Короткое молчание, потом снова голос Селии:
– Боюсь, что не выйдет, мистер Силади. Профессор Кнут Хальворссон – заведующий кафедрой общего фольклора Копенгагенского университета. Старик…то есть профессор Малькольм считает, что вы должны его принять! Сожалею, но…
Я покорно положил ноги на стол.
– Ну что ж! Он хотя бы говорит по-английски?
– Да, конечно!
– Надеюсь, ему известно, что я не разбираюсь в фольклоре? Нет ли тут какой ошибки?
– Вряд ли.
– Хорошо. Проводите Хальворссона сюда.
Я спустил ноги со стола и крикнул через дверь в соседнюю комнату. Попросил Бесси принести два кофе и уселся за фотокопию.. Если вот эту пакость я расшифрую так, то, в свою очередь…
Я с головой погрузился в работу, и, как это обычно бывает, у меня мелькнула мысль, показавшаяся мне достойной внимания, как раз когда раздался стук в дверь.
Я быстро нацарапал свою свежеиспеченную идею на клочке бумаги и отшвырнул карандаш. Тем не менее это у меня получилось не достаточно быстро, чтобы входивший Хальворссон не заметил.
Заведующий кафедрой фольклора Копенгагенского университета представлял собой, несомненно, импозантную фигуру. Роста в нем было, видимо, около двух метров, его длинная рыжая борода достигала пояса. Кроме того, у него был зычный, как у китобоя, бас.
Он переступил через порог, бросил быстрый взгляд на мою руку, которой я в знак приличия оттолкнул карандаш, и рассмеялся низким, глухим смехом.
– Терпеть не можете, а?
Сначала я подумал, что он слабоват в языке.
– Пардон?
– Меня тоже прямо выворачивает, когда кто-то мешает работать. Так и вздул бы наглеца. Даже если это мой начальник. Кстати, меня зовут Хальворссон.
Я сконфуженно протянул ему руку.
– Петер Силади.
– Не бойтесь, много времени я у вас не отниму. Но мне крайне нужна ваша помощь. Говорят, что если вообще кто-нибудь может мне помочь, так это только вы. Поэтому-то я вынужден потревожить вас. Даже рискуя тем, что вы вздуете меня!
Этот парень начинал мне нравиться.
– Если я правильно понял, мистер Хальворссон, вы исследователь фольклора?
– Вы правильно поняли. Вы ничего обо мне не слышали?
Я старался быть с ним вежливым, хотя бы из-за его преимущества в росте.
– Простите, но я редко занимаюсь фольклором.
– И не интересуетесь им?
– Ну.., как вам сказать? Лишь настолько, насколько это позволяет мое время.
– Словом, нисколько?
– Ну это уж слишком! Когда мне в руки попадает статья, я с интересом ее просматриваю. Ведь сказки о детстве живут в нас!
Я заметил, что его глаза начинают ясно блестеть. Еще разрыдается тут передо мной этот мягкосердечный гигант!
– Истинно так, как вы говорите, – сказал он дрогнувшим голосом. – Для нас, северян, чудесный мир сказок особенно притягателен. Знаете, северные леса, сверкающий снег, звенящие подснежники и под каждым колокольчиком – фея. Ну разве не чудесно?
Я поостерегся сказать что-либо, чтобы из его глаз не закапали слезы.
Неожиданно быстро он взял себя в руки и усмехнулся.
– Когда заходит речь о сказках, не могу не расчувствоваться. Я – сентиментальное животное… И люблю свою профессию. В этом все дело!
Тем временем принесли кофе, и мы молча попивали его. При этом я надеялся, что аромат кофе изгонит отсюда фей, которые нежатся под колокольчиками.
Мой гость казался мне симпатичным, милым сумасбродом, только я все еще не мог взять в толк, какого лешего ему от меня нужно.
Но вот он отставил свою чашку и обратился ко мне.
– Итак, давайте вернемся к делу! Как я уже сказал, я занимаюсь типологией сказок. Вы знаете, что это такое?
Он этого еще не говорил, но теперь я принял его слова к сведению. Что же касается типологии, то у меня было об этом весьма смутное представление.
– В общих чертах.
Он словно не услышал моего ответа. Глаза его затуманились, он невозмутимо продолжал:
– На основе определенного сходства мы делим сказки на типы. Вы, конечно, знаете сказки о животных?
– Естественно.
