Заметив склонившегося над масштабной картой Герасима, янкель округлил глаза еще больше. Третий номер за черной работой, не часто такое можно увидеть.
— Милашка! Командир на связи! Требую полной тишины.
Перезвон колокольчика смолк, и я услышал, как затихают удары по обшивке спецмашины. Это некоторые несознательные налогоплательщики, вместо того, чтобы повышать благосостояние родного города, колотили по Милашке подручными предметами, выражая протест против ублажающего ухо колокольного звона.
Тех, кто не успел отбежать на безопасное расстояние, Милашка отпугнула слабым разрядом электрического тока.
— Тишина в кабине, — доложила спецмашина подразделения 000 ровным, бесцветным голосом. Знает, умница, когда надо эмоции подальше в центральный утилизатор запихать.
— Спецмашине взять направление к северному выезду из столицы. — Милашка четко выполнила команду, развернулась на месте и по центральной, дежурной полосе задребезжала в указанном направлении.
— Второму номеру отыскать в багажном отсеке все, что, так или иначе, связано с медициной. Градусники, скальпели, горшки, черные полиэтиленовые мешки. Нет, Боб, лопаты к медицине относятся также, как удочки к добыче полезных ископаемых. — Боб, поедая меня преданными глазами, отдал честь и побежал, грохоча коваными ботинками по коридору в сторону грузового отсека. До меня слишком поздно дошло, что кроме градусников там стоит грузовик с продуктами. Но не возвращать же американца. Приказы командира не обсуждаются и обратной силы не имеют.
— Третьему номеру рассчитать кротчайший маршрут к точке вызова. Избегать скопления крупных масс машин, людей, оленей и мошек. Третий номер! Третий номер!
— Спит третий номер, — шепотом сообщили динамики спецмашины. — Умаялся третий номер так, что едва сел в кресло, так тут же и заснул.
А я все удивлялся, с чего бы это Герасим на работу с тайкой силой налег.
— Пусть спит, — вот с Геркой я бы в разведку пошел. Где надо промолчит. Где необходимо слово умное вставит. А уж работящий… — А маршрут, у нас сегодня рассчитает…
Я обвел суровым взглядом пустую кабину. Никто работать, кроме меня, не хочет. А еще называется подразделение 000…
— Рассчитает… — ведь должна же быть хоть у кого-то совесть? — Рассчитает…
— Ну, хорошо, командор, — сдалась Милашка, в электронных мозгах которой не было места бюрократии и жлобству. — Если больше некому, я сделаю.
— Вот и славненько, — от благодарности я даже протер пальцем один из многочисленных внутренних объективов Милашки. — Как рассчитаешь, сооруди доклад. Сколько добираться, по каким дорогам. В общем, все как обычно. Стандартная процедура и форма доклада.
Пока вверенное мне подразделение занималось делами, я связался с центром Службы. На мой вопрос, на месте ли Директор, секретарша обругала меня хамом и сказала, что порядочные спасатели сначала здороваются, а уж потом требуют достать начальство хоть из гроба. На что я ответил, что порядочные спасатели в это время года делятся профессиональным опытом на курортах зарубежных стран. А не раскатывают по бескрайним просторам нашей горячо любимой родины.
Обаяв, таким образом, секретаршу, я уж хотел пригласить ее на выходных совместно покрасить бампера нашей спецмашине, но неожиданно подключился Директор, оборвав тем самым, тонкую нить зародившихся взаимоотношений.
— Что, майор Сергеев? Уже все сделали? — удивленно поинтересовался он.
— Быстро только мушки дрозофилы в лабораториях разводятся, — успокоил я Директора. — Я по другому поводу. Может, вы отмените приказ? Я так думаю, что с этим аппендицитом лучше нас справятся медики. На их контейнеровозах и сигнал громче и огоньки ярче. Да и сами они в своих белых комбинезонах представительней смотрятся. Мотаются по городу, только налогоплательщиков пугают.
— А кто, по-твоему, майор Сергеев, будет анализы от населения собирать? Мне прикажешь, или милицию на улицы выводить? Так у нее самой полно забот. Изымают у населения излишки хлебобулочной продукции. Приказ правительства. Что б население птичек не кормило. А если птички перестанут кормиться, то существенно повысится чистота и гигиена улиц. И сократиться штат дворников. Что даст в целом по стране экономию…
Я выключил передатчик. Слушать подсчет экономической прибыли не хотелось. Директор, как и я, от своих приказов не отказывается. Придется нам. Резать. Главное, чтобы американец узнал, где находится аппендицит. Хотя бы приблизительно.
