— Много таких желающих было. И все обещали. Уничтожим, с карты вселенной сотрем! Где они? По лесам, да по болотам. А все почему? Колеса к днищам не научились приваривать. Гуманоиды! Прав я, Боб?
Бывшая родина Боба последней на планете перешла на стопроцентное приваривание к днищу любых аппаратов колес. Подобной технологической операции не избежали ни ядероходы, ни ядеролеты, ни ядерожабли. Даже на ядерорезиновых лодках на носу торчало колесо. Так, на всякий случай. А если добавить, что каждое пассажирское кресло современного ядеролайнера оборудовано катапультой, двумя парашютами, самораспаковывающимся домиком на четыре койко-места и запасным бортпроводником, то мечты зеленых человечков о частичном или полоном уничтожении Земли кажутся смешными. Земная наука этого не допустит.
— Но там же гуманоиды? — попытался воззвать к нашей совести Директор.
— А где были ваши гуманоиды, когда бедная Америка погрязла в страшных международных долгах? — стеной гнева навис я над вдавшимся в гостевое кресло Директором. — Куда пропали зеленые человечки, когда родина янкеля практически даром разбазаривала по миру свое национальное богатство? Вы, товарищ Директор, спросите у Боба, хочет он спасать равнодушных свидетелей упадка Родины? Аляску обратно нам спихнули? Спихнули. Калифорнию Кубе за долги отдали? Отдали. Маленькой Югославии, вот такой крошечной стране, Лас-Вегас по решению международного трибунала проиграли. Где ваши гуманоиды в это время загорали?
Нечего было сказать Директору. Он тоже учился в школе и тоже неплохо знал историю средних веков. Мои слова верные.
— Значит, отказываемся? — развел руками Директор.
— Выходит так. Отказываемся! И точка. А то придумали моду, как что, так «вперед спасатели». И должны мы от личных дел отказаться и мчаться в квадрат …цать долготы, …цать широты.
Внезапное чувство тревоги дотронулось до краешка сердца. Предчувствие беды. Ожидание катастрофы.
— Подождите-ка… Какой там разброс тарелки?
— Цать, цать, — повторил координаты Директор, не понимая, зачем мне это надо.
А вот понадобилось. Потому что я вдруг понял, что мы просто обязаны спасти дружественную делегацию инопланетных человечков.
Не сводя глаз с обеспокоенного лица Директора, я заученным движением ткнул пальцем в тревожную кнопку и. одновременно с взревевшей сиреной, слегка повысил голос до уровня средне командирского. Это когда перепонки еще не лопаются, но мясо от костей отслаивается:
— Команде занять места согласно боевому расписанию! Посторонним незамедлительно покинуть кабину! Топки на полную мощность! Направление — склад навесного оборудования подразделения 000! Герасим у тебя пять секунд, чтобы пристегнуться к кровати!
Директор Службы знал меня как крутого спасателя, не бросающего слов на ветер. Если я попросил покинуть кабину, то лучше сделать это незамедлительно. Иначе потом придется прыгать на ходу.
Люк за Директором захлопнулся в режиме «суматоха». Топки, получив четыре дополнительных ядерных брикета, загудели ровным потоком, набирая проектную мощность. Огоньки обозначающие спальный отсек замигали зеленым. Второй номер поднял вверх большой палец. Все готовы.
— Милашка, вперед!
До склада навесного оборудования доехали быстро. Я даже не успел досмотреть до конца ежеквартальный журнал для настоящих мужчин «Женофобия». Зато Боб прекрасно провел время, выглядывая в боковое окно и пугая честных налогоплательщиков длинными гудками. Милашка в свое время позаимствовала с паровоза, выставленного памятником у одного столичного вокзала.
Склад навесного оборудования для спецмашин подразделения 000 располагался на охраняемой территории бывшего столичного космодрома. Раньше в этом живописном месте кипела жизнь. Прилетали в столицу за вкусной колбасой жители окрестных стран. Улетали на заработки в теплые страны наиболее бедные слои населения. Но сейчас космические перелеты полностью заглохли, уступив место более дешевым способам преодоления расстояния. А ненужную, но очень удобную территорию заняла под свои нужды Служба.