– Ну и знаете, что среди таких сказок тоже есть много разных. Это сказки о диких животных, домашних животных, о лисе, о волке и т. д. Среди них мы, в свою очередь, тоже можем выделить определенные типы, как, например, тот, в котором лиса заманивает свои жертвы в яму. Может быть, вам знаком этот тип?
– Что-то смутно припоминаю…
– Но я не за этим приехал. Я все это для того говорю, чтобы вы знали, что я в здравом уме. Недавно мне вручили памятную медаль Андерсена.
– О, поздравляю! Это просто замечательно. Я не имел ни малейшего понятия, с чем ее едят, эту памятную медаль Андерсена.
– В последнее время я начал заниматься арабскими сказками. Скажем так: последние пять лет.
– Вот как?
– А до этого работал над типологизацией кое-каких материалов из Месопотамии. И нашел несколько интересных вещей, которые, как я думаю, будет не лишним обсудить с египтологом. Ну вот, ради этого я здесь.
Я перевел дух. Наконец что-то конкретное и ощутимое.
– О каком материале идет речь?
– Секундочку! Вы знаете египетские сказки?
– Не особенно, – сказал я и покачал головой. – До нас они почти не дошли. Конечно, это касается сказок египетского царства.
– Как вы думаете, почему?
– Честно говоря, я как-то не задумывался над этим. Хотя… я полагаю, из-за природы этих сказок. Сказка – типичный фольклорный жанр. Она распространяется как устное предание… нигде в мире их не записывают регулярно.
– А если все-таки записывают?
– Это, по-видимому, возможно только как результат сознательного собирания. В Египте, во всяком случае, сказки не записывали иероглифами на стенах усыпальниц. Даже мифы не часто. В общем и целом в египетской культуре отсутствует миф, героический эпос и сказки. Конечно, есть кое-какие отрывки, более крупные произведения, отрывки из так называемых поучений, в которых встречаются ссылки и на сказки, ведь невозможно, чтобы у них не было сказок. Но, во всяком случае, они не дошли до нас.
– Хорошо, – сказал он спокойно, – пойдем дальше. Позвольте небольшое отступление…
– Я слушаю.
– Мне придется немного углубиться в прошлое. А именно, в прошлое Египта. Прямо в эпоху Нового царства…
При этих словах я встрепенулся. Меня начинало интересовать это дело, как всегда интересует все, что связано с историей Египта.
– Вам, конечно же, лучше, чем мне, известно, что в 1339 году до новой эры умер фараон Тутанхамон, в усыпальницу которого, к счастью, положили множество всего, что вы, слава богу, и обнаружили. Все знают также, что после смерти Тутанхамона наступили тяжелые времена. Поскольку у фараона не было наследника, который мог бы занять трон, корона на основе обычного права перешла к его жене. Так это было?
– Ну… по сути, так. Но ситуация все же была значительно сложнее…
– Вы имеете в виду, была ли естественной смерть Тутанхамона?
– Хотя бы.
– Не так давно я прочитал одну интересную статью. О том, что мумия Тутанхамона была исследована под рентгеном. И в его голове обнаружили гематому. Так?
– Так.
– А это уже означает, что бывший владелец самого большого археологического клада всех времен был, по всей вероятности, убит.
– ЕГИПТОЛОГИЯ учитывает и такую возможность.
– Тем лучше. Но я продолжу. После естественной или насильственной смерти Тутанхамона трон перешел к царице, которая пыталась удержать власть. Очевидно, что другие тоже могли захотеть сесть на трон, потому что очень уж он шатался под бедняжкой.
– Да-а…
– Следует знать, что одним из самых могущественных царств восточного мира, скажем, вторым по своему могуществу, было царство хеттов. Которым правил царь Суппилулиумас. И хетты были заклятыми врагами Египта. Так?
– Так.
– Вдова Тутанхамона ради спасения трона отважилась на отчаянный и необычный шаг. Она направила послов к хеттскому царю с предложением руки и трона Египта одному из сыновей Суппилулиумас.
– Откуда, черт возьми, вам все это известно?
– Суппилулиумас был этим так поражен, что чуть не свалился с трона, если у него таковой вообще был.
– Можете быть спокойны, был.
– Ну, это так, к слову. Короче говоря, вместо своего сына он направил в Египет послов, чтобы выяснить истинную причину предложения вдовы Тутанхамона.
– Скажите, вам она известна?
