Почти все мы собрались наверху, в палатке Старика. Один только Миддлтон все еще торчал в склепе, хотя и сам не мог бы сказать, что искал. Просто склеп не давал ему покоя. Он притягивал его, как свет бабочку.
Собственно говоря, все мы испытывали то же самое, только, пожалуй, не осмеливались признаться в этом даже самим себе. Во всяком случае, Миддлтон был наименее стыдливым из нас.
И, наверно, наименее голодным.
Сегодня вечером мы опять ели рис, который сварил Осима, и, естественно, беседовали о склепе.
– В любом случае странно, – говорил Старик. – Эти надписи совсем не такие, каких можно было ожидать. Какие-то они другие.
– В каком смысле? – спросил датчанин. На лице Старика появилась гримаса.
– Надписи такого рода имеют сложившиеся традиции. Надписи, найденные в склепах пирамид, изученных до сих пор, вы встретите в любой книге по специальности. А эта – нечто совсем другое. Нет в ней никакой торжественности, никакой величественности, ничего, что указывало бы на власть.
– Не забывайте, что там внизу лежит не фараон, а всего лишь один из советников.
– Ну и что, – сказал Осима. – В надписях маленьких людей иногда куда больше властолюбия, чем в надписях фараонов.
Хальворссон облокотился на стол и подпер подбородок руками, затем обратился к Старику:
– Скажите, это не может быть подделкой? Папа Малькольм так вскинул голову, словно ему под мышку сунули тлеющие угли.
– Что такое? Подделка?
– Я имею в виду надпись. Не может быть?
– Исключено. Склеп был нетронутым. Датчанин снова только вздохнул.
– Тогда не понимаю.
– Что вы не понимаете?
– Дух надписи.
В нас зародилось какое-то подозрение. Дело в том, что постепенно мы убедились, что у Хальворссона исключительные способности к анализу написанных текстов.
– То есть, как это – дух? – спросил я с подозрением.
Датчанин повернулся ко мне и поднял палец.
– Видите ли, Петер… Как бы мне выразиться? Если бы я не знал, что этот Иму жил в середине второго тысячелетия до новой эры, я бы сказал, что это христианская надпись. По крайней мере, в том, что касается его философии и образов. Обратите внимание. Во-первых, это его сравнение с семенами. Это не напоминает вам горчичное семя?
– Горчичное семя?
– Ну конечно. Из Библии. Или семя, которое падает на благодатную почву и из которого вырастает Учение. Новое учение. Христианство. Ведь первые христиане сравнивали себя с семенем или себя и свое братство с закваской. «Но смотрите, хорошо посадите семя! Найдите плодородную почву, из которой сможет вырасти колею!» Я словно слышу апостола Павла в одном из его посланий.
– В этом, несомненно, что-то есть, – буркнул Йеттмар. – Только учтите, что и у христианства были предшествовавшие ему учения. Возьмите, например. Иоанна Крестителя и его секту. Может быть, и древние египетские учения сыграли роль в возникновении христианства.
– Но есть здесь и кое-что другое, – продолжал датчанин. – Как бы это объяснить? Каждая религиозная система создает своих культурных или солярных героев, одна из задач которых – защищать человечество, снизойдя из потустороннего мира. В частности, несметное множество героев имеется в азиатских мифологиях, но они и в Европе довольно известны. В первую очередь Геракл. Это – полубог, который берет людей под свое покровительство. Не посчитайте богохульством, но и Иисус Христос тоже относится к ним. Культурный герой, сын божий, который принимает на себя грехи человечества. Умирающее и воскресающее божество.
– Вы полагаете, что и в этой надписи речь идет о чем-то подобном?
– Да. Этот Иму – сын Ра, бога Солнца: таким образом, он солярный герой. Его задача – оберегать человечество и обучать его своим наукам. Как там в тексте? «Я хотел возвысить их до себя, но люди отвергли меня…» А в этом смысле он и культурный герой тоже. Возможно, что не естественным образом покинул он этот мир. И, подобно Христу, Иму тоже воскреснет, по крайней мере, согласно надписи.
– Откуда вы это взяли?
– «Подготовьте ему солнечную ладью, посадите в нее и отправьте к храму Ра. Руль будет в моих руках…» Что это, как не пророчество воскрешения?
Мы помолчали немного, потом Осима сказал задумчиво:
– Тогда это должно означать, что мы нашли могилу основателя религии?