Вокзальный микрорайон снесли, посадочные площадки разобрали на дачные участки, диспетчерские вышки вывезли на поля необъятной родины пугать несознательных птиц. Огородили все забором со встроенными пулеметчиками. Отгрохали склады и одну единственную взлетную полосу.
Охрана знала нас в лицо, поэтому пропустила без лишней проверки документов. Взяла только пять брюликов за страховой полис и помахала рукой.
— Совсем обнаглели, — поглядывая в мониторы заднего вида, пробурчал Боб. Пять страховочных брюликов заплатил именно он из своего кармана. — Полгода назад бесплатно проезжали. Командир, не знаешь, Директор себе новую квартиру собирается покупать?
Мне некогда было отвечать любопытному американцу. Живет в России несколько лет, а не понимает прописных истин. Если брюлики кто-то собирает, значит кто-то их и получает.
— К шестому складу, Милашка.
Всего на территории бывшего космодромы было три склада. Первый, второй и шестой. Последний именовался такой странной цифрой в целях безопасности. Если на первый и второй склады мог попасть всякий, кому не лень, то на шестой пропускались только самые-самые посвященные и заслуженные. Например, экипаж спецмашины за номером тринадцать.
— Майор Сергеев? — четвертый в пятом ряду монитор погас в целях безопасности. Никто не мог видеть лица сотрудников шестого склада. Впрочем, они мало кого интересовали. Но приказ, есть приказ. — Нас предупредили, что вы заскочите к нам. Подготовьте заявку и мы сделаем все в лучшем виде.
Обмусолив на языке несмываемый карандаш, я быстренько накропал пару строчек. Подходящей бумажки поблизости не оказалось и пришлось пожертвовать отпускным свидетельством. Янкель и так меньше всех работает.
— Второму номеру спуститься и отдать заявку будочнику. Спецмашине открыть задние ворота и подготовить площадку для приема груза. И не вздумай орать, когда на тебя спецоборудование вешать станут. Поняла?
Милашка в ответ только фыркнула. Стреляная машина. Не первый год на дорогах Родины гусеницы стирает.
— Командир! — подал голос американец. — Тут будка спрашивает, гамму менять, или так оставить?
— Менять, — кого в будочники набирают? Все им объясни, все расскажи.
— А они нам что-то сверх списка хотят вручить. В устной форме. Брать?
У американца какой-то иммунитет к русским матерным словам. Не воспринимает он их. Я уж и записывал на бумажке, и на память учить заставлял. Нет, не берет янкеля русское слово. Нет в его душе той исторической изюминки, которая присуща всем русским мужикам. И как американец будет дальше вливаться в нашу суровую жизнь, не понимаю.
— Боб! — но я еще надеялся на сообразительность второго номера. — То, что они предлагают, это то же самое, как ты меня за глаза называешь по-своему, по-американскому.
— Лопушок?
Спецмашина заглушила хихиканье скрипом поршней на задних воротах.
Я повторил второму номеру то, что предложили янкелю в будке. Боб, получив двойную дозу, залез в Милашку и, спрятавшись в библиотеке, попытался найти объяснение непонятной мудрости русского народа. Не найдет. Нету такой умной книжки.
— Всему живому персоналу покинуть зону склада! — проревели складские громкоговорители. И добавили. — Быстренько, быстренько, быстренько! Процесс навески начнется через десять секунд! Десять, девять, восемь…
Из всех будок, надстроек, дверей и коридоров на волю ломанулись служащие. Подхваченные этой живой волной мы с Бобом оказались на свежем воздухе в первых рядах. По дороге второй номер пытался до меня докричаться, но так как вопили все, включая меня самого, то у янкеля ничего не получилось.
Только на улице, растолкав толпу, старательно прячущую от нас лица, мы с Бобом смогли найти друг друга и сказать все, что хотели.
— Надеюсь, Боб, ты хотел сообщить мне приятные новости? — жмурясь на ласковом искуственом солнышке, я радовался ласковому ветерку и чириканью складских воробьев.
Второй номер сказал только одно слово. Вернее имя.
— Герасим.
Все сегодняшнее утро я ждал беды. И каждое событие сегодняшнего дня доказывало — беда близко. Сначала тарелка с делегатами, которым дома не силиться. Теперь третий номер. Н хочу показаться плохим командиром, но своего товарища мы забыли в спальном отсеке спецмашины подразделения 000.