– А как же. Совершенно очевидно, что вдова хотела остаться на троне. Д ее приближенные не хотели. И она могла остаться только в том случае, если бы ее власть имела сильную вооруженную поддержку. Такой поддержкой могли стать хетты. Кроме того, представьте себе только, как египетско-хеттский союз преобразил бы политическое лицо Древнего Востока.
Ничего не скажешь, осведомлен он был хорошо. Умно аргументировал, видно было, что голова у него работает. Но я все еще не имел ни малейшего понятия, куда он клонит.
– Сейчас вы, конечно, думаете, какое отношение все это имеет ко мне?
– Я думаю, вы скажете.
– Скажу. Причем немедленно. Итак, по приказу Суппилулиумаса в земли Египта отправились послы, чтобы разузнать, в чем тут дело. Не скрывается ли за предложением вдовы фараона какое-то грандиозное надувательство. Послы отправились, прибыли в Египет, встретились с царицей, которая подтвердила свое желание. Но не это самое интересное…
– А что же?
– Донесения послов.
– Донесения послов?
– Именно. Среди послов был некто Субесипу, или черт его знает, как это нужно читать. Вы не могли бы помочь?
– В чем?
– Правильно произнести это имя.
– Да откуда же мне знать? В хеттах я разбираюсь не больше, чем вы.
– Боюсь, вы меня переоцениваете. Ну, неважно. Я показывал это имя нескольким специалистам по древним цивилизациям, но каждый из них читал по другому. Мне же, бог знает почему, больше всего понравилось Субесипу.
– Постойте-ка! Вы говорите, что нашли это имя, написанное иероглифами?
– Черта с два! Тогда бы я за правильным чтением обратился к египтологу, а не к кому-то другому. Имя сохранилось на клинописных табличках. А по этим диковинным знакам нелегко прочитать незнакомое имя. По крайней мере, так говорят.
– Понимаю.
– Словом, на табличках из обожженной глины сохранилось донесение или письмо, черт знает, как это назвать, того самого Субесипу. Их нашли лет пятнадцать назад в Ираке.
– Как это возможно, чтобы я ничего не знал о них?
– Потому что они еще не опубликованы, хе-хе-хе! Вы ведь знаете, какой народ ученые. Они скроют самое великое открытие, только чтобы о нем не дознались коллеги. И мне просто зверски повезло, что я смог получить к ним доступ. Словом, письмо Субесипу дошло до нас на нескольких табличках из обожженной глины. Оно у меня здесь, на бумаге. Если вам интересно, я прочитаю вслух. Оно не слишком длинное.
– Еще бы, черт возьми, не интересно!
– Что ж, тогда…
Он выудил из кармана пиджака сложенную вчетверо бумагу продолговатой формы, как фокусник, извлек откуда-то допотопные очки в тонкой металлической оправе и, слегка откашлявшись, начал читать: Хетустиму от друга его, Субесипу. Да благословит тебя Тешуп, друг мой и родич возлюбленный. Как уже, несомненно, дошло до твоего сведения, я вернулся оттуда, откуда, по словам отцов наших, нет возврата. Я видел край света, я видел богов, Мардука, Баала и прочих. Я видел народы пустынь и народы гор. Я видел много всего, что только могут увидеть два глаза. Хвала Тешупу, я много всего увидел.
Случилось так, что по приказу царя собрались мы в дорогу, чтобы достичь земли Египта, который называют страной богов. До нас и раньше доходили вести, что правит людьми тех мест удивительный бог, которого зовут Осири, Осиру или как-то подобно. Он должен быть кем-то подобным нашему богу, создателю мира, Тешупу.
Слышали мы раньше и то, что отец и родители этого Осиру – бог Ра, об этом, правда, мы имели весьма противоречивые вести.
Как я уже сказал, отправились мы послами, чтобы засвидетельствовать наше почтение царице Египта и узнать, действительно ли она намерена взять в мужья Заннанзу, сына правителя нашего и свет очей его.
Как тебе известно, друг мой заботливый, миссия наша увенчалась успехом. Царица с любовью и почтением приняла нас на земле Египта и подтвердила свое обещание отдать руку Заннанзе и принять его в лоно свое как мужчину, чтобы зачать от него правителя Египта. Это последнее и я делал с некоторыми египетскими женщинами и могу сказать, что в искусстве любви оказались они достойными славы своей.
К сожалению, после возвращения домой заметил я нечто неприятное на той самой части моего тела, которая столько радости доставляла мне на египетской земле, и теперь лечит меня трижды в день чужестранный лекарь. Молю Тешупа в надежде, что мое подорванное сладострастием здоровье вскорости восстановится.
