Магнульф подтолкнул его локтем:
— Ты лучше разберешься в их болтовне, чем любой из нас. Объясни, зачем мы явились.
— Слушаюсь, сержант, — покорно отозвался Леудаст.
Обыкновенно близкое сходство его родного наречия с фортвежским приходилось весьма кстати — солдату не составляло труда объяснить корчмарям, чего он хочет, а в последней деревне, где стояла его рота, Леудаст уговорил не очень страшную девицу переспать с ним. Но порой эти преимущества приходилось отрабатывать.
— Кто здесь староста? — спросил он у деревенских.
Никто не ответил. Никто не сдвинулся с места.
— Что они, не понимают? — спросил Магнульф.
— Все понимают, сержант, только говорить не хотят, — ответил Леудаст. — Ну, это мы поправим. — Он снова обратился к фортвежцам: — Мы остаемся. Скажите, кто у вас староста. Мы поселим в его доме больше солдат.
Сержант хохотнул — и не он один. Леудасту не попадалась еще в Ункерланте деревня, где староста пользовался всеобщей любовью. Сколько он мог судить, в Фортвеге дела обстояли похожим образом.
И действительно — несколько крестьян обернулись к суровому старику с пышной сизой бородой. Тот злобно поглядывал то на ункерлантцев, то на односельчан, словно не в силах был решить, кого ненавидит больше. У жены его, стоявшей рядом, сомнений не имелось — если бы взгляды могли убивать, в деревне души живой не осталось бы.
— Ты староста? — спросил Леудаст.
— Я староста, — согласился фортвежец. — Арнульфом звать. — Имя было почти ункерлантское. — Чего вам надо?
Теперь, заговорив с оккупантами, он изъяснялся неторопливо и внятно, чтобы Леудаст мог его понять. Говорил он, как человек образованный, чего Леудаст никак не ожидал от старосты такой глухой деревни.
— Мы остаемся здесь, — ответил Леудаст. — Покажи дома, где мы можем жить.
О том, чтобы расквартировать дополнительно нескольких человек у Арнульфа, речь уже не шла.
— Надолго пришли? — поинтересовался староста.
Леудаст пожал плечами:
— Пока командование не перебросит.
Жена Арнульфа завыла, жутко оскалившись.
— Да это на целую вечность! — Она повисла у мужа на рукаве. — Прогони их. Пускай уходят!
— И как ты предлагаешь мне это сделать? — поинтересовался староста с запоздалым раздражением.
Женщина выпалила несколько слов по-фортвежски так быстро и невнятно, что Леудаст ничего не понял. Арнульф замахнулся на нее кулаком. Старостиха огрызнулась. Несколько ункерлантских солдат за спиной Леудаста зафыркали. Они — или их односельчане — так же добивались покорности своих жен.
— Покажи, где мы можем жить, — повторил Леудаст. — Или мы выберем квартиры сами.
Физиономия Арнульфа ничего не выражала. Солдат попробовал снова, заменив «квартиры» на «дома». Теперь староста понял, хотя и не обрадовался этому.
— Сколько домов? — спросил он, хмурясь еще сильней.
Леудасту пришлось обратиться к сержанту.
— Пять домов, — ответил он, подняв для наглядности ладонь и растопырив пальцы. — По двое наших ребят на избу, — пояснил он капралу, — и здешние побоятся с ними связываться.
— И кормить вас прикажете? — проговорил Арнульф, как бы надеясь, что капрал возразит ему. Леудаст промолчал. — Всей деревней скинемся, — со вздохом заключил староста и принялся выбирать, кому терпеть постояльцев.
Все пятеро пострадавших орали, ругались, топали ногами, и ничем это для них не кончилось. Жена Арнульфа провизжала что-то такое, чего Леудаст опять не разобрал, однако деревенские разом унялись. Возможно, перспектива терпеть в доме ункерлантских солдат никого не радовала, но старостиха явно была для них страшнее.
— Если нам придется всю зиму вас кормить, деревня будет голодать, — заметил Арнульф.
— А если откажетесь — пожалеете намного раньше, — отозвался Леудаст, за что был вознагражден очередным злобным взглядом.
Сыновья крестьянина, к которому подселили его и Гернота, были слишком молоды, чтобы идти на войну. Жена — некрасива до тошноты. Как бы кисло они ни смотрели на оккупантов, как бы ни делали вид, что не понимают косноязычного фортвежского, хозяева тревожились бы куда больше, если бы вместо сыновей растили дочек в тех же годах. В этом Леудаст был уверен. Быть может, Арнульф выбрал для постоя дома не только тех односельчан, с кем был на ножах.
