Они ехали по дороге, по которой мы приехали, и, приглядевшись, я узнал в них хавасов.
Что они задумали? Почему направлялись не к циклопической стене, куда им приказали, а в другую сторону? Это нужно было срочно выяснить, потому, как ювелир вернулся из города и привез с собой Коджа-пашу. Это был достойный человек, внешность которого внушала уважение.
– Салам! – поздоровался он, входя в пещеру.
– Алейкум! – ответили мы.
– Меня зовут Коджа-паша из Баальбека, и я приехал, чтобы вас поприветствовать и выкурить с вами трубку.
Он забрался под покрывало и достал чубук. Линдсей тут же поднес ему табаку и огня.
– Мы рады видеть тебя, эфенди, – начал я. – Ты разрешишь нам провести некоторое время на твоих землях?
– Оставайтесь сколько пожелаете, я прочитал послание этого человека и готов помочь вам, чем могу. Правильно ли я сделал, отослав хавасов обратно в Дамаск?
– Ты вернул их?
– Я узнал, что они бездельничают в кофейне. Разве такие люди могут поймать опытного вора? Кроме того, Якуб Афара сообщил мне, что они не слушаются и требуют бакшиш за работу, которую обязаны выполнять по долгу службы. Я отослал письмо, чтобы их наказали. Аллах наказывал поддерживать порядок на земле!
То был пример честной службы – редкий случай в наше время. В разговоре с нами он сожалел, что не во всем может нам помочь, но мы просили его лишь соблюдать служебную тайну.
– Хорошо, что вы попали не к другому паше, – сказал он. – Знаете, что бы он сделал?
– Что же?
– Он бы забрал у вас золото и камни, чтобы разобраться, кому они принадлежат. Ведь нужно еще доказать, имел ли место факт воровства, кто воры и кто пострадавшие. На все это ушло бы много времени, и утекло бы немало воды, не говоря уже о преступнике.
Он был прав. Якубу крупно повезло, что он напал на такого хорошего человека. Коджа попросил нас доверить ему наших лошадей, но привести их поодиночке, чтобы исключить случайности, а потом удалился, не забыв предупредить об опасных подземных галереях и ходах, где ничего не стоит заблудиться и покалечиться.
Якуб уже оставил свою лошадь у Коджа-паши. Мы расседлали своих и отправили их в город одну за другой. Городок этот маленький и мало чем выделяется среди руин. Жители прядут нити из шелка, городок славится красивыми лошадьми и покладистыми ослами. Дом бургомистра, по нашему мнению, был одним из лучших зданий, а осмотр стойла, где содержались наши лошади, полностью нас удовлетворил.
Мы посидели некоторое время, а потом я вернулся, но не той дорогой, которой ехал в город. Один человек, попадись он на глаза вору, не вызвал бы никаких подозрений, и поэтому я медленно брел по развалинам, предаваясь собственным мыслям.
Какое гигантское различие между разумом, породившим все это великолепие и сдвинувшим эти глыбы камня, и тем, что построил жалкие домики на руинах бывших дворцов!
Между колоннами грелись на солнце змеи, с любопытством глянула на меня ящерка, а высоко в небе завис сокол, высматривая добычу.
Но стоп! На какое-то мгновение мне показалось, что вдалеке мелькнула человеческая фигура – быстро, почти неуловимо, как облачко. Наверняка мираж, но я все же пошел туда, где видел эту тень.
За двойной колонной открылось тоннелеобразное углубление, пробудившее во мне острое любопытство. Что там, внутри этого хода, где при свете факелов совершались жертвоприношения Ваалу? Несколько шагов внутрь явно не повредят. Если пройти немного, пока солнечный свет проникает внутрь, то вряд ли случится что-то непредвиденное…
Я вступил в темноту и сделал несколько шагов. Проход был настолько широк, что рядом могли встать четверо. Потолок выгибался дугой, а воздух был чист и сух. Фантазия у меня разыгралась – я представил себе, что там, внизу, меня уже поджидают жрецы, чтобы схватить и принести в жертву Молоху.
Я решил вернуться к выходу. Какие разные эти два мира – свет и тьма! Но что это? Что-то зашуршало сзади. Я хотел обернуться, но в этот момент получил сильный удар по голове. Я еще помнил, как зашатался и вытянул руку в сторону человека, нанесшего удар… Потом все стало темно.
