– Сядьте и давайте спокойно посоветуемся. Торопливый бегун не всегда самый быстрый конь.
Понадобилось время, чтобы убедить, но, в конце концов, мне это удалось.
– Какова стоимость украденных драгоценностей? – поинтересовался я.
– Я этого точно не знаю, – ответил Шафей, – но сумма огромна.
– И ты действительно полагаешь, что вор не кто иной, как Афрак?
– Только он. Послание, которое он мне передал, было подложным, у него одного был ключ, и он один знал, где лежит самое ценное.
– Хорошо, тогда только им и будем заниматься. Он действительно ваш родственник?
– Да. Мы его до этого не видели, но знали, что он должен приехать, и письма, которые он привез, были подлинные.
– Он был ювелиром, золотых дел мастером?
– Причем очень опытным.
– Он знает вашу семью и отношения внутри нее?
– Знает, хотя во многом ошибается.
– Он был вчера на празднике, и ты говорил, что он весьма бледен. Он был таким, когда пришел, или стал таким, когда узнал что ваш гость – Кара бен Немей?
Шафей, приподнявшись, удивленно уставился на меня.
– Что ты хочешь этим сказать, эфенди? Ну, помнится, он побледнел, когда я ему рассказал о тебе.
– Это поможет мне выйти на его след.
– Эфенди, если бы это было так!
Итак, он испугался, узнав про меня; он не пришел, когда я играл на пианино; он придумал болезнь, потому что я увидел бы его; а когда я уехал, он тоже пустился в путь.
– Халеф, ты знаешь, кто этот Афрак?
– Откуда мне знать? – ответил хаджи, следивший за нашим разговором.
– Это не кто иной, как Дауд Арафим, называющий себя также Абрахим-Мамур. Эта мысль пришла мне в голову еще вчера, но я отбросил ее как маловероятную. А сейчас я полностью убежден в этом!
Мои собеседники оцепенели от ужаса, и только после долгого молчания Якуб проговорил, качая головой:
– Это просто невозможно, эфенди! Мой родственник никогда не называл себя этими именами и никогда не был в Египте. Ты что, снова видел его вчера здесь?
– Да, я забыл рассказать об этом, потому что был погружен в музыку. Опиши мне своего родственника, особенно одежду, в которой он вчера приехал на праздник!
Моя просьба была со всей тщательностью выполнена. Все совпадало – то был Абрахим-Мамур, и никто иной. Но оба купца все же отказывались в это верить.
– Афрак бен Хулам никогда не был в Египте, – твердили они как попугаи. – А как же письма, которые он привез?
– Это два неясных момента. А что, если этот Абрахим забрал письма у настоящего Афрака?
– Аллах керим, но, значит, тогда он убил его!
– Это нужно еще выяснить, этот человек на все способен. Надо обязательно найти и схватить его! Ну, вот видите, спокойное обсуждение планов лучше, чем бездумные метания. Вор наверняка еще в Дамаске и собирается уехать. Или же как следует спрячется в городе. Надо склоняться к первому варианту. Что бы ты предпринял в этом случае, Якуб?
– Если бы я знал, куда он двинется, я бы пошел по следам хоть на край света!
– Тогда посылай Шафея в полицию, и как можно быстрее! Надо сделать заявление, чтобы побыстрее взять под контроль ворота и особенно район Гуты. Он мог заготовить для себя фальшивый паспорт, действующий на огромных пространствах Ближнего Востока. Надо нанять конных хавасов, на которых можно было бы положиться.
– Эфенди, твоя речь лучше моего гнева. Твой глаз острее моего. Ты поможешь мне?
– Да. Отведи меня в комнату, где жил вор!
Шафей убежал, а мы зашли в комнату лже-Афрака. Оказалось, что он рассчитал все так, чтобы не возвращаться, и не оставил ничего, за что можно было бы зацепиться.
– Здесь ничего не найти. Нужны другие следы. Мы трое должны разделиться и каждый своим путем разузнать что-то у погонщиков и у городских ворот.
Такое предложение было воспринято Якубом и Халефом с воодушевлением, и уже две минуты спустя я ехал на осле к воротам Аллаха. Коня я брать не захотел, ибо не знал точно, может ли он мне понадобиться.