Гернот жаловался на овсянку и сыр, на черный хлеб, миндаль и оливки — короче, на все, чем кормили солдат.
— Да что тебе не нравится? — недоумевал Леудаст. — Лучше наших пайков, правду говоря.
Сам капрал на подобной пище вырос.
— Скучно! — отвечал Гернот, закатывая глаза. — Язык вянет.
Леудаст пожимал плечами. Живот полон — и ладно, не заскучаешь.
Пару дней спустя ему уже казалось, что он вернулся в родную деревню — только работать приходилось меньше. Так тяжело, как крестьянам, работать даже солдатам не приходилось. Рота обходила дозором окрестности — деревня лежала недалеко от границ альгарвейской оккупационной зоны, — потом возвращалась на отдых. Деревенские солдат недолюбливали по-прежнему, но явной ненависти уже не проявляли.
Леудасту это нравилось. Магнульфу — нет.
— Словно ждут беды какой, — говорил старый сержант. — А как она нагрянет…
Пару дней спустя беда действительно нагрянула. На деревенскую площадь выбежала девка и принялась верещать, что один из ункерлантцев ее «снасиловал». К полному изумлению капрала, указала она не на Гернота, а на рядового по имени Гук, которого Леудаст считал слишком ленивым, чтобы кого-то насиловать. Гук все отрицал, утверждая, что девка сама отдалась, а шум подняла, только когда солдат отказался платить.
Магнульф тоже знал Гука, а потому решил дело в его пользу. Леудаст ждал всплеска возмущения. И не дождался. Деревенские косились на Арнульфа. Староста стоял на крыльце с мрачным видом, однако молчал.
Два дня спустя Леудаст проснулся за полночь от боли в животе. Гернот — тоже, и в тот же час. Хозяева дома спали младенческим сном.
— Отравили нас, что ли? — прошептал Гернот.
— Вряд ли, — отозвался Леудаст. — Скорей закляли. — Он примолк, потом хмыкнул мрачно, разрешив для себя загадку. — Староста или его жена. Но у них силенок не хватило одолеть защитные чары царских солдат. Сейчас они пожалеют, что на свет родились. Пошли!
В животе бурлило, но не так сильно, чтобы солдат не смог встать. Вместе с Гернотом они тихонько вышли из избы. Леудаст не удивился, заметив, что из других домов тоже выходят ункерлантцы. Завидев Магнульфа, он молча указал на дом старосты. Сержант кивнул.
Из-под закрытых ставен сочился свет. Сжимая жезл одной рукой, Леудаст попробовал открыть дверь. Та была не заперта — если Арнульф и его жена были деревенскими колдунами, кто бы осмелился обокрасть их? Капрал распахнул дверь и замер на пороге.
Арнульф и его жена разом перевели на гостей исполненный ужаса взгляд от образины — тряпичной куклы в сланцево-сером кафтанчике. Старостиха не успела даже выпустить из рук здоровенную бронзовую булавку. Лицо ее скривилось в жутком подобии улыбки. Арнульф понимал, что улыбка ему не поможет. С проклятьем он бросился на Леудаста и других ункерлантцев.
Капрал прожег его одним выстрелом. Потом — старостиху. Потом испепелил куклу, чтобы та не попала в руки более умелому чародею.
— Хорошо, — отметил Магнульф. — Очень хорошо!
— Да, — согласился Леудаст. — Больше у нас в этой деревне не будет трудностей.
Глава 18
Полковник Лурканио отвесил Красте картинный альгарвейский поклон.
— Сударыня, мне дали понять, что виконт Вальню устраивает прием сегодня вечером. Не окажете ли мне честь быть моей спутницей?
Маркиза заколебалась. Как бы гладко ни изъяснялся полковник по-валмиерски, он оставался одним из завоевателей. Слишком хорошо она помнила его звонкую пощечину — не лучшее начало для знакомства в ее кругах, да и в любых других. Кроме того, если бы какой-то альгарвеец и вызвался ее сопровождать, она предпочла бы капитана Моско, молодого и красивого, его начальнику.
И все же… Лурканио был более знатен. Если она откажет ему — что он сделает? «А что ему заблагорассудится», — прозвенело у нее в мозгу похоронным колоколом, и по телу прошла дрожь страха. С другой стороны, приемы у Вальню бывали обыкновенно роскошны и восхитительно скандальны. Краста желала оказаться там — ради развлечения и ради того, чтобы покружиться в обществе равных.
