Правительство своего не упустит. Паши и министры наверняка курят джебели. Вот бы мне его хоть разок понюхать, только понюхать!— А трубка у тебя имеется?— Да уж что-что, а это есть.— Тогда подойди сюда.Я вынул из сумки мешочек и открыл его. Очень хотелось доставить старику радость. Он не отрывал взгляда от моих рук.— Какая красивая табакерка. Там что, табак?— Да. Ты ведь подарил мне две драгоценные розы. А я дарю тебе в ответ табак.— О эфенди, как ты добр!Со мной было два или три кисета. Один из них я передал ему. Он поднес его к носу, втянул воздух и произнес, удивленно вздернув брови:— Но это вовсе не кукурузный табак!— Нет, это джебели.— Джебели! Эфенди, ты меня не обманываешь?— Нет, это действительно джебели.— Но тогда ты не эфенди, а паша или министр!— Нет, друг мой. Джебели курят не только в Высокой Порте. Просто я был в тех местах, где он растет.— Счастливчик! Но ты ведь знатный человек!— Нет. Я бедный писатель, но Высокая Порта выделила мне немного табака.— И из этого немногого часть ты отдаешь мне. Аллах отблагодарит тебя. Из какой же ты страны?— Из немче мемлекети Мемлекети — страна, родина (тур.). Немче мемлекети — страна немцев.
.— Это та страна, которую мы зовем Алеманией?— Да.— Я еще ни одного немче не видел. Твои соотечественники все такие, как ты?— Хотелось бы надеяться, что они такие, как мы с тобой.— А что ты делаешь здесь, в Османлы мемлекети? Османлы мемлекети — страна османов (тур.).
Куда спешишь?— В Мастанлы.— Но ты сбился с пути. Тебе надо сначала попасть в Черен, а оттуда — в Деренией.— Я намеренно свернул с дороги. Мне надо попасть в Мастанлы по кратчайшему пути.— Для чужеземца это непосильная задача.— А ты не опишешь мне дорогу?— Попытаюсь. Взгляни на юго-восток. Вон там, где солнце падает на вершины, — горы Мастанлы. Теперь ты знаешь направление. Ты проедешь через многие деревни, в том числе и Кушукавак. Переедешь через реку Бургас, а там уже на западе будет Мастанлы. Точнее я не могу объяснить. Завтра вечером ты уже сможешь быть на месте.Меня это позабавило, и я спросил осмелев:— Ты, наверное, не ездишь верхом?— Нет.— Ну а мне надо в любом случае попасть сегодня в Кушукавак. — Это невозможно. Если только ты волшебник…— Нет, это не так, но мой конь летит как ветер.— Я слышал, что бывают такие лошади. И ты хочешь провести эту ночь в Кушукаваке?— Вероятно.— Тогда вот что я тебе скажу. Не ищи постоялого двора, а оставайся у моего брата. Шимин-кузнец примет тебя с радостью.Это предложение могло оказаться для меня полезным. Я ответил ему:— Спасибо тебе. Во всяком случае, я передам от тебя привет.— Нет, ты уж остановись у него. Ах, что за запах!— Нравится?— Нравится! Не то слово, дым проходит через нос, как солнечный свет через утреннюю зарю. Так душа почившего в бозе возносится на небо. Эфенди, подожди, я дам тебе кое-что с собой. — С несвойственной вроде бы ему резвостью он удалился и тут же появился снова между розовых кустов.— Эфенди, как ты думаешь, что я держу в руке?— Не вижу.— О, это очень маленькая вещица, но такая же ценная, как и твой табак. Хочешь взглянуть?— Покажи!— Вот она. — И он протянул мне бутылочку, переспросив снова: — Что в ней? Скажи-ка, эфенди!— Наверное, розовая вода?— Вода? Эфенди, ты меня обижаешь! Это розовое масло, какого ты в своей жизни еще не видел!— Чье оно?— Как чье? Мое!— Но ведь ты всего лишь сторож!— Да, это так, но хозяин разрешил мне засадить для собственных нужд один уголок этого сада. Я нашел лучший сорт и долго его растил. Набрал две бутылочки масла. Одну собирался сегодня продать. Другая — твоя.— Я не могу ее принять.— Почему?— Я ведь не вор и не собираюсь тебя обкрадывать.— Как это обкрадывать, раз я тебе это дарю?! Твой джебели так же дорог, как и это масло.Я знал, что для приготовления одной унции масла нужно 600 фунтов отборных лепестков. Поэтому я еще раз отказался от подарка.— Тогда я вылью его на землю! Я понял, что он не шутит.— Стой! Ты выгнал масло для продажи?— Да.— Тогда я куплю у тебя его. Он улыбнулся и спросил:— И сколько же ты мне дал бы?