Дон Колтон - это человек-невидимка. Он живет в этом комплексе не один год, но никто его не знает. Это потому, что он много путешествует. Так что пока вы тут живете, никто вас не побеспокоит, да н мы, если на то пошло, не хотим, чтобы вы беспокоили кого бы то ни было. Это понятно?
Бьюкенен сузил глаза.
- Да, вполне.
- Мы не хотим даже, чтобы вы заказывали на дом пиццу.
- Я же сказал, что все понял. Да и как я мог бы заказать пиццу, когда у меня почти совсем нет денег?
- Вот и хорошо. - Гость поднял свой кейс и направился к двери.
- Я отстранен?
Тот ответил, не останавливаясь:
- На время, пока идет оценка размеров ущерба, понесенного в Канкуне, Мериде и Форт-Лодердейле. Вы тут говорили мне, что попросили бы отпуск, если бы решили, что нуждаетесь в отдыхе. Вы сказали, что никто не откажется отдохнуть. - Он подошел к двери, отпер ее и посмотрел на Бьюкенена. - Так вот, сейчас вам как раз представляется удобный случай. Вы уже давно находитесь на оперативной работе. Восемь лет. Это очень долго. Пора отдохнуть.
- А что, если я не хочу отдыхать?
Посетитель взялся за дверную ручку.
- Забавно получается, Бьюкенен.
- Что именно?
- Мне рассказывали, какой вы фанатик во всем, что касается перевоплощения в персонажей, роль которых вы играете.
- Это верно.
- Говорят, вы настоящий актер, работающий по методу Станиславского. Разрабатываете подробную легенду под каждый из ваших псевдонимов. Одеваетесь, едите, даже иногда ходите так, как это делал бы, по вашему представлению, данный персонаж. То есть наделяете каждого из них определенной индивидуальностью.
- И это тоже верно. Именно полное соответствие легенде и сохраняет мне жизнь.
- Разумеется. Но я слышал и то, что вы способны буквально откусить голову любому куратору, который назовет вас вашим настоящим именем. А я ведь только что ото сделал, и даже не первый раз, пока здесь нахожусь. По идее вы должны были настаивать, чтобы я называл вас Доном Колтоном.
- Ничего странного в этом нет. Пока я не получу документов на имя Дона Колтона и всех данных о нем, я не могу им стать. Мне не в кого перевоплощаться.
- Ну, в таком случае можно было бы ожидать, что вы будете требовать, чтобы я называл вас Виктором Грантом.
- Как бы я мог это сделать?
- Не понял.
- Называть меня Виктором Грантом невозможно. Я не стал бы отзываться на это имя.
- Почему?
- Потому что Виктор Грант мертв. - Бьюкенен ощутил новую волну холода, как только до него дошел смысл только что им сказанного.
Называвший себя Аланом человек прекрасно все понял.
- Как вы сами сказали, вы отстранены. - Он повернул ручку и открыл дверь. - Сидите и не рыпайтесь. Я свяжусь с вами.
5
Бьюкенен прислонился спиной к запертой двери и стал массировать виски сильно болела голова. Все пошло вкривь и вкось, и он не знал, с чего начать.
Попробуй начать с того, зачем ты солгал ему насчет паспорта и почему не сказал, что у тебя есть огнестрельное оружие.
Я не хотел их лишиться. Я не доверял ему.
Ну, на этот счет ты, пожалуй, не ошибся. Этот разговор можно считать чем угодно, но только не обычным докладом агента куратору. Он не просил тебя рассказать о твоих действиях. И он не выдал тебе новых документов. Он просто отложил тебя на потом. Это было больше похоже на допрос, вот только он не задавал никаких других вопросов кроме тех, где фигурировала...
Открытка.
Да, паспорт не единственная вещь, о которой ты наврал. Так в чем же дело? Почему ты не сказал ему правду?
Потому что, черт возьми, он проявлял к ней слишком уж большой интерес.
Постой, вот на прошлой неделе приходит открытка на имя человека, которого нет, которым ты не являешься уже шесть лет. Конечно, это привлекает внимание. И, естественно, они хотят узнать, что происходит. Какая-то чертовщина из одной из твоих прошлых жизней вдруг вырастает у тебя за спиной, и вся операция оказывается под угрозой. Почему же ты не сказал ему?
Потому что ты сам не уверен. Знай ты, что происходит, ты, может, и сказал бы ему.
Чушь собачья. Ты просто испугался.
