до вершины, посыпались вниз, и мы с огромным облегчением били в зелёные спины, ругались, кричали всякую ерунду и видели, как падают бегущие к лесу фигурки, как гибнет оказавшийся в ловушке враг. Только одна группа власовцев, используя как прикрытие грузовые машины, оказала сильное сопротивление. Наша цепь откатилась назад, и тогда по машинам ударили миномёты. Когда все было кончено, я увидел, как власовский офицер застрелил из пистолета двух солдат, поднявших кверху руки, а потом пустил себе пулю в лоб: значит, понимал, что его ждёт.
Ребята перевязали впавшего в беспамятство Рашида, и мы понесли его вниз, обходя стороной лежащих на склоне холма убитых власовцев. Я насчитал двенадцать трупов, хотя в пылу боя мне казалось, что мы уложили гораздо больше. Зато вся дорога и прилегающее к ней поле были буквально завалены трупами: я увидел, какое страшное опустошение могут произвести мины на открытой местности, и подивился прозорливости Жука, который приказал в первую очередь подавить «ишаков».
Когда мы спустились вниз, Зденек и Штефан стали прощаться. Они долго жали нам руки, показывали на видневшуюся в отдалении деревню и звали в гости. Мы обнялись и расцеловались.
— Погодите! — крикнул Жук уходящим чехам. — На память, братцы, примите.
И протянул Зденеку свои часы, а Штефану кинжал.
Проследив, чтобы Рашида побыстрее отправили в медсанбат, мы пошли к пленным. Их было с полсотни, обалдевших, дрожащих от перенесённого кошмара, и мы, столпившись вокруг, всматривались в их лица.
— Из лагеря нас взяли, — тянул откормленный детина, бегая глазами по толпе, — заставили, ей-богу!
— Сукин ты сын, за кусок сала продался!
— Тебя, земляк, тоже заставили? — усатый сержант с забинтованной головой подошёл к власовцу в офицерской форме и с мясом сорвал с его кителя Железный крест.
— Волк тебе земляк, — процедил офицер, с ненавистью глядя на нас, и выкрикнул: — Стреляйте, сволочи! Чего ждёте?
— Дёшево отделаться хочешь! — засмеялся сержант. — Вешать тебя будем, господин офицер. Противное дело, но ради такого гада попробую.
— Кончать предателей! — загудела толпа. В сопровождении штабных офицеров подошёл подполковник Локтев.
— Савельев, обеспечить безопасность пленных, — коротко отрубил он. — Всем разойтись!
— Да они человек тридцать наших положили! — выкрикнул кто-то.
— Всем разойтись! — холодно приказал командир полка. — В Советской Армии нет места самосуду!
Недовольно ворча, солдаты расходились. Локтев подошёл к Жуку, положил ему руку на плечо.
— Спасибо, Петя, правильно решил. Представишь ребят.
Жук весело козырнул:
— Есть представить ребят!
— С нами два чеха были, товарищ гвардии подполковник! — выпятив грудь, доложил я.
Локтев вопросительно посмотрел на Жука.
— Новенький, тот самый кореш, — пояснил Жук. — А фамилии чехов я записал, симпатичные гаврики. Держались на пятёрку с плюсом.
— Подашь вместе со своими, — сказал Локтев, — Потери?
— Рашида подцепило, в ключицу навылет.
— Жаль, — Локтев помрачнел. — Итого тридцать семь, из них двенадцать убитых… Ладно, веди пленных.
Тесно сбившись в кучу, боясь поднять глаза, власовцы, осыпаемые ругательствами встречных солдат, побрели к холму. Если бы ненависть могла жечь, они бы превратились в труху.
Полк остановился на большой привал, а нас Жук повёл прочёсывать лес — пленные показали, что нескольким власовцам в последнюю минуту все же удалось скрыться. Мне было хорошо: плотину прорвало, со мной разговаривали, шутили — меня приняли. Но главное — рядом шёл Юра Беленький, которого Жук выклянчил у Ряшенцева на место бедняги Рашида. Вконец расстроенный Виктор Чайкин узнал, что кандидатуру его друга подсказал Жуку я, и на прощанье пообещал: «Будешь за это ходить с битой мордой, попомни!» Мы хохотали, даже сам Виктор под конец не выдержал и рассмеялся.
В отличие от меня Юру разведчики приняли сразу — в полку он был старожилом, пользовался славой храбреца и весельчака, и его общества искали. Подтрунивал Юра над всеми, невзирая на чины и положение, а одна его шутка могла бы иметь для Юры плачевные последствия, если бы у генерала, начальника штаба корпуса, не обнаружилось чувство юмора.
