— Верно, ведь скоро праздник. Когда он будет, брат Губерт?
— Через три дня. Старшие братья и сестры давно уже потихоньку готовятся к торжеству. Сами знаете, наш отец Бернар очень скромен. Вот он и не хочет, чтобы вокруг его юбилея поднимали много шума. Поэтому все приготовления пока держатся в тайне. Вам, молодым, только заикнись о празднике, сладу с вами не будет. Но надеюсь, вы меня не подведете.
Друзья, узнав о грандиозном торжестве, немедленно принялись скакать от радости, тормошить друг друга и хохотать:
— Урраааа! Да здравствует аббат Бернар!
Суровый брат Губерт расплылся в улыбке:
— Ну ладно, неугомонные, бегите. Всем нам предстоит немало хлопот. Вам тоже не придется болтаться без дела.
5
На дальнем северо-западе полуденное солнце отражалось в блестящей поверхности моря; крысы, усталые и отупевшие после разгульной ночи, поднимали якоря. Пиратские корабли на всех парусах выходили в море в поисках наживы — золота, драгоценностей и невольников. Из огромного окна пиршественного зала Габул наблюдал за своим флотом. Вот они, его корабли, — «Стальной клинок», «Черный парус», «Крысиная голова», «Острый клык», четыре быстроходные судна, четыре бесшабашные команды.
Капитаном «Острого клыка» Габул назначил Куцехвоста; сей достойный представитель крысиного племени не блистал умом, однако был рабски покорен своему повелителю, великому Габулу, властелину морей. Габул прекрасно знал, что новый капитан туп как пробка, знал он также, что это не помешает ему сообщить Салтару, капитану «Темной королевы», о смерти его брата Бладрига. «Темная королева» обычно бороздит южные моря, значит, можно не сомневаться, что пути Салтара и Куцехвоста пересекутся и предводитель пиратов с «Темной королевы» узнает, как сложил голову его брат.
Габул подошел к столу, схватил жареную чайку и в задумчивости принялся жевать. Салтар пользовался славой головореза, на пути которого лучше не становиться.
Ни разу в жизни Габулу не доводилось скрестить с ним клинки. Однако поговаривали, что в драке Салтар орудует ужасающим железным крюком, которым насквозь пронзает соперника, прежде чем прикончить его своей кривой саблей. Габул глухо зарычал, с отвращением выплюнул мясо и швырнул жареную чайку из окна.
Габул зловеще усмехнулся. Он привык вести игру наверняка. Вытащив из-за пояса длинный кривой кинжал, он отправился в дальний конец зала. Там висел расписной занавес, закрепленный под потолком на перекладине и ниспадавший до самого пола. Когда Габул откинул занавес, в каменной стене обнаружилась глубокая щель. В эту щель Габул сунул свой кинжал так, чтобы острый клинок выдавался наружу. Габул был известен как бесстрашный боец, но он не полагался на слепую судьбу, особенно со времен происшествия с той юной мышью.
Отступив назад, Габул осмотрел ловушку. Замысел хорош: никто не догадается, где таится опасность.
Вдруг взгляд его беспокойно бегающих глаз упал на колокол. Словно зачарованный, Габул медленно обошел вокруг основания. Нет, еще никому из крысиных королей не удавалось заполучить такой дивный трофей. Своей когтистой лапой, унизанной кольцами и браслетами, Габул постучал по сверкающему боку колокола. Чуткий колокол тут же загудел. Прислушиваясь к чистому музыкальному звуку, Габул погладил прохладную резьбу.
— Давай-ка поговорим, красавчик, — пробурчал он себе под нос. — Пора нам получше узнать друг друга. Я — Неистовый Габул, твой хозяин, великий и грозный. Но тебе не нужно меня бояться. Настанет день, когда своим громовым звоном ты будешь созывать мой доблестный флот и вселять ужас в моих врагов. О, ты станешь голосом Габула, величайшего из королей! Я установлю тебя на самой вершине своего замка, и пусть звон твой днем и ночью гремит над миром. Ветер будет раскачивать тебя, и все моря узнают о том, что Габул — их единственный повелитель!
Вдруг, словно пронзенный внезапной мыслью, Габул отскочил от колокола. С шумом захлопнув за собой дверь, он бросился вниз по лестнице. Перескакивая через ступеньки, он спускался все ниже и ниже. Двое стражников охраняли вход в подземелье. Габул замахнулся на них и проскрежетал:
— Прочь отсюда! Я хочу остаться с ним один на один.
Стражников мгновенно и след простыл. Габул вошел в камеру, низкую и тесную, как клетка. Он приблизился к решетке и довольно осклабился при виде несчастного узника, томившегося здесь:
— Ну что, колокольный мастер, теперь-то ты готов мне служить?
Джозеф Литейщик был прикован к стене; тяжеленная цепь обвивалась вокруг его пояса. На полу стояли лужи, так как морская вода сочилась здесь отовсюду. Еще недавно Джозеф был крепкой, полной сил мышью, но теперь он страшно исхудал и осунулся. Однако, когда колокольный мастер вскинул голову, глаза его сверкнули огнем непримиримой ненависти.