Поняв по моим глазам, что произошло самое страшное, американец широко раскинул руки и, бросившись обратно к уже запечатанным воротам, тонко, по-индейски, заголосил:
— Герасимушка! Друг ты наш незаменимый! Верните на рабочее место третий номер!
Боб попытался взломать ворота склада, но его вовремя оттащили за красную линию. Еще и по лицу пару раз прошлись.
По рядам топтавшихся рядом работников склада пролетел тяжелый шопот:
— Загубили парня… Сгорел на работе… Командиру век работы не видать.
А на меня будто столбняк напал. Стою, хлопаю ресницами и ничего сделать не могу.
— И что теперь будет? — мой вопрос относился скорее к моему служебному положению, но народ ответил, имея в виду находящегося внутри склада третьего номера.
— Ищите замену, майор. Вернее, бывший майор. Помер ваш третий номер. Там внутри настоящий ад. Даже хуже.
Сквозь неплотно пригнанные ставни склада можно было разглядеть вспышки пламени, разряды. Слышались взрывы, хлопки и звуки, похожие на человеческие вопли. Пластик под ногами мелко вибрировал, вырывая с корнем связь-столбы и около складские деревья.
— Ничего, Боб, — под презрительными взглядами работников склада, я добрался до американца и насильно уткнул его рыдающее лицо в свое плечо. — Мы ведь всегда будем помнить нашего друга и товарища? А хочешь, на Милашке его бюст поставим. И будет третий номер всегда с нами. Не плачь, Боб. Это наша работа. Или Герка тебе должен? Неужто крупную сумму? И не отдал?
Плечи янкеля затряслись сильнее, чем пластик под ногами.
Над воротами склада загорелись зеленые китайские фонарики. Технологический процесс навески был завершен. Работники расступились, освобождая место, створки распахнулись, из проема вылетели остатки густого пара, и из глубины склада навесного оборудования громыхнула маршевая походная «Мы рождены, чтоб быль сделать сказкой».
Мягко шелестя по пластику десятью гусеницами и шестнадцатью колесами, из склада выехала Милашка.
— Не может быть! — ахнул янкель.
— Может, Боб, может. Это последняя разработка наших русских специалистов. Наисекретнейший проект. Специально для подразделения 000. Смотри и радуйся, какая великая страна стала твоим родным домом.
Милашка, плавно затормозила и остановилась перед нами, представая во всем своем великолепии.
Солнце играло яркими бликами на ее серебряных бортах. Двадцатиметровые крылья торчали из боков. Короткий, на швеллере, хвост с тремя нулями. Помытые с шампунью стекла. И бутылка «Советского шампанского», привязанная на веревке к камере бокового обзора.
— Это и есть торжество технического прогресса, Боб. Да не стой ты столбом. Тащи бутылку сюда. Обмоем новое оборудование, а заодно и Герасима помянем.
Американец, не закрывая рта, двинулся выполнять приказ. Но не успел.
Преображенная спецмашина подразделения 000 за номером тринадцать выдвинула парадный трап с новыми кожаными перилами. Из люка выпрыгнул пингвин в форме бортпроводника. А следом за ним, широко расправив плечи, появился Герасим.
Моя левая бровь недоуменно задралась в район левого виска.
На первый взгляд, это был, конечно, Герасим. Но на второй и последующие, ничего общего у появившегося я не обнаружил.
Гладко выбритые щеки. Короткая модельная стрижка. Совершенно выспавшееся лицо. Новый, со стрелками, комбинезон. Чистые руки и вымытые уши. Нет, это определенно был не Герасим.
— Мм, — закричал радостно неизвестный и вскинул сцепленные руки в приветствии.
— Гера? — уж голос третьего номера я узнаю из миллионов голосов.
— Мм, — подтвердил предположение выбритый человек и театрально развернулся на сто семьдесят девять и девять десятых градуса. Завершить полный оборот ему не позволил Боб, который с каким-то тоскливым продыхом бросился к третьему номеру.
Не утерпел и я. Подскочил к команде и присоединился к всеобщему ликованию. Радовались мы, радовались сотрудники склада навесного оборудования. Только пингвин, тщетно пытающийся разглядеть кончики своих ног, не радовался. Сколько он не всматривался в даль, нигде не видела глупая птица утесов. А без них пингвинам нет никакого счастья.