Я вынул все, что у меня имелось, и протянул ему. Он принял деньги, пересчитал, склонил голову, улыбнулся и сказал:— Эфенди, твоя доброта больше, чем твой кошелек!— Именно поэтому я и прошу тебя оставить себе свое масло. Ты слишком беден, чтобы дарить его, а я не так богат, чтобы купить.Он засмеялся и ответил:— Я достаточно богат, потому что у меня есть твой табак, а ты достаточно беден, чтобы получить за него. Вот ты и возвращаешь свои деньги.Его щедрость была непомерна. Деньги он не принял, да и бутылочку обратно не взял. И я решил разрешить ситуацию следующим образом:— Мы оба хотели одарить друг друга, не став при этом богатыми, так что давай оставим у себя то, что дали друг другу. Если я благополучно вернусь домой, то расскажу самым красивым женщинам, которые будут наслаждаться твоим маслом, о том, что есть такой садовник Джафиз и как он добр.Похоже, такой выход его обрадовал. Глаза у него заблестели.Он кивнул и спросил:— Женщины твоей страны почитают хорошие запахи, эфенди?— Да, они любят цветы, они им как сестры.— Долго ли тебе еще скакать, прежде чем ты доберешься до дома?— Может, неделю. А потом, когда я слезу с лошади, надо ехать на корабле и по железной дороге.— Далеко. И наверное, придется бывать в опасных местах, встречаться с разбойниками?— Да, мне придется побывать в горах, там, куда ушли злые люди.Он внимательно оглядел меня и наконец произнес:— Эфенди, лицо человека — как поверхность воды. Одна вода светлая и чистая, ей человек доверяется охотно. Но есть темная и грязная вода, она таит опасность, и лучше ей не доверяться. Первое соответствует образу доброго человека, второе — плохого. Твоя душа — дружеская и светлая, глаз ясный, а сердце не боится ни опасности, ни предательства. Мне нужно тебе кое-что сообщить, чего я даже не всем знакомым доверю. А ты чужеземец.Эти слова порадовали меня, хотя я не знал, что он имеет в виду. Я ответил:— Твои слова теплы и чисты, как вода в ясный день. Говори же!— В какую сторону ты собираешься ехать из Мастанлы?— В Мелник. Там дальше будет видно. Наверное, в Ускуб, а оттуда в горы Кюстендила.— Ну и ну! — вырвалось у него.— Ты считаешь эту дорогу опасной?— Очень опасной. Когда ты будешь в Кюстендиле и попадешь на море, то тебе придется ехать через Шар-Даг в Персерин, где прячутся штиптары и беглецы. Они бедны, и все, что у них есть, — это оружие; они живут разбоем. Они отнимут у тебя все, а может, и жизнь.— Я знаю, как постоять за себя. Он покачал головой:— Молодая кровь — бей хоть в глаз, хоть в бровь! Ты еще молод; да, оружие у тебя есть, но что ты сможешь сделать с десятью — двадцатью врагами?— Лошадь моя резва!— У тех, кто в горах, очень хорошие лошади. Они легко тебя нагонят.— Мой жеребец чистых кровей, его зовут Ветер, и он летит как ветер.— Но пули быстрее лошади. Штиптары подстерегут тебя из засады. Как от них убережешься?— Только прибегая к осторожности.— Но и она тебя не спасет, ибо поговорка гласит: «осторожность — предпосылка преступления». Ты честный человек — они в десять раз осторожнее тебя. Разреши предупредить тебя.— Это то, что ты мне хочешь сообщить?— Да.— Тогда я с нетерпением жду.— Должен сказать тебе, что есть некая охранная бумага, которая спасает друзей, родных и союзников от злоумышленников.— Откуда ты это знаешь?— Это знает здесь каждый. Но немногие знают, как ее получить.— А ты знаешь?— Нет, я никогда не покидаю своего сада. Но Шимин, мой брат, знает. Я это сообщаю потому, что доверяю тебе и знаю, что ты скоро покинешь эту страну.— Хотелось бы, чтобы он проникся ко мне таким же доверием.— Он проникнется, если я тебя к нему направлю.— Ты напишешь пару строк?— Я не умею писать. Но ты покажешь ему розовое масло. Он знает эту бутылочку, знает и то, что я не продам ее чужому, злому, ненужному человеку. Ты только скажи ему, что тебя послал его сводный брат. Никто не знает, что у нас разные матери. Он будет доверять тебе, как мне.— Спасибо тебе. Ты думаешь, он что-то сообщит мне о секретной бумаге?— Надеюсь, в этой местности…Он обернулся и прислушался. Где-то в глубине сада раздался громкий свист, через некоторое время он повторился.