— Командор! Доклад полностью зачитывать, или только интересные места?
— Полностью будешь на комиссии по списанию отчитываться, — мрачно пошутил я. И очевидно удачно. Потому, что Милашка задергалась и стала сползать в правую сторону. Но быстро восстановилась. Спецмашины подразделения 000 все такие. Немного нервные, но быстро отходчивые.
Прокашлявшись, и добавив в топку протеиновых ускорителей для успокоения, Милашка принялась читать доклад голосом гнусавого профессора. Правда на середине доклада я сообразил, что спецмашина пародирует меня самого в не лучшие минуты настроения.
— Формат дороги непостоянный. Тридцать процентов пластик. Двадцать процентов болота. Пятьдесят процентов неопознанное грунтовое покрытие. Время в дороге приблизительно до вечера. Отсутствие крупных скоплений техники и населения гарантируется. Желательно приготовить теплые комплекты вещей.
Ну что ж, точные цифры залог успеха. Подъедем к коренному населению вечерком, переночуем, а утром с Директорским благословением, оттяпаем лишний кусок человеческого тела.
В кабину, под тяжестью журналов, книг и видеокассет, ввалился Боб и вывалил принесенное сокровище у водительского кресла?
— Там еще скелет в натуральную величину есть. Принести?
— На скелете аппендицитов не сохраняется, — заглядевшись на книги, проворчал я, — тем более, что это не медицинский экспонат. Еще до твоего к нам прихода чудик ночью в грузовой отсек пробрался. Так и заблудился. С голоду.
Упоминание о возможной голодной смерти несколько взволновало Боба. Считая, что полностью выполнил поставленную перед ним задачу, он взгромоздился на свое место и вытащил из-под сиденья пакет.
— Кушать будешь?
Боб кивнул, даже не пряча от меня своих наглых американских глаз.
— А вот здесь написано, — я послюнявил палец и отметил нужное место в книжке, которую решил прочитать первой. — Написано, что излишки в еде могут привести к медленному старению.
Янкель, очищая вторую палку молочной колбасы, философски заметил:
— Медленная старость, не быстрая смерть. Лучше умереть сытым в постели, чем голодным в нутре спецмашины подразделения 000.
И отвернулся, демонстративно шумно хрустя за ушами.
— Командор! Проспектно-постовая служба требует остановиться для осмотра. Тормозим, или посылаем всех по громкоговорителям?
— С коллегами дружить надо, — наставил я Милашку на правильный путь. — Тормози. Но на всякий случай топки не глуши. У нас срочный вызов и я не намерен задерживаться для пустых разговоров.
Милашка аккуратно, не свернув ни одного бордюрного столба, притормозила у десятиэтажной будки ППС. Угол будки, правда, слегка свернула набок, но трещина оказалась незначительной, так что на нее никто внимания не обратил. В том числе и инспектор проспектно-постовой Службы, взобравшийся по эскалатору в кабину.
— Спасатели? — поинтересовался он, будто впервые в жизни увидел спецмашину подразделения 000. — За грибами едите? Документики, пжлуста.
Не отвечая на глупые вопросы, я протянул инспектору чемодан с документами. Инспектор присел на откидное кресло, поставил чемодан на колени, открыл и первым делом брезгливо вытащил из него заплесневелую колбасу. Заначка Боба, будь я неладен.
— Это что?
— Пенициллин, — вспомнил я мудреное медицинское слово. — Спешим по вызову. Будем полностью аппендицит вырезать.
— Давно пора этих гадов под корень вырезать, — согласился инспектор и уважительно посмотрел на меня. — Просьба у меня, командир. Не отольете пару сотен литров плутония? А мы вам за это зеленый проспект организуем?
Пара сотен литров для Милашки, как один пельмень для эмигранта Боба. Капля в море. Да и зеленый проспект не помешает. Стыдно, конечно, за Отечество. Но всем жить как-то надо.