Еще чего.
Да. Ты сбит с толку и боишься. Все это время ты не думал о ней. Заставил себя не думать. А теперь вдруг бац! - и она опять сидит у тебя в голове, а ты не знаешь, как с этим быть. Ясно лишь одно - ты не хочешь, чтобы ею занялись они.
Уставившись на свой стакан с виски, он отдался обуревавшим его эмоциям.
6
Вот та самая открытка, которую я никогда не собиралась посылать.
Она была вне себя от ярости в тот вечер, когда решила, что не хочет больше видеть его. Сказала ему, чтобы он не утруждал себя попытками разыскать ее снова, что если он будет ей когда-нибудь нужен, то она пришлет ему какую-нибудь треклятую открытку.
Тогда же и там же, где в последний раз.
Он хорошо помнил дату их разрыва из-за того, что тогда вокруг них происходило, помнил маскарадные костюмы, музыку - это было 31 октября, в канун Дня Всех Святых. Бремя - около полуночи, место - "Кафе дю монд" в Новом Орлеане.
Рассчитываю на тебя. ПОЖАЛУЙСТА.
Заглавными буквами? Это все равно, как если бы она написала, что умоляет его.
Это на нее не похоже.
Она попала в беду.
Продолжая смотреть на стакан с виски, он представил себе, в каком она должна была находиться напряжении, когда писала эту открытку. Может, у нее были лишь считанные секунды, чтобы написать ее, сжав текст до самого необходимого и надеясь, что он все поймет, даже без ее подписи.
Она хочет, чтобы только мне одному было известно, где она собирается быть и когда.
Она смертельно боится.
7
Человек, который называл себя Аланом, вышел из квартиры Бьюкенена, услышал, как щелкнул замок, и пошел по освещенному резким светом бетонному коридору, устланному толстой зеленой дорожкой. Он был доволен, что в это время никому не случилось выйти из какой-нибудь другой квартиры и увидеть его. Как и Бьюкенен, он не стал пользоваться лифтом, а вышел на лестничную площадку - так меньше риска быть замеченным. Но в отличие от Бьюкенена, который пошел бы вниз и на улицу, этот дородный человек с короткой стрижкой в спортивном пиджаке в коричневую клетку поднялся на площадку следующего этажа, услышал голоса, подождал на лестнице, пока их не оборвал звук движущегося лифта, потом быстро пошел по коридору и остановился перед дверью в квартиру, расположенную как раз над квартирой Бьюкенена. Он дважды постучал, выдержал паузу, стукнул еще два раза, услышал звук открывающегося замка и был незамедлительно впущен.
В квартире было очень мало света. Он не мог разглядеть ни присутствовавших там людей, ни обстановки. Как не мог бы ничего увидеть и тот, кому случилось бы проходить в этот момент по коридору. Но как только за ним закрылась дверь, щелкнул выключатель, и жилая комната ярко осветилась. Плотные задернутые шторы не позволяли свету просочиться наружу.
В комнате находились пятеро. Высокий подтянутый мужчина со строгими чертами лица и коротко подстриженными седеющими волосами казался здесь самым главным. Хотя на нем был простой деловой костюм синего цвета, выправка у него была явно военная, и в узком кругу его никогда не называли по имени, а всегда только "полковник".
Следующим по старшинству был мужчина помоложе, лет сорока с небольшим, ниже ростом, с более развитой мускулатурой. Он был в бежевых брюках и коричневом блейзере. Майор Патнэм.
Рядом с ним находилась яркая блондинка лет тридцати с хвостиком, ее груди натягивали ткань блузки. Капитан Уэллер.
Наконец, там были еще двое охранников в штатском - один из них впустил его и запер за ним дверь. Охранники уже видели его совсем недавно, перед тем как он спустился в квартиру Бьюкенена, так что на этот раз обошлось без проверки. Они едва кивнули ему и опять сосредоточили все внимание на двери.
Впрочем, полковник, капитан и майор тоже не обратили на него особенного внимания. Бросив в его сторону беглый взгляд, они опять повернулись к нескольким экранам замкнутой телесистемы, которые показывали черно-белые изображения разных частей квартиры Бьюкенена. На длинном столе располагался ряд видеокамер, и все работали, записывая на пленку все, что происходило в каждой комнате этой квартиры. На другом столе работали на запись несколько магнитофонов. Если не считать дивана и двух стульев, отодвинутых к самой стене, то всю обстановку комнаты составляло это электронное оборудование. Неудивительно, что полковник распорядился уменьшить освещение до минимума, когда открыли дверь в коридор, - боялся, как бы кто не рассмотрел здешнюю "начинку".
