Брайен, Петра и Эйнджел вошли в номер. Эйнджел включил свет.
У нас дома мы бы так просто сюда не вошли, подумал Брайен. Но здесь все по-другому. Здесь никогда ничего не случается. Здесь даже машины не закрывают, когда бросают их на улице...
— О Господи, — прошептала Петра.
Эйнджел вообще ничего не сказал.
Брайен ждал совершенно другого. Прежде всего — постель. Развороченная постель, от которой буквально веяло сексом. На полу лежала разбросанная одежда — женская одежда. И к тому же нарядная. Такая, которую надевают на праздник или, скажем, когда собираются в церковь. Но женщины не было. Рядом с кроватью, между кроватью и шкафом, темнела лужа крови. А сам Арон Магир был в дверце шкафа. Именно так — в дверце шкафа.
Его тело было наполовину утоплено в зеркале, как будто он пытался пройти сквозь него, но застрял посередине. Локти торчали наружу. Он был абсолютно голый. Все зеркало было заляпано кровью. Смотрелось все это так, как будто стекло растаяло, чтобы пропустить его внутрь, а потом вновь затвердело... сомкнувшись прямо на нем.
— Он хотел разыскать Тимми, — тихо проговорил Эйнджел.
Идея была совершенно безумной, но в ней была своя логика. Льюис Кэрролл. «Алиса в Зазеркалье» и все такое.
— А женщина здесь была, она кто? — спросил Брайен.
— И где она теперь? — добавила Петра.
И тут снаружи раздались шаги. В номер вошел рослый лысеющий полисмен.
— Ладно, — сказала он с порога. — Без паники, мы обо всем позаботимся. — Он посмотрел на Брайена, Петру и Эйнджела. — Я Дэвид Карсон. Вам, ребята, что-нибудь известно?
— Нет, — сказал Брайен.
Карсон увидел тело.
— Срань господня, — вырвалось у него. — Все остальное, должно быть, с той стороны. — Он открыл дверцу шкафа. Внутри не было ничего, кроме одежды. И на дверце с той стороны тоже не было ничего. Просто гладкая поверхность. Арон Магир не прошел через зеркало. Он просто исчез. То есть наполовину. — Будь я проклят, — сказал Карсон. — Это что, вы, киношники, так шутите? Со спецэффектами балуетесь или что?
Эйнджел пододвинулся ближе к Брайену с Петрой. Взял их обоих за руки и прошептал:
— Должно быть, он умер как раз на пути туда. Вот почему он не прошел.
— На пути куда? — так же шепотом спросила Петра.
— В зеркало. На ту сторону. Туда, где Тимми по-прежнему жив.
В номер вошли еще несколько полицейских, и Брайен с Петрой и Эйнджелом потихонечку выбрались в коридор и направились к лифтам. У них за спиной щелкали фотокамеры.
Они поехали сразу наверх. Есть никому не хотелось — так что не было смысла спускаться обратно в ресторан. Двери лифта открылись, и двое вошли в кабину. Мужчина и женщина. Женщина несла в руках большую шляпную коробку. Лица у обоих были замотаны шарфами, так что были видны только глаза. От них исходила ужасная вонь — как на гниющем болоте, как в туалете, когда кто-то забыл спустить унитаз.
Когда они вышли, Брайен проводил их задумчивым взглядом.
— Я знаю этих двоих, — сказал он. — Я их уже видел раньше.
— И кто они? — спросила Петра.
— Плохие новости, — сказал Брайен.
— Петра? — Эйнджел вдруг смутился. — А можно, я сегодня посплю у вас в номере? Просто я не хочу возвращаться... ну, ты понимаешь.
Брайену эта мысль не понравилась. Кажется, он ревновал Эйнджела к Петре — такое вот проявление эдипова комплекса, только как бы со стороны отца.
"Это глупо, — уговаривал он себя. — Эйнджел Тодд — просто ребенок... растерянный и ранимый ребенок, которому мы нужны... пусть даже он зарабатывает в сто раз больше, чем мы вместе взятые. Каждый из нас знает какую-то небольшую частичку правды — Эйнджел, Петра, Хит, я и Пи-Джей, — а правда нужна нам вся. Целиком. Значит, нам надо держаться вместе.
Потому что, когда все начнется, в это никто не поверит. Никто, кроме нас".
11
Спецэффекты
• колдунья •
Завтрак подали в постель — вместе с местной газетой Паводка. Увидев заголовок на первой полосе, Симона расхохоталась. Театральным смехом шекспировской ведьмы, так что стены дрожали. Она растолкала Дамиана.