Но продолжу. Правительница Египта, где царя называют фараоном, щедро угощала нас, но лишь недолгое время, ибо хотя и предоставила она нам все земные радости, о каких я уже упоминал и от последствий которых еще и теперь страдаю, в то же время вынуждала нас к спешке. Она поведала, что родственники ее и военачальники против нее интригуют и хотели бы сбросить ее с трона умершего мужа. Таким образом, время не терпело и не оставалось у нас на приятные дела столько времени, сколько бы нам хотелось.
Снова продолжу. Несколько недель, однако, пришлось нам провести при дворе фараона, частью, чтобы отдохнуть после утомительного пути, а частью, чтобы царица смогла приготовиться к приему царевича Заннанзы, весть о чем (о приготовлениях?) должны мы были доставить на родину.
Да будет благословенно имя Тешупа!
Однако и среди государственных наших забот имели мы случай и возможность потешить взор наш тем или иным странным обрядом и диковинами, каким нет числа в этой стране, о которой я, сдается мне, уже говорил, что состоит она из двух частей: нижней части и верхней. Из них смогли мы посетить только ту часть, которая близко расположена к морю, куда впадает та самая большая река, которую называют Хапи по имени бога ее.
Продолжу. Есть там, кроме этой, и иные диковины. Есть, например, звезда, при восходе которой – имя ее, между прочим, то ли Сет, то ли Сот – река, то есть Хапи, разливается и горячим семенем своим оплодотворяет земли, как и я делал с некими женщинами, о которых я уже упоминал в связи с тревогами о моем здоровье, друг мой заботливый.
Но и, кроме этих, есть еще и другие любопытные вещи. Например. После кончины правителя его не хоронят в яме, вырытой в земле, и даже не предают всепожирающему огню, как это делают некие племена варваров на окраинах царства нашего, а сберегают тело умершего, что само по себе удивительно.
А делают это они следующим образом. Когда душа правителя покинет тело его, тело вскрывают и удаляют быстроразлагающиеся внутренности. Это в глазах наших может представиться весьма варварским обычаем и даже более того, ибо, например, мозг умершего извлекают через нос с помощью крючка из металла. Скажу откровенно, друг мой заботливый, не хотел бы я умереть в ближайшем будущем нигде и уж, во всяком случае, не на земле Египта. Уж лучше пусть похоронят меня в мягкой, родной земле, чем чтобы через нос мой… Бррр! (Или некое сходное эмфатическое восклицание. Мне этот знак неизвестен. Примечание переводчика Мирко Кашевского).
Но есть и нечто более важное. Когда умершего обрабатывают следующим образом, чтобы тело его не было подвержено разложению, его хоронят в сопровождении тайных ритуалов. Об этом я хотел бы написать здесь несколько слов.
То лицо, которому царица велела сопровождать нас, поведало нам, что над умершим возводят строения, такие, как те столбы, которые царь Кисаму велел привезти из-за Горбатого моря. Только столбов этих необходимо по меньшей мере тысячу для таких остроконечных мавзолеев.
Ты сейчас, несомненно, качаешь головой, друг мой заботливый, и слова мои принимаешь за преувеличения странника, вернувшегося из далеких земель. Ноя прошу тебя верить каждому слову. Мавзолеи эти также огромны, как, может быть, огромны только горы на берегу Горбатого моря. Высота их кажется равной дневному переходу, и простой смертный справедливо может подумать, что возвели их боги. Но больше ни слова об этом. Если будет твое позволение, чтобы я навестил тебя и скромными моими словами описал тебе события моего путешествия, то я поведаю тебе о безмолвных этих гигантах и об Имеющих Тело Льва. Но – как я уже сказал – сейчас об этом больше ни слова!
Приставленный к нам для нашего сопровождения человек, когда мы осмотрели мавзолей, отвел нас в сторону и сказал, что есть еще более интересные строения, чем эти. На наш вопрос он ответил, что это такая тайна, о которой он не может говорить, ибо сурово запрещено даже само упоминание о них. После этих слов, поскольку я странник опытный и познал мир, я вынужден был развязать язык, предложив несколько ханаанских серебряных монет. Именно так, друг мой заботливый!