— Хозяин зовет, — определил старик. — Надо идти. Ты все запомнил?— Все.— Не забудь по дороге. Аллах с тобой, он поможет передать красивейшим женщинам твоего отечества ароматы моего сада.Прежде чем я успел ответить, он отошел от изгороди, и вот уже звук его шагов растворился в шелесте розовых кустов.Встреча с садовником была для меня просто удачей. Но правда ли то, что он сообщил? Нет, на лжеца он вроде не похож. Во всяком случае, брата стоило разыскать — его кузница находилась по дороге, причем не только на моем пути, но и на пути тех злодеев, которых я преследовал…Я поскакал дальше. Конь, пока я разговаривал, отдохнул, пощипал травки и бежал резво. Я старался объезжать горы, потому как забираться на них, чтобы скакать по прямой, оказалось делом весьма сложным.Сбегая с плато Токачик, Бургас течет в северном направлении, к Арде, возле которой встречается с Адой, где и лежит Кушукавак. Тупой угол, который эта река образует с Ардой, представляет собой низину, вытянутую на юг и переходящую далее в плоскогорье Ташлык. Вот этих высот я и хотел избежать. Это мне удалось, хотя я и не знал местности и не находил особых дорог, а просто пересекал множество речушек, впадавших в Арду.А солнце тем временем скрылось за дальними горами. У меня в распоряжении оставались лишь короткие сумерки, и я пустил вороного галопом, пока не подскакал к широкой реке и не заметил ниже по течению мост. Перемахнув через него, я увидел указатель — надо сказать, впервые в Турции. Он представлял собой камень с нацарапанной на нем короткой надписью. Одно слово звучало как Килавуз, другое — Кей. То, что последнее означает «деревня», я знал. Но где она? Камень торчал так, что ничего нельзя было понять — оба слова были написаны горизонтально. Прямо вела тропа, вдоль реки — тоже тропа. Какая шла в Кей? На черта вообще нужен этот указатель?Я предположил, что эта река никак не может быть Бургасом, а потому, следуя вдоль нее, я окажусь заметно севернее нужных мне мест, поэтому и решил продвигаться прямо.Между тем стало совсем темно. Оставалось положиться на вороного, осторожно ступавшего по каменистому грунту. Так я проехал с полчаса, когда конь тряхнул головой и тихо заржал. Я напряг зрение и заметил справа от себя широкое и темное строение, из которого торчал какой-то узкий предмет. Может, это та самая кузница? Значит, я около Кушукавака. Я подъехал ближе.— Эй!Молчание.— Эй, есть здесь кто-нибудь?Все тихо. Света тоже нет. Может, это брошенный дом, развалюха? Я слез с лошади и подошел к каменной стене. Жеребец снова заржал. Это показалось мне подозрительным. Хоть он был и арабских кровей, но все же получил индейское «образование». Вбирая воздух через ноздри и выталкивая его небольшими порциями, конь сигнализировал об опасности!Я вынул оба револьвера и стал обследовать дом. Строение было одноэтажным. Дверь закрыта. Я несколько раз постучал — тишина. Слева я обнаружил закрытые же ставни, редкость в этих краях. Справа — еще одну, более широкую дверь, на которой красовался огромный висячий замок. Рядом валялись сельскохозяйственные и прочие орудия, убедившие меня в том, что это все-таки кузница. Зайдя за угол, я обнаружил поленницу дров. Рядом — некий загончик под крышей на столбах — такие сооружают в Германии для гусей и свиней. Там, похоже, никого не было.Тут мой вороной снова заржал, причем в ржании его на этот раз я почувствовал беспокойство. Казалось, он чего-то боится.Стоило удвоить внимание. Дом был заперт, но в нем явно кто-то был. Кто будет бросать жилище в такой местности без присмотра? Надо было расследовать эту историю до конца. Лошадь мне здесь могла только помешать. Я обмотал ей передние ноги поводьями, чтобы она не смогла уйти далеко — хотя этого обычно не случалось, — оставив задние свободными для того, чтобы обороняться при опасности.Подойдя вплотную к загону, я вытащил спички, закупленные еще в Эдирне. Зажег сразу несколько и наклонился посмотреть. Там лежало какое-то огромное животное, покрытое шерстью, как медведь. Пламя погасло, стало снова темно. Что это за зверь? Живой или нет? Я взял палку и потрогал его. Никакого движения. Ткнул сильнее. Снова никакой реакции. Животное было мертво.