А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Но энергичный Адому не просто обратил внимание на происходящее, но и догадался направить на подмогу лозоходца, чтобы тот отыскал безопасный проход по напичканной смертоносными сюрпризами земле.
За работой лозоходца — тощего, рослого парня, ухитрявшегося выглядеть растрепанным даже в мундире и форменных брюках — Талсу наблюдал с тем пристальным интересом, какой обычно вызывают действия мастера в любом незнакомом ремесле. Чародей выставил рогульку перед собой, словно оружие. Поиски лозой в последние века стали требовать тонкого мастерства. Дальние предки Талсу во времена Каунианской империи при помощи рогульки отыскивали подземные родники. Теперь жители всего Дерлавая искали таким же способом воду, искали руды, искали уголь, искали каменное масло, если только оно было кому-то нужно, искали пропавшие вещи и — везде и всегда — вещи остро необходимые.
Солдаты искали драконов в небесах и снаряды, скрытые под землей.
— Как ты научился искать зарытые ядра? — спросил Талсу лозоходца.
— С опаской. — Чародей оскалился в невеселой усмешке. — А теперь не болтай под руку, а то я могу забыть об осторожности. А это плохо кончается: в нашем деле первая ошибка обычно становится последней.
Рогулька его дернулась к земле. Довольно хмыкнув, чародей снял с пояса заостренный колышек, украшенный яркой лентой, и вогнал его в землю, отмечая положение ядра. Солдаты гуськом следовали за ним по безопасной тропе.
— Интересно, что будет, если альгарвейцы придумают ядра нового вида или новый способ маскировать от лозы старые, — пробормотал Смилшу вполголоса, чтобы чародей не услышал.
— Тогда начинают учить новых лозоходцев, — ответил Талсу так же тихо.
Его приятель кивнул.
Если бы в тени груш скрывался большой отряд альгарвейцев, сержантам пришлось бы учить немало елгаванских новобранцев взамен убитых. Но воспользоваться недолгим смятением противника рыжеволосые не сумели. Вскоре лозоходцу перестали попадаться новые ядра. Рота прибавила ходу. Чародей следовал за пехотинцами на случай, если те снова столкнутся — фигурально или нет — с неприятностями.
Но ничего подобного не случилось, и очень скоро солдаты открыли огонь по скрывающимся среди грушевых деревьев альгарвейцам. Те хорошо окопались в предчувствии лобовой атаки, но стоило им сменить позицию, чтобы ответить на новую угрозу, как полковник Адому, заметив, что его фланговый маневр увенчался успехом, ударил по врагу с фронта. Это отвлекло внимание альгарвейцев от Талсу и его товарищей.
— Мы их прижали! — торжествующе заорал Варту.
Талсу понадеялся, что бывший слуга полковника Дзирнаву прав. Если он ошибается, поляжет немало елгаванцев — включая, скорей всего, самого Талсу. Он тоже взвыл — больше ради того, чтобы отогнать страх, чем в боевой ярости.
А потом он и остальные елгаванцы ворвались в сад, распугивая альгарвейцев, словно куропаток. Иные рыжики, обнаружив, что их карта бита, бросали жезлы и поднимали руки вверх. Умирать им хотелось не больше, чем елгаванским солдатам.
Смилшу выругался на бегу.
— У меня заряд иссяк! — со злостью бросил он.
Миг спустя, когда Талсу вдавил палец в спусковую ямку на жезле, ничего не случилось. Как и Смилшу, он израсходовал запас магической энергии, покуда добирался до цели. Теперь, когда оружие требовалось ему более всего, оно стало бесполезно.
— Где этот клятый лозоходец? — крикнул он. — Пускай помогает! Мы еще не всех пленных в тыл отправили, нет?
— Нет, — отозвался Варту из-за его спины. — Еще несколько осталось. — Он исторг из себя яростный рев, неплохо подражая интонациям покойного и неоплаканного (по крайней мере, Талсу) полковника Дзирнаву: — Распять их! Привязать! Пускай от них хоть настолько проку будет, от рыжиков вонючих!
Некоторые из альгарвейских пленников понимали язык Елгавы — то ли оттого, что были родом с границы, то ли оттого, что в школе изучали классический каунианский, не столь далеко отстоявший от современного наречия. Не обращая внимания на их испуганные протестующие вопли, елгаванцы повалили нескольких пленников наземь и привязали их руки и ноги к деревьям и вбитым в землю кольям.
