Старик знал, что добродушное, мягкое лицо семьянина сейчас меняется, и что не всякий сможет сейчас спокойно посмотреть на его улыбку людоеда. Приятно было вспоминать, как бежал, уставя штык, с мерным криком, а вся эта красная сволочь драпала, лишь временами поворачивая хари назад, проверяла — далеко ли еще от них смерть. Старик улыбался и помнил — даже любимая жена не любит этого выражения, хотя не любит красных еще больше…
Старик знал, что вспоминать это тоже нельзя: сразу перехватит сердце, нальется тяжестью затылок. Сто раз права жена, прав давно мертвый Хосе: надо уметь думать о другом, чтобы жизнь и любовь были сильнее ненависти и смерти, пусть даже погибели выродков.
Старик знал, что надо сейчас делать: надо кинуть в рот синюю таблетку из приготовленной коробочки, запить давно остывшим чаем; надо вспоминать, как жена идет к нему через маковый луг, как подносит к груди маленького Игнасио под кипенью апельсиновой рощи. Вспоминать друзей, приезжающих из Парижа и Франкфурта. Вспоминать и так сидеть, пока не перестанет бухать сердце.
Впрочем, сейчас жена спит, а у него полным-полно работы. Сейчас, перед концом пути, надо вспомнить. Да, его скоро не станет. Много раз он поднимал бокал: «Следующее Рождество — на Родине!» На Родине… У него уже не будет Рождества, а если он и доживет, то все равно никуда не поедет. Последние два Рождества старик никуда не мог ездить, очень быстро уставал, и если даже коммунизм на Родине закончится завтра — не смог бы уехать в Петербург, даже чтобы просто умереть на его улицах.
Но, может быть, кому-то поможет все, что он пишет сейчас: например, внуку Ваське-Базилио. Итак, царь Соломон, первый обладатель кольца…
Да, никто на Востоке ничего не слыхал ни о царе Соломоне, ни даже об его удивительном волшебном кольце. О кольце, которое давало Соломону необычайное, неслыханное могущество… Надевая это удивительное кольцо, царь понимал, что говорят животные, птицы… и люди. Достаточно было надеть кольцо и подумать о ком-то, как становилось слышно, что этот человек говорит, и даже известно, что он думает.
Можно представить себе, в какой ужас приводила его народ эта способность — не успел ты подумать про своего царя какую-нибудь гадость, а он уже в курсе дела и может даже повторить дословно…
Радовался и царь, потому что придворные льстецы и холуи, конечно, развлекали царей и создавали им самую приятную жизнь… Но случалось, что они еще и кормили и поили царей чем-то таким, от чего их жизнь тут же пресекалась. А бывало, что цари не возвращались с охоты или внезапно падали куда-то. Или, наоборот, это не цари падали, а как раз на них падали увесистые колонны и даже почему-то (не иначе как для верности) целые стены и потолки…
Жизнь тирана на Востоке не отличалась скукой и мало была похожа на идиллию. А кольцо, конечно же, избавило Соломона от участи многих и многих.
А кроме того, повернув кольцо, царь Соломон мог вызывать из недр земли джиннов и ифритов — страшных, огромных, с огненным дыханием чудовищ. Эти чудовища могли сделать все что угодно с любым, самым сильным человеком. Но все они очень боялись мудрого, невероятно могучего царя Соломона и его волшебного кольца.
Много, много чего повествует легенда о необъятной мудрости великого царя Соломона… Существует даже текст, который приписывают этому необъятно мудрому царю.
Текст этот вошел даже в Священное писание, в книги пророков. Тому, что сочтет Василия Игнатьевича злопыхателем, стремящимся оболгать великого мудреца, полезно будет самому прочитать эти бездарные, невыразимо скучные поучения. Художественная ценность притчей Соломоновых подобна жеванию вара — пресно, скучно, воротит скулы…
Ценность интеллектуальная… гм… Вот, скажем, одна из сентенций: «Род уходит, род приходит, а земля остается вовеки»… О бездна премудрости! И дальше все в том же духе, многократные повторения убогой «мудрости» людей бронзового века, еще не понимавших, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку, не ведавших самой примитивной диалектики, что не остается земля вовеки такой, какой ее увидел «прошедший» (да и «пришедший») род…
Разумеется, были люди, чьим интеллектуальным и эстетическим возможностям притчи Соломоновы вполне соответствуют. И в те времена они были, и сейчас еще встречаются, увы.