Я перелез через загородку, хотя дело было рискованное, нагнулся и ощупал тело. Оно было холодным и твердым, в нескольких местах клейким на ощупь. Кровь? Я продолжил осмотр. Явно не медведь, поскольку обнаружился длинный косматый хвост. Правда, говорили, что на склонах Десподо-Дага, Шар-Дага, Кара-Дага и Пирин-Дага еще встречаются эти звери. Я не спорил с этим, но откуда медведю взяться в этом загончике? И если бы его убили, то вряд ли бросили бы здесь, сначала освежевали бы… Чтобы узнать наверняка, с кем имею дело, я осмотрел уши. Черт возьми! Голова зверя была разрублена, причем каким-то тяжелым орудием.Я зажег вторую спичку и убедился, что убитый зверь не что иное, как гигантская собака, какой я в жизни не видел.Кто же убил ее и почему? Явно, не владелец. Чужой, причем наверняка из злобных побуждений.Я стал подозревать, что тут совершено преступление. Но с какой стати мне лезть в это дело? Кто я такой? Однако, вспомнив разговор с садовником, устыдился: ведь речь шла о его брате, я как-никак был причастен к этому делу.Стоило подумать о безопасности — ведь убийцы могли находиться в доме. Они могли затаиться, услышав цокот копыт и заметив меня. Что делать? Ждать спутников? Но что происходит внутри дома? Нет, надо действовать!Итак, я еще не успел обследовать четвертую, переднюю стену дома. Тихо подобравшись к ней, я заметил двое ставней. Одни были заперты изнутри, другие — распахнуты.Я размышлял. Влезть внутрь — значит сразу получить пулю в лоб. Но то обстоятельство, что из пяти окон (из которых два располагались на фасаде) только одно не было закрыто, позволяло предположить, что внутри никого нет. Кто-то закрыл все входы и выходы и вылез через это окно, плотно притворив его за собой.Однако я оказался в щекотливом положении. Я бесшумно приоткрыл ставни и протиснул голову внутрь. Окна в нашем понимании в этой местности редки, поэтому я, как и ожидал, обнаружил лишь проем — ни стекла, ни чего-либо подобного не было.Я прислушался. Мне показалось, что внутри раздался какой-то приглушенный шум. Кто-то был в доме. Может, крикнуть? Нет.Я набрал сухих веток, сделал пучок, поджег его и бросил через окно. Осторожно заглянул внутрь.Ветви горели ярко, и мне удалось разглядеть большое, четырехугольное, бедно обставленное помещение с глиняным полом. Никаких следов человеческого присутствия!Подбросив огня в маленький костер, я снял с головы феску, надел ее на палку и медленно просунул в окно. Изнутри это выглядело, как будто я влезаю. Если бы там был кто-то, то обязательно подал бы о себе весть, но ничего не изменилось.Втянув палку, я вновь надел феску на голову, положил штуцер на завалинку и втиснул верхнюю половину тела внутрь, готовый в любую минуту выпрыгнуть назад. Но одного взгляда было достаточно, чтобы понять — в доме никого нет.Я влез внутрь полностью и высунулся наружу, чтобы забрать оружие и оглядеться.В это мгновение шум повторился. Он таил в себе большую опасность, чем если бы неожиданно погас свет. В одном углу я заметил пучок длинных щепок, предназначенных для освещения. Я зажег одну и воткнул в дырку в стене. Затем прикрыл ставни и привязал их изнутри веревкой, чтобы снаружи нельзя было открыть.Со второй горящей щепкой я начал обследовать помещение. Три стены оказались глиняными, а четвертая — от пола до потолка — соломенная, с дверью посередине. Пройдя в нее, я оказался в небольшой комнатушке с настилом из ивовых прутьев. А нет ли здесь подвала? Вообще-то погреба в таких домах — большая редкость. И тут я снова услышал шум. Он исходил откуда-то снизу! Я схватил сразу несколько щепок и поднял ивовое покрытие. Оно запросто могло выдерживать вес человека, потому как крепилось на столбах. Посветил вниз. Щепка горела тускло, и я успел лишь заметить, что глубиной этот подвал в рост человека. Ни лестницы, ни ступеней не было видно. Но вот опять послышались стоны.— Кто там внизу? — громко спросил я.Двойной стон был мне ответом. Это становилось уже опасным. Но сколько можно искать лестницу! Я взял горящую щепку в одну руку, а пучок — в другую и спрыгнул вниз. Приземлился удачно, за что-то, правда, зацепившись, и свет погас. Но я тут же зажег новую лучину.Я находился в четырехугольном помещении, а то, за что я зацепился, было лестницей. Дальше лежал древесный уголь и всякая рухлядь. И то и другое шевелилось. Воткнув лучину в стенку, я начал разгребать угли. Руки наткнулись на человеческое тело, и я быстро вытянул его из завала. Руки и ноги были связаны, голова обернута платком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