— Мм. — Герасим мягко отстранил от себя Боба и посмотрел на часы.
— И в самом деле пора, — согласился я. — Грузитесь. Время не терпит. Время делает все там, где ее застала нужда. Хе-хе.
Довольная команда заняла свои места в кабине. После навески оборудования на приборном щитке появилось несколько рядов дополнительных кнопок, а в рядах с мониторами, несколько лишних экранов. О белых подголовниках и выдвижных мусорных корзинах в подлокотниках кресел не говорю. Стандартная процедура при монтаже навесного оборудования.
— Мыша! Командир на связи. Ответь.
— Спецмашина за номером тринадцать, модифицированная усовершенствованная, с кучей дополнительных кнопок и мониторов, на связи. Командор, прошу разрешение на проведение консультативных занятий для всей команды на предмет нового оборудования.
— Разберемся, не маленькие, — каждая спецмашина будет учить заслуженного командира подразделения 000 как пользоваться кнопками. — Выруливай на взлетную полосу и запроси разрешение у вышки.
— Вышка, вышка! Я корпус 000. Прошу зеленый свет.
— Сообщите цель полета? — ответила вышка, очевидно не разобравшаяся издалека с кем имеет дело.
— А не ваше собачье дело, — рявкнула в ответ Милашка, качнув на выбоине серебряным крылом. — Освобождайте быстро коридор. Взлетает спецмашина подразделения 000 за номером тринадцать.
В диспетчерской все поняли, сообщили метеосводку и благоразумно отключились. Милашке всякие там грозы с градом по фюзеляжу.
Притормозив на минуту у взлетной полосы, Милашка демонстративно погазовала, повертела закрылками, подкрылками, надкрылками, вместокрылками и даже носом. Пару раз взбрыкнула задними гусеницами и, весело прозвенев бортовым колокольчиком, стала неторопливо разгоняться.
В начале взлета, когда еще скорость спецмашины не превысила сверхзвуковой, в кабине появился пингвин, который принес на подносе конфеты и бутылки с квасом. И тем и другим единолично овладел второй номер, который пообещал выдавать припасы по мере необходимости и в порядке очереди. Он даже выдал мне пластиковую карточку, на которой значилась пятизначная цифра, обозначающая порядковый номер. Добрая душа этот американец.
От пингвина мне удалось выпросить только чашку кофе, да два десятка пустых пакетов. Зная резвый характер Милашки, я был уверен, что не зря пообещал пингвину свозить его на Северный полюс.
Спецмашина подразделения 000 взлетала тяжело. Ядерные топки надрывались, стараясь разогнать несколько сотен тонн металла, оборудования и живого веса экипажа до необходимой скорости. Сама Милашка сосредоточенно молчала, отдавая всю себя первому в своей механической жизни полету. И в то, что она взлетит, похоже, верила только сама Милашка.
Загрустивший от постоянных пробок в ушах второй номер тупо разглядывал мешанину мелькающих красок за окном. Изредка он прикладывался к холодной бутылочке кваса.
— Командир? — когда ему надоело портить глаза, он решил попортить нервы остальным членам команды. — Могу ли я задать вопрос?
— По существу? Пожалуйста, — во время взлета я успел решить три объемных кроссворда из раздела «Пуск-стандартные-программы-развлечения» и теперь маялся от безделья. Ходить по кабине нельзя. Курить нельзя. Трогать кнопки тоже нельзя. Все это опасно для жизни. И об этом сообщает красное табло, втиснутое над вторым рядом мониторов.
— Меня вот что интересует. — Боб затолкал в рот сразу пять сосательных конфет, бросив оберточные контейнеры на пол. — Почему вы сначала отказались от задания? А потом согласились?
Янкель задает слишком много вопросов. После смены надо с ним серьезно поговорить на тему «Неуставные взаимоотношения командного состава с подчиненными». Неужели тяжело понять, что решения командира спецмашины подразделения 000 обсуждению ни в какой форме не подлежат. С другой стороны, второй номер только овладевает всеми премудростями нашей профессии. И не ответить, значит недоучить.
— У меня в детстве была белая крыса. А потом она куда-то пропала. Мама сказала, что ее похитили инопланетяне. Вот я и хочу взглянуть в их зеленые глаза и спросить — что ж вы гады, разрешения спросить не могли? Я б ее сам вам отдал. Все равно дохлая была.