Тот, кто называл себя Аланом, поставил свой кейс возле коробки с пончиками и дымящейся кофеваркой, стоявшими на стойке, которая отделяла кухню от жилой комнаты. Нигде не было ни одной пепельницы - полковник категорически запрещал курить. Нигде не валялось никаких скомканных салфеток, остатков пищи или использованных пластмассовых стаканчиков - полковник требовал, чтобы контрольная комната содержалась в абсолютной чистоте.
- Что он делал после моего ухода? - спросил Алан.
Вопрос был обращен к любому, кто потрудился бы ответить (они это делали далеко не всегда). Как единственный штатский среди находившихся в квартире, он не чувствовал себя обязанным обращаться к ним по званию. Более того, ему начинало чертовски надоедать, что эти типы из Особых операций выпячивают свое превосходство по отношению к ЦРУ.
После паузы женщина, капитан Уэллер, ответила, не глядя на него и не отводя глаз от телеэкранов:
- Прислонился к двери. Потер виски. Видимо, болит голова. Пошел на кухню. Налил себе еще выпить.
- Еще выпить? - переспросил Алан с неодобрением. Его осуждающий тон заставил второго по званию среди присутствующих, майора Патнэма, повернуться к нему лицом.
- В этом нет ничего из ряда вон выходящего. Алкоголь для него - один из видов оружия. Он его использует для разоружения тех, с кем имеет дело. Если он сам не будет обладать определенной устойчивостью к алкоголю, то откроется для удара противника так, словно утратил свои боевые навыки.
- Никогда не слышал ничего подобного, - скептически произнес Алан. - Если бы он был в моем ведении, я был бы встревожен. Просто с самого начала с этим подразделением все было не как обычно, верно?
Теперь полковник повернулся в его сторону.
- Прошу отказаться от снисходительного тона по отношению к нам.
- Вы меня не так поняли. Я просто высказал свое соображение.
- Принимаем к сведению ваше соображение. Если он выпьет эту порцию и нальет еще, я буду обеспокоен.
- Прекрасно. Тем более, что это не единственное, о чем нам следует беспокоиться. Что вы думаете о моем собеседовании с ним?
Движение на одном из мониторов привлекло всеобщее внимание, и они вновь стали внимательно следить за экраном.
Бьюкенен со стаканом в руке вышел из кухонного отсека.
На отдельном черно-белом экране он появился в жилой комнате, тяжело опустился на диван, положил ноги на кофейный столик, откинулся на спинку и потерся лбом о покрытый бисеринками влаги стакан.
- Да, видно, у него действительно болит голова, - заметил Алан.
- Или он просто устал от стресса и от переезда, вступила в разговор женщина.
- Еще одно томографическое обследование покажет, что делается у него в голове, - заявил Алан. Женщина повернулась к нему.
- Вы хотите, конечно, сказать - у него в мозгу. Не в мыслях.
- Именно. Это я и имел в виду. Я спросил вас, что вы думаете о собеседовании.
- Его объяснение по поводу паспорта кажется обоснованным, - произнес майор. - На его месте я, возможно, не бросил бы паспорт, но не исключено, что именно поэтому я и не на его месте. У меня нет его актерского дарования. Подпорченный водой паспорт, который удостоверял бы его личность, не ставя под удар источник, откуда был получен, прибавил бы правдоподобия версии о гибели владельца.
- Но ведь паспорт так и не нашли, - возразил Алан.
- Случайное стечение обстоятельств.
- Я так не думаю. Но давайте отложим разговор на эту тему, - отступил Алан. - Что скажете об открытке?
- И это объяснение звучит вполне резонно, - отозвался майор.
- Наш разговор начинает походить на игру с эхом, - сказал Алан. - А я начинаю терять терпение. Если вам надо его отмазать, то зачем здесь нужен я? У меня жена и дети, которые уже забыли, как я выгляжу.