Но мои усилия не увенчались успехом. Я спрашивал разных людей в самых различных местах, где только мог предугадать выезд из города; прочесал вдоль и поперек Гуту, где, кстати, наткнулся на уже высланные патрули, но следов не обнаружил и через три часа весь в пыли вернулся домой. Якуб был уже дома, но потом снова уехал; Халефу тоже ничего не удалось выяснить. Он обследовал северную часть города и побывал возле нашей вчерашней палатки. У входа стояла та самая певица, она узнала его и поманила к себе. Она заметила, что мы вчера сорвались с места из-за Мамура, и попросила передать мне, что, если мне удобно, я могу заехать к ней и узнать кое-что об этом человеке.
– А почему она сразу тебе ничего не сказала? – спросил я.
– Сиди, она не говорит по-арабски, а я не очень-то понимаю по-турецки. Даже то, что она мне сегодня сказала, я наверняка немного переврал.
– Тогда берем лошадей – ослы устали – и едем к ней немедленно!
Был последний день пятидневного праздника. Прибыв к палатке выходцев из Прессница, мы обнаружили, что на этот раз она заполнена далеко не так, как накануне. Музыка на время замолчала, и я смог поговорить с девушкой. Посетителей мне нечего было бояться, поскольку говорили мы по-немецки.
– Отчего вы вчера так стремительно уехали? – спросила меня девушка.
– Я хотел проследить за человеком, вошедшим в палатку. Мне нужно было знать, где он живет.
– Этого он никому не говорит.
– Ага, вы знаете это?
– Да. Вчера он трижды заглядывал в палатку и усаживался рядом с англичанином, но и ему не говорил ничего определенного.
– Он говорил по-английски или же они общались по-арабски?
– По-английски. Я поняла все. Джентльмен нанял его переводчиком.
– Быть не может. Для работы здесь или для поездки?
– Для поездки.
– Куда же?
– Этого я не знаю. Слышала лишь, что первым местом пребывания будет Сальхия.
– И когда же они хотели выехать?
– Когда переводчик закончит с делами, ради которых он прибыл в Дамаск. Полагаю, речь шла о поставках оливок в Бейрут.
Больше она ничего не могла сообщить. Я поблагодарил ее, и что-то подарил на память.
Чтобы известить Якуба, я послал к нему Халефа, а сам объехал город, чтобы попасть к Божественным воротам, откуда начиналась дорога на Сальхию, лежащую на западных границах Гуты и считающуюся пригородом Дамаска. Через это местечко проходит торговый путь на Бейрут и в другие города, в том числе и в Палестину.
Туда я прибыл уже к вечеру. Я не тешил себя особыми иллюзиями оказаться незамеченным, но все же надеялся на то, что в восточных постройках окна направлены внутрь, во дворик, и поэтому меня никто не увидит, как это непременно случилось бы у нас в Европе.
Тут я увидел нескольких несчастных, исключенных из человеческого общества, но живущих рядом – прокаженных. Они лежали, обернутые в лохмотья, по обочинам дороги и уже издали требовали у меня подаяния. Я направил лошадь прямо на них, и тогда они отползли в сторону, потому как им строжайше запрещено подходить к здоровому человеку. Но я крикнул им, что я европеец и не боюсь их болезни, и тогда они остановились, но не подпустили меня ближе, чем на двадцать шагов.
– Что тебе надо от нас, господин? – спросил один из них. – Положи свое подношение на землю и скорее уходи!
– Что вас больше устраивает – деньги?
– Нет. Мы ничего не можем купить – у нас не берут денег. Дай нам другое – табак, хлеб, мясо или еще чего-нибудь поесть.
– А почему вы здесь? Ведь есть госпитали в Дамаске…
– Они переполнены. Мы ждем, когда смерть освободит для нас место.
– Мне бы хотелось кое-что узнать у вас. Если вы мне поможете, у вас будет табак на много месяцев и еще, что хотите. А сейчас у меня с собой ничего нет.
– Что же мы должны сообщить тебе?
– Сколько времени вы здесь лежите?
– Много дней.
– Значит, вы видите всех, кто проезжает мимо. Много проследовало мимо вас народа?
– Нет. Кто-то прибыл в город на праздник, сегодня его последний день; из города же выехала всего одна повозка, запряженная мулом, – в Рас-Хейю и Газейн, несколько людей в Хасбейю, несколько рабочих из Зебедени, а незадолго до полудня – инглис с двумя мужчинами, его сопровождавшими.
– Откуда вы знаете, что это инглис?
– О, инглиса сразу можно распознать. Он был одет во все серое, на голове – высокая шляпа, у него большой нос и голубые стекла на нем. Один из спутников объяснил ему, что мы от него хотим, и тогда он дал нам табаку, кусочек хлеба и еще несколько палочек из дерева, из которых загорается огонь.