— Ты посмотри! — выдавила она сквозь смех. — Посмотри! Хитрый трюк... ловкость рук... оптическая иллюзия... кажется, мы их всех обманули.
Вот оно, черным по белому:
КИНОШНИКИ-ШУТНИКИ ДУРАЧАТ
МЕСТНУЮ ПОЛИЦИЮ
Труп в зеркале. Судебный эксперт озадачен. Искусная мистификация. Обман разоблачен.
— Они ничего не заподозрили, — сказала Симона, приступая к своей яичнице с беконом.
До Дамиана все доходило медленно.
— Мне надо начитать проповедь. — Он поднялся с кровати, достал свой мобильный, набрал код доступа к компьютеру в штаб-квартире в Вопле Висельника и принялся наговаривать текст. Компьютер сразу же цифровал его речь и записывал на жесткий диск, чтобы пустить в эфир через полчаса. Благочестивые банальности, изрекаемые Дамианом, весьма позабавили Симону, тем более что она знала, в какой он сейчас прострации. Чуть ли не в бессознательном состоянии. Воистину лицемерие этого человека работало на автопилоте.
Она быстро дочитала статью. Но смех все же сдержала. А то будет как-то нехорошо, если набожные домохозяйки в Пеории услышат ее сатанинский хохот в качестве фона для речи их обожаемого проповедника. В газете была фотография головы и спины несчастной жертвы, снятых в профиль, так чтобы было видно, что с другой стороны зеркала ничего нет. Снимок тактично обрезали, чтобы голая задница не попала в печать.
— Хвала Господу, — сказал Дамиан Питерс и отключил связь. Симона зашлась громким хохотом, вознаграждая себя за сдержанность. — Ну и что там случилось?
Симона сунула ему газету.
— Но тут есть и обратная сторона, — сказала она. — Вполне очевидно, что наш объект вырывается из-под контроля. Вчера вечером мне пришлось потрудиться с иллюзиями, чтобы убедить этих болванов, что это иллюзия.
— Мне до сих пор не понятно, какого дьявола мы тут делаем, в этой Богом забытой дыре... играемся в сатанизм, надо думать.
— Не будь таким легкомысленным, Дамиан. Все это очень серьезно. Давно пора бы понять. Твой секс-скандал и проблемы с налоговой — это только начало конца. Сейчас все идет к тому, что ты можешь потерять все, чего добился с помощью моей силы. Может быть, ты совершил ошибку. Может, тебе не стоило целиком и полностью полагаться только на меня. Может, тебе надо было почаще прислушиваться к этому твоему Иисусу.
— По-моему, Симона, не тебе говорить мне о вере.
— Умолкни и слушай меня. Мы оба теряем власть. Но рассвет начинается в самый темный миг ночи. У нас есть все для того, чтобы вернуть себе власть. И не просто вернуть, а умножить. Ты когда-нибудь задумывался о том, чтобы править миром, Дамиан Питерс?
— Искушение было.
— Ну так будешь ты править миром. Знаешь, что это такое — ловкость рук?
— Всякие фокусы, ты имеешь в виду? Бросаешь в воздух платочек, отвлекаешь зрителей, крибле-крабле-бумс — и кролика нет? Знаю, конечно. Вся моя церковь — один большой фокус.
— Нам предстоит отвлекать не несколько сотен тысяч телезрителей — нам надо сбить с толку саму космическую материю. И мы это сделаем в правильном месте и в нужное время, когда иллюзия и реальность сплетутся так тесно, что сама вселенная на какое-то время ослепнет... что-то вроде затмения... затмения реальности.
— На съемках фильма.
— Да. Настоящая смерть, смерть понарошку, мир и его зеркальное отражение... когда распускается сама ткань мира... и тогда, вот увидишь, мы схватимся за последнюю ниточку этой распускающейся реальности, и мы найдем выход из лабиринта. Только мы, и больше никто.
— Я в этих высших материях не разбираюсь. Я человек приземленный.
— Хорошо. Я все равно не намерена посвящать тебя во весь план целиком. А то ты еще все испортишь, со своим приземленным отношением. А теперь просто заткнись и трахни меня еще раз. Нам нужно еще сексуальной магии. И не слушай, как дребезжит эта тварь в коробке. Просто трахай меня и думай о чем-нибудь темном.
Интересно, а что бы сказал Дамиан, если бы знал про саламандру у нее во влагалище?
* * *
• ангел •
Первый день съемок. Эпизоды на улице. Перед особняком на горе. Железные кованые ворота, типичный дом с привидениями — самая подходящая резиденция для вампира. За бутафорским фасадом — ничего, кроме отвесной скалы и павильона для членов съемочной группы, где можно быстренько перекусить и выпить кофе. Эйнджел не уставал поражаться тому, сколько нужно сахара и кофеина, чтобы снять фильм.