«Но если подойти серьезно, все это только собрание банальностей и пошлостей, которому цена — полушка в базарный день, на щедрого покупателя, — писал Василий Игнатьевич, даже высунув язык от напряжения. — Пошлятина, которая, вообще-то, должна была помереть тут же, при рождении. Но которая живет уже три тысячи лет, потому что есть на это одна очень интересная причина…»
Та же самая причина, по которой мы вообще знаем о существовании царя Соломона. Ведь так бы никто ничего и не узнал бы о великом царе Соломоне, если бы не одно… только одно, но чрезвычайно важное обстоятельство. Такое важное, что оно само по себе оказалось способно все решительно изменить.
Дело в том, что некто невероятно могущественный избрал племя царя Соломона для проведения своих экспериментов.
Этот Сущий, сотворивший материальный мир, равновеликий Вселенной, Вечный и Беспредельный, обладающий разумом и волей, избрал народ царя Соломона, двенадцать племен огородников и козопасов, чтобы выковать из них нового человека, живущего по другим законам.
Можно спорить, удачно ли прошел эксперимент. Но, во всяком случае, никого в этих племенах не удивляли необычные, непостижимые для человека события и происшествия, нарушавшие привычный порядок вещей.
Поэтому и кольцо казалось иудеям чем-то… нет, конечно же, далеко не обыденным, но, в общем-то, достаточно обычным. Даже более обычным, чем Ковчег завета, в котором находился Бог, истребивший несколько тысяч людей только за попытку подсмотреть, а кто это сидит в Ковчеге и чем он там занимается?
Или, скажем, явление Моисею Бога в кусте, который горит, но не сгорает… Что более удивительно и непостижимо — кольцо царя Соломона или неопалимая купина, кто скажет?
На всякий случай иудеи уже ничему не удивлялись. Правда, они еще не очень хорошо умели понимать, кто Он, этот Сущий? И легко путали его с другими, тоже могущественными существами. Сам царь Соломон не очень хорошо понимал, кто мог подсунуть ему пресловутое кольцо. Просто кольцо как-то возникло перед ним, и вот ведь чудо! Только, увидев кольцо, старый Соломон уже знал, что это такое, как им пользоваться и какие безмерные возможности эта штука дает!
Но жизнь, которую вел весь народ старого Соломона, не заставляла его настораживаться по поводу чудес. Скорее наоборот — это отсутствие чудес вызывало удивление.
Наверное, Соломон искренне полагал, что это кольцо получено им за праведную, необъятно мудрую жизнь и за мудрое управление своим народом, в соответствии с велениями Сущего…
Не будем злорадствовать над наивным царем — сыном своего времени, своего уровня знаний, думал Василий Игнатьевич, еще раз пользуясь, что жена спит, и втягивая огненно-горячий дым папиросы.
Не будем даже уверять, что душа царя так уж непременно погублена. В конце концов, он ведь действительно не знал. Царь был достаточно наказан уже тем, что ему открылось на смертном одре.
А потом кольцо спер один его приближенный, жрец Ваала, и оно начало жить своей, самостоятельной жизнью. И тень кольца упала на многие, многие судьбы… В том числе на судьбу старика.
ЧАСТЬ 1
РАСКОПЫ
1980 год
ГЛАВА 1. Утро
Били по рельсу, громко орали: «Подъем!» Володя лежал в спальном мешке, курил и постепенно просыпался. На часах было полвосьмого утра, палатка подрагивала под порывами ветра. Во всех долинах Хакасии обязательно дует ветер, но в каждой он какой-то свой. Начинается в свое время, кончается тоже в свое… К «своему» ветру в Хакасии всегда привыкаешь. Переезжаешь в другое место или возвращаешься домой — и утром ждешь «своего» ветра…
В этом месте ветер начинался часов в шесть, вскоре после рассвета, и дул почти до полудня. Такой ветер не опасен; он не сметает палаток, не уносит полевых дневников, не мешает ни работать, ни передвигаться по лагерю. Если не спится — можно под утро часами лежать в спальнике, курить и слушать ветер, а потом — как просыпается лагерь.
Тем более, Володя жил один. Аспирант, археолог, он имел право… да еще и приехал он со своим снаряжением. Шестиместная палатка, а поверх нее еще и тент.