После чего я узнал следующее. Отец их умершего царя, некий царь Эхнатон, был не вполне в своем уме. Даже, по словам нашего провожатого, он был настоящим сумасшедшим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– Боюсь, что не выйдет, мистер Силади. Профессор Кнут Хальворссон – заведующий кафедрой общего фольклора Копенгагенского университета. Старик…то есть профессор Малькольм считает, что вы должны его принять! Сожалею, но…
Я покорно положил ноги на стол.
– Ну что ж! Он хотя бы говорит по-английски?
– Да, конечно!
– Надеюсь, ему известно, что я не разбираюсь в фольклоре? Нет ли тут какой ошибки?
– Вряд ли.
– Хорошо. Проводите Хальворссона сюда.
Я спустил ноги со стола и крикнул через дверь в соседнюю комнату. Попросил Бесси принести два кофе и уселся за фотокопию.. Если вот эту пакость я расшифрую так, то, в свою очередь…
Я с головой погрузился в работу, и, как это обычно бывает, у меня мелькнула мысль, показавшаяся мне достойной внимания, как раз когда раздался стук в дверь.
Я быстро нацарапал свою свежеиспеченную идею на клочке бумаги и отшвырнул карандаш. Тем не менее это у меня получилось не достаточно быстро, чтобы входивший Хальворссон не заметил.
Заведующий кафедрой фольклора Копенгагенского университета представлял собой, несомненно, импозантную фигуру. Роста в нем было, видимо, около двух метров, его длинная рыжая борода достигала пояса. Кроме того, у него был зычный, как у китобоя, бас.
Он переступил через порог, бросил быстрый взгляд на мою руку, которой я в знак приличия оттолкнул карандаш, и рассмеялся низким, глухим смехом.
– Терпеть не можете, а?
Сначала я подумал, что он слабоват в языке.
– Пардон?
– Меня тоже прямо выворачивает, когда кто-то мешает работать. Так и вздул бы наглеца. Даже если это мой начальник. Кстати, меня зовут Хальворссон.
Я сконфуженно протянул ему руку.
– Петер Силади.
– Не бойтесь, много времени я у вас не отниму. Но мне крайне нужна ваша помощь. Говорят, что если вообще кто-нибудь может мне помочь, так это только вы. Поэтому-то я вынужден потревожить вас. Даже рискуя тем, что вы вздуете меня!
Этот парень начинал мне нравиться.
– Если я правильно понял, мистер Хальворссон, вы исследователь фольклора?
– Вы правильно поняли. Вы ничего обо мне не слышали?
Я старался быть с ним вежливым, хотя бы из-за его преимущества в росте.
– Простите, но я редко занимаюсь фольклором.
– И не интересуетесь им?
– Ну.., как вам сказать? Лишь настолько, насколько это позволяет мое время.
– Словом, нисколько?
– Ну это уж слишком! Когда мне в руки попадает статья, я с интересом ее просматриваю. Ведь сказки о детстве живут в нас!
Я заметил, что его глаза начинают ясно блестеть. Еще разрыдается тут передо мной этот мягкосердечный гигант!
– Истинно так, как вы говорите, – сказал он дрогнувшим голосом. – Для нас, северян, чудесный мир сказок особенно притягателен. Знаете, северные леса, сверкающий снег, звенящие подснежники и под каждым колокольчиком – фея. Ну разве не чудесно?
Я поостерегся сказать что-либо, чтобы из его глаз не закапали слезы.
Неожиданно быстро он взял себя в руки и усмехнулся.
– Когда заходит речь о сказках, не могу не расчувствоваться. Я – сентиментальное животное… И люблю свою профессию. В этом все дело!
Тем временем принесли кофе, и мы молча попивали его. При этом я надеялся, что аромат кофе изгонит отсюда фей, которые нежатся под колокольчиками.
Мой гость казался мне симпатичным, милым сумасбродом, только я все еще не мог взять в толк, какого лешего ему от меня нужно.
Но вот он отставил свою чашку и обратился ко мне.
– Итак, давайте вернемся к делу! Как я уже сказал, я занимаюсь типологией сказок. Вы знаете, что это такое?
Он этого еще не говорил, но теперь я принял его слова к сведению. Что же касается типологии, то у меня было об этом весьма смутное представление.
– В общих чертах.
Он словно не услышал моего ответа. Глаза его затуманились, он невозмутимо продолжал:
– На основе определенного сходства мы делим сказки на типы. Вы, конечно, знаете сказки о животных?
– Естественно.