— Да, вздохнул Боб, — меня в детстве тоже зелеными человечками пугали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Бывшая родина Боба последней на планете перешла на стопроцентное приваривание к днищу любых аппаратов колес. Подобной технологической операции не избежали ни ядероходы, ни ядеролеты, ни ядерожабли. Даже на ядерорезиновых лодках на носу торчало колесо. Так, на всякий случай. А если добавить, что каждое пассажирское кресло современного ядеролайнера оборудовано катапультой, двумя парашютами, самораспаковывающимся домиком на четыре койко-места и запасным бортпроводником, то мечты зеленых человечков о частичном или полоном уничтожении Земли кажутся смешными. Земная наука этого не допустит.
— Но там же гуманоиды? — попытался воззвать к нашей совести Директор.
— А где были ваши гуманоиды, когда бедная Америка погрязла в страшных международных долгах? — стеной гнева навис я над вдавшимся в гостевое кресло Директором. — Куда пропали зеленые человечки, когда родина янкеля практически даром разбазаривала по миру свое национальное богатство? Вы, товарищ Директор, спросите у Боба, хочет он спасать равнодушных свидетелей упадка Родины? Аляску обратно нам спихнули? Спихнули. Калифорнию Кубе за долги отдали? Отдали. Маленькой Югославии, вот такой крошечной стране, Лас-Вегас по решению международного трибунала проиграли. Где ваши гуманоиды в это время загорали?
Нечего было сказать Директору. Он тоже учился в школе и тоже неплохо знал историю средних веков. Мои слова верные.
— Значит, отказываемся? — развел руками Директор.
— Выходит так. Отказываемся! И точка. А то придумали моду, как что, так «вперед спасатели». И должны мы от личных дел отказаться и мчаться в квадрат …цать долготы, …цать широты.
Внезапное чувство тревоги дотронулось до краешка сердца. Предчувствие беды. Ожидание катастрофы.
— Подождите-ка… Какой там разброс тарелки?
— Цать, цать, — повторил координаты Директор, не понимая, зачем мне это надо.
А вот понадобилось. Потому что я вдруг понял, что мы просто обязаны спасти дружественную делегацию инопланетных человечков.
Не сводя глаз с обеспокоенного лица Директора, я заученным движением ткнул пальцем в тревожную кнопку и. одновременно с взревевшей сиреной, слегка повысил голос до уровня средне командирского. Это когда перепонки еще не лопаются, но мясо от костей отслаивается:
— Команде занять места согласно боевому расписанию! Посторонним незамедлительно покинуть кабину! Топки на полную мощность! Направление — склад навесного оборудования подразделения 000! Герасим у тебя пять секунд, чтобы пристегнуться к кровати!
Директор Службы знал меня как крутого спасателя, не бросающего слов на ветер. Если я попросил покинуть кабину, то лучше сделать это незамедлительно. Иначе потом придется прыгать на ходу.
Люк за Директором захлопнулся в режиме «суматоха». Топки, получив четыре дополнительных ядерных брикета, загудели ровным потоком, набирая проектную мощность. Огоньки обозначающие спальный отсек замигали зеленым. Второй номер поднял вверх большой палец. Все готовы.
— Милашка, вперед!
До склада навесного оборудования доехали быстро. Я даже не успел досмотреть до конца ежеквартальный журнал для настоящих мужчин «Женофобия». Зато Боб прекрасно провел время, выглядывая в боковое окно и пугая честных налогоплательщиков длинными гудками. Милашка в свое время позаимствовала с паровоза, выставленного памятником у одного столичного вокзала.
Склад навесного оборудования для спецмашин подразделения 000 располагался на охраняемой территории бывшего столичного космодрома. Раньше в этом живописном месте кипела жизнь. Прилетали в столицу за вкусной колбасой жители окрестных стран. Улетали на заработки в теплые страны наиболее бедные слои населения. Но сейчас космические перелеты полностью заглохли, уступив место более дешевым способам преодоления расстояния. А ненужную, но очень удобную территорию заняла под свои нужды Служба.
Вокзальный микрорайон снесли, посадочные площадки разобрали на дачные участки, диспетчерские вышки вывезли на поля необъятной родины пугать несознательных птиц. Огородили все забором со встроенными пулеметчиками. Отгрохали склады и одну единственную взлетную полосу.