Это было совсем не похоже на съемки для телевидения. Здесь все было — сплошная гонка. Напряженная и интенсивная. С места в карьер. Завтрак на ходу, прямо в костюме и гриме. Четыре строчки текста. Снова и снова. Дубль за дублем, во всех возможных ракурсах. И так — до обеда. Тем более что снимали совершенно не в том порядке, как это должно быть по сценарию. Сегодняшний эпизод был почти в самом конце картины.
Никто точно не знал, что случилось в ту ночь в Узле. Знали только, что в доме начался сильный пожар, и дом выгорел дотла. А вместе с ним — и весь город. Это мог быть поджог. Это мог быть несчастный случай. Было несколько версий, объясняющих происшедшее, но ни одна из них даже близко не подходила к разгадке тайны. По самой последней версии, состряпанной Ароном Магиром, поджог совершил сумасшедший проповедник фундаменталистской церкви, который считал, что Тимми Валентайн — Антихрист, и его приход знаменует начало Армагеддона. И вот он решил поторопить события.
Грезил о вознесении в чертоги Господни. Видел себя героем. Весь сценарий строился на акцентировании обманутой и преданной невинности — алчные агенты, которые манипулировали наивным мальчиком, истеричная интриганка-мать (хотя все знали, что у настоящего Тимми Валентайна никакой матери не было), непорядочные продюсеры, — и в конце концов герой погибал от руки сумасшедшего фанатика. Актер, игравший безумца — звезда первой величины, мировая знаменитость, — должен приехать только на следующей неделе, и это вполне всех устраивало, потому что его роль собирались полностью переписать, что сейчас в спешном порядке и делалось.
Эйнджел знал, что прямо сейчас, в эту самую минуту, Брайен Дзоттоли сидит в его трейлере — в смысле, в трейлере Эйнджела — и переписывает концовку, потому что кто-то из юридического отдела решил, что персонаж проповедника-фундаменталиста слишком похож на кого-то из настоящих, реально существующих телепроповедников, на Бейкера, кажется, или на Дамиана Питерса, в общем, на какого-то там проповедника — земляка этого самого человека из юридического отдела. Впрочем, новая концовка никак не повлияет сегодняшний эпизод.
Как все странно сложилось, подумал Эйнджел. Еще пару недель назад Брайен Дзоттоли был всего лишь одним из многих голодающих авторов на чердаках Голливуда. А потом этот дядька пропал в зазеркалье, и Брайен вдруг сделался сценаристом мирового блокбастера — исключительно потому, что оказался поблизости.
* * *
Эпизод 94: Тимми стоит на крыльце своего особняка в Узле. На душе у него неспокойно. Его одолевают плохие предчувствия. Прошлое проносится перед глазами чередой быстро сменяющихся фрагментов — нарезка кадров в черно-белой сепии. Тимми поет песню «Вампирский Узел». Заходит в дом. В замедленной съемке — на последней ноте дом взрывается пламенем.
* * *
Эйнджел стоял у перил. Это был мастер-кадр — при монтаже из всего отснятого материала будет использовано только несколько секунд, — но он должен был отстоять до конца, беззвучно, одними губами, выпевая всю песню, пока оператор снимал крупные планы его лица и общие планы дома с крошечной фигуркой на крыльце. При озвучении здесь пойдет фонограмма, так что съемка была «немой» — то есть без звукового сопровождения. А это значит, что вокруг стоял жуткий шум — никто не пытался соблюдать тишину, необходимую при звуковой съемке, — и Эйнджелу это мешало сосредоточиться. Тем более что он не пел по-настоящему, а только делал вид, что поет.
Мотор.
Режиссер был где-то далеко-далеко. В другом мире. Эйнджел думал о Тимми, заключенном в зеркале, прибитом к дереву, — в ожидании, что его все-таки освободят. Эйнджел знал, что он сможет помочь. Каждый раз, когда он участвовал в съемках, играя Тимми, он пусть всего по чуть-чуть, но все-таки привлекал внимание людей к настоящему Тимми. И с каждым разом внимания становилось чуть больше. Оно копилось, потихонечку собираясь в критическую массу. Реальность и иллюзия — это как пес, гоняющийся за собственным хвостом. Как ин и янь.
Вступление к песне заиграло в динамиках, скрытых за фасадом.
Время близилось к обеду. Солнце жарило вовсю, но в иллюзии была зима. Землю засыпали отбеленными кукурузными хлопьями. Искусственный снег сыпался из окна, электрические вентиляторы направляли его в кадр элегантным спиральным вихрем. Еще один вентилятор дул прямо на Эйнджела, так что волосы били в лицо. Эйнджел закрыл глаза и попытался войти в ритм песни. Он все-таки сбился на синхронизации, но это было не важно, потому что ассистент оператора тоже сбился с установкой фокуса, и они не успели начать съемку с движения.