– Ну и знаете, что среди таких сказок тоже есть много разных. Это сказки о диких животных, домашних животных, о лисе, о волке и т. д. Среди них мы, в свою очередь, тоже можем выделить определенные типы, как, например, тот, в котором лиса заманивает свои жертвы в яму. Может быть, вам знаком этот тип?
– Что-то смутно припоминаю…
– Но я не за этим приехал. Я все это для того говорю, чтобы вы знали, что я в здравом уме. Недавно мне вручили памятную медаль Андерсена.
– О, поздравляю! Это просто замечательно. Я не имел ни малейшего понятия, с чем ее едят, эту памятную медаль Андерсена.
– В последнее время я начал заниматься арабскими сказками. Скажем так: последние пять лет.
– Вот как?
– А до этого работал над типологизацией кое-каких материалов из Месопотамии. И нашел несколько интересных вещей, которые, как я думаю, будет не лишним обсудить с египтологом. Ну вот, ради этого я здесь.
Я перевел дух. Наконец что-то конкретное и ощутимое.
– О каком материале идет речь?
– Секундочку! Вы знаете египетские сказки?
– Не особенно, – сказал я и покачал головой. – До нас они почти не дошли. Конечно, это касается сказок египетского царства.
– Как вы думаете, почему?
– Честно говоря, я как-то не задумывался над этим. Хотя… я полагаю, из-за природы этих сказок. Сказка – типичный фольклорный жанр. Она распространяется как устное предание… нигде в мире их не записывают регулярно.
– А если все-таки записывают?
– Это, по-видимому, возможно только как результат сознательного собирания. В Египте, во всяком случае, сказки не записывали иероглифами на стенах усыпальниц. Даже мифы не часто. В общем и целом в египетской культуре отсутствует миф, героический эпос и сказки. Конечно, есть кое-какие отрывки, более крупные произведения, отрывки из так называемых поучений, в которых встречаются ссылки и на сказки, ведь невозможно, чтобы у них не было сказок. Но, во всяком случае, они не дошли до нас.
– Хорошо, – сказал он спокойно, – пойдем дальше. Позвольте небольшое отступление…
– Я слушаю.
– Мне придется немного углубиться в прошлое. А именно, в прошлое Египта. Прямо в эпоху Нового царства…
При этих словах я встрепенулся. Меня начинало интересовать это дело, как всегда интересует все, что связано с историей Египта.
– Вам, конечно же, лучше, чем мне, известно, что в 1339 году до новой эры умер фараон Тутанхамон, в усыпальницу которого, к счастью, положили множество всего, что вы, слава богу, и обнаружили. Все знают также, что после смерти Тутанхамона наступили тяжелые времена. Поскольку у фараона не было наследника, который мог бы занять трон, корона на основе обычного права перешла к его жене. Так это было?
– Ну… по сути, так. Но ситуация все же была значительно сложнее…
– Вы имеете в виду, была ли естественной смерть Тутанхамона?
– Хотя бы.
– Не так давно я прочитал одну интересную статью. О том, что мумия Тутанхамона была исследована под рентгеном. И в его голове обнаружили гематому. Так?
– Так.
– А это уже означает, что бывший владелец самого большого археологического клада всех времен был, по всей вероятности, убит.
– ЕГИПТОЛОГИЯ учитывает и такую возможность.
– Тем лучше. Но я продолжу. После естественной или насильственной смерти Тутанхамона трон перешел к царице, которая пыталась удержать власть. Очевидно, что другие тоже могли захотеть сесть на трон, потому что очень уж он шатался под бедняжкой.
– Да-а…
– Следует знать, что одним из самых могущественных царств восточного мира, скажем, вторым по своему могуществу, было царство хеттов. Которым правил царь Суппилулиумас. И хетты были заклятыми врагами Египта. Так?
– Так.
– Вдова Тутанхамона ради спасения трона отважилась на отчаянный и необычный шаг. Она направила послов к хеттскому царю с предложением руки и трона Египта одному из сыновей Суппилулиумас.
– Откуда, черт возьми, вам все это известно?
– Суппилулиумас был этим так поражен, что чуть не свалился с трона, если у него таковой вообще был.
– Можете быть спокойны, был.
– Ну, это так, к слову. Короче говоря, вместо своего сына он направил в Египет послов, чтобы выяснить истинную причину предложения вдовы Тутанхамона.
– Скажите, вам она известна?