Предыстория этого случая была такова. Как известно, разведка у немцев работала неплохо, и когда на нашей передовой появлялось высокое начальство, немцы иной раз об этом узнавали и делали вывод о готовящемся наступлении. Поэтому генерал из штаба корпуса решил проверить готовность передовых подразделений инкогнито, в солдатской форме. Командир корпуса лишь предупредил Локтева, что в расположении полка появится солдат-специалист из штаба и ему следует оказывать всяческую помощь. Но… Юра Беленький лежал с генералом в госпитале и знал его в лицо.
И вот в траншее появился незнакомый пожилой «солдат», за которым в почтительном отдалении следовал начальник штаба полка майор Семёнов. «Солдат» присматривался к бойцам, вступал с ними в разговоры, шутил и, на свою беду, неосторожно выругал младшего сержанта Беленького за то, что он вскрывал штыком консервную банку.
— Службы не знаете, солдат! — делая страшные глаза, рявкнул Юра. — Как разговариваете со старшим по званию?
Майор Семёнов издали делал отчаянные знаки и грозил кулаком.
— Виноват, товарищ гвардии младший сержант! — спохватившись, вытянулся генерал.
— На первый раз прощаю, — великодушно сказал Юра, усаживаясь. — Давно в армии?
— Двадцать семь лет, товарищ гвардии младший сержант!
— Должны были бы изучить устав, — упрекнул Юра. — Ладно, вольно, товарищ… генерал!
Генерал на мгновенье растерялся, потом расхохотался и протянул Юре руку, которую тот почтительно пожал.
Не удивительно, что Юру приняли как своего. Только Саша Двориков, к общему недоумению, не подходил к новичку и даже не смотрел в его сторону.
— Ничего не понимаю. — Музыкант пожимал плечами. — Земляки, корешами были… Заморыш, чего морду воротишь?
Но Саша бормотал что-то невнятное, отворачивался, и ребята пристали с расспросами к Юре, который долго жался, напускал на себя таинственность, сдерживал смех, всеми силами показывая, что он буквально давится невысказанной историей.
— Не могу, — разводя руками, вздохнул он. — Тайна, покрытая мраком.
— Черт с тобой, — буркнул Заморыш, — рассказывай. Все равно эти гаврики выжмут.
— Три месяца назад мы лежали в одной палате, — не без удовольствия начал Юра. — Я ещё скрипел, а на Заморыше все зажило как на собаке — ковылял по коридорам и покорял сестёр своими усиками. И вот однажды приходит в палату довольный, рожа блестит, на нас смотрит снисходительно.
«Договорился?» — спрашиваю. Кивает, змей, важничает! Смотрю — достаёт из-под матраса гимнастёрку и цепляет на неё ордена. Молчу — сам, думаю, не выдержишь. Так и есть, через минуту нагибается, шепчет:
«Трепаться не будешь? Смотри мне! Нюрка из перевязочной пригласила на чаек с печеньем. В двадцать четыре ноль-ноль, после дежурства».
«Врёшь!»
«Чтоб мне на этом месте провалиться! Сказала — приходи на второй этаж в десятую комнату, номер мелом написан. Дай-ка мне ещё твой орденок, пусть блестит побольше».
Я — пожалуйста, я человек добрый. А Заморыш улёгся на кровать, донельзя важный, осматривает рожу в зеркальце и уже не говорит, а изрекает:
«Не зря девки на меня глаза пялят. Они, девки, понимают, в ком настоящий шарм!»
— Врёт он, собака, — Заморыш сплюнул. — Ну погоди же!
— Не мешай! — зашумели на него ребята. — Дуй дальше!
— Меня, конечно, это слегка задело, — иронически похлопав свою жертву по плечу, продолжал Юра. — Нет, думаю, так дело не пойдёт! Когда время подошло к двадцати четырём, минуток без пятнадцати, кое-как взгромоздился на костыли, разыскал в пустой комнате кусок мела — госпиталь в бывшей школе находился — и вполз на второй этаж. Иду и смотрю на двери. А вот и комната номер десять. Стираю десятку, пишу мелом девятку, а на девятой комнате — соответственно десятку. Сделав это благородное дело, спускаюсь в палату, ложусь в постель и притворяюсь мёртвым. Слышу: «тук-тук» — значит, Заморыш отправился пить чай с печеньем… Остальное, братцы, со слов — свидетелем не был. Подходит Заморыш к десятой комнате и стучится: «Открой, Кисонька, это я, твой ласковый дружок Сашутка!» Молчание. Снова стучит, уже погромче: «Лапочка, отвори дверцу, чаю хочется, в горле пересохло!» Трах! Дверь распахивается, и на пороге в одних кальсонах появляется заспанный дед-рентгенолог: «Щенок! Я тебя таким чаем угощу, что на том свете икаться будет!»
Чтобы дать Юре досказать концовку, мы остановились перед лесом. Когда все утихли, Жук возвестил:
— Антракт закончился, гаврики, занавес поднимается!
Растянувшись цепочкой и держась в нескольких метрах друг от друга, мы углубились в густой смешанный лес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22