— Если бы в ваших жезлах заряд кончился, вы бы поступили так же, — не без сочувствия проговорил светловолосый солдат, затягивая узлы. — И сами это знаете.
— Да где этот колдун?! — снова заорал Талсу.
Подошел лозоходец, все так же похожий на неубранную койку, и, глядя на распятых на земле пленников, кивнул. Перворазрядным чародеем он не был, но этого и не требовалось, чтобы свершить ту волшбу, которую задумали елгаванские солдаты.
— Сложите на них разряженные жезлы, — скомандовал он, и Талсу вместе с остальными лишившимися оружия повиновался. Лозоходец снял с пояса нож и склонился над ближайшим пленником. Ухватив альгарвейца за длинные медно-рыжие усы, он запрокинул пленнику голову и перерезал глотку, точно свинье. Плеснула кровь. Чародей завел заклинание на классическом каунианском. Когда он закончил, а принесенный в жертву солдат перестал подергиваться, елгаванцы поспешно разобрали наваленные на грудь мертвеца жезлы.
Жезл Талсу лежал на груди второго пленника. Лозоходец и того принес в жертву. Полевая грубая волшба попусту растрачивала большую часть жизненной силы пленников, но Талсу это не волновало — лишь бы жезл достаточно напитался магической энергией, чтобы палить снова. Едва успел чародей кивнуть, как солдаты расхватали оружие и поспешили вперед, где кипел бой. Жезл Талсу палил, как и прежде.
Очень скоро елгаванские клещи выдавили альгарвейцев из сада. Но, когда победа уже была предрешена, из рядов наступающих с фронта донесся крик:
— Полковник убит! Вонючие рыжики сожгли полковника Адому!
— Силы горние! — простонал Талсу. — И какого родовитого олуха нам теперь повесят на шею?
Он еще не знал — не мог узнать пока. Но очень боялся выяснить.
Бривибас сурово глянул на Ванаи. Он бросал на нее суровые взгляды уже третью неделю.
— Я должен повторить тебе, внучка, что ты вела себя слишком фривольно — недопустимо фривольно! — с тем мальчишкой-варваром, которого встретила в лесу.
Ванаи закатила глаза. Бривибас приучил ее к должной покорности, но его нытье уже начинало действовать ей на нервы. Нет, оно уже действовало ей на нервы вовсю и давно.
— Дедушка, мы всего лишь обменялись грибами. Вполне вежливо, да. Не вы ли сами учили меня обходиться вежливо с каждым встречным?
— Остался бы он вежлив с тобою, если б я не наткнулся на вас вовремя? — поинтересовался Бривибас ехидно.
— Думаю, да. — Ванаи вскинула голову. — Мне он показался весьма воспитанным юношей — более воспитанным, чем иные мальчишки-кауниане в нашем Ойнгестуне.
Это, как она и надеялась, отвлекло деда.
— Что? — воскликнул он, широко раскрыв глаза. — Что они с тобой сделали? Что они пытались с тобой сделать?!
Дед был в ярости. Может, он вспомнил, чего сам добивался от девчонок, прежде чем познакомился с бабушкой Ванаи? Или не может? Трудно представить. Еще трудней было представить, что он с бабушкой что-то… такое… делал.
— Они пытались сделать больше, чем делал Эалстан, — ответила она. — Меньше они пытаться не могли, потому что он вообще ничего не сделал. Много рассказывал о брате, который попал в плен к альгарвейцам.
— Я посочувствую даже фортвежцу, попавшему в альгарвейские руки, — провозгласил Бривибас. Судя по его тону, каунианам, попавшим в альгарвейские руки, он сочувствовал куда больше. Однако старик вновь отвлекся, в этот раз — на исторические параллели. — Альгарвейцы всегда жестоко относились к пленникам. Вспомни, как под начальством вождя Зилианте они жестоким образом взяли и разграбили город Адутишкис! — По его словам можно было решить, что взятие Адутишкиса случилось на прошедшей неделе, а не в закатные дни Каунианской империи.
— Ну вот! — Ванаи снова вскинула голову. — Видите, вам вовсе не следует беспокоиться из-за Эалстана.
Вот чего говорить не следовало, но это девушка поняла, только когда слова уже слетели с губ. И действительно, Бривибас нашел к чему придраться:
— Я бы волновался куда меньше, если бы ты забыла имя этого юного варвара!
