В «окошках» стояли горшки с цветами, а деревянный бочонок для воды был настолько чист, что я с вожделением подумал о его прохладном содержимом.Я постучал рукояткой плетки по столу. Тут же перегородка отъехала в сторону и появился человек в турецкой одежде и красной феске. Он был крепкого телосложения, а темная, почти до груди, борода придавала ему благообразный вид.— Ты начальник этого «убежища»? — спросил я его.— Да, но это больше не убежище.— Тогда сотри надпись со своих ворот.— Я сделаю это сегодня, их перекрасят.— Мы ненадолго сюда, только отдохнуть и чего-нибудь попить.— Я прикажу подать. Есть и алкогольные напитки.— А что есть выпить?— Есть ракия и еще очень хорошее пиво, рекомендую.— Даже пиво! Удивительно. А кто же его сварил? — спросил я.— Я сам.— А как ты его хранишь?— В больших чанах. И каждый день готовлю новое, потому что его пьют мои люди. Можешь попробовать. Оно свежее, сваренное сегодня утром.Значит, он считает, что пиво тем лучше, чем оно моложе. Я же был другого мнения, но заказал. Мне было интересно, что кроется за этим названием.Он принес большой кувшин и водрузил его на стол.— Пей! — сказал хозяин. — Оно придаст вам силы и рассеет заботы.Я набрался мужества, ухватил кувшин обеими руками и поднес ко рту. Продукт ничем не пах. Я сделал небольшой глоток, потом — еще и стал пить. А что, неплохая мюнхенская закваска. С пятикратным количеством воды. Средство против жажды, не больше. Остальные тоже попили пиво и стали его хвалить. Хозяина это порадовало. Его мрачное лицо на какое-то мгновение просветлело, и он заявил с важным видом:— Да, я пивовар. У нас тут никто не может со мной сравниться.— Где же ты изучил это дело?— У одного чужеземца, уроженца пивной страны. Он долго работал в Стамбуле. В его стране все варят пиво. Но он был беден и быстро вернулся на родину. Мне было жаль его, и я на время давал ему приют, а он в благодарность оставил мне рецепт пива.— А из какой он страны?— Насчет страны я точно не запомнил, она называется Эланка.— Мне кажется, ты неточно запомнил название.— О нет, она действительно называется Эланка.— Может быть, Эрланген?— Эрла… Господин, ты прав! Именно так она и именуется. Я, конечно, спутал. Трудное слово. А ты ее знаешь?— Да, но Эрланген не страна, а город в Баварии.— Да-да, ты знаешь. Он был бавариалы. Теперь я вспоминаю: Бавария — это часть Алемании, где все пьют пиво. Даже новорожденные.— Это тебе этот человек сказал?— Да, он.— Ну, я не знаю. Может, он и пил в детстве пиво. Во всяком случае, он доказал тебе, что этот напиток не делает людей неблагодарными. А поесть мы здесь что-нибудь сможем?— Да, господин, скажи только, что угодно твоему сердцу?— Но я не знаю, что у тебя есть.— Хлеб, мясо, птица. Все есть.— А яичницу можно заказать?— Да ради бога.— А кто ее сделает?— Моя жена.— Это не та самая дама, которую мы встретили на улице?— О нет, господин. Я знаю, почему ты спрашиваешь. Она здесь главная управительница и самая прилежная, но к приготовлению пищи не имеет никакого отношения.— Ну что ж, попробуем.Он вышел, чтобы выполнить наш заказ. Мои товарищи были очень довольны, что цветастая дама не имеет к кухне никакого отношения, хотя одета была, как кухонная фея. Но вот хозяин вернулся и уселся рядом с нами.— Я принял вас не очень-то приветливо, — пытался он оправдаться. — Не держите на меня зла. Бывают гости, которые доставляют всем много хлопот.— У тебя уже был печальный опыт?— Очень печальный.— И давно?— Да сегодня ночью. Меня обокрали.— Обокрали гости? Как это вышло?