– Не знаю, – сказал Хальворссон. – Не имею ни малейшего понятия. Во всяком случае, это, пожалуй, самый древний археологический и, соответственно, письменный памятник, отражающий сложившееся представление о героях, которые берут на себя грехи человечества, умирают и воскресают. В середине второго тысячелетия перед началом нашего летоисчисления!
– Значит, история об Иму всего лишь сказка или миф, и то, что мы видим там, в склепе, – только отражение другого мира, как сказал бы Платон? – осторожно спросил Старик.
Хальворссон энергично потряс головой.
– Как раз напротив! Дело в том, что до сих пор существовала официальная точка зрения, согласно которой солярные и культурные герои являются продуктами творческой фантазии. Теперь же можно будет доказать, что, как и во многих других теориях, в этой тоже есть реальная основа.
– Иму?
– Иму. Представьте себе следующее. Где-то, скажем, в Африке, в результате смешения семитских и негритянских племен на относительно ограниченной территории сложилась высокая культура, и некоторые из представителей этой культуры установили контакт с египетским царством, а именно с фараоном Аменхотепом IV. Они попытались преобразовать египетское царство по образу своего, несомненно, более развитого государства. Они хотели изменить общество, и это подтверждается тем фактом, что ими была отвергнута языческая религия, политеизм, и введена вера в одного бога вместо нее: вера в Атона, то есть Ра, поклонение солнечному диску. Они лишили власти жрецов Амона. Это была настоящая социальная революция, во втором тысячелетии!
– Понятно! – сказал Осима.
– Фараон тоже был с ними заодно, и они вместе пытались преобразовать царство, в чем, в конце концов, потерпели крах. Как там говорит Иму? «…Люди отвергли меня, они не верили в добро, они преследовали меня и покушались на мою жизнь. Часы мои сочтены». Общество, к сожалению, невозможно преобразовать искусственным путем, усилиями нескольких человек. Если исторические условия не предоставляют такой возможности, то нет социальной революции.
– Таким образом? – спросил Йеттмар.
– Таким образом, мифы о культурных героях возникли не на пустом месте; они восходят к временам фараона Эхнатона и его советников. И это событие отражено в мифах о солярных и культурных героях во всем мире!
Теория была очень заманчивой, но мне не нравилось, что Хальворссон абсолютно все – происхождение и сказок, и мифов – возводит к Египту.
– А если то же самое произошло где-то еще? Ведь при контактах более высоких культур с несколько менее развитыми похожие события могли повторяться.
– Конечно, – сухо сказал Хальворссон. – Только о других таких культурах у нас нет никаких данных, а об этой есть.
Это, несомненно, тоже было определенной научной точкой зрения. Во всяком случае, заслуживало внимания следующее обстоятельство: когда Хальворссону нужно было разгромить чужую теорию, он проявлял блестящую и конструктивную фантазию, но если критиковали его собственную – он мгновенно превращался в позитивиста, лишенного всякого воображения.
– Кроме того, есть здесь еще одно, – проговорил датчанин. – Скажите, в конце концов, конкретно, что собой представляет эта солнечная ладья?
Осима посмотрел на меня, я, в свою очередь, на Йеттмара. Наконец японец взялся объяснить это подробнее.
– Вы знаете, что в греческой мифологии у Солнца есть колесница, колесница Гелиоса: на ней он мчится по небу. Если учесть, что главным транспортным средством в Египте были ладьи, плывущие по Нилу, то естественно представление египтян, что Ра тоже путешествует вокруг земли на ладье. Она перемещается с помощью гребцов, которыми являются звезды, или с помощью паруса. В ладье сидит Солнце, Ра, и его спутники. Позже пассажиром ладьи стали считать Озириса, повелителя подземного мира. Полагали, что Солнце спускается в царство мертвых, и освещает своим светом томящихся там несчастных. Вот, в целом, что такое солнечная ладья.
– Всего-то? – разочарованно спросил датчанин.
– Ну, не совсем… Кроме того, и души умерших тоже поднимались к Ра на солнечной ладье!
Хальворссон вскочил на ноги и громко завопил:
– Вот оно! Скажите еще раз!