Если бы дед перестал надоедать ей, девушка, наверное, забыла бы имя фортвежца на следующий же день. А так он казался ей все более привлекательным с каждым грубым словом, которое дед отпускал в его адрес. Если с Бривибасом во времена давно прошедшей юности и случалось нечто подобное, то за прошедшие годы все давно вылетело из памяти.
— Он был очень мил, — только и ответила Ванаи.
«Даже симпатичен — на кряжистый, смуглый фортвежский манер», — промелькнуло у нее в голове. Но, совершив одну ошибку, она не решилась усугубить ее, высказав еще одну мысль вслух.
Дед, впрочем, и не нуждался в этом, чтобы продолжить нытье. В конце концов Ванаи надоело его слушать, и она вышла прогуляться во внутренний дворик. Но и там ей не удалось задержаться. Во-первых, под стылым ветром ее тут же пробрал озноб. Солнце едва проглядывало из-за серых холодных туч. Цветы, украшавшие двор весной и летом, увяли, и дворик казался убежищем куда менее уютным, чем думалось Ванаи поначалу. Струя фонтанчика посреди двора падала в алебастровую вазу — настоящую древность имперских времен. Но и это зрелище не успокоило ее сердца. Ванаи поджала губу. Жить с дедом — все равно что жить с ископаемой вазой. В лишних напоминаниях она не нуждалась.
Уж скорей она прошлась бы по улицам Ойнгестуна. Но в последние недели, когда деревню взялись обходить дозором альгарвейские солдаты, она старалась пореже выходить из дому. Захватчики совершили не так много преступлений: куда меньше, правду сказать, чем она ожидала, когда город только попал в их руки. Но могли совершить. Для фортвежца Ванаи могла найти доброе слово, но для рыжика? В отношении альгарвейцев она с Бривибасом была полностью согласна. Почему нет? Собственно, а как она могла разойтись с ним во мнениях? Бривибас научил ее всему. Но эта мысль не приходила ей в голову — не более, чем рыбу тревожит окружающая ее вода.
— Внучка! — окликнул Бривибас из своего кабинета, где они повздорили.
Наконец — куда медленнее, чем следовало бы — он сообразил, что серьезно обидел ее.
«Жаль, что никто из древних кауниан не написал трактата о воспитании внучек! — подумала Ванаи. — Тогда дед справился бы лучше».
Отвечать ей не хотелось. Ей вообще не хотелось общаться с дедом. Вместо того чтобы вернуться в кабинет, она через другую дверь шмыгнула в гостиную. Бривибас оставил свой след и там, как и во всем доме. Скудную меблировку в классическом — крайне неудобном — стиле почти заслоняли книжные полки. Украшениями служили или каунианские древности, или поделки в стиле тех же древностей: статуэтки, раскрашенные кувшины, флакончик из мутного стекла, пролежавший под землей добрую тысячу лет. Ванаи была знакома с этими вещицами всю жизнь и знала их так же верно, как форму собственных ногтей. Сейчас ей внезапно захотелось расколотить все вдребезги.
На стене висела репродукция старинной картины, изображавшей Колонну каунианских побед в далеком Приекуле. Ванаи вздохнула. Представить себе каунианские победы ей сейчас было тяжеловато. И державу, населенную почти без исключения каунианами, как Валмиера, — тоже. Каково это — жить в стране, где все более-менее похожи на нее саму? В голову приходило только одно слово — «роскошно». Кауниане Фортвега, оставленные на варварском берегу отступающими волнами погибшей империи, подобной роскоши не ведали.
Ванаи шагнула в кухню. Там на стене висел терракотовый барельеф, изображавший толстопузого бесенка с огромной пастью. Ее предки во времена империи полагали, что так выглядит демон прожорливости. Тщательные магические исследования с тех пор достоверно показали, что такого демона не существует. Ванаи результаты исследований были глубоко безразличны. Ей барельеф нравился. Если бы демон прожорливости существовал на самом деле, именно так он и выглядел бы.
Если бы демон прожорливости существовал на самом деле, он отворотил бы нос от скудных припасов в кладовой. Сыр, ломоть хлеба, грибы, низки чеснока и лука, неуклонно убывающая колбаса… не так много, чтобы удержать душу в теле.
Бривибас не заботился о том, что ест, — а порой и о том, ест ли вообще. Разум его правил телом безраздельно. Ванаи иногда жалела, что устроена иначе. Дед ожидал от нее такого же самоотречения, хотя и гневался на тех, кто судил об окружающих по себе. А вот Ванаи любила вкусно поесть. Поэтому девушка взялась за стряпню, как только подросла настолько, что смогла достать до плиты. И, пока не началась война, неплохо справлялась с этим делом, невзирая на бедность.