– А как же. Совершенно очевидно, что вдова хотела остаться на троне. Д ее приближенные не хотели. И она могла остаться только в том случае, если бы ее власть имела сильную вооруженную поддержку. Такой поддержкой могли стать хетты. Кроме того, представьте себе только, как египетско-хеттский союз преобразил бы политическое лицо Древнего Востока.
Ничего не скажешь, осведомлен он был хорошо. Умно аргументировал, видно было, что голова у него работает. Но я все еще не имел ни малейшего понятия, куда он клонит.
– Сейчас вы, конечно, думаете, какое отношение все это имеет ко мне?
– Я думаю, вы скажете.
– Скажу. Причем немедленно. Итак, по приказу Суппилулиумаса в земли Египта отправились послы, чтобы разузнать, в чем тут дело. Не скрывается ли за предложением вдовы фараона какое-то грандиозное надувательство. Послы отправились, прибыли в Египет, встретились с царицей, которая подтвердила свое желание. Но не это самое интересное…
– А что же?
– Донесения послов.
– Донесения послов?
– Именно. Среди послов был некто Субесипу, или черт его знает, как это нужно читать. Вы не могли бы помочь?
– В чем?
– Правильно произнести это имя.
– Да откуда же мне знать? В хеттах я разбираюсь не больше, чем вы.
– Боюсь, вы меня переоцениваете. Ну, неважно. Я показывал это имя нескольким специалистам по древним цивилизациям, но каждый из них читал по другому. Мне же, бог знает почему, больше всего понравилось Субесипу.
– Постойте-ка! Вы говорите, что нашли это имя, написанное иероглифами?
– Черта с два! Тогда бы я за правильным чтением обратился к египтологу, а не к кому-то другому. Имя сохранилось на клинописных табличках. А по этим диковинным знакам нелегко прочитать незнакомое имя. По крайней мере, так говорят.
– Понимаю.
– Словом, на табличках из обожженной глины сохранилось донесение или письмо, черт знает, как это назвать, того самого Субесипу. Их нашли лет пятнадцать назад в Ираке.
– Как это возможно, чтобы я ничего не знал о них?
– Потому что они еще не опубликованы, хе-хе-хе! Вы ведь знаете, какой народ ученые. Они скроют самое великое открытие, только чтобы о нем не дознались коллеги. И мне просто зверски повезло, что я смог получить к ним доступ. Словом, письмо Субесипу дошло до нас на нескольких табличках из обожженной глины. Оно у меня здесь, на бумаге. Если вам интересно, я прочитаю вслух. Оно не слишком длинное.
– Еще бы, черт возьми, не интересно!
– Что ж, тогда…
Он выудил из кармана пиджака сложенную вчетверо бумагу продолговатой формы, как фокусник, извлек откуда-то допотопные очки в тонкой металлической оправе и, слегка откашлявшись, начал читать: Хетустиму от друга его, Субесипу. Да благословит тебя Тешуп, друг мой и родич возлюбленный. Как уже, несомненно, дошло до твоего сведения, я вернулся оттуда, откуда, по словам отцов наших, нет возврата. Я видел край света, я видел богов, Мардука, Баала и прочих. Я видел народы пустынь и народы гор. Я видел много всего, что только могут увидеть два глаза. Хвала Тешупу, я много всего увидел.
Случилось так, что по приказу царя собрались мы в дорогу, чтобы достичь земли Египта, который называют страной богов. До нас и раньше доходили вести, что правит людьми тех мест удивительный бог, которого зовут Осири, Осиру или как-то подобно. Он должен быть кем-то подобным нашему богу, создателю мира, Тешупу.
Слышали мы раньше и то, что отец и родители этого Осиру – бог Ра, об этом, правда, мы имели весьма противоречивые вести.
Как я уже сказал, отправились мы послами, чтобы засвидетельствовать наше почтение царице Египта и узнать, действительно ли она намерена взять в мужья Заннанзу, сына правителя нашего и свет очей его.
Как тебе известно, друг мой заботливый, миссия наша увенчалась успехом. Царица с любовью и почтением приняла нас на земле Египта и подтвердила свое обещание отдать руку Заннанзе и принять его в лоно свое как мужчину, чтобы зачать от него правителя Египта. Это последнее и я делал с некоторыми египетскими женщинами и могу сказать, что в искусстве любви оказались они достойными славы своей.
К сожалению, после возвращения домой заметил я нечто неприятное на той самой части моего тела, которая столько радости доставляла мне на египетской земле, и теперь лечит меня трижды в день чужестранный лекарь. Молю Тешупа в надежде, что мое подорванное сладострастием здоровье вскорости восстановится.