– И души умерших тоже поднимались к Солнцу на солнечной ладье. Особенно души фараонов. По более древним представлениям, душа фараона могла превратиться также в скарабея, но во времена Нового царства верили уже только в солнечную ладью. Поэтому возле каждой пирамиды стоит по ладье. Чтобы душа умершего фараона могла отправиться на ней в царство Солнца.
– Тогда ясно, что это воскрешение! И Иму говорит об этом…
Тут полог палатки откинулся и вошел Миддлтон. Лоб его был в песке, глаза покраснели, щеки ввалились, словно он заболел.
– Не хотите поужинать, Миддлтон? – спросил Старик. – За ужином вы можете услышать кое-какие умные вещи, которые придумали в ваше отсутствие.
Миддлтон свалился на походную кровать Старика и тяжело засопел. Потом сел в постели и повернулся к нам.
– Я тоже придумал кое-какие умные вещи. Точнее говоря, я задал самому себе несколько умных вопросов и попытался найти на них приблизительно такие же умные ответы.
– Ну, и удалось? – спросил Старик не без насмешки в голосе.
– Частично. Некоторое время я читал и перечитывал надпись, и знаете, что обнаружил? Чем отличается эта надпись от прочих надгробных надписей.
– Ну… здесь целый ряд отличий. По стилю, по содержанию, по идее, – проворчал Йеттмар.
– Нет. Нет и нет. Главное в том, что эта надпись содержит послание, а все остальные – нет! Остальные либо проклинают того смельчака, который потревожил место упокоения фараона, либо просто описывают то, что произошло. Что сделал фараон за время своего правления. Но ни одна не говорит ничего о будущем! Не дает потомкам никаких указаний на будущее. А эта дает… Семена, солнечная ладья и колос. Только мы не понимаем, что он хочет сообщить нам.
– А вы не преувеличиваете, коллега? – спросил Старик.
– Почему преувеличиваю? Этот Иму, кто бы он ни был, не проклинает людей, вскрывающих склепы, не потому, что проклятия забыли написать на стене, а потому, что он именно того и хотел, чтобы его нашли! Чтобы кто-нибудь прочитал его послание, чтобы семя проросло колосом и колос достиг Ра!
– Да, действительно, – пробормотал Старик. – Только вот не очень много в этом смысла. Жаль, что вы не слышали рассуждений Хальворссона. Но я вам кое-что скажу. Огромное противоречие есть где-то между тем, что вы говорите, и, если мне позволено будет так выразиться, реальностью.
– А именно?
– Если бы он хотел, чтобы его могилу обнаружили и прочитали его завещание, зачем он велел спрятать себя в таком склепе, который найти намного труднее, чем если бы он был под пирамидой? Он словно умышленно спрятался.
Миддлтон улыбнулся.
– Нет здесь никакого противоречия. Этот человек был на значительно более высоком уровне развития, чем египтяне, и знал, что однажды и они достигнут той ступени развития, когда с помощью весьма простых средств смогут определить местонахождение его усыпальницы. Я думаю, что он спрятался лишь настолько, чтобы его нашли позже.
– Вы думаете, ему были известны те средства, которые знаем и мы?
– Не могу сказать, – пожал плечами Миддлтон. – Возможно, он знал совсем иные способы измерения. Но несомненно, что вершины пирамид и холма играют свою роль в определении местонахождения усыпальницы. В конце концов, мы нашли ее случайно, не так, как хотел Иму!
– Смешно, – проворчал Осима. – Иму хотел!
– Теперь еще, – сказал Миддлтон. – Не так и очевидно, что этот склеп очень уж усердно прятали…
– Что, что? – рявкнул на него Старик. – По-вашему, его не слишком хорошо спрятали?
– А вспомните-ка Субесипу, – сказал Миддлтон. – Хетта Субесипу. Его проводили в подземную пирамиду, он видел ее изнутри, и им не пришлось ломать стенку. И грек, предположительно, тоже побывал в этом склепе, и ему тоже не нужно было взламывать запертые двери.
– Тогда где же, черт побери, этот другой вход? – вскинулся Йеттмар. – Ведь где-то же он должен быть!