Охрана знала нас в лицо, поэтому пропустила без лишней проверки документов. Взяла только пять брюликов за страховой полис и помахала рукой.
— Совсем обнаглели, — поглядывая в мониторы заднего вида, пробурчал Боб. Пять страховочных брюликов заплатил именно он из своего кармана. — Полгода назад бесплатно проезжали. Командир, не знаешь, Директор себе новую квартиру собирается покупать?
Мне некогда было отвечать любопытному американцу. Живет в России несколько лет, а не понимает прописных истин. Если брюлики кто-то собирает, значит кто-то их и получает.
— К шестому складу, Милашка.
Всего на территории бывшего космодромы было три склада. Первый, второй и шестой. Последний именовался такой странной цифрой в целях безопасности. Если на первый и второй склады мог попасть всякий, кому не лень, то на шестой пропускались только самые-самые посвященные и заслуженные. Например, экипаж спецмашины за номером тринадцать.
— Майор Сергеев? — четвертый в пятом ряду монитор погас в целях безопасности. Никто не мог видеть лица сотрудников шестого склада. Впрочем, они мало кого интересовали. Но приказ, есть приказ. — Нас предупредили, что вы заскочите к нам. Подготовьте заявку и мы сделаем все в лучшем виде.
Обмусолив на языке несмываемый карандаш, я быстренько накропал пару строчек. Подходящей бумажки поблизости не оказалось и пришлось пожертвовать отпускным свидетельством. Янкель и так меньше всех работает.
— Второму номеру спуститься и отдать заявку будочнику. Спецмашине открыть задние ворота и подготовить площадку для приема груза. И не вздумай орать, когда на тебя спецоборудование вешать станут. Поняла?
Милашка в ответ только фыркнула. Стреляная машина. Не первый год на дорогах Родины гусеницы стирает.
— Командир! — подал голос американец. — Тут будка спрашивает, гамму менять, или так оставить?
— Менять, — кого в будочники набирают? Все им объясни, все расскажи.
— А они нам что-то сверх списка хотят вручить. В устной форме. Брать?
У американца какой-то иммунитет к русским матерным словам. Не воспринимает он их. Я уж и записывал на бумажке, и на память учить заставлял. Нет, не берет янкеля русское слово. Нет в его душе той исторической изюминки, которая присуща всем русским мужикам. И как американец будет дальше вливаться в нашу суровую жизнь, не понимаю.
— Боб! — но я еще надеялся на сообразительность второго номера. — То, что они предлагают, это то же самое, как ты меня за глаза называешь по-своему, по-американскому.
— Лопушок?
Спецмашина заглушила хихиканье скрипом поршней на задних воротах.
Я повторил второму номеру то, что предложили янкелю в будке. Боб, получив двойную дозу, залез в Милашку и, спрятавшись в библиотеке, попытался найти объяснение непонятной мудрости русского народа. Не найдет. Нету такой умной книжки.
— Всему живому персоналу покинуть зону склада! — проревели складские громкоговорители. И добавили. — Быстренько, быстренько, быстренько! Процесс навески начнется через десять секунд! Десять, девять, восемь…
Из всех будок, надстроек, дверей и коридоров на волю ломанулись служащие. Подхваченные этой живой волной мы с Бобом оказались на свежем воздухе в первых рядах. По дороге второй номер пытался до меня докричаться, но так как вопили все, включая меня самого, то у янкеля ничего не получилось.
Только на улице, растолкав толпу, старательно прячущую от нас лица, мы с Бобом смогли найти друг друга и сказать все, что хотели.
— Надеюсь, Боб, ты хотел сообщить мне приятные новости? — жмурясь на ласковом искуственом солнышке, я радовался ласковому ветерку и чириканью складских воробьев.
Второй номер сказал только одно слово. Вернее имя.
— Герасим.
Все сегодняшнее утро я ждал беды. И каждое событие сегодняшнего дня доказывало — беда близко. Сначала тарелка с делегатами, которым дома не силиться. Теперь третий номер. Н хочу показаться плохим командиром, но своего товарища мы забыли в спальном отсеке спецмашины подразделения 000.
Поняв по моим глазам, что произошло самое страшное, американец широко раскинул руки и, бросившись обратно к уже запечатанным воротам, тонко, по-индейски, заголосил:
— Герасимушка! Друг ты наш незаменимый! Верните на рабочее место третий номер!