— Перерыв, Эйнджел, — объявил Джонатан со своего высокого «божественного престола» в тени сосен, там, где кончалась зима и начиналось лето.
Эйнджел был благодарен за передышку. Он заглянул в павильончик, взял кока-колу и шоколадный батончик и пошел к себе в трейлер.
Брайен сидел — работал.
— А где Петра? — спросил Эйнджел.
— Пошла посмотреть павильоны для съемок в помещении. Готовить тебе пресс-релиз.
— А Пи-Джей и Хит?
— Не знаю, тоже куда-то пошли.
— Брайен?
Брайен сидел за переносным компьютером. Повсюду валялись бумаги. Страницы сценария были помечены цветовым кодом, в зависимости от порядкового номера версии: розовый цвет — для второго варианта, синий — для третьего и так далее, — но сценарий уже столько раз переписывали, что «официальных» цветов не хватало. Страницы Арона были отмечены цветом индиго. Вариант Брайена будет кислотно-розовым.
— Брайен, я тут подумал... а вдруг мы поторопились с выводами? Я хочу сказать... я читал утреннюю газету, и там сказано, что это была какая-то шутка со спецэффектами.
Брайен на миг оторвался от работы.
— Я думаю, Эйнджел, это была никакая не шутка. Я думаю, все было по-настоящему.
— Слушай, Брайен. Я был там — в зеркале. С той стороны. Я знаю, что это такое. Это ад, Брайен. Настоящий ад, с огнем и серой. И вполне вероятно, что он там живой — где-то там. И мы можем вытащить его оттуда. Я слышал, полиция забрала эту дверцу с собой. Это где-то в соседнем городе.
— Кого уже нет, тех уже не вернуть, Эйнджел.
Эйнджел знал, о чем сейчас думает Брайен. О Лайзе, своей племяннице. Брайен рассказывал, как ему пришлось вбить кол ей в сердце... на волшебном чердаке в доме Тимми Валентайна. Эйнджел чувствовал, как ему больно, Брайену. Он знал, что Брайен относится к нему с недоверием, но не знал, что нужно сделать, чтобы у них установились хорошие доверительные отношения. Эйнджел догадывался, в чем тут дело. Все из-за Петры.
— Брайен? Ты на меня напрягаешься из-за Петры?
Эйнджел не знал, как еще можно задать такой деликатный вопрос. Только так — напрямую. В лоб. Как дурак.
— Конечно, нет, — сказал Брайен. Но Эйнджелу показалось, что он смутился. — И я на тебя не напрягаюсь. Петра любит тебя как мать. А мы с ней... ну, понимаешь... у нас любовь. Ты — еще ребенок. И взрослая женщина не годится тебе в подруги, правильно?
— Иногда правильно, иногда — нет, — сказал Эйнджел.
Брайен вернулся к работе. "Ну вот, опять я его разозлил, — подумал Эйнджел. — Жалко, что я не могу ему рассказать о маме. О том, что она заставляет меня с ней делать. А мне бы очень хотелось кому-нибудь рассказать. Хоть кому-нибудь. Я уже начал было рассказывать Петре в тот раз, но потом испугался. Но может быть, она знает и так. Может быть, все уже знают. Иногда мне стыдно и страшно смотреть людям в глаза".
И где вообще мама? — подумал он. Она же вроде его опекун на съемках, должна всегда быть при нем. Наверняка где-нибудь пьет втихаря...
В дверь постучали.
— Мистер Тодд, перерыв окончен. Вас ждут на площадке... — это был кто-то из ассистентов режиссера.
— Мне пора, Брайен. Как у меня с волосами, нормально?
— Нормально. А чего ты в зеркало не посмотрелся?
— В последнее время я не люблю зеркала.
* * *
• поиск видений •
Пи-Джей искал Шеннон. У него появились дурные предчувствия — сразу, как только он увидел платье на полу в номере 805. Подобные платья Шеннон обычно надевала в церковь. Их шила ее мама. Он помнил. Это было не так давно — их короткая любовь в девятом классе. Хотя с тех пор столько всего произошло, что, казалось, прошли века.
Сперва он не хотел, чтобы Хит ехала с ним — он немного стыдился своего прошлого и не хотел, чтобы она увидела, в какой обстановке он жил. Умом он, конечно же, понимал, что это все потому, что он вырос в такой среде, где предубеждения против полукровок были очень сильны, так что он сам в итоге почти поверил в свою второсортность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
У нас дома мы бы так просто сюда не вошли, подумал Брайен. Но здесь все по-другому. Здесь никогда ничего не случается. Здесь даже машины не закрывают, когда бросают их на улице...