– Опишите мне человека, который служит при нем переводчиком.
Они обрисовали мне его. Описание совпало.
– Куда они поскакали?
– Откуда нам знать. Они поехали по бейрутской дороге. Дети старого Абу Меджака могут ответить тебе, ибо он был их проводником. Он живет в доме возле большой пальмы.
– Благодарю вас. Завтра утром я привезу вам все, что обещал.
– О господин, твоя доброта да будет замечена Аллахом! Не мог бы ты захватить для нас еще несколько самых дешевых трубок?
– Обещаю, они у вас будут.
В Сальхии, в доме предводителя, я узнал, что англичанин направляется в долину Себдани. Старого Абу Меджака наняли только до того места. Это была мера предосторожности, позволяющая скрыть весь маршрут от любопытствующих. Но все равно я знал уже достаточно и вернулся в Дамаск.
Наш друг пребывал в состоянии крайнего напряжения. Его поиски не дали результатов, но Халеф принес ему надежду. Он получил директивные письма ко всем полицейским властям района Дамаска, и десяток вооруженных хавасов ждали приказа выступить в путь.
Я рассказал обо всем, что мне удалось узнать. Наступил вечер, и я предложил дождаться утра, но нетерпение было слишком велико. Хозяин послал за проводником, сумевшим бы найти дорогу и ночью. Всех так лихорадило, что эта спешка передалась и мне, и я едва не забыл о своих обещаниях прокаженным. Прошло несколько часов, прежде чем мы отправились. Якуб позаботился о лошадях – двух для себя и слуги и третьей для поклажи. Поскольку он не предполагал, куда нас заведут поиски, он запасся и значительной суммой.
Отъезд не занял много времени. Показалась полная луна, когда мы миновали Прямую улицу и ворота Аллаха: впереди проводник с хозяином арендованных лошадей, потом – мы, а именно Яку б со слугой, Халеф и оба ирландца, а сзади – хавасы.
Стража у ворот даже не проснулась, когда мы промчались мимо. Незадолго до Сальхии я свернул на обочину, где на прежнем месте лежали прокаженные. Мы разбудили их, и я порадовал их объемистым пакетом, оставив его на земле на почтительном расстоянии. Затем мы двинулись дальше. Сальхия осталась позади, и мы стали взбираться по склонам к Куббет эн-Насру, красивейшему местечку, о котором я уже как-то упоминал.
На самом верху, у могилы мусульманского святого, я повернулся и бросил взгляд на Дамаск – последний взгляд в жизни, как оказалось. Город лежал внизу, мерцая в лунном свете, как обиталище духов и джиннов, окруженное темным кольцом Гуты. Справа подходила дорога из Хаурана, по которой я приехал, а с другой стороны тянулся караванный путь на Пальмиру, оставшийся для меня недоступным. Я не мог предположить, что мое пребывание в Дамаске будет столь коротким…
Проехав Куббет эн-Наср, мы повернули направо к холмам Джебель-Ребаха и добрались до перевала Рабу, откуда вдоль русла Баранды прискакали в Дломар, большую деревню, где и сделали первую остановку. Хавасы быстро разбудили местного старосту, с его помощью расспросили местных жителей и выяснили, что после полудня четверо всадников галопом промчались через деревню. Среди них был одетый в серое инглис в очках с синими стеклами. Они ехали в Эс-Сук, куда без промедления двинулись и мы.
День набирал силу, когда мы проскакали плоскогорье Эль-Джебиде, потом свернули налево, к месту, где раньше располагалась столица древнего Абиленка; с другой стороны мы увидели гору, на которой расположена могила Авеля Речь идет о римском те трархии Авилинее, расположенном в Антиливане, к северо-востоку от Дамаска. Согласно местной легенде, именно здесь был похоронен убитый Каином Авель.
. Потом мелькали еще деревеньки, названия которых я не запомнил, и в одной из них мы притормозили, чтобы напоить измученных лошадей.
Мы преодолели участок, равный по протяженности целому дню пути. Если и дальше задавать такой ритм, животные явно не выдержат. От людей, пришедших к нам, чтобы одарить фруктами, мы узнали, что они всадников не видели, но поздним вечером кто-то слышал, как какой-то небольшой отряд проскакал по местечку.
После того как лошади немного отдохнули, мы двинулись в Эс-Сук, лежащий неподалеку, но ничего толком там не узнали. Рядом с поселком нам повстречался одинокий всадник. То был белобородый старик-араб, сердечно приветствовавший нашего проводника и представившийся нам:
– Абу Меджак, хабир (проводник), который вел инглиса.