— Да будет тебе известно, что я выращиваю табак. В определенное время ко мне из Салоник приезжает торговец и закупает продукцию. Вчера он был здесь и отдал долг за прошлый урожай. Ровно сто фунтов. Когда он выложил мне их вот на этот стол, вошли трое незнакомцев и спросили, можно ли здесь переночевать. Я принял их гостеприимно, забрал деньги и ушел в свою спальню. Там-то они меня и обокрали.— Как же им это удалось? Неужели так легко войти в твою спальню? Или у нее такие же легкие перегородки, как здесь?— Вовсе нет. Она расположена в заднем левом крыле дома, и стены там крепкие, на них опирается крыша. Я принял эти меры предосторожности, поскольку храню там все, что мне особенно дорого.— Как же воры туда проникли? И откуда узнали, что ты хранишь там деньги?— Видишь ли, все стены здесь тонкие, и сквозь щели в них можно подглядывать. Вполне возможно, что один из этих трех выследил меня, а потом, когда я понес деньги в спальню, обежал дом и подсмотрел, куда я их прячу. Когда я их запер, раздался какой-то шум снаружи. Я подбежал к окошку и, прислушавшись, уловил звук удаляющихся шагов, а когда вернулся в эту комнату, одного из троих не было. Он вернулся лишь через некоторое время.— И тебя это не насторожило?— Абсолютно. Шаги, которые я слышал, могли принадлежать слуге, часто там бывающему. Только позже, обнаружив пропажу, я вспомнил об этом и опросил работников. Один из моих поденщиков рассказал, что, когда он находился на заднем дворе и стриг овцу, встретил там чужака, который шел от моей спальни.— А тебе известно, как произошла кража?— Это для меня до сих пор загадка. Играл в карты, выиграл и хотел присовокупить деньги к остальным. Открыл шкафчик, а он пуст.— А до этого шкафчик был заперт? Я имею в виду — ключом?— Да, был.— А спальня тоже?— Нет, спальня нет. Она почти всегда открыта, потому как мои жена и дети входят туда. Мне было бы сложно все время ее запирать.— Ты сказал, что выиграл. С кем ты играл?— С этими тремя мужчинами.— А торговец?— Нет, его не было. Он еще до наступления ночи уехал. А гости еще не устали и спросили, не хочу ли я сыграть в карты. Я согласился и даже выиграл фунт. При этом они все время подливали мне ракии, и я быстро захмелел и так устал, что не смог дальше играть.— И потом ты пошел в спальню, чтобы убрать выигрыш в шкаф, да?— Нет, сначала я открыл ворота этим троим. Они решили, что уже слишком поздно, чтобы ложиться спать, и надумали уехать. Заплатили по счету, даже немного больше, и с тем ускакали.— А куда, они сказали?— Да, они уехали в Дойран.— Ага, значит, на юг, через Фуркой и Оливецу. А откуда приехали?— Из Мелника.— Ах вот как? И ты их хорошо разглядел?— Конечно, я ведь шесть часов сидел и играл с ними в карты!Мне почему-то показалось, что эти трое — как раз те воры, которых мы искали. Поэтому я продолжил расспросы.— А лошадей их ты видел?— Да, это были три светлые лошади.— Вот здорово! Вот здорово! — закричал Халеф. — Сиди, я сразу все понял!— Да, ведь ты настоящий друг и защитник своего господина.— Что он понял? — живо спросил хозяин.— Кое-что, что тебе тоже будет небезынтересно, но об этом позже. А пока, пожалуйста, ответь на мои вопросы.— Это касается людей, которые меня ограбили?— Да, ты верно догадался.— Тогда спрашивай, я скажу тебе все, что знаю.Его лицо приняло совершенно иное выражение. Слова маленького хаджи навели было его на подозрения, что мы находимся в какой-то связи с ворами. И он напрягся, ожидая худшего, но после моих слов у него снова затеплилась надежда разобраться во всем.— Итак, они уже уехали, когда ты обнаружил пропажу денег, — заключил я. — Твое подозрение сразу пало на них?— Нет. Я тут же разбудил всех моих людей и опросил их. Все они честные люди, и никому из них я не могу приписать это преступление. И тем не менее я перерыл у них все и только тогда подумал о тех троих. Я стал расспрашивать их, и вот тогда поденщик поведал мне о том, что он видел за домом.