.— Это та страна, которую мы зовем Алеманией?— Да.— Я еще ни одного немче не видел. Твои соотечественники все такие, как ты?— Хотелось бы надеяться, что они такие, как мы с тобой.— А что ты делаешь здесь, в Османлы мемлекети? Османлы мемлекети — страна османов (тур.).
Куда спешишь?— В Мастанлы.— Но ты сбился с пути. Тебе надо сначала попасть в Черен, а оттуда — в Деренией.— Я намеренно свернул с дороги. Мне надо попасть в Мастанлы по кратчайшему пути.— Для чужеземца это непосильная задача.— А ты не опишешь мне дорогу?— Попытаюсь. Взгляни на юго-восток. Вон там, где солнце падает на вершины, — горы Мастанлы. Теперь ты знаешь направление. Ты проедешь через многие деревни, в том числе и Кушукавак. Переедешь через реку Бургас, а там уже на западе будет Мастанлы. Точнее я не могу объяснить. Завтра вечером ты уже сможешь быть на месте.Меня это позабавило, и я спросил осмелев:— Ты, наверное, не ездишь верхом?— Нет.— Ну а мне надо в любом случае попасть сегодня в Кушукавак. — Это невозможно. Если только ты волшебник…— Нет, это не так, но мой конь летит как ветер.— Я слышал, что бывают такие лошади. И ты хочешь провести эту ночь в Кушукаваке?— Вероятно.— Тогда вот что я тебе скажу. Не ищи постоялого двора, а оставайся у моего брата. Шимин-кузнец примет тебя с радостью.Это предложение могло оказаться для меня полезным. Я ответил ему:— Спасибо тебе. Во всяком случае, я передам от тебя привет.— Нет, ты уж остановись у него. Ах, что за запах!— Нравится?— Нравится! Не то слово, дым проходит через нос, как солнечный свет через утреннюю зарю. Так душа почившего в бозе возносится на небо. Эфенди, подожди, я дам тебе кое-что с собой. — С несвойственной вроде бы ему резвостью он удалился и тут же появился снова между розовых кустов.— Эфенди, как ты думаешь, что я держу в руке?— Не вижу.— О, это очень маленькая вещица, но такая же ценная, как и твой табак. Хочешь взглянуть?— Покажи!— Вот она. — И он протянул мне бутылочку, переспросив снова: — Что в ней? Скажи-ка, эфенди!— Наверное, розовая вода?— Вода? Эфенди, ты меня обижаешь! Это розовое масло, какого ты в своей жизни еще не видел!— Чье оно?— Как чье? Мое!— Но ведь ты всего лишь сторож!— Да, это так, но хозяин разрешил мне засадить для собственных нужд один уголок этого сада. Я нашел лучший сорт и долго его растил. Набрал две бутылочки масла. Одну собирался сегодня продать. Другая — твоя.— Я не могу ее принять.— Почему?— Я ведь не вор и не собираюсь тебя обкрадывать.— Как это обкрадывать, раз я тебе это дарю?! Твой джебели так же дорог, как и это масло.Я знал, что для приготовления одной унции масла нужно 600 фунтов отборных лепестков. Поэтому я еще раз отказался от подарка.— Тогда я вылью его на землю! Я понял, что он не шутит.— Стой! Ты выгнал масло для продажи?— Да.— Тогда я куплю у тебя его. Он улыбнулся и спросил:— И сколько же ты мне дал бы?Я вынул все, что у меня имелось, и протянул ему. Он принял деньги, пересчитал, склонил голову, улыбнулся и сказал:— Эфенди, твоя доброта больше, чем твой кошелек!— Именно поэтому я и прошу тебя оставить себе свое масло. Ты слишком беден, чтобы дарить его, а я не так богат, чтобы купить.Он засмеялся и ответил:— Я достаточно богат, потому что у меня есть твой табак, а ты достаточно беден, чтобы получить за него. Вот ты и возвращаешь свои деньги.