– Это ты?! – вскричал Якуб. – Где ты его оставил?
– В Себдани, господин.
– Сколько при нем было людей?
– Двое. Драгоман и слуга.
– Кто драгоман?
– Он говорил, что родом из Кониса, но это неправда. Он говорит не на языке людей из Кониса. Он лжет.
– Откуда ты это знаешь?
– Он обманывал англичанина, я заметил это, хотя и не говорю на языке инглис.
– У него с собой много багажа?
– Багаж и грузовые лошади принадлежат англичанину, у драгомана при себе несколько больших коробок, над которыми он очень трясется.
– В каком доме они остановились?
– Ни в каком. Со мной расплатились в Себдани, и я мог возвращаться, они же поскакали дальше, хотя их лошади падали от усталости. Я остановился у знакомого, чтобы отдохнуть, а сейчас возвращаюсь в Дамаск.
Я решил расспросить его о внешности англичанина, поскольку забыл сделать это в «певческой» палатке в Дамаске.
– Ты не слышал имени этого англичанина?
– Драгоман все время говорил «серр».
– Это не имя, это означает «господин». Вспомни!
– Он добавлял к нему еще одно слово, но я не помню точно, как оно звучит… Что-то вроде Лисе или Линее.
Я замер. Возможно ли это? Нет, в это нельзя поверить. Но все же переспросил:
– Может, Линдсей?
– Да, именно так звучало это имя.
– Опиши мне этого мужчину!
– На нем была серого цвета одежда, шляпа тоже серая и очень высокая. У него были голубые очки и кирка в руке, даже когда он садился на лошадь.
– Ага! А нос?
– Очень большой и красный. У него там алеппская опухоль. И рот у него большой и широкий.
– А на руках ты ничего не заметил?
– Да. На левой нет двух пальцев.
– Это он. Халеф, ты слышал? Англичанин жив!
– Хамдулиллах! – воскликнул маленький хаджи. – Аллах велик, он все может. Он оживляет и убивает, как ему захочется.
Якуб никак не мог понять нашей радости, поэтому мне пришлось кое-что ему рассказать. А потом решили снова пускаться в путь. Меня очень беспокоило, что чудесным образом воскресший друг попал в руки проходимца.
Старый проводник поехал дальше, а мы миновали несколько очень красивых деревенек. Но неожиданно приятная для глаз зелень террасных садов кончилась. Мы переехали по мосту через Бараду на ее левый берег и въехали в узкий проход. Скалы по обе стороны реки ограничивали наш маневр, они поднимались отвесно, а в северной стене видны были многочисленные захоронения, к которым вели полу истертые ступени. Этот проход называется Сук эльБарада и ведет к долине Себдани, на которой расположен одноименный город.
Миновав проход и въехав, таким образом, в долину с юго-востока, мы проскакали еще несколько деревень и вошли в город, причем в довольно плачевном состоянии. Мой вороной и лошадь Халефа были измучены скачкой, остальные тоже валились с ног. Случилось то, о чем я боялся думать.
Себдани, по сути, представляет собой красивую деревню с солидными домами и обширными садами, хотя и лежит на значительной высоте. Ее жители в основном марониты. Хавасы очень быстро разыскали для всех жилье, и мы отлично расположились.
Узнали, что проводник переночевал здесь. Но староста местечка еще утром послал гонца в соседний поселок Шиит на разведку, и тот, к вечеру вернувшись, сообщил, что инглис переночевал в Шиите, а потом с тамошним человеком, со слугой и переводчиком поехали в Сорхеир. Что они делали потом, никто уже не знал…
Едва забрезжил рассвет, мы уже были в седлах. Оставив позади виноградники и тутовники Себдани, мы мчались в Шиит. Переводчик упоминал, как говорила мне певица, об оливковом предприятии в Бейруте, и это, конечно же, была ложь. Но Бейрут мог быть действительно целью его путешествия, поэтому он мог сказать британцу правду. То, что он выбрал именно этот путь, а не прямую дорогу на Бейрут, было легко объяснимо. Соображения безопасности требовали этого.
В Шиите мы добрались до истоков Барады, лежащих весьма высоко. Здесь мы нашли подтверждение словам гонца и поехали в Сорхеир. Дорога шла резко вниз, и выяснилось, что наши хавасы плохие наездники. Едва выдержав скачку, они уже ни на что не были способны.
