В напряжении пробираясь сквозь толпу, Бьюкенен услышал позади себя какой-то шум. Обернувшись, он увидел высокого американца, который проталкивался в этот момент мимо латиноамериканки с тремя детьми. У американца была бородка цвета соли с перцем. На нем была рубашка кричащей расцветки из красных и желтых пятен. В руке он нес спортивную сумку и что-то бормотал про себя, продолжая с силой продираться вперед. От его продвижения по толпе расходились волны.
Одна из них двигалась по направлению к Бьюкенену. Зажатый людьми со всех сторон, он был не в состоянии избежать ее. Он мог лишь напрячься и попытаться устоять на ногах, когда его настигнет этот передаваемый от человека к человеку толчок. Ноги плохо держали его, и оставалось надеяться, что окружающие его люди не дадут ему упасть, но, когда волна докатилась до него, он вдруг обнаружил, что шедший перед ним человек резко продвинулся вперед. Получив толчок в спину и чувствуя, как подгибаются колени, Бьюкенен попытался ухватиться за кого-нибудь и устоять. Но в этот момент еще одна людская волна толкнула его в левое плечо. Он стал падать, и все вокруг слилось в каком-то медленном кружении. Когда же он ударился правым плечом о цементный пол, то от адской боли его восприятие резко изменилось - все вокруг ускорилось и стало предельно четким. Слетевшие у него со лба капли пота окропили цемент. Он чуть не закричал от удара, пришедшегося на рану в плече.
Он силился встать так, чтобы не привлекать к себе внимания. Поднявшись на ноги и поправив прикрывавший рану плед, он посмотрел вперед через толпу и убедился, что работники эмиграционной службы за стойкой пропускного пункта не заинтересовались случившимся, сосредоточенно собирая туристические карточки и взимая выездной сбор.
Он подошел ближе к пропускному пункту и вздохнул свободнее, не увидев на стойке полицейского рисунка. Но в помещении аэровокзала было так душно и жарко, что пот выступал из всех пор, стекал по груди и рукам, собирался в ладонях.
Он вытер левую руку о брюки, полез в карман рубашки и протянул офицеру желтую карточку и пятнадцать долларов выездного сбора. Тот едва взглянул на него, беря карточку и деньги. Но вдруг что-то заставило его посмотреть внимательнее, он прищурился, нахмурился и поднял руку.
- Pasaporte, por favor11.
В чем дело? - встревоженно подумал Бьюкенен. Он ведь не сравнивал моего лица ни с каким рисунком. Черт, я здесь вообще не вижу ничего похожего на рисунок. Если рисунок есть, то он находится внутри помещения эмиграционной службы. Но после мелькания стольких лиц этот тип вряд ли может четко помнить рисунок. Какого черта он меня останавливает?
Бьюкенен подал ему паспорт левой рукой. Офицер открыл его, сличил фотографию Бьюкенена с оригиналом, пробежал глазами персональные данные и, опять нахмурившись, посмотрел на Бьюкенена.
- Senor Grant, venga conmigo. Идемте со мной. Бьюкенен постарался сделать уважительно-озадаченный вид.
- Por que? - спросил он. - Зачем? Что-то не так?
Офицер эмиграционной службы прищурился еще больше и показал на правое плечо Бьюкенена. Бьюкенен посмотрел туда и остался внешне спокойным, несмотря на шок от увиденного.
Мокрые красные пятна проступили на пледе. Он думал, что это пот, а на самом деле это кровь текла у него по руке и капала с пальцев. Господи, подумал он, когда я упал и ударился плечом, швы, должно быть, разошлись.
Офицер жестом указал на дверь.
- Venga conmigo. Vsted necesita un medico. Вам нужен врач.
- Es nada. No es importante, - сказал Бьюкенен. - Это ничего. Небольшая царапина. Мне надо сменить повязку. Я сделаю это в туалете, и у меня еще будет время успеть на самолет.
Офицер положил правую руку на пистолет в кобуре и повторил уже строго:
- Идемте со мной сейчас же.
Бьюкенен подчинился и пошел с офицером по направлению к двери, пытаясь принять беззаботный вид, словно не видя ничего странного в том, что у него из плеча идет кровь. Он не надеялся, что ему удается убежать, - наверняка его остановят прежде, чем он пробьется сквозь толпу и добежит до выхода из аэровокзала. Он мог лишь попытаться как-то вывернуться, но сомневался, что объяснение, которое он сфабрикует, окажется удовлетворительным для офицера, когда тот взглянет на рану в плече. Пойдут вопросы. Много вопросов. Может, к тому времени будет получен и полицейский набросок, если его пока нет. Значит, он теперь не попадет на рейс в двенадцать пятьдесят до Майами. А цель была так близка, подумал он.