Теперь… теперь даже за деньги не всегда можно было раздобыть еды. Становые караваны везли то, что приказывали альгарвейцы, а не то, в чем нуждались города и деревни покоренного Фортвега. Рыжики забирали себе все, что приглянется. В боях многие фермы оказались разрушены, а крестьяне погибли или попали в плен.
При мысли о том, что случится дальше, Ванаи становилось страшно. На ее памяти в Фортвеге не случалось голода, но она читала о нем в летописях. Если так пойдет и дальше…
В дровяном сарае и ящике для угля тоже было пустовато. Особенно тяжело становилось доставать уголь. Могло вскоре так случиться, что у них останется еда, но не на чем будет ее приготовить.
Поглощенная столь мрачными размышлениями, Ванаи не услышала, как в кухню вошел Бривибас.
— А, вот ты где, внучка, — промолвил он.
— Вот и я, — покорно согласилась Ванаи.
— Я, — пробормотал дед, — стремлюсь поступать в твоих лучших интересах. Может быть, не всегда верно, но всегда с мыслью о твоем благе.
Не без удивления девушка осознала, что дед пытается — на свой чопорный лад — извиниться.
— Я понимаю, дедушка, — ответила Ванаи.
Спорить с Бривибасом не было проку. Кроме того, увидеться с Эалстаном она теперь сможет разве что случайно. Рано или поздно Бривибас поймет это сам и, если повезет, перестанет донимать ее.
— Нарезать вам хлеба с сыром? — спросила она, надеясь отвлечь деда от мыслей о фортвежском юноше.
— Нет, не трудись. Я не голоден, — ответил Бривибас.
Ванаи кивнула; у деда редко просыпался аппетит. И тут, к ее изумлению, старик просиял.
— Я уже рассказал тебе вчерашние новости?
— Нет, дедушка, — отозвалась Ванаи. — А что за новости? До Ойнгестуна они добираются так редко, что я была бы рада почти любым.
— Мне пришло письмо из редакции екабпилсского «Журнала каунианской археологии», — ответил старик, именуя Громхеорт старинным имперским именем. — Сообщают, что альгарвейские оккупационные власти вскоре позволят им возобновить публикации, так что мои исследования вновь найдут путь к ученым.
— Это действительно добрая весть, — согласилась Ванаи.
Лишенный возможности печататься, Бривибас был еще капризней обычного. Кроме того, от безделья он пытался проследить за каждой мелочью в доме.
— В общем и целом добрая, — отозвался старик и возмущенно добавил: — Если не считать того, что отныне статьи должны быть поданы или на фортвежском, или на альгарвейском. Письма на классическом каунианском, истинном языке науки, по приказу оккупантов приниматься не будут.
Ванаи вздрогнула, хотя на кухне было тепло.
— Какое право имеют рыжики запрещать наш язык? — спросила она.
— Право, которое понимают лучше всего, — право завоевателя, — безрадостно отозвался Бривибас и вздохнул. — Я уже много лет не пытался всерьез воспользоваться своими знаниями фортвежского — кому бы пришло в голову утруждать себя, когда существует каунианский язык? Полагаю, однако, что мне придется напрячь память, если я собираюсь и дальше передавать плоды своих исследований ученому сообществу.
Мысль о том, что ученое сообщество обойдется без плодов его исследований, старику в голову не приходила.
Не успела Ванаи ответить, как с улицы донеслись крики и топот ног. Девушка глянула в кухонное окошко — не более чем щель в стене, предназначенная для того, чтобы пропускать воздух, а не демонстрировать пейзаж за окном. Фортвежцы, вне зависимости от происхождения, предпочитали зрелище собственного дворика виду унылых улиц. Мимо промчался белобрысый парень. Он улепетывал так, словно от этого зависела его жизнь — да так оно, верно, и было, потому что по пятам за ним топотали с жезлами наперевес альгарвейские солдаты.
— Стоят! — орали они то на своем языке, то на фортвежском.
Один припал на колено, чтобы прицелиться в убегающего, но тот, должно быть, метнулся за угол прежде, чем солдат успел направить на него оружие, потому что альгарвеец тут же вскочил со сдавленным проклятьем.
— Стоят! — гаркнул его товарищ снова, и оба ринулись вслед беглецу.
— Интересно, что он натворил? — подумала Ванаи вслух. — Да и натворил ли?
— Вероятно, нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81