Ну вот, второй раз ударили в рельс. Володя сел, стал собирать необходимое. Стол — два ящика, покрытые досками; на клеенке — книги, дневник, куски керамики. В коробке из-под конфет, в вате, несколько ценных находок — бронзовые бляшки, шило, кинжал. То, что жившие очень давно положили с умершим родственником.
На другом ящике — одежда, пакеты с бельем, мелочи вроде полотенца или бритвы.
На несущем шесте вбиты гвозди. На них — куртка, полевая сумка. Все-таки воздух снаружи гораздо свежее застоявшегося, палаточного. Вообще-то, место неплохое, этот лагерь на берегу озера: палатки стоят под тополями, есть дрова, проточная вода. На крышах палаток, на тентах — солнечные пятна.
В таких палатках хорошо устраивать кухню — их почти не заливает, даже в сильный дождь люди пообедают в тепле. И они большие — вся экспедиция, все двадцать или тридцать человек в них помещаются с комфортом. Надо поработать в экспедиции, чтобы оценить — садишься за стол с клеенкой, вытягиваешь ноги. Тепло, уютно, на чистом столе — цветы, сахарницы, солонки. Сейчас в палатке препирались дежурные: кому есть кашу, кому — вчерашний борщ, сколько класть тушенки в кашу.
Володя обогнул палатку, спускаясь к озеру.
Как раз в это время начальник экспедиции Коля Кузькин шел к грузовику, и что-то заставило остановиться его почти на самом берегу озера, в двух шагах от уреза воды…
Да, это самое место! Гуляя вчера ночью, он оказался именно здесь. И неизвестно почему вдруг испытал приступ душного ужаса — безо всяких к тому оснований. Светил месяц, играл на воде озера; выше по склону, в купе берез, ухала сова. Кузькин даже слышал, как перекликались, хохотали его люди в лагере.
А Кузькину почему-то стало вдруг невыносимо страшно. Настолько, что он буквально оцепенел на какое-то мгновение.
И даже сейчас, ясным утром, Кузькин узнал это место и невольно подумал, что вот бывают же места, неприятные в темноте…
Кузькин привычно с подножки заглянул в кузов — проверить, все ли в порядке. Люди выжидательно смотрели на него, большинство — с улыбкой. Кузькин умел руководить экспедицией, умел располагать людей.
Кузькин разменял двадцатое поле. Уж он-то знал, как далеки все обычные представления о романтике дальних дорог… Из года в год, из сезона в сезон повторялось одно и то же. Конечно, были вариации — в Аскизе лагерь стоял на берегу быстрой, чистой, страшно холодной речки. На Кизире — в березовом лесу, на излучине ручейка. А в Черные пески воду вообще приходилось возить.
В 1978 копали карасукские курганы, а в 1980-м — тагарские. Менялся состав отряда. Были годы дождливые и засушливые, жаркие и холодные. В 1977 году 25 июня выпал снег. В 1979 году пришлось вставать в пять часов, работать утром и вечером. В полдень люди теряли сознание от удушливого жара. Были и приключения — в болоте тонули машины, местные устраивали разборки, требуя уважения к себе, водки и общества девушек.
Но все это были вариации, и только. В общем-то, все было известно заранее. Событий, нарушавших привычное течение жизни, Кузькин как-то не наблюдал и, говоря по правде, не очень верил в их возможность. Еще меньше, чем Володя, Кузькин мог представить себе, что все они движутся навстречу невероятным приключениям и удивительным происшествиям.
Дохлебав вчерашний борщ, Володя двинулся к машине; привычно вцепился руками в борт, ногой на колесо, рывок — и он уже внутри. Все было привычно до скучности. Те же люди на скамейках, и даже садятся в привычном, устоявшемся порядке. И даже шутки те же самые. К августу, за два месяца работ на местности, отряд срабатывается, люди привыкают друг к другу. Но и утомляет видеть все одних и тех же…
Пол под сидящими дрогнул, явственно задвигался. Так, сидя на экспедиционной машине, Володя двинулся навстречу удивительным и странным событиям.
ГЛАВА 2
Третий курган
Почти две тысячи лет назад здесь поставили три кургана. Место было красивое, чистое — останец холма, поднятый над равниной. Возвышение невелико, а вид открывался потрясающий. На север — километров на тридцать, на всю долину, мягко уходящую к Абакану. На юг и на восток — километров на шесть, до гряды холмов, в отрогах которых затерялась деревушка Калы.