4
В противоположность Соединенным Штатам, где подозреваемый считается невиновным, пока не будет доказана его вина, Мексика основывает свое законодательство на наполеоновском кодексе, по которому подозреваемый считается виновным, пока не будет доказано обратное. Взятым под стражу не объясняют, что они имеют право молчать, и не говорит, что если у них нет денег нанять адвоката, то адвокат им будет предоставлен. Не действует habeas corpus, нет права на быстрое рассмотрение дела в суде. В Мексике над такими вещами просто смеются. У арестованного нет никаких прав.
Камера имела двадцать футов в длину и пятнадцать в ширину; стены ее покрывала плесень, потолок протекал, цементный пол был весь в выбоинах и кишел блохами. Она была частью чего-то вроде приемника для пьянчуг и воров, и Бьюкенен делил ее с двадцатью другими арестантами в замызганной одежде. Чтобы никого не толкнуть и не вызвать ссоры, Бьюкенен решил оставаться на одном месте, прислонившись спиной к стене. Остальные обитатели камеры спали вповалку на грязной соломе, занимая все пространство пола, а он сполз вниз по стене и в конце концов задремал, уткнувшись головой в колени. Он терпел до последней возможности, прежде чем воспользоваться открытой дырой в углу, которая служила туалетом. Большую часть времени он; несмотря на головокружение, старался быть начеку на случай нападения. Как единственный янки, он представлял собой явную мишень, и, хотя часы и бумажник у него отобрали, его одежда и особенно обувь были лучше, чем у кого бы то ни было из остальных, - перед таким соблазном устоять трудно.
Получилось так, что Бьюкенена подолгу не было в камере, и набрасывались на него не сокамерники, а тюремщики. Пока он шел под охраной из камеры в комнату для допросов, его толкали, ставили ему подножки и спускали его с лестницы. Во время допроса в него тыкали дубинками, его били резиновыми шлангами - всегда по тем частям тела, где под одеждой не будет видно синяков, и никогда по лицу или голове. Бьюкенен не знал, почему те, кто его допрашивал, соблюдали такую тонкость. Может быть, потому, что он был гражданином США и боязнь возможных политических осложнений вынуждала их как-то сдерживаться. Тем не менее, им все-таки удалось добиться, чтобы он ударился головой о цементный пол, когда опрокинули стул, к которому он был привязан. Новая боль в сочетании со старой - от раны, полученной при ударе о шлюпку, когда он переплывал пролив, вызвала у него приступ тошноты и неприятное двоение в глазах. Если бы в тюрьме Мериды врач не обработал еще раз рану и не наложил новые швы, он бы, по всей вероятности, уже умер от заражения и потери крови, хотя врача ему дали, разумеется, не из соображений гуманности, а просто рассудили практически, что мертвец не смог бы отвечать на вопросы. Бьюкенену уже приходилось встречаться с подобной логикой, и он знал, что если бы те, кто его допрашивал, получили желаемые ответы, то не стали бы больше утруждать себя оказанием ему медицинских услуг.
Это и было одной из причин - наименее важной, - почему он отказывался дать показания, которых добивались от него следователи. Главной же причиной было, конечно, то, что признание являлось бы нарушением профессиональной этики. Отказываясь говорить, Бьюкенен получал тройное преимущество. Во-первых, его мучители прибегали к грубым силовым методам, сопротивляться которым было легче, чем, например, применению электрошока в сочетании с такими растормаживающими средствами, как амитал натрия. Во-вторых, он уже и так был ослаблен ранами на голове и в плече, поэтому быстро терял сознание во время пытки, то есть сам организм проводил что-то вроде естественной анестезии.
А в-третьих, у него был текст, которому он должен был следовать, роль, которую должен был играть, сценарий, который диктовал ему линию поведения. Основное правило гласило, что в случае ареста он ни в коем случае не должен говорить правду. Конечно, ему разрешалось использовать какие-то детали, чтобы успешнее сфабриковать правдоподобную легенду. Но обо всей правде не могло быть и речи. Если он скажет: да, действительно, он убил тех троих мексиканцев, но это ведь были как-никак торговцы наркотиками, а кроме того, он глубоко законспирированный агент секретной службы американской армии, - то этим на какое-то время спасет свою жизнь. Однако такая жизнь немногого будет стоить. Если здешние власти захотят проучить Соединенные Штаты за вмешательство в мексиканские дела, то его могут приговорить к длительной отсидке, а если учесть строгость режима содержания в мексиканских тюрьмах, особенно для yanquis, то такой приговор, по всей вероятности, будет равносилен смертному. Или если Мексика сделает жест доброй воли и вышлет его в Соединенные Штаты (в обмен на что-то), то его начальство превратит его жизнь в кошмарный сон.