Его щедрость была непомерна. Деньги он не принял, да и бутылочку обратно не взял. И я решил разрешить ситуацию следующим образом:— Мы оба хотели одарить друг друга, не став при этом богатыми, так что давай оставим у себя то, что дали друг другу. Если я благополучно вернусь домой, то расскажу самым красивым женщинам, которые будут наслаждаться твоим маслом, о том, что есть такой садовник Джафиз и как он добр.Похоже, такой выход его обрадовал. Глаза у него заблестели.Он кивнул и спросил:— Женщины твоей страны почитают хорошие запахи, эфенди?— Да, они любят цветы, они им как сестры.— Долго ли тебе еще скакать, прежде чем ты доберешься до дома?— Может, неделю. А потом, когда я слезу с лошади, надо ехать на корабле и по железной дороге.— Далеко. И наверное, придется бывать в опасных местах, встречаться с разбойниками?— Да, мне придется побывать в горах, там, куда ушли злые люди.Он внимательно оглядел меня и наконец произнес:— Эфенди, лицо человека — как поверхность воды. Одна вода светлая и чистая, ей человек доверяется охотно. Но есть темная и грязная вода, она таит опасность, и лучше ей не доверяться. Первое соответствует образу доброго человека, второе — плохого. Твоя душа — дружеская и светлая, глаз ясный, а сердце не боится ни опасности, ни предательства. Мне нужно тебе кое-что сообщить, чего я даже не всем знакомым доверю. А ты чужеземец.Эти слова порадовали меня, хотя я не знал, что он имеет в виду. Я ответил:— Твои слова теплы и чисты, как вода в ясный день. Говори же!— В какую сторону ты собираешься ехать из Мастанлы?— В Мелник. Там дальше будет видно. Наверное, в Ускуб, а оттуда в горы Кюстендила.— Ну и ну! — вырвалось у него.— Ты считаешь эту дорогу опасной?— Очень опасной. Когда ты будешь в Кюстендиле и попадешь на море, то тебе придется ехать через Шар-Даг в Персерин, где прячутся штиптары и беглецы. Они бедны, и все, что у них есть, — это оружие; они живут разбоем. Они отнимут у тебя все, а может, и жизнь.— Я знаю, как постоять за себя. Он покачал головой:— Молодая кровь — бей хоть в глаз, хоть в бровь! Ты еще молод; да, оружие у тебя есть, но что ты сможешь сделать с десятью — двадцатью врагами?— Лошадь моя резва!— У тех, кто в горах, очень хорошие лошади. Они легко тебя нагонят.— Мой жеребец чистых кровей, его зовут Ветер, и он летит как ветер.— Но пули быстрее лошади. Штиптары подстерегут тебя из засады. Как от них убережешься?— Только прибегая к осторожности.— Но и она тебя не спасет, ибо поговорка гласит: «осторожность — предпосылка преступления». Ты честный человек — они в десять раз осторожнее тебя. Разреши предупредить тебя.— Это то, что ты мне хочешь сообщить?— Да.— Тогда я с нетерпением жду.— Должен сказать тебе, что есть некая охранная бумага, которая спасает друзей, родных и союзников от злоумышленников.— Откуда ты это знаешь?— Это знает здесь каждый. Но немногие знают, как ее получить.— А ты знаешь?— Нет, я никогда не покидаю своего сада. Но Шимин, мой брат, знает. Я это сообщаю потому, что доверяю тебе и знаю, что ты скоро покинешь эту страну.— Хотелось бы, чтобы он проникся ко мне таким же доверием.— Он проникнется, если я тебя к нему направлю.— Ты напишешь пару строк?— Я не умею писать. Но ты покажешь ему розовое масло. Он знает эту бутылочку, знает и то, что я не продам ее чужому, злому, ненужному человеку. Ты только скажи ему, что тебя послал его сводный брат. Никто не знает, что у нас разные матери. Он будет доверять тебе, как мне.— Спасибо тебе. Ты думаешь, он что-то сообщит мне о секретной бумаге?— Надеюсь, в этой местности…Он обернулся и прислушался. Где-то в глубине сада раздался громкий свист, через некоторое время он повторился.— Хозяин зовет, — определил старик. — Надо идти. Ты все запомнил?— Все.— Не забудь по дороге. Аллах с тобой, он поможет передать красивейшим женщинам твоего отечества ароматы моего сада.Прежде чем я успел ответить, он отошел от изгороди, и вот уже звук его шагов растворился в шелесте розовых кустов.Встреча с садовником была для меня просто удачей. Но правда ли то, что он сообщил? Нет, на лжеца он вроде не похож. Во всяком случае, брата стоило разыскать — его кузница находилась по дороге, причем не только на моем пути, но и на пути тех злодеев, которых я преследовал…Я поскакал дальше. Конь, пока я разговаривал, отдохнул, пощипал травки и бежал резво. Я старался объезжать горы, потому как забираться на них, чтобы скакать по прямой, оказалось делом весьма сложным.