Нанятые лошади Якуба тоже давали сбой, и наше преследование замедлилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Понадобилось время, чтобы убедить, но, в конце концов, мне это удалось.
– Какова стоимость украденных драгоценностей? – поинтересовался я.
– Я этого точно не знаю, – ответил Шафей, – но сумма огромна.
– И ты действительно полагаешь, что вор не кто иной, как Афрак?
– Только он. Послание, которое он мне передал, было подложным, у него одного был ключ, и он один знал, где лежит самое ценное.
– Хорошо, тогда только им и будем заниматься. Он действительно ваш родственник?
– Да. Мы его до этого не видели, но знали, что он должен приехать, и письма, которые он привез, были подлинные.
– Он был ювелиром, золотых дел мастером?
– Причем очень опытным.
– Он знает вашу семью и отношения внутри нее?
– Знает, хотя во многом ошибается.
– Он был вчера на празднике, и ты говорил, что он весьма бледен. Он был таким, когда пришел, или стал таким, когда узнал что ваш гость – Кара бен Немей?
Шафей, приподнявшись, удивленно уставился на меня.
– Что ты хочешь этим сказать, эфенди? Ну, помнится, он побледнел, когда я ему рассказал о тебе.
– Это поможет мне выйти на его след.
– Эфенди, если бы это было так!
Итак, он испугался, узнав про меня; он не пришел, когда я играл на пианино; он придумал болезнь, потому что я увидел бы его; а когда я уехал, он тоже пустился в путь.
– Халеф, ты знаешь, кто этот Афрак?
– Откуда мне знать? – ответил хаджи, следивший за нашим разговором.
– Это не кто иной, как Дауд Арафим, называющий себя также Абрахим-Мамур. Эта мысль пришла мне в голову еще вчера, но я отбросил ее как маловероятную. А сейчас я полностью убежден в этом!
Мои собеседники оцепенели от ужаса, и только после долгого молчания Якуб проговорил, качая головой:
– Это просто невозможно, эфенди! Мой родственник никогда не называл себя этими именами и никогда не был в Египте. Ты что, снова видел его вчера здесь?
– Да, я забыл рассказать об этом, потому что был погружен в музыку. Опиши мне своего родственника, особенно одежду, в которой он вчера приехал на праздник!
Моя просьба была со всей тщательностью выполнена. Все совпадало – то был Абрахим-Мамур, и никто иной. Но оба купца все же отказывались в это верить.
– Афрак бен Хулам никогда не был в Египте, – твердили они как попугаи. – А как же письма, которые он привез?
– Это два неясных момента. А что, если этот Абрахим забрал письма у настоящего Афрака?
– Аллах керим, но, значит, тогда он убил его!
– Это нужно еще выяснить, этот человек на все способен. Надо обязательно найти и схватить его! Ну, вот видите, спокойное обсуждение планов лучше, чем бездумные метания. Вор наверняка еще в Дамаске и собирается уехать. Или же как следует спрячется в городе. Надо склоняться к первому варианту. Что бы ты предпринял в этом случае, Якуб?
– Если бы я знал, куда он двинется, я бы пошел по следам хоть на край света!
– Тогда посылай Шафея в полицию, и как можно быстрее! Надо сделать заявление, чтобы побыстрее взять под контроль ворота и особенно район Гуты. Он мог заготовить для себя фальшивый паспорт, действующий на огромных пространствах Ближнего Востока. Надо нанять конных хавасов, на которых можно было бы положиться.
– Эфенди, твоя речь лучше моего гнева. Твой глаз острее моего. Ты поможешь мне?
– Да. Отведи меня в комнату, где жил вор!
Шафей убежал, а мы зашли в комнату лже-Афрака. Оказалось, что он рассчитал все так, чтобы не возвращаться, и не оставил ничего, за что можно было бы зацепиться.
– Здесь ничего не найти. Нужны другие следы. Мы трое должны разделиться и каждый своим путем разузнать что-то у погонщиков и у городских ворот.
Такое предложение было воспринято Якубом и Халефом с воодушевлением, и уже две минуты спустя я ехал на осле к воротам Аллаха. Коня я брать не захотел, ибо не знал точно, может ли он мне понадобиться.