— О Господи, — прошептала Петра.
Эйнджел вообще ничего не сказал.
Брайен ждал совершенно другого. Прежде всего — постель. Развороченная постель, от которой буквально веяло сексом. На полу лежала разбросанная одежда — женская одежда. И к тому же нарядная. Такая, которую надевают на праздник или, скажем, когда собираются в церковь. Но женщины не было. Рядом с кроватью, между кроватью и шкафом, темнела лужа крови. А сам Арон Магир был в дверце шкафа. Именно так — в дверце шкафа.
Его тело было наполовину утоплено в зеркале, как будто он пытался пройти сквозь него, но застрял посередине. Локти торчали наружу. Он был абсолютно голый. Все зеркало было заляпано кровью. Смотрелось все это так, как будто стекло растаяло, чтобы пропустить его внутрь, а потом вновь затвердело... сомкнувшись прямо на нем.
— Он хотел разыскать Тимми, — тихо проговорил Эйнджел.
Идея была совершенно безумной, но в ней была своя логика. Льюис Кэрролл. «Алиса в Зазеркалье» и все такое.
— А женщина здесь была, она кто? — спросил Брайен.
— И где она теперь? — добавила Петра.
И тут снаружи раздались шаги. В номер вошел рослый лысеющий полисмен.
— Ладно, — сказала он с порога. — Без паники, мы обо всем позаботимся. — Он посмотрел на Брайена, Петру и Эйнджела. — Я Дэвид Карсон. Вам, ребята, что-нибудь известно?
— Нет, — сказал Брайен.
Карсон увидел тело.
— Срань господня, — вырвалось у него. — Все остальное, должно быть, с той стороны. — Он открыл дверцу шкафа. Внутри не было ничего, кроме одежды. И на дверце с той стороны тоже не было ничего. Просто гладкая поверхность. Арон Магир не прошел через зеркало. Он просто исчез. То есть наполовину. — Будь я проклят, — сказал Карсон. — Это что, вы, киношники, так шутите? Со спецэффектами балуетесь или что?
Эйнджел пододвинулся ближе к Брайену с Петрой. Взял их обоих за руки и прошептал:
— Должно быть, он умер как раз на пути туда. Вот почему он не прошел.
— На пути куда? — так же шепотом спросила Петра.
— В зеркало. На ту сторону. Туда, где Тимми по-прежнему жив.
В номер вошли еще несколько полицейских, и Брайен с Петрой и Эйнджелом потихонечку выбрались в коридор и направились к лифтам. У них за спиной щелкали фотокамеры.
Они поехали сразу наверх. Есть никому не хотелось — так что не было смысла спускаться обратно в ресторан. Двери лифта открылись, и двое вошли в кабину. Мужчина и женщина. Женщина несла в руках большую шляпную коробку. Лица у обоих были замотаны шарфами, так что были видны только глаза. От них исходила ужасная вонь — как на гниющем болоте, как в туалете, когда кто-то забыл спустить унитаз.
Когда они вышли, Брайен проводил их задумчивым взглядом.
— Я знаю этих двоих, — сказал он. — Я их уже видел раньше.
— И кто они? — спросила Петра.
— Плохие новости, — сказал Брайен.
— Петра? — Эйнджел вдруг смутился. — А можно, я сегодня посплю у вас в номере? Просто я не хочу возвращаться... ну, ты понимаешь.
Брайену эта мысль не понравилась. Кажется, он ревновал Эйнджела к Петре — такое вот проявление эдипова комплекса, только как бы со стороны отца.
"Это глупо, — уговаривал он себя. — Эйнджел Тодд — просто ребенок... растерянный и ранимый ребенок, которому мы нужны... пусть даже он зарабатывает в сто раз больше, чем мы вместе взятые. Каждый из нас знает какую-то небольшую частичку правды — Эйнджел, Петра, Хит, я и Пи-Джей, — а правда нужна нам вся. Целиком. Значит, нам надо держаться вместе.
Потому что, когда все начнется, в это никто не поверит. Никто, кроме нас".
11
Спецэффекты
• колдунья •
Завтрак подали в постель — вместе с местной газетой Паводка. Увидев заголовок на первой полосе, Симона расхохоталась. Театральным смехом шекспировской ведьмы, так что стены дрожали. Она растолкала Дамиана.
— Ты посмотри! — выдавила она сквозь смех. — Посмотри! Хитрый трюк... ловкость рук... оптическая иллюзия... кажется, мы их всех обманули.