Сбегая с плато Токачик, Бургас течет в северном направлении, к Арде, возле которой встречается с Адой, где и лежит Кушукавак. Тупой угол, который эта река образует с Ардой, представляет собой низину, вытянутую на юг и переходящую далее в плоскогорье Ташлык. Вот этих высот я и хотел избежать. Это мне удалось, хотя я и не знал местности и не находил особых дорог, а просто пересекал множество речушек, впадавших в Арду.А солнце тем временем скрылось за дальними горами. У меня в распоряжении оставались лишь короткие сумерки, и я пустил вороного галопом, пока не подскакал к широкой реке и не заметил ниже по течению мост. Перемахнув через него, я увидел указатель — надо сказать, впервые в Турции. Он представлял собой камень с нацарапанной на нем короткой надписью. Одно слово звучало как Килавуз, другое — Кей. То, что последнее означает «деревня», я знал. Но где она? Камень торчал так, что ничего нельзя было понять — оба слова были написаны горизонтально. Прямо вела тропа, вдоль реки — тоже тропа. Какая шла в Кей? На черта вообще нужен этот указатель?Я предположил, что эта река никак не может быть Бургасом, а потому, следуя вдоль нее, я окажусь заметно севернее нужных мне мест, поэтому и решил продвигаться прямо.Между тем стало совсем темно. Оставалось положиться на вороного, осторожно ступавшего по каменистому грунту. Так я проехал с полчаса, когда конь тряхнул головой и тихо заржал. Я напряг зрение и заметил справа от себя широкое и темное строение, из которого торчал какой-то узкий предмет. Может, это та самая кузница? Значит, я около Кушукавака. Я подъехал ближе.— Эй!Молчание.— Эй, есть здесь кто-нибудь?Все тихо. Света тоже нет. Может, это брошенный дом, развалюха? Я слез с лошади и подошел к каменной стене. Жеребец снова заржал. Это показалось мне подозрительным. Хоть он был и арабских кровей, но все же получил индейское «образование». Вбирая воздух через ноздри и выталкивая его небольшими порциями, конь сигнализировал об опасности!Я вынул оба револьвера и стал обследовать дом. Строение было одноэтажным. Дверь закрыта. Я несколько раз постучал — тишина. Слева я обнаружил закрытые же ставни, редкость в этих краях. Справа — еще одну, более широкую дверь, на которой красовался огромный висячий замок. Рядом валялись сельскохозяйственные и прочие орудия, убедившие меня в том, что это все-таки кузница. Зайдя за угол, я обнаружил поленницу дров. Рядом — некий загончик под крышей на столбах — такие сооружают в Германии для гусей и свиней. Там, похоже, никого не было.Тут мой вороной снова заржал, причем в ржании его на этот раз я почувствовал беспокойство. Казалось, он чего-то боится.Стоило удвоить внимание. Дом был заперт, но в нем явно кто-то был. Кто будет бросать жилище в такой местности без присмотра? Надо было расследовать эту историю до конца. Лошадь мне здесь могла только помешать. Я обмотал ей передние ноги поводьями, чтобы она не смогла уйти далеко — хотя этого обычно не случалось, — оставив задние свободными для того, чтобы обороняться при опасности.Подойдя вплотную к загону, я вытащил спички, закупленные еще в Эдирне. Зажег сразу несколько и наклонился посмотреть. Там лежало какое-то огромное животное, покрытое шерстью, как медведь. Пламя погасло, стало снова темно. Что это за зверь? Живой или нет? Я взял палку и потрогал его. Никакого движения. Ткнул сильнее. Снова никакой реакции. Животное было мертво.Я перелез через загородку, хотя дело было рискованное, нагнулся и ощупал тело. Оно было холодным и твердым, в нескольких местах клейким на ощупь. Кровь? Я продолжил осмотр. Явно не медведь, поскольку обнаружился длинный косматый хвост. Правда, говорили, что на склонах Десподо-Дага, Шар-Дага, Кара-Дага и Пирин-Дага еще встречаются эти звери. Я не спорил с этим, но откуда медведю взяться в этом загончике? И если бы его убили, то вряд ли бросили бы здесь, сначала освежевали бы… Чтобы узнать наверняка, с кем имею дело, я осмотрел уши. Черт возьми! Голова зверя была разрублена, причем каким-то тяжелым орудием.