Договорились на ста литрах и на полной конфискации самосвала с незаконно вывозимыми за пределы столицы продуктами. Американец попробовал качать права собственника, но инспектор его уговорил подчиниться, пригрозив, что устроит личный досмотр с пристрастием сиденья второго номера.
Когда мы отъезжали от будки ППС, в четвертом мониторе из второго ряда я отметил довольное лицо инспектора, сообщающего ценные дорожные сведения всем постам, находящимся на пути нашего следования.
Мы с Милашкой пришли к единодушному мнению, что больше ни на какие знаки, светофоры, заградительный огонь, бомбежку и прочее, останавливаться не станем. А в случае, если инспектора совсем достанут просьбами о гуманитарной помощи, свернем на целину и поедем огородами.
Боба я привязал к креслу и засунул ему в рот пенициллин из чемодана с документацией. Я в американской ругани мало чего понимаю, но выслушивать все эти грязные «фазе, мазе, лав ю бразе» не намерен. Даже если они относятся к спецмашине, выдавшей инспектору местонахождение самосвала.
Через час второй номер дожевал пенициллин, который окончательно успокоил нервные американские клетки. И я его развязал. Не могу же я все время отвлекаться и таскать янкеля вместе с креслом в рукомойную комнату.
Еще через час Милашка, стараясь запутать следы, заплутала сама. Блуждая по полям и косогорам, спецмашина тревожила местных кузнечиков и сельскохозяйственных работников истошными гудками и призывами через громкоговорители о помощи. Работники и кузнечики помочь ей не спешили и разбегались по окрестным оврагам.
Конечно, позже Милашка нашла верный путь. Помог спутник Службы, который отыскал ее в дебрях дремучих лесов. Позже нам сообщили, что спецмашину, очень похожую на Милашку, видели в Китае у Великой Китайской щебеночной россыпи. На ближнем востоке, тусующейся среди нефтяных вышек. И даже нашелся один свидетель, который клялся, что тень, напоминающая спецмашину подразделения 000, была зафиксирована на юге Африканского континента. Но это уже полное вранье.
Но, несмотря на все трудности и лишения, Милашка выполнила свое обещание и доставила нас к месту вызова к позднему вечеру. Правда, на третьи сутки после выезда из столицы. За что ей честь и хвала.
Тундра встретила нас неприветливо. Топкие болота сменились глубокими снегами. Милашка, подключив дополнительные ядерные топки, терпеливо уминала перед собой снег, пробиваясь к Объекту. В какой-то момент мы, чуть было, не оказались затертыми снегами, и только самоотверженность второго номера, американца с русской пропиской, спасла нас от позорного вызова спасательных отрядов.
Я искренне радовался за напарника, который, несмотря на пронизывающий ветер и плотный снег — зарядами, настойчиво шел впереди Милашки и прорубал пожарным топором проход. От янкеля даже пар шел.
Помня свой печальный опыт на пляже, Боб категорически отказался надеть валенки и утаптывал рыхлый снег домашними тапочками в виде двух зайчиков. Что не помешало ему вывести спецмашину прямо к трехэтажному чуму коренного населения данной местности.
Кутаясь в дубленку с термоподогревом, притаптывая пятками утепленных валенок, я скептически осматривал неказистое строение.
— Обрати внимание Боб, — я обнял за плечи подрагивающего на ветру американца. — Цивилизация повсюду пустила корни. А здесь, в самом центре таежного края, на берегу ужасно холодного океана, как и три тысячи лет назад царит безмятежность и благодать. И цивилизация, хочешь ты этого или не хочешь, ничего поделать не может. Как жили они в трехэтажных чумах с паровым отоплением, с горячей и холодной водой, с газовыми плитами, с асфальтированными площадками для гольфа, с подземным гаражом на восемь машин, с супермаркетом на первом этаже и домом быта на втором, так и останутся жить еще долгие, долгие годы. Ничто не сможет изменить старинный уклад коренного населения. В отличие от нас, они, Боб, свято хранят свои корни. Да.
— А где оленьи стада, — стуча зубами, поинтересовался Боб, пытаясь горячим дыханием отцепить от своих ладоней металлическую рукоятку пожарного топора.
Я окинул взглядом великую тундру.