Это решило дело.
— Благодарю, полковник! — прозвенела она, одарив Лурканио улыбкой тем более сияющей, что показалась она чуть поздней, чем следовала. — Я в восторге.
Ответная улыбка Лурканио могла оказаться довольной, а могла — хищной… или то и другое вместе.
— Превосходно! — воскликнул он и поклонился еще раз. — Великолепно! Встретимся… на закате у парадных дверей. Поскольку я вас приглашаю, поедем на моей коляске. Кучер знает дорогу.
Так, значит, Лурканио уже бывал у Вальню? Да еще без Красты? Маркиза вздернула носик. Что ж, ей придется постараться, чтобы больше он так не делал. А вполсилы Краста ничего не делала. Когда она ответила:
— Тогда до заката, полковник, — в голосе ее прозвучало кошачье мурлыканье. Покачивая бедрами, она двинулась наверх — готовиться к приему и планировать свою кампанию. Она не обернулась, чтобы узнать, провожает ли ее взглядом альгарвейский дворянин, — ей и так это было известно.
Приняв ванну и позволив парикмахерше превратить ее шевелюру в груду кудряшек (старинная мода, пережившая в последние месяцы второе рождение) Краста принялась выбирать костюм. Брюки полночно-синего бархата, на которых она остановилась, оказались такими тесными, что шнуровать их пришлось Бауске.
— Осторожней! — просипела маркиза. — Я еще дышать хочу.
— Да, сударыня, — ответила Бауска и затянула шнурок еще туже. Голову она склонила, поэтому маркиза не заметила ее улыбки. Зато собственная фигура в зеркале вызвала у Красты неприкрытый восторг, отчего горничная прикусила губу.
Блузка, которую надела Краста, была прозрачней, чем пижама, в которой она ринулась совестить Лурканио и Моско в тот день, когда принц Майнардо взошел на трон Елгавы. Тогда она демонстрировала свои прелести нечаянно. Сейчас — намеренно и с расчетом. Краста хотела, чтобы у Лурканио глаза на лоб вылезли.
А еще она хотела сама выбрать момент, когда они вылезут на лоб, поэтому накинула на плечи бобровое манто — чтобы сбросить его, когда придет время, а пока защититься от стылого осеннего вечера. Снег еще не лег на землю ковром, но это случится самое большее через месяц.
В парадном мундире, полосатой юбке королевских цветов и широкополой шляпе с пером Лурканио был великолепен, если не обращать внимания на торчащие из-под килта узловатые колени. Полковник склонился над пальцами Красты, потом приложил запястье маркизы к губам.
— Сегодня вечером вы прелестны, — пробормотал он. — Без сомнения, вы прелестны во всякое время, но этим вечером — особенно.
— Благодарю, — отозвалась Краста не столь язвительно, как собиралась.
Альгарвейский офицер мог быть очарователен, если ему того хотелось. То, что очарование могло слететь с него вмиг, лишь добавляло ему привлекательности.
Кучер Лурканио пожирал Красту глазами, пока полковник помогал маркизе подняться в коляску. Краста ожидала, что альгарвеец выбранит невозможно дерзкого слугу, но Лурканио со смехом наклонился, чтобы похлопать кучера по плечу, и что-то бросил на альгарвейском. Краста уловила имя Вальню. Коляска тронулась с места.
— Ваш человек груб, — пожаловалась Краста.
— Ничуть! — Вновь рассмеявшись, Лурканио покачал головой. — Он альгарвеец. Когда дело касается очаровательных женщин, мы своих чувств не скрываем.
Он тоже окинул маркизу взглядом, неспешно и похотливо. Краста решила, что манто можно было и не надевать — для того, чтобы скрыть свои прелести. Хотя маркиза все равно порадовалась, что взяла накидку: при каждом выдохе перед ней повисало облачко пара.
Особняк Вальню стоял близ центра Приекуле и был бы изящен в своем классическом имперском стиле, если бы не аляповато раскрашенные колонны и фриз над ними. Виконт настаивал, размахивая учеными журналами, что именно так выглядели постройки имперской эпохи. С точки зрения Красты, «классический» значило «беломраморный», и спорить с ней было бесполезно. Вальню, однако, был не из тех, кто сдерживает свой энтузиазм.
Сейчас виконт стоял в передней, приветствуя прибывающих гостей. При виде Красты в глазах его вспыхнул веселый и недобрый огонек. Вальню бросил что-то полковнику по-альгарвейски. Лурканио поднял бровь.