Сколько я лежал без сознания – неизвестно. Оно возвращалось медленно и неохотно, и понадобилось время, прежде чем я вспомнил, что предшествовало этим событиям. Я лежал на земле, ноги и руки были связаны. Где я находился? Тишина и молчание окружали меня, но прямо передо мной мерцали какие-то два круглых пятнышка. Они то появлялись, то исчезали. Это были два глаза, два уставившиеся на меня глаза с веками, которые то открывались, то смыкались. Это были человеческие глаза.
Кто был этот человек? Несомненно, тот, кто нанес мне удар. Я хотел заговорить с ним и спросить, за что он меня ударил.
Но он заговорил сам.
– А, вот ты и очнулся! Теперь я могу говорить с тобой.
О небо! Я знал этот голос! Тот, кто однажды слышал его, навсегда должен был запомнить этот холодный надменный тон. Этот человек был не кто иной, как Абрахим-Мамур, которого мы ловили. Нужно ли было отвечать ему? А почему бы и нет? Здесь, в темноте, я был лишен возможности дать ему понять, что молчу не из страха, а из презрения. Я знал, что меня не ждет ничего хорошего, но решил держаться.
– Теперь я могу говорить с тобой, – повторил он, и я понял, что он приложит максимум усилий, чтобы я помучился как можно сильнее.
– Говори же, – сказал я коротко.
– Ты знаешь меня?
– Да.
– Не думаю, откуда тебе знать.
– Мои уши подсказали мне, Абрахим-Мамур!
– Надо же, действительно знаешь! И узнаешь еще больше. Помнишь Египет?
– Да.
– Гюзель…
– Да.
– Водоворот не проглотил меня тогда, когда я свалился в бушующие воды нильского порога. Аллах решил, что я должен отомстить.
– Я спас тебе жизнь. И Аллах видит, что я не боюсь твоей мести.
– Ты думаешь? – спросил он зловеще. – Тогда зачем он отдал тебя в мои руки? Я искал тебя тогда в Каире, но не нашел. А тут, в Дамаске, нашел, хотя совсем не искал…
– И скрылся от меня. Абрахим-Мамур, или как тебя там, Дауд Арафим, ты трус!
– Замолкни, скорпион. Я лев, который сожрет тебя! Я знал, что ты меня выдашь, поэтому бежал – я не хотел, чтобы ты свел на нет всю мою работу. Вы преследовали меня и все отняли. Я отомщу. Можешь не рассчитывать на то, что выйдешь отсюда живым! А камни я себе верну.
– Ну, давай, действуй!
– Да, я буду действовать. Я принесу их сюда и покажу тебе, поэтому я тебя и не убил сразу. Но убью обязательно, ибо ты повинен в тысяче бед, выпавших на мою долю. Ты отнял у меня Гюзель, благодаря которой я мог бы стать лучшим человеком. Ты вновь бросил меня в пучину, из которой я только-только выбрался, и ты заплатишь за это. Ты умрешь, но не сразу, не от ножа и не от пули, а от миллиона болей. Голод сгложет тебя, а жажда выпьет твои соки, душа твоя испарится, как капля влаги в огненной пустыне!
– И что же ты медлишь?
– Не храбрись и не думай, что тебе удастся спастись. Если бы ты знал, на что я способен, ты бы умер от страха!
– Мне это не надо знать.
– О нет, ты узнаешь, чтобы последняя надежда оставила тебя, чтобы рука отчаяния сжала твое сердце. Чтобы ты понял, что ты обречен. Знаешь, кто такой чувалдар?
– Знаю – тот, что бросает свою жертву в мешке в воду, – ответил я.
Мне много рассказывали о чувалдарах, наводивших недавно ужас на жителей Константинополя.
– Знаешь ли ты, что чувалдары образуют семьи, которыми руководят старосты?
– Нет.
– Так знай, что я и есть такой староста.
– Лгун!
– Можешь не сомневаться. Разве в Египте ты не видел, насколько я богат? Откуда у меня, простого служащего, такие сокровища? Афрака бен Хулама из Адрианополя тоже засунули в мешок, ибо один из моих людей видел у него много денег. Мне доставили письма, которые он вез с собой, я вскрыл их осторожно и, увидев содержимое, решил вместо него отправиться в Дамаск и завладеть товарами – настало время ими воспользоваться. И тут появился ты, гяур, и мне пришлось довольствоваться немногим. Да разверзнет пред тобой шайтан огненную джехенну!
– Ты вновь потерял даже то немногое!
– Я получу это обратно, ты сам увидишь. Но то будет последнее, что ты увидишь на этом свете! Я определю тебя в такое место, откуда нет выхода. Я его знаю, ведь я родился в Сорхеире. Мой отец жил в этих катакомбах, когда египетский паша набирал молодых мужчин в ряды своих воинов. Я был мальчишкой, и мы с отцом облазили здесь все, я знаю тут каждый темный уголок и знаю, где гнить твоему трупу, когда ты умрешь после долгих мучений.