Чуть в стороне от чума, обтянутого, конечно же шкурами бедных оленей, разместилась среднегабаритная ветровая электростанция. Рядом исправно качал и тут же перерабатывал нефть небольшой заводик. К заводику пристроился крошечный цех по изготовлению легкого трикотажа и зимней одежды. А за чумом виднелись застекленные крыши теплицы и бассейна. Только оленей нигде не было видно в этом дремучей тундре, находящейся на самом краю северного моря.
— Наверно в стойлах, — предположил я. — Или отвезли на дальние пастбища. Боб, да не мучайся ты так. Отойди за Милашку и отогрей топор естественным теплом.
Американец, смущенно пряча топор под полы пижамы, убежал за Милашку. Тут ему не там. Тундра, одним словом.
Из парадных дверей чума вышел человек. С первого взгляда я признал в нем местного шамана. Улыбаться в таких нечеловеческих условиях проживания мог только представитель шаманского культа. Да и по фотографии, присланной мне Директором, все сходилось. Голубые контактные линзы, шорты из оленьей кожи, бубен и обутые на босу ногу лыжи.
— Сюда! Сюда! — закричал шаман, призывно замахиваясь бубном. — Быстро! Быстро!
— Уже, бежим, — глаза закрывались от летящих в лицо колючих снежинок. — А дорожки лень от снега почистить? Подъезд, того и гляди завалит. Милашка, развернись здесь пару раз. Помоги коренному населению справится со снежными завалами. Боб! Отлепился от топора? Тогда быстренько оботри руки снегом, и идем. Народ волнуется.
На крыльце чума мы с Бобом тепло поздоровались с шаманом, который от радости продолжал прыгать и трясти над нами своим дурацким бубном.
— Не опоздали? — сметая с валенок прилипший снег, поинтересовался я.
Но шаман продолжал повторять только: — «Быстро, быстро!».
— Быстрее некуда. Могли бы маяк для ориентира поставить. Где Объект. Больной, то есть?
Шаман ухватился за мой рукав и поволок в чум. Следом запрыгал Боб в сандалиях. Американец, словно воспитанный, закрывал за собой все двери, и расталкивал по углам свалившийся с меня снег. Культурный.
Внутри чума нас встретила большая, дружная семья жителей. У огромного электрического камина на всю стену, прямо на полу, на медвежьих шкурах, расположилось человек двадцать местного населения. Они смотрели по кабельному телевидению очередную серию очередной мыльной оперы, которую нам поставляла Мексика в счет оплаты за брикетный газ.
На цыпочках, стараясь не мешать просмотру душещипательных сцен, мы поднялись на второй этаж. Шаман, все время подталкивающий нас с Бобом в спину, указал на двери, из-за которых не доносилось ни одного крика боли или стона.
— Больной здесь? — Боб на правах отогревшегося второго номера попытался открыть двери, но у него ничего не получилось.
Шаман пощелкал языком, вытащил из оленьих шорт магнитный ключ и засунул его туда, куда обычно засовывают все магнитные ключи. После чего скинул лыжи, и, аккуратно прислонив их в специальные крепления на стене, распахнул перед нами дверь.
Объект лежал на двуспальной кровати производства страны Чехия, укутанный стегаными оленьими шкурами с вышивкой. Вокруг кровати горело не менее тридцати свечек и работало не менее десяти обогревателей.
Сам Объект представлял собой накачанного старика, возрастом в пределах от ста, до ста пятидесяти. Во рту дымящаяся трубка, в скрюченных пальцах пустая банка из-под кваса.
Натянув резиновые перчатки для работы с агрессивными средами, я отогнул край одеяла и поинтересовался у Объекта:
— Ну и на что жалуемся, больной?
Объект ничего не ответил. Даже не захрипел, поэтому я решил сделать то единственное, чему меня научили на занятиях по медицине. Поставить градусник.
— О-го-го, батенька, да вы уже практически мертвы! — рассматривая показания волнового градусника, успокоил я больного. — Второй номер! Как на ваш взгляд, жить будет? А если будет, какие процедуры назначим?
Американец полистал прихваченную с Милашки брошюру по оказанию первой помощи жителям крайнего севера:
— Здесь написано, командир, следующее. Для того, чтобы не допустить смерти умирающего, мы должны согреть его своим телом. Для Объекта это единственный шанс на спасение.
— В кровать к нему залезть? — я строго взглянул на Боба, который слишком доверял литературе. — Запомни, боб. Мы спасатели, а не грелки.
