Он был совсем не похож на акулу бизнеса, он выглядел, да и одет был, как странствующий чародей. У персов в основном встречается два типа – пухлые коротышки и худые нескладные верзилы. Рамзан Дурани из «Шипучего джинна» принадлежал к первому типу. Бахтияр – ко второму. Он весь состоял из вертикальных линий: тонкие руки и ноги, огромный, не совсем прямой нос, борода, короткая на щеках и длинная на подбородке, от которой лицо казалось еще длиннее.
На нем, как и на Дурани, был белый лабораторный халат. Однако в отличие от халата Дурани этот вроде служил не только для того, чтобы поразить воображение посетителей. Не то чтобы халат был сильно потрепанным, но, похоже, его много раз стирали, каждый раз оставляя невыводимые бледные пятна, напоминавшие то ли засохшую кровь, то ли сок каких-то растений.
Когда мы поздоровались, моя рука утонула в ладони Бахтияра, а ведь меня не назовешь низкорослым, да и пальцы у меня длинные. Если бы глава фирмы не достиг вершин чародейства, он мог бы такими паучьими лапами превосходно играть на клавесине.
– Приятно познакомиться, инспектор Фишер. – Он говорил с едва заметным персидским акцентом, который даже подчеркивал правильность его английского. – Садитесь, пожалуйста.
– Спасибо. – Я воспользовался предложением и сел на стул. Он оказался не слишком удобным, но точно такой же стоял за столом Бахтияра, так что жаловаться не приходилось.
– Не хотите ли мятного чаю? – спросил он, указывая на самовар, который, должно быть, разыскал в лавке старьевщика. – А может быть, ледяного шербета, ведь день такой жаркий? Берите сладости.
Он налил себе чаю, и я последовал его примеру. Он был необыкновенным, этот чай; очевидно, Бахтияру была важна суть, а не форма. Сладости источали восхитительный аромат тертого миндаля, да и на вкус оказались не хуже.
Бахтияр не стал затягивать обмен любезностями, да я на это и не рассчитывал, тем более что он собирался выделить мне всего сорок пять минут. Как только мы стряхнули с пальцев последние крошки, он дал понять, что готов говорить о деле. Я понял намек и сказал:
– Я пришел к вам, мистер Бахтияр, потому что вы являетесь одним из крупнейших клиентов Девонширской свалки, а с этой свалки, как я уже сказал по телефону, что-то, кажется, вытекает.
Его темные брови нахмурились, словно грозовые тучи.
– И поэтому вы решили, что вытекают именно мои отходы. Вы считаете, что это я загрязняю окружающую среду. Да будут мне свидетелями Аллах, Мухаммед и Хуссейн, я отрицаю это, инспектор.
– Не знаю, ваша это вина или нет, – не сдавался я. – А знаю я только то, что, судя по накладным, ваше производство дает достаточно высокотоксичных колдовских отходов, чтобы не исключать подобную возможность.
– Да возьмите любого производителя инструментов – ведь отходов у него всегда достаточно. – Бахтияр посмотрел на меня еще более угрюмо. – Я мог бы понять такое отношение, будь мы в суеверной Персии, хоть я и знаю, насколько это глупо. Но здесь, в Конфедерации, где, казалось бы, должен править разум… моему сердцу больно это слышать. На самом деле, инспектор, мои «Точные инструменты» уменьшают магическое загрязнение Энджел-Сити, а не увеличивает его. И я могу продемонстрировать вам, как.
– Прошу вас, сэр. – Я догадывался, какой аргумент он припас, но я мог и ошибаться. Но нет.
– Подумайте, инспектор, – сказал он, – если бы каждому колдуну приходилось самому мастерить магобеспечение, так, как в старые времена: не только резцы и сверла, но и мечи, посохи, жезлы, ланцеты, иглы, клинки и кинжалы с белыми и черными рукоятками. Тогда чародеи в нашем княжестве занимались бы этим повсеместно и менее эффективно, чем мы, производя гораздо больше магических отходов. Но этого не происходит, потому что большинство чародеев покупают магобеспечение у меня. Они не загрязняют окружающую среду, поскольку не выполняют черной работы. Ее выполняю я, и потому «Точные инструменты» привлекают всяких надзирателей, вроде вас.