– Аллаху оно тоже известно.
– Но Аллах тебе уже не поможет, гяур! Так же крепко, как держат тебя эти узы, так будет держать тебя пытка, которую я тебе придумал. Твоя смерть уже назначена!
– Но тогда скажи мне перед смертью, где же находится тот Баруд эль-Амасат, продавший тебе Зеницу в качестве рабыни?
– Ты этого никогда не узнаешь!
– Вот ведь какой трус! Если бы ты точно знал, что я здесь умру, ты бы спокойно мне об этом сообщил!
– Я молчу не поэтому, а потому, что ни одно твое желание отныне не будет исполнено. А теперь молчи, я буду спать, ибо ночь потребует от меня новых сил.
– Ты не сможешь заснуть, твоя совесть никогда не позволит тебе это сделать.
– Совесть есть у гяура, верующий презирает это понятие!
По шелесту одежды я понял, что он укладывается. В самом ли деле он хотел спать? Быть не могло! Или это означало для меня начало пытки? Он хотел поиграть со мной, как ребенок с майским жуком на нитке?
Я внимательно следил за ним. Нет, он явно не хотел спать. Он прикрыл глаза, но когда приоткрыл их, сделал это без усилия и усталости, и я увидел круглые зрачки, уставившиеся на меня. Он явно соображал, хорошо ли я связан. Он стянул мне лодыжки и кисти рук – но впереди, так что я мог дотянуться до ног.
Ах, если бы у меня был нож! Но он выгреб все у меня из карманов. Какое счастье, что со мной были только нож и два револьвера. Если что случится, настоящее оружие достанется Халефу, а не этому ублюдку.
Но погибать не хотелось. Как бы избежать… Если немного пошевелить руками, можно попытаться забрать у него нож. Если бы мне это удалось и у меня было пять секунд, я был бы свободен.
С того момента, как я попал в пещеру, прошло уже много времени, и ему явно не с руки было убивать меня именно сейчас, чтобы моя смерть осталась незамеченной.
Я лихорадочно размышлял. Мог ли я незаметно придвинуться к нему и кончиками пальцев поискать в его сумке мой нож? Нет, это было нереально. Или броситься на него и задушить? Но я не мог связанными руками схватить толстое мужское горло. А что, если использовать в качестве орудия нож? Ударить по вискам… Тоже нельзя – для этого нужно было принять особое положение. Так что оставался нож – бросок к ножу, а без него делать было нечего.
Поэтому первым делом я попытался принять сидячее положение. Ни одна складка моей одежды не должна была зашуршать, я вынужден был закрыть глаза, чтобы по ним он не угадал расположение тела – как и я по его белкам понял, как он сидит.
После долгих усилий мне удалось принять полусидячее положение. Я немного приоткрыл глаза, чтобы поймать его взгляд: он по-прежнему глядел на меня. Едва он смежил веки, как мое правое колено оказалось у него на горле, а левое – на груди. Он рефлекторно схватился обеими руками за горло, чтобы освободить его, и это дало мне возможность связанными руками залезть в сумку. Я нащупал рукоятку ножа и выхватил его. Он почувствовал опасность, в которой оказался. Мощным рывком он сбросил меня и вскочил на ноги. С криком «собака, тебе не спастись!» он бросился на меня, но коснулся лишь кончиками пальцев. Я понял, что через долю секунды он ударит меня, и быстро нагнулся, отпрянув в сторону и ему за спину.
– Гяур, где ты? От меня не уйдешь!
Пока он искал меня не в той стороне, я смог сделать несколько надрезов, чтобы освободить от пут ноги, и затем мне удалось отойти еще на несколько шагов. Я перевел дыхание. Несколько секунд на размышление!
Я скользнул к стене и прижался к ней. Что делать? Забраться поглубже в проход? Коджа-паша говорил о страшных опасностях, таящихся в этих пещерах. Или сцепиться с ним, подмять под себя и вынудить показать выход? Нет, у него какое-то огнестрельное оружие; подмять его под себя, не убив, мне не удастся, а труп его меня отсюда не выведет.