Вот оно, черным по белому:
КИНОШНИКИ-ШУТНИКИ ДУРАЧАТ
МЕСТНУЮ ПОЛИЦИЮ
Труп в зеркале. Судебный эксперт озадачен. Искусная мистификация. Обман разоблачен.
— Они ничего не заподозрили, — сказала Симона, приступая к своей яичнице с беконом.
До Дамиана все доходило медленно.
— Мне надо начитать проповедь. — Он поднялся с кровати, достал свой мобильный, набрал код доступа к компьютеру в штаб-квартире в Вопле Висельника и принялся наговаривать текст. Компьютер сразу же цифровал его речь и записывал на жесткий диск, чтобы пустить в эфир через полчаса. Благочестивые банальности, изрекаемые Дамианом, весьма позабавили Симону, тем более что она знала, в какой он сейчас прострации. Чуть ли не в бессознательном состоянии. Воистину лицемерие этого человека работало на автопилоте.
Она быстро дочитала статью. Но смех все же сдержала. А то будет как-то нехорошо, если набожные домохозяйки в Пеории услышат ее сатанинский хохот в качестве фона для речи их обожаемого проповедника. В газете была фотография головы и спины несчастной жертвы, снятых в профиль, так чтобы было видно, что с другой стороны зеркала ничего нет. Снимок тактично обрезали, чтобы голая задница не попала в печать.
— Хвала Господу, — сказал Дамиан Питерс и отключил связь. Симона зашлась громким хохотом, вознаграждая себя за сдержанность. — Ну и что там случилось?
Симона сунула ему газету.
— Но тут есть и обратная сторона, — сказала она. — Вполне очевидно, что наш объект вырывается из-под контроля. Вчера вечером мне пришлось потрудиться с иллюзиями, чтобы убедить этих болванов, что это иллюзия.
— Мне до сих пор не понятно, какого дьявола мы тут делаем, в этой Богом забытой дыре... играемся в сатанизм, надо думать.
— Не будь таким легкомысленным, Дамиан. Все это очень серьезно. Давно пора бы понять. Твой секс-скандал и проблемы с налоговой — это только начало конца. Сейчас все идет к тому, что ты можешь потерять все, чего добился с помощью моей силы. Может быть, ты совершил ошибку. Может, тебе не стоило целиком и полностью полагаться только на меня. Может, тебе надо было почаще прислушиваться к этому твоему Иисусу.
— По-моему, Симона, не тебе говорить мне о вере.
— Умолкни и слушай меня. Мы оба теряем власть. Но рассвет начинается в самый темный миг ночи. У нас есть все для того, чтобы вернуть себе власть. И не просто вернуть, а умножить. Ты когда-нибудь задумывался о том, чтобы править миром, Дамиан Питерс?
— Искушение было.
— Ну так будешь ты править миром. Знаешь, что это такое — ловкость рук?
— Всякие фокусы, ты имеешь в виду? Бросаешь в воздух платочек, отвлекаешь зрителей, крибле-крабле-бумс — и кролика нет? Знаю, конечно. Вся моя церковь — один большой фокус.
— Нам предстоит отвлекать не несколько сотен тысяч телезрителей — нам надо сбить с толку саму космическую материю. И мы это сделаем в правильном месте и в нужное время, когда иллюзия и реальность сплетутся так тесно, что сама вселенная на какое-то время ослепнет... что-то вроде затмения... затмения реальности.
— На съемках фильма.
— Да. Настоящая смерть, смерть понарошку, мир и его зеркальное отражение... когда распускается сама ткань мира... и тогда, вот увидишь, мы схватимся за последнюю ниточку этой распускающейся реальности, и мы найдем выход из лабиринта. Только мы, и больше никто.
— Я в этих высших материях не разбираюсь. Я человек приземленный.
— Хорошо. Я все равно не намерена посвящать тебя во весь план целиком. А то ты еще все испортишь, со своим приземленным отношением. А теперь просто заткнись и трахни меня еще раз. Нам нужно еще сексуальной магии. И не слушай, как дребезжит эта тварь в коробке. Просто трахай меня и думай о чем-нибудь темном.
Интересно, а что бы сказал Дамиан, если бы знал про саламандру у нее во влагалище?
* * *
• ангел •
Первый день съемок. Эпизоды на улице. Перед особняком на горе. Железные кованые ворота, типичный дом с привидениями — самая подходящая резиденция для вампира. За бутафорским фасадом — ничего, кроме отвесной скалы и павильона для членов съемочной группы, где можно быстренько перекусить и выпить кофе. Эйнджел не уставал поражаться тому, сколько нужно сахара и кофеина, чтобы снять фильм.