Боб попытался взломать ворота склада, но его вовремя оттащили за красную линию. Еще и по лицу пару раз прошлись.
По рядам топтавшихся рядом работников склада пролетел тяжелый шопот:
— Загубили парня… Сгорел на работе… Командиру век работы не видать.
А на меня будто столбняк напал. Стою, хлопаю ресницами и ничего сделать не могу.
— И что теперь будет? — мой вопрос относился скорее к моему служебному положению, но народ ответил, имея в виду находящегося внутри склада третьего номера.
— Ищите замену, майор. Вернее, бывший майор. Помер ваш третий номер. Там внутри настоящий ад. Даже хуже.
Сквозь неплотно пригнанные ставни склада можно было разглядеть вспышки пламени, разряды. Слышались взрывы, хлопки и звуки, похожие на человеческие вопли. Пластик под ногами мелко вибрировал, вырывая с корнем связь-столбы и около складские деревья.
— Ничего, Боб, — под презрительными взглядами работников склада, я добрался до американца и насильно уткнул его рыдающее лицо в свое плечо. — Мы ведь всегда будем помнить нашего друга и товарища? А хочешь, на Милашке его бюст поставим. И будет третий номер всегда с нами. Не плачь, Боб. Это наша работа. Или Герка тебе должен? Неужто крупную сумму? И не отдал?
Плечи янкеля затряслись сильнее, чем пластик под ногами.
Над воротами склада загорелись зеленые китайские фонарики. Технологический процесс навески был завершен. Работники расступились, освобождая место, створки распахнулись, из проема вылетели остатки густого пара, и из глубины склада навесного оборудования громыхнула маршевая походная «Мы рождены, чтоб быль сделать сказкой».
Мягко шелестя по пластику десятью гусеницами и шестнадцатью колесами, из склада выехала Милашка.
— Не может быть! — ахнул янкель.
— Может, Боб, может. Это последняя разработка наших русских специалистов. Наисекретнейший проект. Специально для подразделения 000. Смотри и радуйся, какая великая страна стала твоим родным домом.
Милашка, плавно затормозила и остановилась перед нами, представая во всем своем великолепии.
Солнце играло яркими бликами на ее серебряных бортах. Двадцатиметровые крылья торчали из боков. Короткий, на швеллере, хвост с тремя нулями. Помытые с шампунью стекла. И бутылка «Советского шампанского», привязанная на веревке к камере бокового обзора.
— Это и есть торжество технического прогресса, Боб. Да не стой ты столбом. Тащи бутылку сюда. Обмоем новое оборудование, а заодно и Герасима помянем.
Американец, не закрывая рта, двинулся выполнять приказ. Но не успел.
Преображенная спецмашина подразделения 000 за номером тринадцать выдвинула парадный трап с новыми кожаными перилами. Из люка выпрыгнул пингвин в форме бортпроводника. А следом за ним, широко расправив плечи, появился Герасим.
Моя левая бровь недоуменно задралась в район левого виска.
На первый взгляд, это был, конечно, Герасим. Но на второй и последующие, ничего общего у появившегося я не обнаружил.
Гладко выбритые щеки. Короткая модельная стрижка. Совершенно выспавшееся лицо. Новый, со стрелками, комбинезон. Чистые руки и вымытые уши. Нет, это определенно был не Герасим.
— Мм, — закричал радостно неизвестный и вскинул сцепленные руки в приветствии.
— Гера? — уж голос третьего номера я узнаю из миллионов голосов.
— Мм, — подтвердил предположение выбритый человек и театрально развернулся на сто семьдесят девять и девять десятых градуса. Завершить полный оборот ему не позволил Боб, который с каким-то тоскливым продыхом бросился к третьему номеру.
Не утерпел и я. Подскочил к команде и присоединился к всеобщему ликованию. Радовались мы, радовались сотрудники склада навесного оборудования. Только пингвин, тщетно пытающийся разглядеть кончики своих ног, не радовался. Сколько он не всматривался в даль, нигде не видела глупая птица утесов. А без них пингвинам нет никакого счастья.
— Мм. — Герасим мягко отстранил от себя Боба и посмотрел на часы.