— Но ведь сама кража могла произойти не в то время, а позже.— Конечно, я тоже так подумал.— И мне кажется, что действовали двое. Ты не заметил, что в какой-то момент отсутствовали сразу двое?— Заметил, но мне это не показалось подозрительным, я только потом об этом подумал.— Когда это приблизительно произошло?— Еще до того, как мои пошли спать.— Твоя семья вся спит у тебя в комнате?— Естественно, вся.— Значит, кража произошла до того, как они пошли спать. Воры все хорошо продумали, но как им удалось отлучиться вдвоем, да так, что ты ничего не заметил?— Один из них стал показывать фокусы, они мне очень приглянулись, и он разрешил мне позвать моих людей, чтобы те тоже взглянули. Пока он нам их показывал, двое других ушли, а когда вернулись, он заявил, что все — фокусы кончились. Тогда мои люди ушли, и мы стали играть дальше.Не было ничего удивительного в том, что здесь, в отдаленной турецкой деревне, играли в карты. Я часто видел такое в Турции. Причем был свидетелем такого мастерства, которое и не снилось нашим европейским умельцам. Обычно сто очков вперед давали всем греки и армяне, и я не удивился, что здесь, на постоялом дворе в Дабине, показывают карточные фокусы; любопытно было другое — кто же их этих троих такой знаток этого искусства?Я попросил хозяина описать этого мужчину и пришел к выводу, что он — беглый надзиратель из тюрьмы. Значит, Манах эль-Барша и Баруд эль-Амасат вместе провернули эту кражу, а надзирателя обучили своему ремеслу.— После того, как ты опросил своих, ты был уже уверен, что чужаки воры? — спросил я. — Что ты делал дальше?— Я послал одного из своих слуг верхом за ними следом.— Так. Но почему ты сам не поскакал?— Сам я поехал в Остромджу к полицейскому префекту, чтобы подать заявление и вызвать хавасов. Он распорядился только после долгого разговора и когда я заплатил пятьсот пиастров. Я был обязан оплатить все расходы, которые могли возникнуть при погоне за ворами, а ему, если их поймают, вручить десять фунтов.— Этот чиновник — умный блюститель собственного кошелька. Да сохранит его Аллах на долгие времена.— Не Аллах, а черт, — заметил хозяин. — Пророк наведет порядок на земле. Служаки великого государя обязаны защищать нас и без подарков. И когда ты желаешь ему долгой жизни, я не могу причислить тебя к числу юных приверженцев Пророка.— А я и не приверженец.— А, ты шиит, сторонник неверного учения… И он отступил от меня на шаг.— Нет, — ответил я, — я христианин.— Христианин! Это лучше, чем шиит, который после смерти окажется в джехенне. И вы, христиане, можете оказаться на небе, может, на третьем, а может, на четвертом и даже на седьмом, как правоверные мусульмане. Я против вас ничего не имею, ибо тот человек, что научил меня варить пиво, тоже был католиком. И поэтому я еще больше удивляюсь, почему ты желаешь этому служащему долгих лет. — И он снова приблизился.Я ответил:— Я сказал так, потому что горячо желаю, чтобы он не умер, пока не понесет заслуженную кару за свои прегрешения. Тебе известно, какие меры он обязан принять?— Он должен выслать хавасов за ворами. На всем пространстве отсюда до Дойрана обязан устроить за ними охоту и сам встать во главе операции.— Я предполагаю, что он сидит сейчас дома на подушках, попивает кофеек и покуривает трубку.— Если это так, то я тоже не желаю ему ничего лучшего.— У тебя будет возможность это узнать, если ты поедешь с нами в Остромджу.— Я? Зачем? — спросил он удивленно.— Чтобы поймать их. Ты что, уверен, что он сдержал обещание и послал хавасов?— У меня совершенно не было времени проверить — я спешил домой, чтобы поспеть к возвращению моих слуг.