Это было совсем не похоже на съемки для телевидения. Здесь все было — сплошная гонка. Напряженная и интенсивная. С места в карьер. Завтрак на ходу, прямо в костюме и гриме. Четыре строчки текста. Снова и снова. Дубль за дублем, во всех возможных ракурсах. И так — до обеда. Тем более что снимали совершенно не в том порядке, как это должно быть по сценарию. Сегодняшний эпизод был почти в самом конце картины.
Никто точно не знал, что случилось в ту ночь в Узле. Знали только, что в доме начался сильный пожар, и дом выгорел дотла. А вместе с ним — и весь город. Это мог быть поджог. Это мог быть несчастный случай. Было несколько версий, объясняющих происшедшее, но ни одна из них даже близко не подходила к разгадке тайны. По самой последней версии, состряпанной Ароном Магиром, поджог совершил сумасшедший проповедник фундаменталистской церкви, который считал, что Тимми Валентайн — Антихрист, и его приход знаменует начало Армагеддона. И вот он решил поторопить события.
Грезил о вознесении в чертоги Господни. Видел себя героем. Весь сценарий строился на акцентировании обманутой и преданной невинности — алчные агенты, которые манипулировали наивным мальчиком, истеричная интриганка-мать (хотя все знали, что у настоящего Тимми Валентайна никакой матери не было), непорядочные продюсеры, — и в конце концов герой погибал от руки сумасшедшего фанатика. Актер, игравший безумца — звезда первой величины, мировая знаменитость, — должен приехать только на следующей неделе, и это вполне всех устраивало, потому что его роль собирались полностью переписать, что сейчас в спешном порядке и делалось.
Эйнджел знал, что прямо сейчас, в эту самую минуту, Брайен Дзоттоли сидит в его трейлере — в смысле, в трейлере Эйнджела — и переписывает концовку, потому что кто-то из юридического отдела решил, что персонаж проповедника-фундаменталиста слишком похож на кого-то из настоящих, реально существующих телепроповедников, на Бейкера, кажется, или на Дамиана Питерса, в общем, на какого-то там проповедника — земляка этого самого человека из юридического отдела. Впрочем, новая концовка никак не повлияет сегодняшний эпизод.
Как все странно сложилось, подумал Эйнджел. Еще пару недель назад Брайен Дзоттоли был всего лишь одним из многих голодающих авторов на чердаках Голливуда. А потом этот дядька пропал в зазеркалье, и Брайен вдруг сделался сценаристом мирового блокбастера — исключительно потому, что оказался поблизости.
* * *
Эпизод 94: Тимми стоит на крыльце своего особняка в Узле. На душе у него неспокойно. Его одолевают плохие предчувствия. Прошлое проносится перед глазами чередой быстро сменяющихся фрагментов — нарезка кадров в черно-белой сепии. Тимми поет песню «Вампирский Узел». Заходит в дом. В замедленной съемке — на последней ноте дом взрывается пламенем.
* * *
Эйнджел стоял у перил. Это был мастер-кадр — при монтаже из всего отснятого материала будет использовано только несколько секунд, — но он должен был отстоять до конца, беззвучно, одними губами, выпевая всю песню, пока оператор снимал крупные планы его лица и общие планы дома с крошечной фигуркой на крыльце. При озвучении здесь пойдет фонограмма, так что съемка была «немой» — то есть без звукового сопровождения. А это значит, что вокруг стоял жуткий шум — никто не пытался соблюдать тишину, необходимую при звуковой съемке, — и Эйнджелу это мешало сосредоточиться. Тем более что он не пел по-настоящему, а только делал вид, что поет.
Мотор.
Режиссер был где-то далеко-далеко. В другом мире. Эйнджел думал о Тимми, заключенном в зеркале, прибитом к дереву, — в ожидании, что его все-таки освободят. Эйнджел знал, что он сможет помочь. Каждый раз, когда он участвовал в съемках, играя Тимми, он пусть всего по чуть-чуть, но все-таки привлекал внимание людей к настоящему Тимми. И с каждым разом внимания становилось чуть больше. Оно копилось, потихонечку собираясь в критическую массу. Реальность и иллюзия — это как пес, гоняющийся за собственным хвостом. Как ин и янь.
Вступление к песне заиграло в динамиках, скрытых за фасадом.
Время близилось к обеду. Солнце жарило вовсю, но в иллюзии была зима. Землю засыпали отбеленными кукурузными хлопьями. Искусственный снег сыпался из окна, электрические вентиляторы направляли его в кадр элегантным спиральным вихрем. Еще один вентилятор дул прямо на Эйнджела, так что волосы били в лицо. Эйнджел закрыл глаза и попытался войти в ритм песни. Он все-таки сбился на синхронизации, но это было не важно, потому что ассистент оператора тоже сбился с установкой фокуса, и они не успели начать съемку с движения.