— Почему он сказал, что мне не следует ездить с вами наедине по темным проселкам? — поинтересовался он, когда вместе с Крастой направился в гостиную.
— Ну, об этом следовало бы спросить у него, разве нет? — ответила Краста, вскинув голову так резко, что кудряшки разметались.
Стряхнув манто на руки подбежавшему лакею, она обернулась к Лурканио и обнаружила, что фантазия полковника была бедней реальности, если судить по тому, как он следил за каждым ее движением.
На возвышении в дальнем конце зала арфист и двое скрипачей исполняли одну альгарвейскую мелодию за другой. Краста, привычная к более ритмичной валмиерской музыке, недоумевала, как это вообще можно слушать, но Лурканио с улыбкой покачивал головой в такт знакомым песням, как и многие другие альгарвейцы, почтившие Вальню своим присутствием.
Оглянувшись, Краста обратила внимание, что к Вальню явилось немало альгарвейских офицеров и гражданских чиновников. Их было, во всяком случае, больше, чем валмиерцев-мужчин, и почти у каждого на руке висела красавица. Не все девушки — далеко не все — были благородных кровей. Этих Краста знала давно. Остальные… «Приспособленки», — подумала маркиза презрительно.
Были они очень голодные приспособленки, судя по тому, как, подобно саранче, облепили пиршественный стол. Подавали как валмиерские сосиски, отбивные и прочую сытную пищу, так и хрупкие на вид создания альгарвейской изысканной кулинарии. Альгарвейцы — и солдаты, и штатские — кушали с умеренностью. Многие валмиерцы пытались наесться впрок. С едой в Приекуле последние месяцы было плохо.
Альгарвейской кухней, да и любыми новшествами, Краста интересовалась мало. Ее вполне устраивали сосиски с красной капустой. После нескольких рюмок сладкой вишневой наливки все, что говорил Лурканио, начало казаться остроумным. И когда полковник по-свойски обнял маркизу за талию, Краста прильнула к нему, вместо того чтобы выплеснуть ему в лицо остатки наливки.
К этому времени она уже была благодарна Лурканио. Видя, как он обнимает Красту, большинство альгарвейцев в толпе не отваживались лапать, щипать и пошлепывать ее по ягодицам. Большинство, но не все: общество полковника не могло впечатлить пару бригадиров и немалое число гражданских чиновников, правивших оккупированной Валмиерой.
— У вас мужчины всегда себя так ведут? — спросила она у Лурканио, после того как ей пришлось не только прикрикнуть на распустившего руки чиновника, но и наступить наглецу на ногу.
— Как правило, — спокойно ответил полковник. — Но и женщины наши обыкновенно ведут себя схожим образом. Таков обычай нашей державы — не лучше и не хуже здешних, просто своеобычный.
Краста из его тирады поняла только, что все альгарвейки — шлюхи, и едва не сказала об этом вслух, но вовремя осеклась. Она уже усвоила, что оскорблять завоевателей — не лучшая мысль. Кроме того, она не могла не заметить, что в гостиной Вальню собралось немало чистокровных валмиерских шлюх.
Она не переставала озираться, замечая знакомых и обращая внимание на то, что некоторых знатных особ, кого можно было ожидать на приеме, не было. Многие озирались подобным же образом — как валмиерцы, так и альгарвейцы. Тех, кто не пришел, просто не пригласили — скажем, потому, что они зануды? Или они отказались прийти сами, потому что не хотели общаться с альгарвейцами? Разговоры звучали жестко и хрустко, словно корка над тем, о чем лучше не упоминать.
Музыкантов, исполнявших альгарвейские песни, сменил валмиерский оркестрик — гулкие духовые и ударные. В центре зала расчистили площадку, и пары закружились в танце.
— Пойдем? — спросила Краста, дерзко глянув на Лурканио.
— Почему бы нет? — ответил тот.
Оказалось, что полковник отменно танцует и знаком с фигурами местных танцев. Когда он обнимал ее, то не пытался предаться страсти прямо на полу, как Вальню в той ресторации перед альгарвейским вторжением. Впрочем, Краста и не подзадоривала его. Лурканио вел себя так, словно ему нечего доказывать миру — все уже решено. Краста не могла сообразить, раздражает ее это или притягивает. Между танцами она выпила еще несколько рюмок. Это помогло ей решиться. Многие из женщин, пришедших в сопровождении захватчиков, тоже решились. Ничего нового для себя Краста не увидела, но интересного — немало. «Они поняли, кто победил в этой войне», — подумала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81