Этот довод, касающийся единого источника, я слышал множество раз. Обычно в нем действительно есть доля правды – сосредоточенное в одном месте производство более эффективно, чем разбросанное в разных местах, и щадит окружающую среду. И Бахтияр был прав, говоря, что крупные производители выделяются, потому что производят и побочные продукты, чего не делают люди, пользующиеся их услугами. Но все это не значит, что крупнейшие производители не могут загрязнять окружающую среду сильнее, чем должны.
Примерно так я и ответил. Бахтияр поднялся на ноги:
– Пойдемте, инспектор. Вы сами увидите. И он повел меня в производственный цех. Все свободное место там было использовано так же рационально, как в любом предприятии легкой промышленности. Рабочий в противосаламандровых перчатках вынул поддон с раскаленными докрасна кусками стали и опрокинул его в ванну, из которой поднимались едкие испарения, чтобы охладить металл.
– Кажется, это третья закалка заготовок для резцов, – сообщил Бахтияр. – Теперь их погрузили в сорочью кровь с соком специальных растений.
– Эргономически выгодно, – заметил я; рабочий мог перенести заготовки из пламени прямо в ванну, не сделав ни единого шага. Когда заготовки впитали все достоинства крови и растений, он помолился над ними и призвал Силы. Среди упомянутых им Имен я разобрал Люмеха, Гадала и Митатрона, каждый из которых достаточно могуществен. Я спросил: – А как вы очищаете ванну после призывания Сил?
– Как обычно: святой водой и молитвой, – ответил Бахтияр. – Инспектор, я не утверждаю, что это действует на все сто процентов, и прекрасно понимаю, что остатки Сил там остаются. В конце концов, именно поэтому мы отправляем наши отходы на Девонширскую свалку, как предписывается законами княжества, провинции и Конфедерации. Если протечки и случаются, то, конечно, винить в них нужно руководство свалки, а не нас. Мы соблюдаем каждую букву закона.
– Если так, то вам беспокоиться не о чем, – сказал я. – Меня же беспокоит лишь то, что кто-то может хранить там отходы, не указанные в ведомости. Такие злобные элементы, которые могут прорваться сквозь охранные сооружения и даже в незначительном количестве причинить непоправимый вред окрестностям.
– Понимаю, – кивнул Бахтияр. – И все же мы, изготовители всех чародейских инструментов, используем лишь ограниченное количество порожденных магией материалов, как вам, наверное, известно. Идемте дальше. Посмотрим, сможете ли вы найти хоть какую-нибудь мелочь, которая не была бы самой заурядной для такого предприятия, как наше.
И он оказался прав – я не обнаружил ничего необычного. Ножи с черными рукоятками вымачивались в смеси кошачьей крови и болиголова, потом к ним приделывали рукоятки из бараньего рога. Интересно, что Бахтияр, мусульманин, применял иудео-христианские методы; мне кажется, что эти рукоятки как-то связаны с шофаром – бараньим рогом, напоминающим о тех трубах, что разрушили стены Иерихона.
Другой мастер вырезал магические буквы на волшебных палочках из орехового дерева и камышовых жезлах. Он пользовался резцом, вероятно, одним из тех самых «точных инструментов Бахтияра». С превеликим старанием он изображал на палочках и жезлах печати демонов. Я чувствовал Силу, наэлектризовавшую воздух вокруг него.
Мирское и магическое сливались воедино в шелковых чехлах для Бахтияровых резцов и других инструментов. У фирмы было свое шелкодельное производство: три персиянки, по самые глаза закутанные в черные чадры, трудились на стучащих ткацких станках, превращая шелковые нити в прекрасное сияющее полотно. Интересно, долго ли продержится такой способ, пока автоматические японские станки сделают его экономически невыгодным? Японцы и так уже прибрали к рукам производство ковров-самолетов, оставив с носом Детройт, а уж шелкоделы из них вообще превосходные. А это, по-моему, доказывает, что захват ими и этой отрасли – всего лишь вопрос времени.
– Красный шелк, – объяснил Бахтияр, – предназначается для упаковки резцов, черный – для ножей с черной рукояткой, а зеленый – для всех остальных инструментов. Для них цвет чехла менее важен, лишь бы он не был черным или коричневым.
Каллиграф, обмакнув гусиное перо в голубиную кровь, писал магические руны на куске готового шелка. Вокруг него дюжина других перьев, оживленных при помощи закона подобия, изображала такие же буквы на других кусках. Я спросил Бахтияра:
– Почему этот процесс вы автоматизировали, а буквы на волшебных жезлах и палочках по-прежнему вырезаете вручную?