— Но другого выхода-то нет, — наморщил лысину американец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Милашка! Командир на связи! Требую полной тишины.
Перезвон колокольчика смолк, и я услышал, как затихают удары по обшивке спецмашины. Это некоторые несознательные налогоплательщики, вместо того, чтобы повышать благосостояние родного города, колотили по Милашке подручными предметами, выражая протест против ублажающего ухо колокольного звона.
Тех, кто не успел отбежать на безопасное расстояние, Милашка отпугнула слабым разрядом электрического тока.
— Тишина в кабине, — доложила спецмашина подразделения 000 ровным, бесцветным голосом. Знает, умница, когда надо эмоции подальше в центральный утилизатор запихать.
— Спецмашине взять направление к северному выезду из столицы. — Милашка четко выполнила команду, развернулась на месте и по центральной, дежурной полосе задребезжала в указанном направлении.
— Второму номеру отыскать в багажном отсеке все, что, так или иначе, связано с медициной. Градусники, скальпели, горшки, черные полиэтиленовые мешки. Нет, Боб, лопаты к медицине относятся также, как удочки к добыче полезных ископаемых. — Боб, поедая меня преданными глазами, отдал честь и побежал, грохоча коваными ботинками по коридору в сторону грузового отсека. До меня слишком поздно дошло, что кроме градусников там стоит грузовик с продуктами. Но не возвращать же американца. Приказы командира не обсуждаются и обратной силы не имеют.
— Третьему номеру рассчитать кротчайший маршрут к точке вызова. Избегать скопления крупных масс машин, людей, оленей и мошек. Третий номер! Третий номер!
— Спит третий номер, — шепотом сообщили динамики спецмашины. — Умаялся третий номер так, что едва сел в кресло, так тут же и заснул.
А я все удивлялся, с чего бы это Герасим на работу с тайкой силой налег.
— Пусть спит, — вот с Геркой я бы в разведку пошел. Где надо промолчит. Где необходимо слово умное вставит. А уж работящий… — А маршрут, у нас сегодня рассчитает…
Я обвел суровым взглядом пустую кабину. Никто работать, кроме меня, не хочет. А еще называется подразделение 000…
— Рассчитает… — ведь должна же быть хоть у кого-то совесть? — Рассчитает…
— Ну, хорошо, командор, — сдалась Милашка, в электронных мозгах которой не было места бюрократии и жлобству. — Если больше некому, я сделаю.
— Вот и славненько, — от благодарности я даже протер пальцем один из многочисленных внутренних объективов Милашки. — Как рассчитаешь, сооруди доклад. Сколько добираться, по каким дорогам. В общем, все как обычно. Стандартная процедура и форма доклада.
Пока вверенное мне подразделение занималось делами, я связался с центром Службы. На мой вопрос, на месте ли Директор, секретарша обругала меня хамом и сказала, что порядочные спасатели сначала здороваются, а уж потом требуют достать начальство хоть из гроба. На что я ответил, что порядочные спасатели в это время года делятся профессиональным опытом на курортах зарубежных стран. А не раскатывают по бескрайним просторам нашей горячо любимой родины.
Обаяв, таким образом, секретаршу, я уж хотел пригласить ее на выходных совместно покрасить бампера нашей спецмашине, но неожиданно подключился Директор, оборвав тем самым, тонкую нить зародившихся взаимоотношений.
— Что, майор Сергеев? Уже все сделали? — удивленно поинтересовался он.
— Быстро только мушки дрозофилы в лабораториях разводятся, — успокоил я Директора. — Я по другому поводу. Может, вы отмените приказ? Я так думаю, что с этим аппендицитом лучше нас справятся медики. На их контейнеровозах и сигнал громче и огоньки ярче. Да и сами они в своих белых комбинезонах представительней смотрятся. Мотаются по городу, только налогоплательщиков пугают.
— А кто, по-твоему, майор Сергеев, будет анализы от населения собирать? Мне прикажешь, или милицию на улицы выводить? Так у нее самой полно забот. Изымают у населения излишки хлебобулочной продукции. Приказ правительства. Что б население птичек не кормило. А если птички перестанут кормиться, то существенно повысится чистота и гигиена улиц. И сократиться штат дворников. Что даст в целом по стране экономию…
Я выключил передатчик. Слушать подсчет экономической прибыли не хотелось. Директор, как и я, от своих приказов не отказывается. Придется нам. Резать. Главное, чтобы американец узнал, где находится аппендицит. Хотя бы приблизительно.