С древнейших времен здесь проходил тракт — дорога из северных мест, из долины Абакана и Енисея, к перевалам в Центральную Азию.
Первые тысячи лет весь тракт был просто тропкой; караванщики двигались пешком и вели вьючных быков почти по полному бездорожью, ориентируясь по знакомым очертаниям гор, от одного знакомого урочища к другому.
Пришли другие времена, и тракт стал настоящей широкой тропой. Не стало нужно внимательно вглядываться в природу, угадывая направление, давая названия животных знакомым, характерным очертаниям. Исчезли караванщики, рассказывавшие детям и внукам: «когда гора Медведь превратится в Рыбу, пойдешь между двух сопок, пока не покажется Неясыть. Увидишь Неясыть, повернешь туда, где встанет Первая Звезда, до Второй Звезды успеешь дойти до воды…».
На тропе стало всегда пыльно, потому что травы не успевали прорасти, — караванов стало больше, караванщики ехали верхом и вели вьючных верблюдов и лошадей.
В эту эпоху и поставили три кургана на высоком, чистом месте, никогда не оскверняемом разливом. Потому что весь май равнина скрывалась под разливом рек и дорога — вместе с остальной долиной. Из воды торчал только останец холма с тремя курганами.
Спадала вода, за самые долгие, жаркие дни июня просыхала степь, трогались в путь караваны. Проходя мимо курганов, путники оказывали уважение погребенным — каждый из них приносил и бросал камень в огромную кучу — метрах в тридцати от курганной группы. Такая груда камней называется «обо». Во всей Центральной Азии есть такой обычай — если уважаешь — бросай свой камень в общую кучу. Чем посещаемее место, чем уважаемее человек — тем выше становится обо…
Русские построили богатые села на Енисее, соединили их дорогой с Урянхайским краем и с Монголией. Тропа стала шире, на ней могли разъехаться две телеги. У дороги появились тележные колеи и еще более глубокие обочины.
Но по-прежнему весь май разлив рек топил долину и дорогу. И по-прежнему торчал из воды останец холма — три кургана и большое обо.
Шла война, и на дороге появились энергичные, ладные дядьки в форме, с нивелирами и полевыми сумками на боку. Дорогу стали расширять и асфальтировать, подняли над местностью, сделав гравийную насыпь. Теперь дорога проходила так, что курганы оказались почти что на ее обочине.
В 1970-е стали строить Саянскую ГЭС и новый промышленный район вокруг ГЭС, чтобы воспользоваться ее почти даровой электроэнергией. Дорогу снова стали расширять, и курганы попали под снос. Строители подписали договор, и археологическая экспедиция начала раскопки трех курганов.
Курганы в общем были «скучные». Таких курганов начала нашей эры в хакасских степях невероятное количество, и все они похожи друг на друга. Ничего особенно интересного найти в таких курганах не рассчитывают, и копать их стали сразу оба отряда, чтобы закончить быстрее.
Вообще-то, раскопки начинаются и завершаются профессиональными археологами. Но от разбивки раскопа до работы в погребальной яме копать курган может решительно кто угодно, почти без контроля спецов. Археологи размечают границы кургана, обозначают их шнуром. Разрезают траншеями сперва пополам, потом — на четыре части… Впрочем, бить траншеи по разметкам могут уже не только археологи. Иногда археолог только два-три раза в день приходит на раскоп, над которым висит гомон школьников и студентов.
А когда пробьют траншеи, окончательно станут ясны границы кургана, его размеры, последовательность напластований, настанет время вскрыть всю площадь кургана, искать погребальные камеры.
Уже в июле месяце на курганы бросили самую примитивную рабсилу — школьников, впервые приехавших отпускников.
Рабсила содрала лопатами дерн, обозначила границы кургана — вкопанные в землю стены из камня-плитняка. Когда-то эти стены обозначали границы священного места. Внутри курганной оградки совершались ритуалы, и войти в нее мог далеко не всякий.
Внутри курганной оградки располагались и погребальные ямы — овальной формы. По идее, погребальная яма невелика — по размерам человеческого тела и глубиной в метр-полтора. В каждой оградке таких ям одна или две.
Курганы и впрямь были «скучные», пока не начались странности в центральном кургане, самом большом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57