– Как только появится возможность, иншалла <Иншалла – если аллах соизволит (фарси).>, мы это тоже автоматизируем, – ответил он. – Но шелковая ткань – всего лишь оболочка для хранения инструментов, в то время как они сами наполнены магической Силой, которая намного превосходит автоматические заклинания. Но, как я сказал, мы сейчас работаем над этим. Я недавно читал, что один дизайнер магической посуды в Хрустальной долине добился больших успехов в этом направлении.
– А он, случайно, не пользовался добровиртуальной реальностью? – поинтересовался я.
– И в самом деле пользовался, – удивился моим познаниям Бахтияр. До этого момента выражение его лица говорило о том, что я вызываю у него крайнее раздражение. А теперь раздражение вдруг улетучилось. – А вы больше осведомлены в магическом производстве, чем можно было ожидать от бюрократа.
– Мы не все время перекладываем пергамента из одной стопки в другую, – с достоинством ответил я. – Это, конечно, отнимает большую часть нашего времени, но не все.
Он уставился на меня своими черными, глубоко посаженными глазами.
– Лучше бы вы побольше времени проводили за своим столом, инспектор, вместо того чтобы мешать своим расследованием такому законному бизнесу, как мой.
– Ничего, вам это не помешает. – Я ухмыльнулся и уставился на него, постаравшись принять такой же величественный вид. Худощавые персы любят разыгрывать из себя пророков и призывать гнев Божий на головы грешников. По-моему, это нечестный прием. Но я тоже не лыком шит. – Нам будет нелегко обнаружить протечку на этой свалке. Вы окажете мне большую помощь, позволив взглянуть на те очистные устройства, о которых вы упоминали.
– Я отведу вас туда, – согласился он. – Я ожидал подобной просьбы.
Бахтияр предусмотрительно разместил специалистов по очистке отходов на другом этаже, в отдельном помещении. Это сводило к минимуму влияние посторонних Сил, а заодно не ослабляло магию инструментов. – Инспектор Фишер, позвольте представить вам Дагоберто Веларде и Керка Мак-Каллоу, специалистов по дезактивации побочных продуктов «Точных инструментов Бахтияра», – церемонно произнес Бахтияр. – Берт, Керк, это Дэвид Фишер из АЗОС. Он считает, что мы виновны в утечках с Девонширской свалки.
Мне уже надоело отрицать это; было ясно, что Бахтияра и его «спецов» все равно не переубедить. Оба специалиста уставились на меня. Веларде был бронзовокожим коротышкой, а Мак-Каллоу – длинным, тощим, да еще и огненно-рыжим в придачу. Его суровые серые глаза горели религиозным фанатизмом.
– Не обращайте на меня внимания, джентльмены, – попросил я. – Делайте свое дело.
Судя по их физиономиям, они предпочли бы делать свое дело вовсе без меня. Видно, они давно сработались, такую слаженную команду не часто встретишь. Парнишка из отдела торговли – который при ближайшем рассмотрении оказался женщиной в каске, рабочем комбинезоне и сапогах – прикатил на тележке бочку. Работница поставила бочку, кивнула мастерам очистного дела и убежала.
Берт Веларде вскрыл ампулу со святой водой и окропил бочку снаружи, чтобы по возможности нейтрализовать поверхностную магию. Святую воду может с успехом применять человек любого вероисповедания, к тому же, хоть внешность порой бывает обманчива, я готов был спорить на двухнедельное жалованье, что Веларде – католик. И все же молитва католика-мирянина куда слабее, чем молитва священника. Веларде не молился. Это входило в обязанности Керка Мак-Каллоу. У него был сочный, выразительный голос с раскатистыми шотландскими интонациями. Он почти не заглядывал в молитвенник, который держал в огромных ручищах, видно, знал все наизусть. Это вовсе не означает, что он механически бубнил знакомый текст – он вкладывал чувство в каждое слово.
– Керк – пресвитер церкви Ветхого и Нового Завета, – тихо пояснил Бахтияр. – В пестроте Энджел-Сити есть свои преимущества.
– И не говорите, – согласился я. Исхак Бахтияр умел управлять людьми. Различие между священнослужителями и мирянами у протестантов не столь велико, как у католиков: слова пресвитера, относящегося к числу избранных, будут услышаны точно так же, как молитвы простого священника. А ведь Бахтияр мог нанять двоих мирян и платить им даже меньше, чем одному профессионалу. Да, Бахтияр свое дело знал.