— Перерыв, Эйнджел, — объявил Джонатан со своего высокого «божественного престола» в тени сосен, там, где кончалась зима и начиналось лето.
Эйнджел был благодарен за передышку. Он заглянул в павильончик, взял кока-колу и шоколадный батончик и пошел к себе в трейлер.
Брайен сидел — работал.
— А где Петра? — спросил Эйнджел.
— Пошла посмотреть павильоны для съемок в помещении. Готовить тебе пресс-релиз.
— А Пи-Джей и Хит?
— Не знаю, тоже куда-то пошли.
— Брайен?
Брайен сидел за переносным компьютером. Повсюду валялись бумаги. Страницы сценария были помечены цветовым кодом, в зависимости от порядкового номера версии: розовый цвет — для второго варианта, синий — для третьего и так далее, — но сценарий уже столько раз переписывали, что «официальных» цветов не хватало. Страницы Арона были отмечены цветом индиго. Вариант Брайена будет кислотно-розовым.
— Брайен, я тут подумал... а вдруг мы поторопились с выводами? Я хочу сказать... я читал утреннюю газету, и там сказано, что это была какая-то шутка со спецэффектами.
Брайен на миг оторвался от работы.
— Я думаю, Эйнджел, это была никакая не шутка. Я думаю, все было по-настоящему.
— Слушай, Брайен. Я был там — в зеркале. С той стороны. Я знаю, что это такое. Это ад, Брайен. Настоящий ад, с огнем и серой. И вполне вероятно, что он там живой — где-то там. И мы можем вытащить его оттуда. Я слышал, полиция забрала эту дверцу с собой. Это где-то в соседнем городе.
— Кого уже нет, тех уже не вернуть, Эйнджел.
Эйнджел знал, о чем сейчас думает Брайен. О Лайзе, своей племяннице. Брайен рассказывал, как ему пришлось вбить кол ей в сердце... на волшебном чердаке в доме Тимми Валентайна. Эйнджел чувствовал, как ему больно, Брайену. Он знал, что Брайен относится к нему с недоверием, но не знал, что нужно сделать, чтобы у них установились хорошие доверительные отношения. Эйнджел догадывался, в чем тут дело. Все из-за Петры.
— Брайен? Ты на меня напрягаешься из-за Петры?
Эйнджел не знал, как еще можно задать такой деликатный вопрос. Только так — напрямую. В лоб. Как дурак.
— Конечно, нет, — сказал Брайен. Но Эйнджелу показалось, что он смутился. — И я на тебя не напрягаюсь. Петра любит тебя как мать. А мы с ней... ну, понимаешь... у нас любовь. Ты — еще ребенок. И взрослая женщина не годится тебе в подруги, правильно?
— Иногда правильно, иногда — нет, — сказал Эйнджел.
Брайен вернулся к работе. "Ну вот, опять я его разозлил, — подумал Эйнджел. — Жалко, что я не могу ему рассказать о маме. О том, что она заставляет меня с ней делать. А мне бы очень хотелось кому-нибудь рассказать. Хоть кому-нибудь. Я уже начал было рассказывать Петре в тот раз, но потом испугался. Но может быть, она знает и так. Может быть, все уже знают. Иногда мне стыдно и страшно смотреть людям в глаза".
И где вообще мама? — подумал он. Она же вроде его опекун на съемках, должна всегда быть при нем. Наверняка где-нибудь пьет втихаря...
В дверь постучали.
— Мистер Тодд, перерыв окончен. Вас ждут на площадке... — это был кто-то из ассистентов режиссера.
— Мне пора, Брайен. Как у меня с волосами, нормально?
— Нормально. А чего ты в зеркало не посмотрелся?
— В последнее время я не люблю зеркала.
* * *
• поиск видений •
Пи-Джей искал Шеннон. У него появились дурные предчувствия — сразу, как только он увидел платье на полу в номере 805. Подобные платья Шеннон обычно надевала в церковь. Их шила ее мама. Он помнил. Это было не так давно — их короткая любовь в девятом классе. Хотя с тех пор столько всего произошло, что, казалось, прошли века.
Сперва он не хотел, чтобы Хит ехала с ним — он немного стыдился своего прошлого и не хотел, чтобы она увидела, в какой обстановке он жил. Умом он, конечно же, понимал, что это все потому, что он вырос в такой среде, где предубеждения против полукровок были очень сильны, так что он сам в итоге почти поверил в свою второсортность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47