— Они вернулись?— Да, они разделились и скакали до Фуркоя и Вилицы, но так и не обнаружили никаких следов. И решили вернуться. Они оказались плохо вышколены — не выполнили моих указаний.— Нет, они правильно поступили.— Ты думаешь? Почему?— Они бы никого не обнаружили, если бы и доехали до Дойрана и даже дальше.— Ты заявляешь это так определенно?— Потому как убежден в этом. Воры и не собирались в Дойран.— Но они так сказали!— Они соврали, чтобы сбить тебя с толку. Ты думаешь, они настолько глупы, чтобы оставить след для полиции?— К тому времени, когда они это сказали, еще не обокрали меня.— Но собирались это сделать. У них имелась еще одна причина скрыть от тебя истинную цель своей поездки. Их преследуют за прошлые преступления. Они верно рассчитали: их преследователи, если приедут в Дабину, обязательно завернут к тебе. Поэтому и сообщили неправильное направление. И еще одно, о чем ты должен поразмыслить: они заявили, что едут из Мелника в Дойран. Прямой путь из одного пункта в другой лежит юго-западнее Султаницких гор. Они же сначала поехали на запад и только здесь свернули к югу. Таким образом, сделали крюк, который я оцениваю в две немецких мили. Когда находишься в бегах и бережешь лошадей, не станешь тратить шесть часов на объезд!Хозяин посмотрел на меня изучающе.— Эфенди, — спросил он, — ты и в самом деле христианин?— Да, а почему ты спрашиваешь?— Если бы ты не был христианином, я бы предположил, что ты чиновник или полицейский.— Бывают хавасы и немусульмане.— Нет, ты бы был не обычным хавасом, а офицером высокого уровня. А уж они-то христианами не бывают.— Но почему ты принимаешь меня за полицейского?— Твоя личность подходит для этого. Ты говоришь как человек, который знает все до того, как ему расскажут. И твои спутники подходят для такой должности. Погляди на них! — и он указал на Оско и Омара бен Садека. — Как внушительно они выглядят! У них на лицах написана значимость их профессии. — А этот малыш! — И он показал на Халефа. — Разве он не воплощение офицера? Эти хитрые глазки и ухмылка… Разве он не арестовал бы всех в округе, если б пожелал? Все трое захохотали. Я же ответил:— Ты ошибаешься. Мы все — обычные путешественники и, как и остальные, находимся под защитой полиции. Но мы проехали по многим странам и видели столько, что и передать трудно. Поэтому и заставили тебя пройти через сомнения. Тот, кто сидит все время дома, выглядит по-другому, и если с ним случается что-то необычное, он не знает, как выпутаться из сложного положения.— Это все так… Однако вот ваша еда. Ешьте и не отвлекайтесь, а потом поговорим. Вашим лошадям, наверное, нужны корм и вода? У меня есть превосходная дробленая кукуруза.— Да, и скажи одному из слуг, чтобы снял с лошадей седла, а потом напоил. Это освежит их. Они ехали без отдыха от самого Эдирне.— У меня возле дома хороший пруд с чистой водой. Может, лошадей попоить там?— Будь так любезен.Наш хозяин, несмотря на кучи навоза на дворе, оказался деловым, предприимчивым человеком. Украденные у него деньги (равноценные 1850 немецким маркам) были расплатой за прошлогодний урожай табака. Так что он был обеспеченным человеком, и то, что он разбил рыбный пруд, свидетельствовало о его хозяйственной сметке.Кроме того, он знал намного больше, чем остальные его односельчане. Поэтому, как я понял, он и принял нас не за обычных странников.Еду нам принесли двое опрятно одетых парней. Нам подали горячий омлет, дыни в уксусе и с перцем и свежие фрукты. Все это лежало на чистых белых тарелках, а дыня так даже на глиняном блюде.Хозяин внимательно осмотрел сервировку стола и приказал, чтобы принесли еще коробку с приборами.