Несколько минут прошли в абсолютной тишине. Он тоже затаился. Остался ли он на месте, подобрался ли ко мне или нет? В любой момент он мог броситься на меня. Но ведь эти подземные лабиринты не должны быть такими уж длинными! Я медленно двинулся по проходу, щупая носком ботинка пол, прежде чем ступить всей ногой. Я сделал, наверное, две сотни таких вот шажков, прежде чем воздух стал немного свежее и более влажным. Теперь нужна была удвоенная осторожность! И действительно, через пять шагов пол резко оборвался. Я лег и ощупал край. Круглая дыра занимала почти весь проход. Колодец! И сейчас в нем была вода, о чем свидетельствовал влажный воздух. Кто знает, как он глубок? Попавший туда уже никогда не вернется! Диаметр колодца должен был составлять около трех локтей. Я мог бы перепрыгнуть его, но не знал, что там, на другой стороне. Могло статься, что на той стороне колодца вплотную стоит стена, и тогда то был бы мой последний прыжок. Итак, в этой стороне спасения не было. Надо возвращаться. Дело плохо! Враг молчал как рыба. Был ли он настороже там, где я его оставил, ибо знал, что я вернусь? Или поверил в то, что я убежал? Или побежал к выходу и притаился там? Ясно было одно – стоять на месте нельзя. Я зажал нож зубами, лег на пол и пополз, опираясь на колени и подушечки ладоней и ощупывая кончиками пальцев пространство впереди.
Так я медленно, но все же продвигался вперед. Я насчитал около двухсот «ползков» коленями и должен был, по всем расчетам, оказаться там, где лежал раньше. На это понадобилось более часа. Еще через полчаса стена кончилась как справа, так и слева; пол же вел дальше.
Что это было? Справа и слева были углы, наверное, мой ход переходил в какой-то другой, шедший правее. А что дальше? Может, они образовывали здесь некий перекресток, на котором меня и поджидал Абрахим-Мамур? Я напряженно вслушивался, но не мог уловить даже ничтожного звука. Мне захотелось выяснить, куда ведет мой прежний ход, и я пошел в этом же направлении дальше. Дыхание было нормальным, сердце билось не чаще обычного; нужно было соблюдать полное спокойствие.
Вскоре я убедился, что ход имеет продолжение. Но куда идти? Прямо или налево? Воздух был недвижным, имел одинаковые температуру и влажность, темнота тоже была одинаково непроглядная. Я размышлял. Если Абрахим здесь, он наверняка стоит в той стороне, где находится выход, а если его здесь нет, значит, он занял позицию на самом выходе.
Возле найденного хода его явно не было, ибо там я нащупал углы стен. И я повернул налево. Не дюйм за дюймом, а миллиметр за миллиметром пробирался вперед; через десять минут я убедился, что его нет и здесь. Оставалось попробовать еще один путь – направо, и я двинулся туда.
Наверное, я уже добрался до середины перекрестка, как мне показалось, что я чувствую какое-то едва уловимое движение. Я напряг слух и сделал еще несколько шажков вперед. Я не ошибся. Это было тиканье карманных часов – моих, которые он забрал. Значит, я его обнаружил, здесь был путь на свободу. Но удастся ли мне выйти?
Интересно, какое положение он занял – лежал ли, сидел или стоял? Он наверняка понимал, что ножом ему не воспользоваться, и готовился встретить меня огнестрельным оружием – то есть в руках у него было по моему револьверу. Надо думать, он умел с ними обращаться.
Мои руки действовали так же осторожно и тихо, как чувствительные щупальца полипа. Тиканье стало отчетливее, и вот кончиком среднего пальца я наткнулся на нечто. Оно находилось непосредственно передо мной. Ему нужно было только протянуть руку… В этой опасной близости прошло целых десять минут, прежде чем я удостоверился, что он лежит как раз поперек коридора. Перешагнуть? Выманить хитростью? Я выбрал первое – самое сложное, но и надежное. Чувствительные пальцы подсказали мне, что он забросил ноги одна на другую. Для меня это было лучше, чем, если бы он разбросал их. Я поднялся на ноги, выпрямился и занес ногу. Только бы он сейчас не повернулся! Момент был волнительный! Но мне удалось перенести ногу и подобрать вторую.
Самое тяжелое позади. Ползти больше не надо было. Чем дальше я уходил, тем спокойнее мне было, и тем быстрее я двигался. Скоро я шел уже обычным шагом, замечая, что в освещенности что-то изменилось, вернее, полной темноты уже не было. Затем я почувствовал ступени под ногами и стал подниматься. Становилось все светлее; я подошел к выходу, возле которого источал благоухание куст можжевельника, и выбрался наружу.