– Это уже другой вопрос, о котором я хочу поговорить, – потянулся Миддлтон. – Пока вы тут спорили о философских проблемах, я нашел еще одну дверь. В противоположном конце склепа… Удивительно, что мы не заметили ее раньше. Ведь кладка поверх нее не оштукатурена. 1 июня Сегодня мы вскрыли и вторую дверь. Сделать это было намного легче, ведь, в отличие от первой, на ней не было штукатурки. Между двумя каменными плитками Йеттмар обнаружил обрывок шелковой ткани и клочок кожи неопределенного происхождения. Мы были почти уверены, что после погребения Иму в склеп приходили люди, но наверняка не грабители гробниц.
Когда мы вскрыли дверь, нашим глазам предстал подземный коридор, терявшийся вдали. Он казался бесконечным уже потому, что в него не проникал ни один луч света. Мы уже устали до смерти. Завтра попытаемся пройти по коридору вперед. 2 июня Старик чувствовал себя не блестяще, поэтому мы решили, что он останется наверху, пока мы попытаемся пройти по коридору. Карабинас взял с собой кое-какие приборы, чтобы установить наше точное местонахождение.
Поскольку мы не могли идти, пока он не определил направление коридора, я, за неимением лучшего, ощупывал стену. Похоже было, что ее покрыли такими же каменными плитками, какими замуровали двери.
Поработав несколько минут, Карабинас сложил штатив и протянул руку вперед.
– Все так, как я и думал. Коридор ведет прямо к холму.
Теперь уже никто из нас не сомневался, что захороненная пирамида прячется под холмом.
Было уже около полудня, когда мы прошли по коридору. Но не успели пройти и ста метров, как путь преградило неожиданное препятствие. Когда-то давно, может быть, сотни, а то и тысячи лет назад из боковой стены вывалилась одна каменная плитка, и через образовавшуюся щель в проход обрушился песок. Между сводом коридора и поверхностью песка осталось ровно столько места, чтобы через щель можно было пробраться ползком.
– Попробуем? – подмигнул мне Карабинас. Несколько мгновений я чувствовал большой соблазн сказать «да», но потом здравый смысл все же взял верх.
– Нив коем случае, – охладил я его пыл. – Принесем несколько металлических реек и установим опоры. А песок разровняем по полу коридора.
По выражению лица остальных я видел, что охотнее всего они кинулись бы сейчас к дыре и готовы протискиваться через нее до самой захороненной пирамиды, но и они согласились, что нельзя лезть напролом. Если песок обрушится, пока мы будем по ту сторону, то, пожалуй, навеки погибнет великое открытие.
Было уже часов десять вечера, когда мы закончили сооружение опор, расширив проход настолько, что могли пройти через него без особых затруднений, хотя и пригнувшись.
Теперь должен был выполнить вторую половину своих неблагодарных обязанностей. Самым решительным голосом я объявил работу на сегодня законченной, поскольку мы еле держимся на ногах, что, в конце концов, соответствовало истине.
Сейчас же я считаю – лучше бы я этого не делал.
Карабинас и Йеттмар, правда, высказались в том смысле, что мы стоим как раз у врат рая и что великие открыватели не знали ни ночи, ни усталости, но, тем не менее, покорно поплелись вслед за мной, когда я направился к выходу.
Только Хальворссон с сожалением оглянулся, словно навеки прощался с неоткрытой пирамидой.
Наверху, в палатке Старика, усталость обрушилась на нас с полной силой. От боли в мышцах я не мог поднять руки и чувствовал, что веки мои неудержимо закрываются. И остальные шатались, как пьяные, и не могли дождаться того момента, когда они растянутся на резиновых матрасах.
Старик, отдыхая в складном кресле с трубчатой рамой и положив ноги на стол, внимательно выслушал мой доклад. Его лоб покрывала испарина, и лампа отбрасывала на его лицо желтый свет. Если бы я не был смертельно усталым, то, пожалуй, пристальнее присмотрелся бы к нему.
Как я сказал, он внимательно выслушал меня, но, когда я закончил, то не произнес ни слова. А ведь я доложил ему наши планы на завтра: что мы находимся перед самой пирамидой, коридор ведет прямо к холмику, под которым, в этом я был уже уверен, найдем захороненную пирамиду. Он лишь спокойно смотрел на меня и тихонько барабанил пальцами по столу.
Я уже не могу припомнить, как очутился в постели. Проснулся я только с рассветными лучами солнца, которые резвились у меня на носу, и от крика петуха Осимы, возвещавшего во всю глотку наступление утра. 3 июня Завтрак прошел почти в молчании, в воздухе висела какая-то необъяснимая напряженность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46