— Командор! Доклад полностью зачитывать, или только интересные места?
— Полностью будешь на комиссии по списанию отчитываться, — мрачно пошутил я. И очевидно удачно. Потому, что Милашка задергалась и стала сползать в правую сторону. Но быстро восстановилась. Спецмашины подразделения 000 все такие. Немного нервные, но быстро отходчивые.
Прокашлявшись, и добавив в топку протеиновых ускорителей для успокоения, Милашка принялась читать доклад голосом гнусавого профессора. Правда на середине доклада я сообразил, что спецмашина пародирует меня самого в не лучшие минуты настроения.
— Формат дороги непостоянный. Тридцать процентов пластик. Двадцать процентов болота. Пятьдесят процентов неопознанное грунтовое покрытие. Время в дороге приблизительно до вечера. Отсутствие крупных скоплений техники и населения гарантируется. Желательно приготовить теплые комплекты вещей.
Ну что ж, точные цифры залог успеха. Подъедем к коренному населению вечерком, переночуем, а утром с Директорским благословением, оттяпаем лишний кусок человеческого тела.
В кабину, под тяжестью журналов, книг и видеокассет, ввалился Боб и вывалил принесенное сокровище у водительского кресла?
— Там еще скелет в натуральную величину есть. Принести?
— На скелете аппендицитов не сохраняется, — заглядевшись на книги, проворчал я, — тем более, что это не медицинский экспонат. Еще до твоего к нам прихода чудик ночью в грузовой отсек пробрался. Так и заблудился. С голоду.
Упоминание о возможной голодной смерти несколько взволновало Боба. Считая, что полностью выполнил поставленную перед ним задачу, он взгромоздился на свое место и вытащил из-под сиденья пакет.
— Кушать будешь?
Боб кивнул, даже не пряча от меня своих наглых американских глаз.
— А вот здесь написано, — я послюнявил палец и отметил нужное место в книжке, которую решил прочитать первой. — Написано, что излишки в еде могут привести к медленному старению.
Янкель, очищая вторую палку молочной колбасы, философски заметил:
— Медленная старость, не быстрая смерть. Лучше умереть сытым в постели, чем голодным в нутре спецмашины подразделения 000.
И отвернулся, демонстративно шумно хрустя за ушами.
— Командор! Проспектно-постовая служба требует остановиться для осмотра. Тормозим, или посылаем всех по громкоговорителям?
— С коллегами дружить надо, — наставил я Милашку на правильный путь. — Тормози. Но на всякий случай топки не глуши. У нас срочный вызов и я не намерен задерживаться для пустых разговоров.
Милашка аккуратно, не свернув ни одного бордюрного столба, притормозила у десятиэтажной будки ППС. Угол будки, правда, слегка свернула набок, но трещина оказалась незначительной, так что на нее никто внимания не обратил. В том числе и инспектор проспектно-постовой Службы, взобравшийся по эскалатору в кабину.
— Спасатели? — поинтересовался он, будто впервые в жизни увидел спецмашину подразделения 000. — За грибами едите? Документики, пжлуста.
Не отвечая на глупые вопросы, я протянул инспектору чемодан с документами. Инспектор присел на откидное кресло, поставил чемодан на колени, открыл и первым делом брезгливо вытащил из него заплесневелую колбасу. Заначка Боба, будь я неладен.
— Это что?
— Пенициллин, — вспомнил я мудреное медицинское слово. — Спешим по вызову. Будем полностью аппендицит вырезать.
— Давно пора этих гадов под корень вырезать, — согласился инспектор и уважительно посмотрел на меня. — Просьба у меня, командир. Не отольете пару сотен литров плутония? А мы вам за это зеленый проспект организуем?
Пара сотен литров для Милашки, как один пельмень для эмигранта Боба. Капля в море. Да и зеленый проспект не помешает. Стыдно, конечно, за Отечество. Но всем жить как-то надо.
Договорились на ста литрах и на полной конфискации самосвала с незаконно вывозимыми за пределы столицы продуктами. Американец попробовал качать права собственника, но инспектор его уговорил подчиниться, пригрозив, что устроит личный досмотр с пристрастием сиденья второго номера.