Слава Богу! Я свободен. Но я оказался на противоположной стороне храма Солнца! Теперь, чтобы поймать этого подлеца, нужно было поторапливаться – светило находилось уже у горизонта. И я помчался вокруг храма к нашей стоянке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Что они задумали? Почему направлялись не к циклопической стене, куда им приказали, а в другую сторону? Это нужно было срочно выяснить, потому, как ювелир вернулся из города и привез с собой Коджа-пашу. Это был достойный человек, внешность которого внушала уважение.
– Салам! – поздоровался он, входя в пещеру.
– Алейкум! – ответили мы.
– Меня зовут Коджа-паша из Баальбека, и я приехал, чтобы вас поприветствовать и выкурить с вами трубку.
Он забрался под покрывало и достал чубук. Линдсей тут же поднес ему табаку и огня.
– Мы рады видеть тебя, эфенди, – начал я. – Ты разрешишь нам провести некоторое время на твоих землях?
– Оставайтесь сколько пожелаете, я прочитал послание этого человека и готов помочь вам, чем могу. Правильно ли я сделал, отослав хавасов обратно в Дамаск?
– Ты вернул их?
– Я узнал, что они бездельничают в кофейне. Разве такие люди могут поймать опытного вора? Кроме того, Якуб Афара сообщил мне, что они не слушаются и требуют бакшиш за работу, которую обязаны выполнять по долгу службы. Я отослал письмо, чтобы их наказали. Аллах наказывал поддерживать порядок на земле!
То был пример честной службы – редкий случай в наше время. В разговоре с нами он сожалел, что не во всем может нам помочь, но мы просили его лишь соблюдать служебную тайну.
– Хорошо, что вы попали не к другому паше, – сказал он. – Знаете, что бы он сделал?
– Что же?
– Он бы забрал у вас золото и камни, чтобы разобраться, кому они принадлежат. Ведь нужно еще доказать, имел ли место факт воровства, кто воры и кто пострадавшие. На все это ушло бы много времени, и утекло бы немало воды, не говоря уже о преступнике.
Он был прав. Якубу крупно повезло, что он напал на такого хорошего человека. Коджа попросил нас доверить ему наших лошадей, но привести их поодиночке, чтобы исключить случайности, а потом удалился, не забыв предупредить об опасных подземных галереях и ходах, где ничего не стоит заблудиться и покалечиться.
Якуб уже оставил свою лошадь у Коджа-паши. Мы расседлали своих и отправили их в город одну за другой. Городок этот маленький и мало чем выделяется среди руин. Жители прядут нити из шелка, городок славится красивыми лошадьми и покладистыми ослами. Дом бургомистра, по нашему мнению, был одним из лучших зданий, а осмотр стойла, где содержались наши лошади, полностью нас удовлетворил.
Мы посидели некоторое время, а потом я вернулся, но не той дорогой, которой ехал в город. Один человек, попадись он на глаза вору, не вызвал бы никаких подозрений, и поэтому я медленно брел по развалинам, предаваясь собственным мыслям.
Какое гигантское различие между разумом, породившим все это великолепие и сдвинувшим эти глыбы камня, и тем, что построил жалкие домики на руинах бывших дворцов!
Между колоннами грелись на солнце змеи, с любопытством глянула на меня ящерка, а высоко в небе завис сокол, высматривая добычу.
Но стоп! На какое-то мгновение мне показалось, что вдалеке мелькнула человеческая фигура – быстро, почти неуловимо, как облачко. Наверняка мираж, но я все же пошел туда, где видел эту тень.
За двойной колонной открылось тоннелеобразное углубление, пробудившее во мне острое любопытство. Что там, внутри этого хода, где при свете факелов совершались жертвоприношения Ваалу? Несколько шагов внутрь явно не повредят. Если пройти немного, пока солнечный свет проникает внутрь, то вряд ли случится что-то непредвиденное…
Я вступил в темноту и сделал несколько шагов. Проход был настолько широк, что рядом могли встать четверо. Потолок выгибался дугой, а воздух был чист и сух. Фантазия у меня разыгралась – я представил себе, что там, внизу, меня уже поджидают жрецы, чтобы схватить и принести в жертву Молоху.
Я решил вернуться к выходу. Какие разные эти два мира – свет и тьма! Но что это? Что-то зашуршало сзади. Я хотел обернуться, но в этот момент получил сильный удар по голове. Я еще помнил, как зашатался и вытянул руку в сторону человека, нанесшего удар… Потом все стало темно.
Сколько я лежал без сознания – неизвестно. Оно возвращалось медленно и неохотно, и понадобилось время, прежде чем я вспомнил, что предшествовало этим событиям. Я лежал на земле, ноги и руки были связаны. Где я находился? Тишина и молчание окружали меня, но прямо передо мной мерцали какие-то два круглых пятнышка. Они то появлялись, то исчезали. Это были два глаза, два уставившиеся на меня глаза с веками, которые то открывались, то смыкались. Это были человеческие глаза.