– А если у вас еще остались какие-нибудь сомнения, инспектор Фишер, насчет трудолюбия наших специалистов по очистке, давайте вернемся в мой кабинет и я покажу вам подробные записи относительно их деятельности с тех пор, как мы переехали в это здание.
Сомнений у меня не осталось, но я все же поплелся за Бахтияром. Он порылся в папках с пергаментами и швырнул мне некоторые документы. Я просмотрел записи. Они убедительно подтверждали именно то, о чем говорил Бахтияр. Это меня вовсе не удивило: неужели глава фирмы добровольно покажет документы, которые могут его скомпрометировать?
Итак, если с точными инструментами Бахтияра и не все в порядке, доказать этого я все равно не мог. Все производство выглядело именно так, как положено. Возможно, команда специалистов по обеззараживанию и не была ортодоксальной (в теологическом смысле слова), но работала она на славу.
– Что-нибудь еще, инспектор? – поинтересовался Бахтияр, когда я закрыл последнюю папку. Недвусмысленно намекая, что пора бы и честь знать, он спросил свой хронометр, который час.
Судя по ответу маленького хорологического демона, я уже сожрал пятьдесят пять драгоценнейших Бахтияровых минут, в то время как обещал занять всего сорок пять. Похоже, тощий перс всерьез ожидал, что я начну униженно извиняться и вилять хвостом, – мол, нечего подобного впредь не повторится. Но, увы, я не оправдал его ожиданий: когда живешь в большом городе, как-то черствеешь душой. И я произнес стандартное «Простите, что отнял у вас столько времени» самым безразличным тоном, чтобы он понял, что мне его время до лампочки.
Он опять принялся злобно пялиться на меня, но я сделал вид, будто не замечаю этого, отчего он расстроился еще больше. Я поднялся.
– Ну, похоже, я смогу найти выход.
– А вот и не… – Тут Бахтияр спохватился. Если он обойдется со мной слишком грубо, кто знает, какой гадости тогда от меня ждать? Кто-кто, а уж персы знают, что такое месть. Бахтияр попробовал снова: – Нет, инспектор, вы забыли о двери. Она действует и в обратном направлении.
И вот, как ни противно ему было это делать, а пришлось провожать меня до выхода, чтобы я не потревожил сигнализацию (о которой, если хотите знать, я вовсе не забыл). На прощание Бахтияр пробормотал несколько злобно-вежливых фраз и отправился восвояси.
Синди Мендоса встретила меня ослепительной улыбкой, когда я приблизился к ее столу (вот о ней-то я успел забыть, и Бахтияр мог бы выиграть раунд, если бы вызвал ее к себе в кабинет и велел проводить меня до выхода. Но это обошлось бы ему в пару лишних минут моего присутствия, а он, по-моему, был слишком рационален, чтобы их лишиться). – Неужели вы запомнили отпирающее заклинание? – удивилась секретарша.
Не сомневаюсь, что она пыталась проверить, не хочу ли я испробовать его на ней. Однако я не оправдал ее надежд; я сказал:
– Нет, уж простите – у меня есть правило: никогда ничего не запоминать.
И я вышел, пока она не нашлась, что ответить.
Когда я вернулся в Конфедеральное Здание и поднялся к себе в кабинет, на моем столе лежала записка от Розы:
«ДЭВИД, НЕМЕДЛЕННО ЗАЙДИТЕ К БИ». Раздумывая, что за беда стряслась в мое отсутствие, я отправился в кабинет к начальству.
В приемной сидели Роза – настоящая хозяйка нашей конторы – и суетливый носатый человечек с большущим галстуком. Он рассматривал один из Розиных каталогов канцелярских принадлежностей. Наверное, он был заядлым любителем подобного чтива или же просто маялся от безделья. Скорее последнее, если пара бледных пятен на его рубашке что-нибудь да значили.
– Привет, Дэйв, – поздоровалась Роза. – Вот он, мистер Эпштейн.
Человечек вскочил.
– Это вы – Дэвид Фишер инспектор АЗОС? – выпалил он, соединив мое имя и должность.
– Ну да, – ответил я. – А вы-то кто?
– Самюэль Эпштейн, помощник судебного исполнителя, Энджел-Сити. – Он вытащил из-под канцелярского каталога лист пергамента, исписанный замечательнейшим каллиграфическим почерком (в наши дни это почти всегда делается автоматическим способом, как у Бахтияра, но выглядит все же впечатляюще) и облепленный печатями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42