Когда мы отъезжали от будки ППС, в четвертом мониторе из второго ряда я отметил довольное лицо инспектора, сообщающего ценные дорожные сведения всем постам, находящимся на пути нашего следования.
Мы с Милашкой пришли к единодушному мнению, что больше ни на какие знаки, светофоры, заградительный огонь, бомбежку и прочее, останавливаться не станем. А в случае, если инспектора совсем достанут просьбами о гуманитарной помощи, свернем на целину и поедем огородами.
Боба я привязал к креслу и засунул ему в рот пенициллин из чемодана с документацией. Я в американской ругани мало чего понимаю, но выслушивать все эти грязные «фазе, мазе, лав ю бразе» не намерен. Даже если они относятся к спецмашине, выдавшей инспектору местонахождение самосвала.
Через час второй номер дожевал пенициллин, который окончательно успокоил нервные американские клетки. И я его развязал. Не могу же я все время отвлекаться и таскать янкеля вместе с креслом в рукомойную комнату.
Еще через час Милашка, стараясь запутать следы, заплутала сама. Блуждая по полям и косогорам, спецмашина тревожила местных кузнечиков и сельскохозяйственных работников истошными гудками и призывами через громкоговорители о помощи. Работники и кузнечики помочь ей не спешили и разбегались по окрестным оврагам.
Конечно, позже Милашка нашла верный путь. Помог спутник Службы, который отыскал ее в дебрях дремучих лесов. Позже нам сообщили, что спецмашину, очень похожую на Милашку, видели в Китае у Великой Китайской щебеночной россыпи. На ближнем востоке, тусующейся среди нефтяных вышек. И даже нашелся один свидетель, который клялся, что тень, напоминающая спецмашину подразделения 000, была зафиксирована на юге Африканского континента. Но это уже полное вранье.
Но, несмотря на все трудности и лишения, Милашка выполнила свое обещание и доставила нас к месту вызова к позднему вечеру. Правда, на третьи сутки после выезда из столицы. За что ей честь и хвала.
Тундра встретила нас неприветливо. Топкие болота сменились глубокими снегами. Милашка, подключив дополнительные ядерные топки, терпеливо уминала перед собой снег, пробиваясь к Объекту. В какой-то момент мы, чуть было, не оказались затертыми снегами, и только самоотверженность второго номера, американца с русской пропиской, спасла нас от позорного вызова спасательных отрядов.
Я искренне радовался за напарника, который, несмотря на пронизывающий ветер и плотный снег — зарядами, настойчиво шел впереди Милашки и прорубал пожарным топором проход. От янкеля даже пар шел.
Помня свой печальный опыт на пляже, Боб категорически отказался надеть валенки и утаптывал рыхлый снег домашними тапочками в виде двух зайчиков. Что не помешало ему вывести спецмашину прямо к трехэтажному чуму коренного населения данной местности.
Кутаясь в дубленку с термоподогревом, притаптывая пятками утепленных валенок, я скептически осматривал неказистое строение.
— Обрати внимание Боб, — я обнял за плечи подрагивающего на ветру американца. — Цивилизация повсюду пустила корни. А здесь, в самом центре таежного края, на берегу ужасно холодного океана, как и три тысячи лет назад царит безмятежность и благодать. И цивилизация, хочешь ты этого или не хочешь, ничего поделать не может. Как жили они в трехэтажных чумах с паровым отоплением, с горячей и холодной водой, с газовыми плитами, с асфальтированными площадками для гольфа, с подземным гаражом на восемь машин, с супермаркетом на первом этаже и домом быта на втором, так и останутся жить еще долгие, долгие годы. Ничто не сможет изменить старинный уклад коренного населения. В отличие от нас, они, Боб, свято хранят свои корни. Да.
— А где оленьи стада, — стуча зубами, поинтересовался Боб, пытаясь горячим дыханием отцепить от своих ладоней металлическую рукоятку пожарного топора.
Я окинул взглядом великую тундру.
Чуть в стороне от чума, обтянутого, конечно же шкурами бедных оленей, разместилась среднегабаритная ветровая электростанция. Рядом исправно качал и тут же перерабатывал нефть небольшой заводик. К заводику пристроился крошечный цех по изготовлению легкого трикотажа и зимней одежды. А за чумом виднелись застекленные крыши теплицы и бассейна. Только оленей нигде не было видно в этом дремучей тундре, находящейся на самом краю северного моря.