Кто был этот человек? Несомненно, тот, кто нанес мне удар. Я хотел заговорить с ним и спросить, за что он меня ударил.
Но он заговорил сам.
– А, вот ты и очнулся! Теперь я могу говорить с тобой.
О небо! Я знал этот голос! Тот, кто однажды слышал его, навсегда должен был запомнить этот холодный надменный тон. Этот человек был не кто иной, как Абрахим-Мамур, которого мы ловили. Нужно ли было отвечать ему? А почему бы и нет? Здесь, в темноте, я был лишен возможности дать ему понять, что молчу не из страха, а из презрения. Я знал, что меня не ждет ничего хорошего, но решил держаться.
– Теперь я могу говорить с тобой, – повторил он, и я понял, что он приложит максимум усилий, чтобы я помучился как можно сильнее.
– Говори же, – сказал я коротко.
– Ты знаешь меня?
– Да.
– Не думаю, откуда тебе знать.
– Мои уши подсказали мне, Абрахим-Мамур!
– Надо же, действительно знаешь! И узнаешь еще больше. Помнишь Египет?
– Да.
– Гюзель…
– Да.
– Водоворот не проглотил меня тогда, когда я свалился в бушующие воды нильского порога. Аллах решил, что я должен отомстить.
– Я спас тебе жизнь. И Аллах видит, что я не боюсь твоей мести.
– Ты думаешь? – спросил он зловеще. – Тогда зачем он отдал тебя в мои руки? Я искал тебя тогда в Каире, но не нашел. А тут, в Дамаске, нашел, хотя совсем не искал…
– И скрылся от меня. Абрахим-Мамур, или как тебя там, Дауд Арафим, ты трус!
– Замолкни, скорпион. Я лев, который сожрет тебя! Я знал, что ты меня выдашь, поэтому бежал – я не хотел, чтобы ты свел на нет всю мою работу. Вы преследовали меня и все отняли. Я отомщу. Можешь не рассчитывать на то, что выйдешь отсюда живым! А камни я себе верну.
– Ну, давай, действуй!
– Да, я буду действовать. Я принесу их сюда и покажу тебе, поэтому я тебя и не убил сразу. Но убью обязательно, ибо ты повинен в тысяче бед, выпавших на мою долю. Ты отнял у меня Гюзель, благодаря которой я мог бы стать лучшим человеком. Ты вновь бросил меня в пучину, из которой я только-только выбрался, и ты заплатишь за это. Ты умрешь, но не сразу, не от ножа и не от пули, а от миллиона болей. Голод сгложет тебя, а жажда выпьет твои соки, душа твоя испарится, как капля влаги в огненной пустыне!
– И что же ты медлишь?
– Не храбрись и не думай, что тебе удастся спастись. Если бы ты знал, на что я способен, ты бы умер от страха!
– Мне это не надо знать.
– О нет, ты узнаешь, чтобы последняя надежда оставила тебя, чтобы рука отчаяния сжала твое сердце. Чтобы ты понял, что ты обречен. Знаешь, кто такой чувалдар?
– Знаю – тот, что бросает свою жертву в мешке в воду, – ответил я.
Мне много рассказывали о чувалдарах, наводивших недавно ужас на жителей Константинополя.
– Знаешь ли ты, что чувалдары образуют семьи, которыми руководят старосты?
– Нет.
– Так знай, что я и есть такой староста.
– Лгун!
– Можешь не сомневаться. Разве в Египте ты не видел, насколько я богат? Откуда у меня, простого служащего, такие сокровища? Афрака бен Хулама из Адрианополя тоже засунули в мешок, ибо один из моих людей видел у него много денег. Мне доставили письма, которые он вез с собой, я вскрыл их осторожно и, увидев содержимое, решил вместо него отправиться в Дамаск и завладеть товарами – настало время ими воспользоваться. И тут появился ты, гяур, и мне пришлось довольствоваться немногим. Да разверзнет пред тобой шайтан огненную джехенну!
– Ты вновь потерял даже то немногое!
– Я получу это обратно, ты сам увидишь. Но то будет последнее, что ты увидишь на этом свете! Я определю тебя в такое место, откуда нет выхода. Я его знаю, ведь я родился в Сорхеире. Мой отец жил в этих катакомбах, когда египетский паша набирал молодых мужчин в ряды своих воинов. Я был мальчишкой, и мы с отцом облазили здесь все, я знаю тут каждый темный уголок и знаю, где гнить твоему трупу, когда ты умрешь после долгих мучений.