- Отмазать? - вмешался полковник, и голос его зазвенел, как сталь при ударе о кремень. - Это вы начинаете выводить из терпения меня. Лицо, которое мы наблюдаем на этих мониторах, лицо, которое вы имели честь допросить, вне всякого сомнения, является самым лучшим секретным агентом из тех, кем я когда-либо имел честь руководить. Он прожил дольше, перевоплощался чаще, выстоял среди более серьезных опасностей и выполнил больше важнейших заданий, чем любой другой секретный агент, о котором мне когда-либо доводилось слышать. Он единственный в своем роде, и лишь с величайшим сожалением я вынужден рассматривать вопрос о его ликвидации.
Так, подумал Алан, вот оно. Наконец-то мы добрались до сути. Он жестом показал на охранников.
- Вы уверены, что стоит обсуждать при всех такое серьезное дело?
- Они надежны, - бросил полковник.
- Точно так же, как и Бьюкенен.
- Никто не ставит под вопрос лояльность Бьюкенена.
Он не виноват в том, что был скомпрометирован. Не было абсолютно никакой возможности предвидеть, что кто-то, кого он знал по Кувейту и Ираку, вдруг войдет в ресторан в Канкуне, где он обрабатывал ту парочку наркодельцов. Самый страшный кошмар для секретного агента - это столкновение двух его воплощений. И уж никак невозможно было предсказать, что этот Бейли окажется таким настырным и соберет улики, показывающие Бьюкенена в трех разных воплощениях. Черт бы побрал эти фотографии! Если бы только этот сукин сын не принялся щелкать направо и налево.
Особенно тебя рядышком с Бьюкененом, подумал Алан.
Следующие слова полковника оказались ответом на обвиняющий взгляд Алана.
- Признаю, что была допущена ошибка. Именно поэтому я и послал вас допросить его. Никогда больше не позволю себе вступить с ним в прямой контакт. Но что сделано, то сделано, а ошибаться могут ведь и ваши люди. Если бы в Форт-Лодердейле у нас было время, я вызвал бы одну из моих собственных групп слежения. А так пришлось полагаться на вас... Ваши люди заверили меня, что нашли номер Бейли в гостинице и конфисковали все фотографии.
- У меня была такая же информация, - сказал Алан.
- Информация оказалась неверной. Никаких фотографий Бьюкенена со мной не было обнаружено, А самого Бейли не успели допросить: спрятанная в сумке для пикника бомба была взорвана.
- Так нам было приказано, - настойчивым тоном произнес Алан. - Локационный передатчик в стенке сумки должен был вывести группу на Бейли, когда Бьюкенен передаст деньги. Потом взрывное устройство С-4, также размещенное в стенках сумки, должно быть приведено в действие с помощью дистанционного управления. И проблема Бейли перестанет существовать.
- Вы упрощаете дело, чтобы оправдать неудачу. Был конкретный приказ: подождать на тот случай, если у Бейли назначена встреча с этой женщиной-фотографом, которая помогала ему. И С-4 было выбрано потому, что давало удобную возможность позаботиться о них обоих.
- На тот случай, если они встретятся, - подчеркнул Алан. - А вдруг Бейли уже расплатился с ней и не собирался больше встречаться? Или вдруг Бейли взял бы деньги и бросил сумку?
- Значит, вы признаете, что ваши люди не выполнили приказ и вступили в дело преждевременно.
Алан промолчал.
- Так что же? - спросил полковник.
- Дело в том, что никто не ослушался приказа. Бомба взорвалась самопроизвольно.
- Самопроизвольно?
- Собиравший бомбу эксперт думал, что установил дистанционный взрыватель на частоту, которая в данном районе не применялась. Собственно, привести в действие ее должны были две различные, редко используемые радиочастоты, одна приведет ее в боевую готовность, а другая взорвет. Но вы посмотрите, сколько всяких судов в Форт-Лодердейле. Сколько радиоаппаратов двусторонней связи. По-видимому, там вообще нет редко используемых частот.
- Черт возьми, - возмутился полковник. - Ведь бомба могла взорваться в руках у Бьюкенена прежде, чем он передал бы сумку Бейли.
- Не понимаю, почему это должно вас беспокоить. Вы ведь только что говорили о возможной ликвидации Бьюкенена.
Полковник был, казалось, озадачен. Потом он вдруг понял, в чем дело.
- Ликвидировать не значит физически уничтожить. Что с вами такое? Не думаете же вы, в самом деле, что я прикажу убить одного из своих людей, офицера, служившего мне верой и правдой много лет?