Я зажег вторую спичку и убедился, что убитый зверь не что иное, как гигантская собака, какой я в жизни не видел.Кто же убил ее и почему? Явно, не владелец. Чужой, причем наверняка из злобных побуждений.Я стал подозревать, что тут совершено преступление. Но с какой стати мне лезть в это дело? Кто я такой? Однако, вспомнив разговор с садовником, устыдился: ведь речь шла о его брате, я как-никак был причастен к этому делу.Стоило подумать о безопасности — ведь убийцы могли находиться в доме. Они могли затаиться, услышав цокот копыт и заметив меня. Что делать? Ждать спутников? Но что происходит внутри дома? Нет, надо действовать!Итак, я еще не успел обследовать четвертую, переднюю стену дома. Тихо подобравшись к ней, я заметил двое ставней. Одни были заперты изнутри, другие — распахнуты.Я размышлял. Влезть внутрь — значит сразу получить пулю в лоб. Но то обстоятельство, что из пяти окон (из которых два располагались на фасаде) только одно не было закрыто, позволяло предположить, что внутри никого нет. Кто-то закрыл все входы и выходы и вылез через это окно, плотно притворив его за собой.Однако я оказался в щекотливом положении. Я бесшумно приоткрыл ставни и протиснул голову внутрь. Окна в нашем понимании в этой местности редки, поэтому я, как и ожидал, обнаружил лишь проем — ни стекла, ни чего-либо подобного не было.Я прислушался. Мне показалось, что внутри раздался какой-то приглушенный шум. Кто-то был в доме. Может, крикнуть? Нет.Я набрал сухих веток, сделал пучок, поджег его и бросил через окно. Осторожно заглянул внутрь.Ветви горели ярко, и мне удалось разглядеть большое, четырехугольное, бедно обставленное помещение с глиняным полом. Никаких следов человеческого присутствия!Подбросив огня в маленький костер, я снял с головы феску, надел ее на палку и медленно просунул в окно. Изнутри это выглядело, как будто я влезаю. Если бы там был кто-то, то обязательно подал бы о себе весть, но ничего не изменилось.Втянув палку, я вновь надел феску на голову, положил штуцер на завалинку и втиснул верхнюю половину тела внутрь, готовый в любую минуту выпрыгнуть назад. Но одного взгляда было достаточно, чтобы понять — в доме никого нет.Я влез внутрь полностью и высунулся наружу, чтобы забрать оружие и оглядеться.В это мгновение шум повторился. Он таил в себе большую опасность, чем если бы неожиданно погас свет. В одном углу я заметил пучок длинных щепок, предназначенных для освещения. Я зажег одну и воткнул в дырку в стене. Затем прикрыл ставни и привязал их изнутри веревкой, чтобы снаружи нельзя было открыть.Со второй горящей щепкой я начал обследовать помещение. Три стены оказались глиняными, а четвертая — от пола до потолка — соломенная, с дверью посередине. Пройдя в нее, я оказался в небольшой комнатушке с настилом из ивовых прутьев. А нет ли здесь подвала? Вообще-то погреба в таких домах — большая редкость. И тут я снова услышал шум. Он исходил откуда-то снизу! Я схватил сразу несколько щепок и поднял ивовое покрытие. Оно запросто могло выдерживать вес человека, потому как крепилось на столбах. Посветил вниз. Щепка горела тускло, и я успел лишь заметить, что глубиной этот подвал в рост человека. Ни лестницы, ни ступеней не было видно. Но вот опять послышались стоны.— Кто там внизу? — громко спросил я.Двойной стон был мне ответом. Это становилось уже опасным. Но сколько можно искать лестницу! Я взял горящую щепку в одну руку, а пучок — в другую и спрыгнул вниз. Приземлился удачно, за что-то, правда, зацепившись, и свет погас. Но я тут же зажег новую лучину.Я находился в четырехугольном помещении, а то, за что я зацепился, было лестницей. Дальше лежал древесный уголь и всякая рухлядь. И то и другое шевелилось. Воткнув лучину в стенку, я начал разгребать угли. Руки наткнулись на человеческое тело, и я быстро вытянул его из завала. Руки и ноги были связаны, голова обернута платком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35