Но продолжу. Правительница Египта, где царя называют фараоном, щедро угощала нас, но лишь недолгое время, ибо хотя и предоставила она нам все земные радости, о каких я уже упоминал и от последствий которых еще и теперь страдаю, в то же время вынуждала нас к спешке. Она поведала, что родственники ее и военачальники против нее интригуют и хотели бы сбросить ее с трона умершего мужа. Таким образом, время не терпело и не оставалось у нас на приятные дела столько времени, сколько бы нам хотелось.
Снова продолжу. Несколько недель, однако, пришлось нам провести при дворе фараона, частью, чтобы отдохнуть после утомительного пути, а частью, чтобы царица смогла приготовиться к приему царевича Заннанзы, весть о чем (о приготовлениях?) должны мы были доставить на родину.
Да будет благословенно имя Тешупа!
Однако и среди государственных наших забот имели мы случай и возможность потешить взор наш тем или иным странным обрядом и диковинами, каким нет числа в этой стране, о которой я, сдается мне, уже говорил, что состоит она из двух частей: нижней части и верхней. Из них смогли мы посетить только ту часть, которая близко расположена к морю, куда впадает та самая большая река, которую называют Хапи по имени бога ее.
Продолжу. Есть там, кроме этой, и иные диковины. Есть, например, звезда, при восходе которой – имя ее, между прочим, то ли Сет, то ли Сот – река, то есть Хапи, разливается и горячим семенем своим оплодотворяет земли, как и я делал с некими женщинами, о которых я уже упоминал в связи с тревогами о моем здоровье, друг мой заботливый.
Но и, кроме этих, есть еще и другие любопытные вещи. Например. После кончины правителя его не хоронят в яме, вырытой в земле, и даже не предают всепожирающему огню, как это делают некие племена варваров на окраинах царства нашего, а сберегают тело умершего, что само по себе удивительно.
А делают это они следующим образом. Когда душа правителя покинет тело его, тело вскрывают и удаляют быстроразлагающиеся внутренности. Это в глазах наших может представиться весьма варварским обычаем и даже более того, ибо, например, мозг умершего извлекают через нос с помощью крючка из металла. Скажу откровенно, друг мой заботливый, не хотел бы я умереть в ближайшем будущем нигде и уж, во всяком случае, не на земле Египта. Уж лучше пусть похоронят меня в мягкой, родной земле, чем чтобы через нос мой… Бррр! (Или некое сходное эмфатическое восклицание. Мне этот знак неизвестен. Примечание переводчика Мирко Кашевского).
Но есть и нечто более важное. Когда умершего обрабатывают следующим образом, чтобы тело его не было подвержено разложению, его хоронят в сопровождении тайных ритуалов. Об этом я хотел бы написать здесь несколько слов.
То лицо, которому царица велела сопровождать нас, поведало нам, что над умершим возводят строения, такие, как те столбы, которые царь Кисаму велел привезти из-за Горбатого моря. Только столбов этих необходимо по меньшей мере тысячу для таких остроконечных мавзолеев.
Ты сейчас, несомненно, качаешь головой, друг мой заботливый, и слова мои принимаешь за преувеличения странника, вернувшегося из далеких земель. Ноя прошу тебя верить каждому слову. Мавзолеи эти также огромны, как, может быть, огромны только горы на берегу Горбатого моря. Высота их кажется равной дневному переходу, и простой смертный справедливо может подумать, что возвели их боги. Но больше ни слова об этом. Если будет твое позволение, чтобы я навестил тебя и скромными моими словами описал тебе события моего путешествия, то я поведаю тебе о безмолвных этих гигантах и об Имеющих Тело Льва. Но – как я уже сказал – сейчас об этом больше ни слова!
Приставленный к нам для нашего сопровождения человек, когда мы осмотрели мавзолей, отвел нас в сторону и сказал, что есть еще более интересные строения, чем эти. На наш вопрос он ответил, что это такая тайна, о которой он не может говорить, ибо сурово запрещено даже само упоминание о них. После этих слов, поскольку я странник опытный и познал мир, я вынужден был развязать язык, предложив несколько ханаанских серебряных монет. Именно так, друг мой заботливый!
После чего я узнал следующее. Отец их умершего царя, некий царь Эхнатон, был не вполне в своем уме. Даже, по словам нашего провожатого, он был настоящим сумасшедшим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46