- Его верность осталась недоказанной. - Алан показал на один из многочисленных телеэкранов, где Бьюкенен в черно-белом изображении сидел на диване - глаза закрыты, лицо встревоженное, запотевший стакан с разбавленным виски прижат к собравшемуся в складки лбу. - Я не убежден, что в разговоре со мной он сказал правду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Бьюкенен сузил глаза.
- Да, вполне.
- Мы не хотим даже, чтобы вы заказывали на дом пиццу.
- Я же сказал, что все понял. Да и как я мог бы заказать пиццу, когда у меня почти совсем нет денег?
- Вот и хорошо. - Гость поднял свой кейс и направился к двери.
- Я отстранен?
Тот ответил, не останавливаясь:
- На время, пока идет оценка размеров ущерба, понесенного в Канкуне, Мериде и Форт-Лодердейле. Вы тут говорили мне, что попросили бы отпуск, если бы решили, что нуждаетесь в отдыхе. Вы сказали, что никто не откажется отдохнуть. - Он подошел к двери, отпер ее и посмотрел на Бьюкенена. - Так вот, сейчас вам как раз представляется удобный случай. Вы уже давно находитесь на оперативной работе. Восемь лет. Это очень долго. Пора отдохнуть.
- А что, если я не хочу отдыхать?
Посетитель взялся за дверную ручку.
- Забавно получается, Бьюкенен.
- Что именно?
- Мне рассказывали, какой вы фанатик во всем, что касается перевоплощения в персонажей, роль которых вы играете.
- Это верно.
- Говорят, вы настоящий актер, работающий по методу Станиславского. Разрабатываете подробную легенду под каждый из ваших псевдонимов. Одеваетесь, едите, даже иногда ходите так, как это делал бы, по вашему представлению, данный персонаж. То есть наделяете каждого из них определенной индивидуальностью.
- И это тоже верно. Именно полное соответствие легенде и сохраняет мне жизнь.
- Разумеется. Но я слышал и то, что вы способны буквально откусить голову любому куратору, который назовет вас вашим настоящим именем. А я ведь только что ото сделал, и даже не первый раз, пока здесь нахожусь. По идее вы должны были настаивать, чтобы я называл вас Доном Колтоном.
- Ничего странного в этом нет. Пока я не получу документов на имя Дона Колтона и всех данных о нем, я не могу им стать. Мне не в кого перевоплощаться.
- Ну, в таком случае можно было бы ожидать, что вы будете требовать, чтобы я называл вас Виктором Грантом.
- Как бы я мог это сделать?
- Не понял.
- Называть меня Виктором Грантом невозможно. Я не стал бы отзываться на это имя.
- Почему?
- Потому что Виктор Грант мертв. - Бьюкенен ощутил новую волну холода, как только до него дошел смысл только что им сказанного.
Называвший себя Аланом человек прекрасно все понял.
- Как вы сами сказали, вы отстранены. - Он повернул ручку и открыл дверь. - Сидите и не рыпайтесь. Я свяжусь с вами.
5
Бьюкенен прислонился спиной к запертой двери и стал массировать виски сильно болела голова. Все пошло вкривь и вкось, и он не знал, с чего начать.
Попробуй начать с того, зачем ты солгал ему насчет паспорта и почему не сказал, что у тебя есть огнестрельное оружие.
Я не хотел их лишиться. Я не доверял ему.
Ну, на этот счет ты, пожалуй, не ошибся. Этот разговор можно считать чем угодно, но только не обычным докладом агента куратору. Он не просил тебя рассказать о твоих действиях. И он не выдал тебе новых документов. Он просто отложил тебя на потом. Это было больше похоже на допрос, вот только он не задавал никаких других вопросов кроме тех, где фигурировала...
Открытка.
Да, паспорт не единственная вещь, о которой ты наврал. Так в чем же дело? Почему ты не сказал ему правду?
Потому что, черт возьми, он проявлял к ней слишком уж большой интерес.
Постой, вот на прошлой неделе приходит открытка на имя человека, которого нет, которым ты не являешься уже шесть лет. Конечно, это привлекает внимание. И, естественно, они хотят узнать, что происходит. Какая-то чертовщина из одной из твоих прошлых жизней вдруг вырастает у тебя за спиной, и вся операция оказывается под угрозой. Почему же ты не сказал ему?
Потому что ты сам не уверен. Знай ты, что происходит, ты, может, и сказал бы ему.
Чушь собачья. Ты просто испугался.
Еще чего.