— Пойдите к госпоже и возьмите у нее четыре салфетки и четыре полотенца. Господа — наши уважаемые гости. Они не должны потом рассказывать всем, что у конакджи Ибарека их плохо обслуживали!Значит, его звали Ибарек. И у него имелись даже салфетки. Взяв их и раздав по одной моим спутникам, я поймал их взгляды и тайно порадовался: они понятия не имели, как обращаться с этими предметами сервировки. Маленький хаджи первым рискнул подвергнуться моим насмешкам. Он сказал:— Сиди, что нам делать с этими платками? Класть на стол?— Это не скатерть.— Машалла! Вот так-так! (араб. )
Чудо Господне. Такие носовые платки! Но у нас нет насморка!— Они не для носа. Салфетки повязывают таким образом, чтобы при насыщении не испачкаться пищей.— Аллах акбар! Значит, добрые люди столь неуклюжи, что не в состоянии донести до рта то, что едят, и пачкают платье! Да я научился есть без всяких салфеток так аккуратно, что даже сок дыни, который сейчас пью, не оставит на моей одежде ни малейшего пятнышка!В результате все мы сидели, как прилежные дети с тарелками молочной каши. Все это меня развлекло.Во время еды я заметил, что лошадей завели за дом. Хозяин, как истинный мусульманин, счел за должное оставить нас обедать без свидетелей. Он зашел лишь когда мы закончили и велел обоим парням убрать посуду и принести сосуд для умывания. Вскоре был доставлен большой белый кувшин и чистые ручные полотенца.Пока мы мыли руки, Халеф шепнул мне:— Сиди, а ты не боишься?— Чего?— Счета, который нам предъявят? Такая хорошая еда, холодное пиво, ножи, вилки, полотенца, вода для мытья рук, эти салфетки из чистого льна… И челеби все сама варила. Подозреваю, он стребует с нас столько, сколько составил счет полицейского префекта!— Не беспокойся. Я уверен, что нам здесь вообще не придется платить.— Думаешь, хозяин сам додумается до этой доброй, достойной мысли?— Уверен. Мы лишь вручим бакшиш слугам.— Если он и завтра проявит такое понимание, то сегодня, завтра и послезавтра я буду просить Пророка, чтобы тот назначил меня ангелом смерти для нашего хозяина.— Но почему лишь до послезавтра?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Чудо Господне. Такие носовые платки! Но у нас нет насморка!— Они не для носа. Салфетки повязывают таким образом, чтобы при насыщении не испачкаться пищей.— Аллах акбар! Значит, добрые люди столь неуклюжи, что не в состоянии донести до рта то, что едят, и пачкают платье! Да я научился есть без всяких салфеток так аккуратно, что даже сок дыни, который сейчас пью, не оставит на моей одежде ни малейшего пятнышка!В результате все мы сидели, как прилежные дети с тарелками молочной каши. Все это меня развлекло.Во время еды я заметил, что лошадей завели за дом. Хозяин, как истинный мусульманин, счел за должное оставить нас обедать без свидетелей. Он зашел лишь когда мы закончили и велел обоим парням убрать посуду и принести сосуд для умывания. Вскоре был доставлен большой белый кувшин и чистые ручные полотенца.Пока мы мыли руки, Халеф шепнул мне:— Сиди, а ты не боишься?— Чего?— Счета, который нам предъявят? Такая хорошая еда, холодное пиво, ножи, вилки, полотенца, вода для мытья рук, эти салфетки из чистого льна… И челеби все сама варила. Подозреваю, он стребует с нас столько, сколько составил счет полицейского префекта!— Не беспокойся. Я уверен, что нам здесь вообще не придется платить.— Думаешь, хозяин сам додумается до этой доброй, достойной мысли?— Уверен. Мы лишь вручим бакшиш слугам.— Если он и завтра проявит такое понимание, то сегодня, завтра и послезавтра я буду просить Пророка, чтобы тот назначил меня ангелом смерти для нашего хозяина.— Но почему лишь до послезавтра?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35