Но мои усилия не увенчались успехом. Я спрашивал разных людей в самых различных местах, где только мог предугадать выезд из города; прочесал вдоль и поперек Гуту, где, кстати, наткнулся на уже высланные патрули, но следов не обнаружил и через три часа весь в пыли вернулся домой. Якуб был уже дома, но потом снова уехал; Халефу тоже ничего не удалось выяснить. Он обследовал северную часть города и побывал возле нашей вчерашней палатки. У входа стояла та самая певица, она узнала его и поманила к себе. Она заметила, что мы вчера сорвались с места из-за Мамура, и попросила передать мне, что, если мне удобно, я могу заехать к ней и узнать кое-что об этом человеке.
– А почему она сразу тебе ничего не сказала? – спросил я.
– Сиди, она не говорит по-арабски, а я не очень-то понимаю по-турецки. Даже то, что она мне сегодня сказала, я наверняка немного переврал.
– Тогда берем лошадей – ослы устали – и едем к ней немедленно!
Был последний день пятидневного праздника. Прибыв к палатке выходцев из Прессница, мы обнаружили, что на этот раз она заполнена далеко не так, как накануне. Музыка на время замолчала, и я смог поговорить с девушкой. Посетителей мне нечего было бояться, поскольку говорили мы по-немецки.
– Отчего вы вчера так стремительно уехали? – спросила меня девушка.
– Я хотел проследить за человеком, вошедшим в палатку. Мне нужно было знать, где он живет.
– Этого он никому не говорит.
– Ага, вы знаете это?
– Да. Вчера он трижды заглядывал в палатку и усаживался рядом с англичанином, но и ему не говорил ничего определенного.
– Он говорил по-английски или же они общались по-арабски?
– По-английски. Я поняла все. Джентльмен нанял его переводчиком.
– Быть не может. Для работы здесь или для поездки?
– Для поездки.
– Куда же?
– Этого я не знаю. Слышала лишь, что первым местом пребывания будет Сальхия.
– И когда же они хотели выехать?
– Когда переводчик закончит с делами, ради которых он прибыл в Дамаск. Полагаю, речь шла о поставках оливок в Бейрут.
Больше она ничего не могла сообщить. Я поблагодарил ее, и что-то подарил на память.
Чтобы известить Якуба, я послал к нему Халефа, а сам объехал город, чтобы попасть к Божественным воротам, откуда начиналась дорога на Сальхию, лежащую на западных границах Гуты и считающуюся пригородом Дамаска. Через это местечко проходит торговый путь на Бейрут и в другие города, в том числе и в Палестину.
Туда я прибыл уже к вечеру. Я не тешил себя особыми иллюзиями оказаться незамеченным, но все же надеялся на то, что в восточных постройках окна направлены внутрь, во дворик, и поэтому меня никто не увидит, как это непременно случилось бы у нас в Европе.
Тут я увидел нескольких несчастных, исключенных из человеческого общества, но живущих рядом – прокаженных. Они лежали, обернутые в лохмотья, по обочинам дороги и уже издали требовали у меня подаяния. Я направил лошадь прямо на них, и тогда они отползли в сторону, потому как им строжайше запрещено подходить к здоровому человеку. Но я крикнул им, что я европеец и не боюсь их болезни, и тогда они остановились, но не подпустили меня ближе, чем на двадцать шагов.
– Что тебе надо от нас, господин? – спросил один из них. – Положи свое подношение на землю и скорее уходи!
– Что вас больше устраивает – деньги?
– Нет. Мы ничего не можем купить – у нас не берут денег. Дай нам другое – табак, хлеб, мясо или еще чего-нибудь поесть.
– А почему вы здесь? Ведь есть госпитали в Дамаске…
– Они переполнены. Мы ждем, когда смерть освободит для нас место.
– Мне бы хотелось кое-что узнать у вас. Если вы мне поможете, у вас будет табак на много месяцев и еще, что хотите. А сейчас у меня с собой ничего нет.
– Что же мы должны сообщить тебе?
– Сколько времени вы здесь лежите?
– Много дней.
– Значит, вы видите всех, кто проезжает мимо. Много проследовало мимо вас народа?
– Нет. Кто-то прибыл в город на праздник, сегодня его последний день; из города же выехала всего одна повозка, запряженная мулом, – в Рас-Хейю и Газейн, несколько людей в Хасбейю, несколько рабочих из Зебедени, а незадолго до полудня – инглис с двумя мужчинами, его сопровождавшими.
– Откуда вы знаете, что это инглис?
– О, инглиса сразу можно распознать. Он был одет во все серое, на голове – высокая шляпа, у него большой нос и голубые стекла на нем. Один из спутников объяснил ему, что мы от него хотим, и тогда он дал нам табаку, кусочек хлеба и еще несколько палочек из дерева, из которых загорается огонь.