Да. Ты сбит с толку и боишься. Все это время ты не думал о ней. Заставил себя не думать. А теперь вдруг бац! - и она опять сидит у тебя в голове, а ты не знаешь, как с этим быть. Ясно лишь одно - ты не хочешь, чтобы ею занялись они.
Уставившись на свой стакан с виски, он отдался обуревавшим его эмоциям.
6
Вот та самая открытка, которую я никогда не собиралась посылать.
Она была вне себя от ярости в тот вечер, когда решила, что не хочет больше видеть его. Сказала ему, чтобы он не утруждал себя попытками разыскать ее снова, что если он будет ей когда-нибудь нужен, то она пришлет ему какую-нибудь треклятую открытку.
Тогда же и там же, где в последний раз.
Он хорошо помнил дату их разрыва из-за того, что тогда вокруг них происходило, помнил маскарадные костюмы, музыку - это было 31 октября, в канун Дня Всех Святых. Бремя - около полуночи, место - "Кафе дю монд" в Новом Орлеане.
Рассчитываю на тебя. ПОЖАЛУЙСТА.
Заглавными буквами? Это все равно, как если бы она написала, что умоляет его.
Это на нее не похоже.
Она попала в беду.
Продолжая смотреть на стакан с виски, он представил себе, в каком она должна была находиться напряжении, когда писала эту открытку. Может, у нее были лишь считанные секунды, чтобы написать ее, сжав текст до самого необходимого и надеясь, что он все поймет, даже без ее подписи.
Она хочет, чтобы только мне одному было известно, где она собирается быть и когда.
Она смертельно боится.
7
Человек, который называл себя Аланом, вышел из квартиры Бьюкенена, услышал, как щелкнул замок, и пошел по освещенному резким светом бетонному коридору, устланному толстой зеленой дорожкой. Он был доволен, что в это время никому не случилось выйти из какой-нибудь другой квартиры и увидеть его. Как и Бьюкенен, он не стал пользоваться лифтом, а вышел на лестничную площадку - так меньше риска быть замеченным. Но в отличие от Бьюкенена, который пошел бы вниз и на улицу, этот дородный человек с короткой стрижкой в спортивном пиджаке в коричневую клетку поднялся на площадку следующего этажа, услышал голоса, подождал на лестнице, пока их не оборвал звук движущегося лифта, потом быстро пошел по коридору и остановился перед дверью в квартиру, расположенную как раз над квартирой Бьюкенена. Он дважды постучал, выдержал паузу, стукнул еще два раза, услышал звук открывающегося замка и был незамедлительно впущен.
В квартире было очень мало света. Он не мог разглядеть ни присутствовавших там людей, ни обстановки. Как не мог бы ничего увидеть и тот, кому случилось бы проходить в этот момент по коридору. Но как только за ним закрылась дверь, щелкнул выключатель, и жилая комната ярко осветилась. Плотные задернутые шторы не позволяли свету просочиться наружу.
В комнате находились пятеро. Высокий подтянутый мужчина со строгими чертами лица и коротко подстриженными седеющими волосами казался здесь самым главным. Хотя на нем был простой деловой костюм синего цвета, выправка у него была явно военная, и в узком кругу его никогда не называли по имени, а всегда только "полковник".
Следующим по старшинству был мужчина помоложе, лет сорока с небольшим, ниже ростом, с более развитой мускулатурой. Он был в бежевых брюках и коричневом блейзере. Майор Патнэм.
Рядом с ним находилась яркая блондинка лет тридцати с хвостиком, ее груди натягивали ткань блузки. Капитан Уэллер.
Наконец, там были еще двое охранников в штатском - один из них впустил его и запер за ним дверь. Охранники уже видели его совсем недавно, перед тем как он спустился в квартиру Бьюкенена, так что на этот раз обошлось без проверки. Они едва кивнули ему и опять сосредоточили все внимание на двери.
Впрочем, полковник, капитан и майор тоже не обратили на него особенного внимания. Бросив в его сторону беглый взгляд, они опять повернулись к нескольким экранам замкнутой телесистемы, которые показывали черно-белые изображения разных частей квартиры Бьюкенена. На длинном столе располагался ряд видеокамер, и все работали, записывая на пленку все, что происходило в каждой комнате этой квартиры. На другом столе работали на запись несколько магнитофонов. Если не считать дивана и двух стульев, отодвинутых к самой стене, то всю обстановку комнаты составляло это электронное оборудование. Неудивительно, что полковник распорядился уменьшить освещение до минимума, когда открыли дверь в коридор, - боялся, как бы кто не рассмотрел здешнюю "начинку".