— И в самом деле пора, — согласился я. — Грузитесь. Время не терпит. Время делает все там, где ее застала нужда. Хе-хе.
Довольная команда заняла свои места в кабине. После навески оборудования на приборном щитке появилось несколько рядов дополнительных кнопок, а в рядах с мониторами, несколько лишних экранов. О белых подголовниках и выдвижных мусорных корзинах в подлокотниках кресел не говорю. Стандартная процедура при монтаже навесного оборудования.
— Мыша! Командир на связи. Ответь.
— Спецмашина за номером тринадцать, модифицированная усовершенствованная, с кучей дополнительных кнопок и мониторов, на связи. Командор, прошу разрешение на проведение консультативных занятий для всей команды на предмет нового оборудования.
— Разберемся, не маленькие, — каждая спецмашина будет учить заслуженного командира подразделения 000 как пользоваться кнопками. — Выруливай на взлетную полосу и запроси разрешение у вышки.
— Вышка, вышка! Я корпус 000. Прошу зеленый свет.
— Сообщите цель полета? — ответила вышка, очевидно не разобравшаяся издалека с кем имеет дело.
— А не ваше собачье дело, — рявкнула в ответ Милашка, качнув на выбоине серебряным крылом. — Освобождайте быстро коридор. Взлетает спецмашина подразделения 000 за номером тринадцать.
В диспетчерской все поняли, сообщили метеосводку и благоразумно отключились. Милашке всякие там грозы с градом по фюзеляжу.
Притормозив на минуту у взлетной полосы, Милашка демонстративно погазовала, повертела закрылками, подкрылками, надкрылками, вместокрылками и даже носом. Пару раз взбрыкнула задними гусеницами и, весело прозвенев бортовым колокольчиком, стала неторопливо разгоняться.
В начале взлета, когда еще скорость спецмашины не превысила сверхзвуковой, в кабине появился пингвин, который принес на подносе конфеты и бутылки с квасом. И тем и другим единолично овладел второй номер, который пообещал выдавать припасы по мере необходимости и в порядке очереди. Он даже выдал мне пластиковую карточку, на которой значилась пятизначная цифра, обозначающая порядковый номер. Добрая душа этот американец.
От пингвина мне удалось выпросить только чашку кофе, да два десятка пустых пакетов. Зная резвый характер Милашки, я был уверен, что не зря пообещал пингвину свозить его на Северный полюс.
Спецмашина подразделения 000 взлетала тяжело. Ядерные топки надрывались, стараясь разогнать несколько сотен тонн металла, оборудования и живого веса экипажа до необходимой скорости. Сама Милашка сосредоточенно молчала, отдавая всю себя первому в своей механической жизни полету. И в то, что она взлетит, похоже, верила только сама Милашка.
Загрустивший от постоянных пробок в ушах второй номер тупо разглядывал мешанину мелькающих красок за окном. Изредка он прикладывался к холодной бутылочке кваса.
— Командир? — когда ему надоело портить глаза, он решил попортить нервы остальным членам команды. — Могу ли я задать вопрос?
— По существу? Пожалуйста, — во время взлета я успел решить три объемных кроссворда из раздела «Пуск-стандартные-программы-развлечения» и теперь маялся от безделья. Ходить по кабине нельзя. Курить нельзя. Трогать кнопки тоже нельзя. Все это опасно для жизни. И об этом сообщает красное табло, втиснутое над вторым рядом мониторов.
— Меня вот что интересует. — Боб затолкал в рот сразу пять сосательных конфет, бросив оберточные контейнеры на пол. — Почему вы сначала отказались от задания? А потом согласились?
Янкель задает слишком много вопросов. После смены надо с ним серьезно поговорить на тему «Неуставные взаимоотношения командного состава с подчиненными». Неужели тяжело понять, что решения командира спецмашины подразделения 000 обсуждению ни в какой форме не подлежат. С другой стороны, второй номер только овладевает всеми премудростями нашей профессии. И не ответить, значит недоучить.
— У меня в детстве была белая крыса. А потом она куда-то пропала. Мама сказала, что ее похитили инопланетяне. Вот я и хочу взглянуть в их зеленые глаза и спросить — что ж вы гады, разрешения спросить не могли? Я б ее сам вам отдал. Все равно дохлая была.
— Да, вздохнул Боб, — меня в детстве тоже зелеными человечками пугали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39