– Опишите мне человека, который служит при нем переводчиком.
Они обрисовали мне его. Описание совпало.
– Куда они поскакали?
– Откуда нам знать. Они поехали по бейрутской дороге. Дети старого Абу Меджака могут ответить тебе, ибо он был их проводником. Он живет в доме возле большой пальмы.
– Благодарю вас. Завтра утром я привезу вам все, что обещал.
– О господин, твоя доброта да будет замечена Аллахом! Не мог бы ты захватить для нас еще несколько самых дешевых трубок?
– Обещаю, они у вас будут.
В Сальхии, в доме предводителя, я узнал, что англичанин направляется в долину Себдани. Старого Абу Меджака наняли только до того места. Это была мера предосторожности, позволяющая скрыть весь маршрут от любопытствующих. Но все равно я знал уже достаточно и вернулся в Дамаск.
Наш друг пребывал в состоянии крайнего напряжения. Его поиски не дали результатов, но Халеф принес ему надежду. Он получил директивные письма ко всем полицейским властям района Дамаска, и десяток вооруженных хавасов ждали приказа выступить в путь.
Я рассказал обо всем, что мне удалось узнать. Наступил вечер, и я предложил дождаться утра, но нетерпение было слишком велико. Хозяин послал за проводником, сумевшим бы найти дорогу и ночью. Всех так лихорадило, что эта спешка передалась и мне, и я едва не забыл о своих обещаниях прокаженным. Прошло несколько часов, прежде чем мы отправились. Якуб позаботился о лошадях – двух для себя и слуги и третьей для поклажи. Поскольку он не предполагал, куда нас заведут поиски, он запасся и значительной суммой.
Отъезд не занял много времени. Показалась полная луна, когда мы миновали Прямую улицу и ворота Аллаха: впереди проводник с хозяином арендованных лошадей, потом – мы, а именно Яку б со слугой, Халеф и оба ирландца, а сзади – хавасы.
Стража у ворот даже не проснулась, когда мы промчались мимо. Незадолго до Сальхии я свернул на обочину, где на прежнем месте лежали прокаженные. Мы разбудили их, и я порадовал их объемистым пакетом, оставив его на земле на почтительном расстоянии. Затем мы двинулись дальше. Сальхия осталась позади, и мы стали взбираться по склонам к Куббет эн-Насру, красивейшему местечку, о котором я уже как-то упоминал.
На самом верху, у могилы мусульманского святого, я повернулся и бросил взгляд на Дамаск – последний взгляд в жизни, как оказалось. Город лежал внизу, мерцая в лунном свете, как обиталище духов и джиннов, окруженное темным кольцом Гуты. Справа подходила дорога из Хаурана, по которой я приехал, а с другой стороны тянулся караванный путь на Пальмиру, оставшийся для меня недоступным. Я не мог предположить, что мое пребывание в Дамаске будет столь коротким…
Проехав Куббет эн-Наср, мы повернули направо к холмам Джебель-Ребаха и добрались до перевала Рабу, откуда вдоль русла Баранды прискакали в Дломар, большую деревню, где и сделали первую остановку. Хавасы быстро разбудили местного старосту, с его помощью расспросили местных жителей и выяснили, что после полудня четверо всадников галопом промчались через деревню. Среди них был одетый в серое инглис в очках с синими стеклами. Они ехали в Эс-Сук, куда без промедления двинулись и мы.
День набирал силу, когда мы проскакали плоскогорье Эль-Джебиде, потом свернули налево, к месту, где раньше располагалась столица древнего Абиленка; с другой стороны мы увидели гору, на которой расположена могила Авеля Речь идет о римском те трархии Авилинее, расположенном в Антиливане, к северо-востоку от Дамаска. Согласно местной легенде, именно здесь был похоронен убитый Каином Авель.
. Потом мелькали еще деревеньки, названия которых я не запомнил, и в одной из них мы притормозили, чтобы напоить измученных лошадей.
Мы преодолели участок, равный по протяженности целому дню пути. Если и дальше задавать такой ритм, животные явно не выдержат. От людей, пришедших к нам, чтобы одарить фруктами, мы узнали, что они всадников не видели, но поздним вечером кто-то слышал, как какой-то небольшой отряд проскакал по местечку.
После того как лошади немного отдохнули, мы двинулись в Эс-Сук, лежащий неподалеку, но ничего толком там не узнали. Рядом с поселком нам повстречался одинокий всадник. То был белобородый старик-араб, сердечно приветствовавший нашего проводника и представившийся нам:
– Абу Меджак, хабир (проводник), который вел инглиса.