Тот, кто называл себя Аланом, поставил свой кейс возле коробки с пончиками и дымящейся кофеваркой, стоявшими на стойке, которая отделяла кухню от жилой комнаты. Нигде не было ни одной пепельницы - полковник категорически запрещал курить. Нигде не валялось никаких скомканных салфеток, остатков пищи или использованных пластмассовых стаканчиков - полковник требовал, чтобы контрольная комната содержалась в абсолютной чистоте.
- Что он делал после моего ухода? - спросил Алан.
Вопрос был обращен к любому, кто потрудился бы ответить (они это делали далеко не всегда). Как единственный штатский среди находившихся в квартире, он не чувствовал себя обязанным обращаться к ним по званию. Более того, ему начинало чертовски надоедать, что эти типы из Особых операций выпячивают свое превосходство по отношению к ЦРУ.
После паузы женщина, капитан Уэллер, ответила, не глядя на него и не отводя глаз от телеэкранов:
- Прислонился к двери. Потер виски. Видимо, болит голова. Пошел на кухню. Налил себе еще выпить.
- Еще выпить? - переспросил Алан с неодобрением. Его осуждающий тон заставил второго по званию среди присутствующих, майора Патнэма, повернуться к нему лицом.
- В этом нет ничего из ряда вон выходящего. Алкоголь для него - один из видов оружия. Он его использует для разоружения тех, с кем имеет дело. Если он сам не будет обладать определенной устойчивостью к алкоголю, то откроется для удара противника так, словно утратил свои боевые навыки.
- Никогда не слышал ничего подобного, - скептически произнес Алан. - Если бы он был в моем ведении, я был бы встревожен. Просто с самого начала с этим подразделением все было не как обычно, верно?
Теперь полковник повернулся в его сторону.
- Прошу отказаться от снисходительного тона по отношению к нам.
- Вы меня не так поняли. Я просто высказал свое соображение.
- Принимаем к сведению ваше соображение. Если он выпьет эту порцию и нальет еще, я буду обеспокоен.
- Прекрасно. Тем более, что это не единственное, о чем нам следует беспокоиться. Что вы думаете о моем собеседовании с ним?
Движение на одном из мониторов привлекло всеобщее внимание, и они вновь стали внимательно следить за экраном.
Бьюкенен со стаканом в руке вышел из кухонного отсека.
На отдельном черно-белом экране он появился в жилой комнате, тяжело опустился на диван, положил ноги на кофейный столик, откинулся на спинку и потерся лбом о покрытый бисеринками влаги стакан.
- Да, видно, у него действительно болит голова, - заметил Алан.
- Или он просто устал от стресса и от переезда, вступила в разговор женщина.
- Еще одно томографическое обследование покажет, что делается у него в голове, - заявил Алан. Женщина повернулась к нему.
- Вы хотите, конечно, сказать - у него в мозгу. Не в мыслях.
- Именно. Это я и имел в виду. Я спросил вас, что вы думаете о собеседовании.
- Его объяснение по поводу паспорта кажется обоснованным, - произнес майор. - На его месте я, возможно, не бросил бы паспорт, но не исключено, что именно поэтому я и не на его месте. У меня нет его актерского дарования. Подпорченный водой паспорт, который удостоверял бы его личность, не ставя под удар источник, откуда был получен, прибавил бы правдоподобия версии о гибели владельца.
- Но ведь паспорт так и не нашли, - возразил Алан.
- Случайное стечение обстоятельств.
- Я так не думаю. Но давайте отложим разговор на эту тему, - отступил Алан. - Что скажете об открытке?
- И это объяснение звучит вполне резонно, - отозвался майор.
- Наш разговор начинает походить на игру с эхом, - сказал Алан. - А я начинаю терять терпение. Если вам надо его отмазать, то зачем здесь нужен я? У меня жена и дети, которые уже забыли, как я выгляжу.
- Отмазать? - вмешался полковник, и голос его зазвенел, как сталь при ударе о кремень. - Это вы начинаете выводить из терпения меня. Лицо, которое мы наблюдаем на этих мониторах, лицо, которое вы имели честь допросить, вне всякого сомнения, является самым лучшим секретным агентом из тех, кем я когда-либо имел честь руководить. Он прожил дольше, перевоплощался чаще, выстоял среди более серьезных опасностей и выполнил больше важнейших заданий, чем любой другой секретный агент, о котором мне когда-либо доводилось слышать. Он единственный в своем роде, и лишь с величайшим сожалением я вынужден рассматривать вопрос о его ликвидации.