– Аллаху оно тоже известно.
– Но Аллах тебе уже не поможет, гяур! Так же крепко, как держат тебя эти узы, так будет держать тебя пытка, которую я тебе придумал. Твоя смерть уже назначена!
– Но тогда скажи мне перед смертью, где же находится тот Баруд эль-Амасат, продавший тебе Зеницу в качестве рабыни?
– Ты этого никогда не узнаешь!
– Вот ведь какой трус! Если бы ты точно знал, что я здесь умру, ты бы спокойно мне об этом сообщил!
– Я молчу не поэтому, а потому, что ни одно твое желание отныне не будет исполнено. А теперь молчи, я буду спать, ибо ночь потребует от меня новых сил.
– Ты не сможешь заснуть, твоя совесть никогда не позволит тебе это сделать.
– Совесть есть у гяура, верующий презирает это понятие!
По шелесту одежды я понял, что он укладывается. В самом ли деле он хотел спать? Быть не могло! Или это означало для меня начало пытки? Он хотел поиграть со мной, как ребенок с майским жуком на нитке?
Я внимательно следил за ним. Нет, он явно не хотел спать. Он прикрыл глаза, но когда приоткрыл их, сделал это без усилия и усталости, и я увидел круглые зрачки, уставившиеся на меня. Он явно соображал, хорошо ли я связан. Он стянул мне лодыжки и кисти рук – но впереди, так что я мог дотянуться до ног.
Ах, если бы у меня был нож! Но он выгреб все у меня из карманов. Какое счастье, что со мной были только нож и два револьвера. Если что случится, настоящее оружие достанется Халефу, а не этому ублюдку.
Но погибать не хотелось. Как бы избежать… Если немного пошевелить руками, можно попытаться забрать у него нож. Если бы мне это удалось и у меня было пять секунд, я был бы свободен.
С того момента, как я попал в пещеру, прошло уже много времени, и ему явно не с руки было убивать меня именно сейчас, чтобы моя смерть осталась незамеченной.
Я лихорадочно размышлял. Мог ли я незаметно придвинуться к нему и кончиками пальцев поискать в его сумке мой нож? Нет, это было нереально. Или броситься на него и задушить? Но я не мог связанными руками схватить толстое мужское горло. А что, если использовать в качестве орудия нож? Ударить по вискам… Тоже нельзя – для этого нужно было принять особое положение. Так что оставался нож – бросок к ножу, а без него делать было нечего.
Поэтому первым делом я попытался принять сидячее положение. Ни одна складка моей одежды не должна была зашуршать, я вынужден был закрыть глаза, чтобы по ним он не угадал расположение тела – как и я по его белкам понял, как он сидит.
После долгих усилий мне удалось принять полусидячее положение. Я немного приоткрыл глаза, чтобы поймать его взгляд: он по-прежнему глядел на меня. Едва он смежил веки, как мое правое колено оказалось у него на горле, а левое – на груди. Он рефлекторно схватился обеими руками за горло, чтобы освободить его, и это дало мне возможность связанными руками залезть в сумку. Я нащупал рукоятку ножа и выхватил его. Он почувствовал опасность, в которой оказался. Мощным рывком он сбросил меня и вскочил на ноги. С криком «собака, тебе не спастись!» он бросился на меня, но коснулся лишь кончиками пальцев. Я понял, что через долю секунды он ударит меня, и быстро нагнулся, отпрянув в сторону и ему за спину.
– Гяур, где ты? От меня не уйдешь!
Пока он искал меня не в той стороне, я смог сделать несколько надрезов, чтобы освободить от пут ноги, и затем мне удалось отойти еще на несколько шагов. Я перевел дыхание. Несколько секунд на размышление!
Я скользнул к стене и прижался к ней. Что делать? Забраться поглубже в проход? Коджа-паша говорил о страшных опасностях, таящихся в этих пещерах. Или сцепиться с ним, подмять под себя и вынудить показать выход? Нет, у него какое-то огнестрельное оружие; подмять его под себя, не убив, мне не удастся, а труп его меня отсюда не выведет.