– Это ты?! – вскричал Якуб. – Где ты его оставил?
– В Себдани, господин.
– Сколько при нем было людей?
– Двое. Драгоман и слуга.
– Кто драгоман?
– Он говорил, что родом из Кониса, но это неправда. Он говорит не на языке людей из Кониса. Он лжет.
– Откуда ты это знаешь?
– Он обманывал англичанина, я заметил это, хотя и не говорю на языке инглис.
– У него с собой много багажа?
– Багаж и грузовые лошади принадлежат англичанину, у драгомана при себе несколько больших коробок, над которыми он очень трясется.
– В каком доме они остановились?
– Ни в каком. Со мной расплатились в Себдани, и я мог возвращаться, они же поскакали дальше, хотя их лошади падали от усталости. Я остановился у знакомого, чтобы отдохнуть, а сейчас возвращаюсь в Дамаск.
Я решил расспросить его о внешности англичанина, поскольку забыл сделать это в «певческой» палатке в Дамаске.
– Ты не слышал имени этого англичанина?
– Драгоман все время говорил «серр».
– Это не имя, это означает «господин». Вспомни!
– Он добавлял к нему еще одно слово, но я не помню точно, как оно звучит… Что-то вроде Лисе или Линее.
Я замер. Возможно ли это? Нет, в это нельзя поверить. Но все же переспросил:
– Может, Линдсей?
– Да, именно так звучало это имя.
– Опиши мне этого мужчину!
– На нем была серого цвета одежда, шляпа тоже серая и очень высокая. У него были голубые очки и кирка в руке, даже когда он садился на лошадь.
– Ага! А нос?
– Очень большой и красный. У него там алеппская опухоль. И рот у него большой и широкий.
– А на руках ты ничего не заметил?
– Да. На левой нет двух пальцев.
– Это он. Халеф, ты слышал? Англичанин жив!
– Хамдулиллах! – воскликнул маленький хаджи. – Аллах велик, он все может. Он оживляет и убивает, как ему захочется.
Якуб никак не мог понять нашей радости, поэтому мне пришлось кое-что ему рассказать. А потом решили снова пускаться в путь. Меня очень беспокоило, что чудесным образом воскресший друг попал в руки проходимца.
Старый проводник поехал дальше, а мы миновали несколько очень красивых деревенек. Но неожиданно приятная для глаз зелень террасных садов кончилась. Мы переехали по мосту через Бараду на ее левый берег и въехали в узкий проход. Скалы по обе стороны реки ограничивали наш маневр, они поднимались отвесно, а в северной стене видны были многочисленные захоронения, к которым вели полу истертые ступени. Этот проход называется Сук эльБарада и ведет к долине Себдани, на которой расположен одноименный город.
Миновав проход и въехав, таким образом, в долину с юго-востока, мы проскакали еще несколько деревень и вошли в город, причем в довольно плачевном состоянии. Мой вороной и лошадь Халефа были измучены скачкой, остальные тоже валились с ног. Случилось то, о чем я боялся думать.
Себдани, по сути, представляет собой красивую деревню с солидными домами и обширными садами, хотя и лежит на значительной высоте. Ее жители в основном марониты. Хавасы очень быстро разыскали для всех жилье, и мы отлично расположились.
Узнали, что проводник переночевал здесь. Но староста местечка еще утром послал гонца в соседний поселок Шиит на разведку, и тот, к вечеру вернувшись, сообщил, что инглис переночевал в Шиите, а потом с тамошним человеком, со слугой и переводчиком поехали в Сорхеир. Что они делали потом, никто уже не знал…
Едва забрезжил рассвет, мы уже были в седлах. Оставив позади виноградники и тутовники Себдани, мы мчались в Шиит. Переводчик упоминал, как говорила мне певица, об оливковом предприятии в Бейруте, и это, конечно же, была ложь. Но Бейрут мог быть действительно целью его путешествия, поэтому он мог сказать британцу правду. То, что он выбрал именно этот путь, а не прямую дорогу на Бейрут, было легко объяснимо. Соображения безопасности требовали этого.
В Шиите мы добрались до истоков Барады, лежащих весьма высоко. Здесь мы нашли подтверждение словам гонца и поехали в Сорхеир. Дорога шла резко вниз, и выяснилось, что наши хавасы плохие наездники. Едва выдержав скачку, они уже ни на что не были способны.
Нанятые лошади Якуба тоже давали сбой, и наше преследование замедлилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42