Так, подумал Алан, вот оно. Наконец-то мы добрались до сути. Он жестом показал на охранников.
- Вы уверены, что стоит обсуждать при всех такое серьезное дело?
- Они надежны, - бросил полковник.
- Точно так же, как и Бьюкенен.
- Никто не ставит под вопрос лояльность Бьюкенена.
Он не виноват в том, что был скомпрометирован. Не было абсолютно никакой возможности предвидеть, что кто-то, кого он знал по Кувейту и Ираку, вдруг войдет в ресторан в Канкуне, где он обрабатывал ту парочку наркодельцов. Самый страшный кошмар для секретного агента - это столкновение двух его воплощений. И уж никак невозможно было предсказать, что этот Бейли окажется таким настырным и соберет улики, показывающие Бьюкенена в трех разных воплощениях. Черт бы побрал эти фотографии! Если бы только этот сукин сын не принялся щелкать направо и налево.
Особенно тебя рядышком с Бьюкененом, подумал Алан.
Следующие слова полковника оказались ответом на обвиняющий взгляд Алана.
- Признаю, что была допущена ошибка. Именно поэтому я и послал вас допросить его. Никогда больше не позволю себе вступить с ним в прямой контакт. Но что сделано, то сделано, а ошибаться могут ведь и ваши люди. Если бы в Форт-Лодердейле у нас было время, я вызвал бы одну из моих собственных групп слежения. А так пришлось полагаться на вас... Ваши люди заверили меня, что нашли номер Бейли в гостинице и конфисковали все фотографии.
- У меня была такая же информация, - сказал Алан.
- Информация оказалась неверной. Никаких фотографий Бьюкенена со мной не было обнаружено, А самого Бейли не успели допросить: спрятанная в сумке для пикника бомба была взорвана.
- Так нам было приказано, - настойчивым тоном произнес Алан. - Локационный передатчик в стенке сумки должен был вывести группу на Бейли, когда Бьюкенен передаст деньги. Потом взрывное устройство С-4, также размещенное в стенках сумки, должно быть приведено в действие с помощью дистанционного управления. И проблема Бейли перестанет существовать.
- Вы упрощаете дело, чтобы оправдать неудачу. Был конкретный приказ: подождать на тот случай, если у Бейли назначена встреча с этой женщиной-фотографом, которая помогала ему. И С-4 было выбрано потому, что давало удобную возможность позаботиться о них обоих.
- На тот случай, если они встретятся, - подчеркнул Алан. - А вдруг Бейли уже расплатился с ней и не собирался больше встречаться? Или вдруг Бейли взял бы деньги и бросил сумку?
- Значит, вы признаете, что ваши люди не выполнили приказ и вступили в дело преждевременно.
Алан промолчал.
- Так что же? - спросил полковник.
- Дело в том, что никто не ослушался приказа. Бомба взорвалась самопроизвольно.
- Самопроизвольно?
- Собиравший бомбу эксперт думал, что установил дистанционный взрыватель на частоту, которая в данном районе не применялась. Собственно, привести в действие ее должны были две различные, редко используемые радиочастоты, одна приведет ее в боевую готовность, а другая взорвет. Но вы посмотрите, сколько всяких судов в Форт-Лодердейле. Сколько радиоаппаратов двусторонней связи. По-видимому, там вообще нет редко используемых частот.
- Черт возьми, - возмутился полковник. - Ведь бомба могла взорваться в руках у Бьюкенена прежде, чем он передал бы сумку Бейли.
- Не понимаю, почему это должно вас беспокоить. Вы ведь только что говорили о возможной ликвидации Бьюкенена.
Полковник был, казалось, озадачен. Потом он вдруг понял, в чем дело.
- Ликвидировать не значит физически уничтожить. Что с вами такое? Не думаете же вы, в самом деле, что я прикажу убить одного из своих людей, офицера, служившего мне верой и правдой много лет?
- Его верность осталась недоказанной. - Алан показал на один из многочисленных телеэкранов, где Бьюкенен в черно-белом изображении сидел на диване - глаза закрыты, лицо встревоженное, запотевший стакан с разбавленным виски прижат к собравшемуся в складки лбу. - Я не убежден, что в разговоре со мной он сказал правду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61