- Виктор Грант, - сказал Бьюкенену тучный бородатый следователь с гладко зачесанными назад волосами. Они находились в маленькой голой комнатушке, где из всей обстановки имелась лишь скамья, на которой сидел сам следователь, и стул, к которому был привязан Бьюкенен. Круглолицый, обливающийся потом следователь произнес это имя так, будто оно было синонимом слова "понос".
- Совершенно верно. - В горле у Бьюкенена так пересохло, что голос стал ломким, а весь организм был настолько обезвожен, что он давно уже перестал потеть. Одна из тугих петель веревки врезалась ему в зашитую рану на плече.
- Говори по-испански, подонок!
- Но я не знаю испанского. - Бьюкенен перевел дух. - Во всяком случае, не знаю достаточно хорошо. - Он попытался сделать глотательное движение. - Просто несколько слов. - Незнание испанского было одной из черт, которыми он наделил этот персонаж. Так он всегда может притвориться, что не понимает, о чем его спрашивают.
- Cabron, ты же говорил по-испански с офицером эмиграционной службы в аэропорту Мериды!
- Да какой это испанский! - Бьюкенен опустил голову. - Пара простых фраз. То, что я называю "испанский для выживания".
- Для выживания? - переспросил басом охранник, стоявший за спиной Бьюкенена, потом схватил его за волосы и рывком поднял ему голову. - Если не хочешь, чтобы я выдрал тебе волосы, то будешь для выживания говорить по-испански.
- Un росо. - Бьюкенен выдохнул воздух. - Немного. Это все, что я знаю.
- Почему ты убил тех троих в Канкуне?
- О чем вы говорите? Я никого не убивал.
Тучный следователь в промокшей от пота форме с усилием отклеился от скамьи, всколыхнув при этом живот, тяжело приблизился к Бьюкенену и сунул ему в лицо полицейский набросок - тот самый, который попался на глаза офицеру эмиграционной службы в аэропорту Мериды. Он лежал на столе рядом с факсовым аппаратом в комнате, куда тот привел Бьюкенена, чтобы выяснить причину кровотечения.
- Тебе знаком этот рисунок? - прорычал он. - А мне он, ciertamente, знаком. Dios, si. Он мне напоминает тебя. У нас есть свидетель, твой же соотечественник, yangui, который видел, как ты убил троих в Канкуне.
- Я сказал вам, что не знаю, о чем вы говорите. - Бьюкенен зло посмотрел на него. - Этот человек на рисукке похож на меня и еще на пару сотен тысяч других американцев. - Бьюкенен дал передышку своему охрипшему голосу. - Это может быть кто угодно. - Он перевел дыхание. - Признаю, что пару дней назад я был в Канкуне. - Он провел языком по пересохшим губам. - Но мне ничего не известно ни о каких убийствах.
- Ты лжешь! - Следователь поднял отрезок резинового шланга и ударил им Бьюкенена по животу.
Бьюкенен застонал, но не мог согнуться из-за веревок, которыми был привязан к спинке стула. Если бы он не увидел, что жирный тип начал неуклюже замахиваться шлангом, то не успел бы напрячь мышцы живота в достаточной степени, чтобы уменьшить боль. Притворившись, что удар был больнее, чем на самом деле, Бьюкенен закрыл глаза и откинул назад голову.
- За дурака меня считаешь? - заорал следователь. - Признавайся! Ты лжешь!
- Нет, - пробормотал Бьюкенен. - Лжет ваш свидетель. - По его телу пробежала дрожь. - Если вообще существует свидетель. Откуда ему взяться? Я никого не убивал. Я ничего не знаю о...
При каждом ударе, который наносил ему следователь, Бьюкенен ухитрялся что-то выгадать для себя: вздрагивал и менялся в лице якобы от боли, глубоко втягивал в себя воздух и отдыхал. Так как полицейские уже отобрали у него часы и бумажник, то ему нечем было попытаться подкупить их. Да он и не думал, что подкуп сработал бы в данном случае. В самом деле, такой жест был бы равносилен признанию вины. Ему оставалось только по-прежнему играть свою роль, возмущенно настаивать на своей невиновности.