Несколько минут прошли в абсолютной тишине. Он тоже затаился. Остался ли он на месте, подобрался ли ко мне или нет? В любой момент он мог броситься на меня. Но ведь эти подземные лабиринты не должны быть такими уж длинными! Я медленно двинулся по проходу, щупая носком ботинка пол, прежде чем ступить всей ногой. Я сделал, наверное, две сотни таких вот шажков, прежде чем воздух стал немного свежее и более влажным. Теперь нужна была удвоенная осторожность! И действительно, через пять шагов пол резко оборвался. Я лег и ощупал край. Круглая дыра занимала почти весь проход. Колодец! И сейчас в нем была вода, о чем свидетельствовал влажный воздух. Кто знает, как он глубок? Попавший туда уже никогда не вернется! Диаметр колодца должен был составлять около трех локтей. Я мог бы перепрыгнуть его, но не знал, что там, на другой стороне. Могло статься, что на той стороне колодца вплотную стоит стена, и тогда то был бы мой последний прыжок. Итак, в этой стороне спасения не было. Надо возвращаться. Дело плохо! Враг молчал как рыба. Был ли он настороже там, где я его оставил, ибо знал, что я вернусь? Или поверил в то, что я убежал? Или побежал к выходу и притаился там? Ясно было одно – стоять на месте нельзя. Я зажал нож зубами, лег на пол и пополз, опираясь на колени и подушечки ладоней и ощупывая кончиками пальцев пространство впереди.
Так я медленно, но все же продвигался вперед. Я насчитал около двухсот «ползков» коленями и должен был, по всем расчетам, оказаться там, где лежал раньше. На это понадобилось более часа. Еще через полчаса стена кончилась как справа, так и слева; пол же вел дальше.
Что это было? Справа и слева были углы, наверное, мой ход переходил в какой-то другой, шедший правее. А что дальше? Может, они образовывали здесь некий перекресток, на котором меня и поджидал Абрахим-Мамур? Я напряженно вслушивался, но не мог уловить даже ничтожного звука. Мне захотелось выяснить, куда ведет мой прежний ход, и я пошел в этом же направлении дальше. Дыхание было нормальным, сердце билось не чаще обычного; нужно было соблюдать полное спокойствие.
Вскоре я убедился, что ход имеет продолжение. Но куда идти? Прямо или налево? Воздух был недвижным, имел одинаковые температуру и влажность, темнота тоже была одинаково непроглядная. Я размышлял. Если Абрахим здесь, он наверняка стоит в той стороне, где находится выход, а если его здесь нет, значит, он занял позицию на самом выходе.
Возле найденного хода его явно не было, ибо там я нащупал углы стен. И я повернул налево. Не дюйм за дюймом, а миллиметр за миллиметром пробирался вперед; через десять минут я убедился, что его нет и здесь. Оставалось попробовать еще один путь – направо, и я двинулся туда.
Наверное, я уже добрался до середины перекрестка, как мне показалось, что я чувствую какое-то едва уловимое движение. Я напряг слух и сделал еще несколько шажков вперед. Я не ошибся. Это было тиканье карманных часов – моих, которые он забрал. Значит, я его обнаружил, здесь был путь на свободу. Но удастся ли мне выйти?
Интересно, какое положение он занял – лежал ли, сидел или стоял? Он наверняка понимал, что ножом ему не воспользоваться, и готовился встретить меня огнестрельным оружием – то есть в руках у него было по моему револьверу. Надо думать, он умел с ними обращаться.
Мои руки действовали так же осторожно и тихо, как чувствительные щупальца полипа. Тиканье стало отчетливее, и вот кончиком среднего пальца я наткнулся на нечто. Оно находилось непосредственно передо мной. Ему нужно было только протянуть руку… В этой опасной близости прошло целых десять минут, прежде чем я удостоверился, что он лежит как раз поперек коридора. Перешагнуть? Выманить хитростью? Я выбрал первое – самое сложное, но и надежное. Чувствительные пальцы подсказали мне, что он забросил ноги одна на другую. Для меня это было лучше, чем, если бы он разбросал их. Я поднялся на ноги, выпрямился и занес ногу. Только бы он сейчас не повернулся! Момент был волнительный! Но мне удалось перенести ногу и подобрать вторую.
Самое тяжелое позади. Ползти больше не надо было. Чем дальше я уходил, тем спокойнее мне было, и тем быстрее я двигался. Скоро я шел уже обычным шагом, замечая, что в освещенности что-то изменилось, вернее, полной темноты уже не было. Затем я почувствовал ступени под ногами и стал подниматься. Становилось все светлее; я подошел к выходу, возле которого источал благоухание куст можжевельника, и выбрался наружу.
Слава Богу! Я свободен. Но я оказался на противоположной стороне храма Солнца! Теперь, чтобы поймать этого подлеца, нужно было поторапливаться – светило находилось уже у горизонта. И я помчался вокруг храма к нашей стоянке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42