— Наверно в стойлах, — предположил я. — Или отвезли на дальние пастбища. Боб, да не мучайся ты так. Отойди за Милашку и отогрей топор естественным теплом.
Американец, смущенно пряча топор под полы пижамы, убежал за Милашку. Тут ему не там. Тундра, одним словом.
Из парадных дверей чума вышел человек. С первого взгляда я признал в нем местного шамана. Улыбаться в таких нечеловеческих условиях проживания мог только представитель шаманского культа. Да и по фотографии, присланной мне Директором, все сходилось. Голубые контактные линзы, шорты из оленьей кожи, бубен и обутые на босу ногу лыжи.
— Сюда! Сюда! — закричал шаман, призывно замахиваясь бубном. — Быстро! Быстро!
— Уже, бежим, — глаза закрывались от летящих в лицо колючих снежинок. — А дорожки лень от снега почистить? Подъезд, того и гляди завалит. Милашка, развернись здесь пару раз. Помоги коренному населению справится со снежными завалами. Боб! Отлепился от топора? Тогда быстренько оботри руки снегом, и идем. Народ волнуется.
На крыльце чума мы с Бобом тепло поздоровались с шаманом, который от радости продолжал прыгать и трясти над нами своим дурацким бубном.
— Не опоздали? — сметая с валенок прилипший снег, поинтересовался я.
Но шаман продолжал повторять только: — «Быстро, быстро!».
— Быстрее некуда. Могли бы маяк для ориентира поставить. Где Объект. Больной, то есть?
Шаман ухватился за мой рукав и поволок в чум. Следом запрыгал Боб в сандалиях. Американец, словно воспитанный, закрывал за собой все двери, и расталкивал по углам свалившийся с меня снег. Культурный.
Внутри чума нас встретила большая, дружная семья жителей. У огромного электрического камина на всю стену, прямо на полу, на медвежьих шкурах, расположилось человек двадцать местного населения. Они смотрели по кабельному телевидению очередную серию очередной мыльной оперы, которую нам поставляла Мексика в счет оплаты за брикетный газ.
На цыпочках, стараясь не мешать просмотру душещипательных сцен, мы поднялись на второй этаж. Шаман, все время подталкивающий нас с Бобом в спину, указал на двери, из-за которых не доносилось ни одного крика боли или стона.
— Больной здесь? — Боб на правах отогревшегося второго номера попытался открыть двери, но у него ничего не получилось.
Шаман пощелкал языком, вытащил из оленьих шорт магнитный ключ и засунул его туда, куда обычно засовывают все магнитные ключи. После чего скинул лыжи, и, аккуратно прислонив их в специальные крепления на стене, распахнул перед нами дверь.
Объект лежал на двуспальной кровати производства страны Чехия, укутанный стегаными оленьими шкурами с вышивкой. Вокруг кровати горело не менее тридцати свечек и работало не менее десяти обогревателей.
Сам Объект представлял собой накачанного старика, возрастом в пределах от ста, до ста пятидесяти. Во рту дымящаяся трубка, в скрюченных пальцах пустая банка из-под кваса.
Натянув резиновые перчатки для работы с агрессивными средами, я отогнул край одеяла и поинтересовался у Объекта:
— Ну и на что жалуемся, больной?
Объект ничего не ответил. Даже не захрипел, поэтому я решил сделать то единственное, чему меня научили на занятиях по медицине. Поставить градусник.
— О-го-го, батенька, да вы уже практически мертвы! — рассматривая показания волнового градусника, успокоил я больного. — Второй номер! Как на ваш взгляд, жить будет? А если будет, какие процедуры назначим?
Американец полистал прихваченную с Милашки брошюру по оказанию первой помощи жителям крайнего севера:
— Здесь написано, командир, следующее. Для того, чтобы не допустить смерти умирающего, мы должны согреть его своим телом. Для Объекта это единственный шанс на спасение.
— В кровать к нему залезть? — я строго взглянул на Боба, который слишком доверял литературе. — Запомни, боб. Мы спасатели, а не грелки.
— Но другого выхода-то нет, — наморщил лысину американец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39