Следователь взял в руки паспорт Бьюкенена и повторил тем же презрительным тоном: "Виктор Грант".
- Да.
- Даже твоя фотография в паспорте похожа на этот рисунок.
- Этот рисунок ничего не стоит, - сказал Бьюкенен. - Похоже, что его нарисовал десятилетний ребенок.
Следователь постучал отрезком шланга по повязке, наложенной на рану в плече.
- Каков твой род занятий?
Морщась, Бьюкенен пересказал ему свою легенду. Следователь ткнул в раненое место сильнее.
- А что ты делал в Мексике?
Морщась еще выразительнее, Бьюкенен назвал фамилию клиента, увидеться с которым он якобы приезжал. Он чувствовал, как распухает под повязкой рана. Каждый раз, когда следователь стучал по ней, болезненное давление раны усиливалось, будто она вот-вот должна была порвать швы и раскрыться.
- Значит, ты утверждаешь, что ты здесь не для удовольствия, а для дела?
- Но ведь оказаться в Мексике - это всегда удовольствие, не так ли? Бьюкенен сморщился и покосился на резиновый шланг, которым следователь еще сильнее постукивал по больному месту. От боли у него все поплыло перед глазами. Скоро он опять потеряет сознание.
- Тогда почему у тебя не было деловой визы?
Бьюкенен ощутил во рту вкус желудочного сока.
- Потому что я только за пару дней узнал, что клиент настаивает на моем приезде сюда. Чтобы получить деловую визу, нужно время. Вместо этого я взял туристическую карточку. Это намного легче.
Следователь концом шланга с силой поддел подбородок Бьюкенена.
- Ты проник в Мексику нелегально. - Он пристально уставился Бьюкенену в глаза, потом убрал шланг, чтобы тот мог говорить.
Из-за манипуляций со шлангом горло Бьюкенена распухло, и голос стал еще более хриплым.
- Сначала вы обвиняете меня в убийстве трех человек. - Дышать стало труднее. - Теперь придираетесь из-за того, что я не запасся деловой визой. Что следующее на очереди? Собираетесь обвинить меня в том, что я помочился вам на пол? Потому что именно это мне и придется сделать, если мне не разрешат сходить в туалет в ближайшем будущем.
Стоявший за спиной Бьюкенена охранник снова дернул его за волосы, да так, что на глазах у него выступили слезы.
- Ты, видно, не понимаешь, что это все серьезно.
- Ошибаетесь. Поверьте, я думаю, что это очень серьезно.
- Но по тебе не скажешь, что ты боишься.
- Нет, что вы: я боюсь. Можно сказать, до чертиков боюсь.
Глаза следователя сверкнули злобным удовлетворением.
- Но так как я не делал того, что вы мне приписываете, то я еще и в бешенстве. - Бьюкенен заставил себя продолжать. - Мне все это надоело. Каждое слово давалось ему с трудом. - Я требую адвоката.
Следователь уставился на него, словно не веря своим ушам, потом оглушительно захохотал, тряся своим огромным животом.
- Адвоката?
Охранник за спиной Бьюкенена тоже засмеялся.
- Un jurisconsulto? - с насмешкой переспросил следователь. - Que tu necesitas estd un sacerdote? - Он сильно ударил его шлангом по голеням. - Что ты об этом думаешь?
- Я сказал вам, что почти не знаю испанского.
- А я сказал, что тебе нужен не адвокат, а священник. Потому что теперь тебе, Виктор Грант, помогут только молитвы.
- Я гражданин Соединенных Штатов. Я имею право... - Бьюкенен ничего не мог с собой поделать. Его переполненный мочевой пузырь больше не выдерживал. Ему надо было облегчиться.
Мочась в брюки, он чувствовал, как горячая жидкость течет по сиденью стула и льется на пол.
- Cochino! Свинья! - Следователь обрушил удар на его раненое плечо.
Господи, пусть я потеряю сознание, подумал Бьюкенен.
Следователь сгреб Бьюкенена за рубашку и рванул на себя, опрокидывая стул, валя его на пол.
Бьюкенен ударился лицом о цементный пол. Он услышал, как следователь кричит кому-то по-испански, чтобы принесли тряпки: надо заставить гринго убрать за собой грязь. Но Бьюкенен сомневался, что будет еще в сознании к тому времени, как их принесут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61