— Запомни, крысиное отродье, — сказал Джозеф, — я не буду служить тебе никогда. Пусть лучше тело мое пойдет на корм рыбам.
Словно не расслышав ответа, Габул продолжал:
— Ты сделаешь то, что я велю, Джозеф. Я знаю, для тебя это пустяки. Построишь башню, надежную башню и водрузишь колокол на самой вершине моего замка. Пусть весь мир трепещет, слушая его гул.
Джозеф рванулся вперед, натянув цепь:
— Никогда! — Голос его дрогнул от гнева. — Никогда я не запятнаю своей чести служением тебе. Никогда не помогу сбыться твоим безумным мечтам и отвратительным планам. Я отлил этот колокол для барсука, повелителя Саламандастрона, непримиримого врага грязных подонков, чинящих на море разбой и насилие. И никогда он не зазвонит в твою честь, крыса!
Габул вытащил меч и загрохотал им по прутьям решетки.
— Тысяча чертей! Мне наплевать, для кого ты его отлил, безмозглая тварь. Колокол мой, я сделаю с ним все, что вздумается.
Джозеф опустился на пол, безнадежно покачав головой:
— Вижу, злость лишила тебя рассудка. Ты можешь мучить меня как угодно, можешь лишить жизни, но ничего не добьешься.
Габул сунул меч в ножны. Потом вцепился когтями в решетку и процедил сквозь зубы:
— Значит, я могу мучить тебя как угодно. А как насчет твоей дочери?
Черты колокольного мастера исказились от муки.
— Умоляю, оставь ее… Она еще совсем дитя… Неужели ты посмеешь измываться над ней?
В эту минуту Габул пожалел, что утопил дочь колокольного мастера. Впрочем, решил он, раз старый дуралей думает, что она еще жива, можно отлично позабавиться.
Пожалуй, выйдет потеха на славу.
— Если возьмешься за ум и построишь колокольню, так и быть, я позволю тебе увидеться с дочерью. Но не раньше, чем будет уложен последний камень.
Джозеф до предела натянул цепь. Он так прикусил губу, что кровь потекла по подбородку. Слова, казалось, застревали у мастера в горле, но он знал — другого ответа быть не может.
— Послушай, Габул, Никогда я не положу камня в основание твоей башни. Ты повсюду несешь смерть, страдания и рабство, и я тебе не помощник. Надо лишиться остатков совести, чтобы служить тебе, после того как я своими глазами видел, как твои приспешники расправились с капитаном и командой нашего корабля. Знаю, больше мне не видать моей дочери. Сердце мое разрывается, но каждый должен поступать, как велят ему долг и честь.
Габул призвал на помощь все свое коварство, и черная душа его быстро подсказала ему еще одну изуверскую выходку. Осклабившись, он широко раскинул лапы:
— Ха, Джозеф, ты слишком упрям. Но я вижу, смелости тебе не занимать. Знаешь, приятель, иногда я даже жалею, что уродился таким кровожадным и свирепым.
Всякому ведь охота быть честным и добрым вроде тебя.
Что ж, на досуге я подумаю, как поступить с тобой. Но, лопни мои глаза, приятель, ты наверняка не прочь повидаться с дочерью.
На глаза доверчивого узника навернулись слезы признательности.
— Прошу тебя, дай взглянуть на нее хоть краешком глаза! Она для меня дороже всего на свете!
Габул снял связку ключей с вбитого в стену крюка:
— Тысяча чертей! Не такой уж я злодей. А к старости, похоже, стану совсем слюнтяем. Иди за мной.
Колокольный мастер и его мучитель вошли в пиршественный зал. Звеня цепями, Джозеф обеспокоенно огляделся вокруг:
— Где же моя дочь?
Габул коснулся колокола острием меча:
— Не так быстро, приятель. Не желаешь построить башню, скажи хотя бы, что значат все эти фигурки и слова, вырезанные на моем колоколе.
Джозеф, волоча за собой цепь, обошел вокруг колокола. Тревожные мысли о дочери роем теснились у него в голове. Наконец он заговорил, медленно и неохотно:
Буду бить на свадьбах я, души съединяя,
Буду днем и ночью бить, время отбивая,
Буду по утрам будить и сестру и брата,
Буду о беде гудеть голосом набата.
В час последний голос мой будет литься следом
Над ушедшим в Темный Лес молодым и дедом.
Много-много долгих лет, праздников и буден,
Чистый, ясный и густой звон мой звучен будет.
Мир несу я и добро и норе и дому,
Но запомни: голос мой — смерть и горе злому.
Габул бросил на Джозефа злобный взгляд:
— Вздор! Я велю соскоблить эту ерунду, всего и делов!
А эти рисунки, что они значат, отвечай, колокольный мастер!
Джозеф пожал плечами:
— Тайна их открыта лишь Владыке барсуку, повелителю крепости Саламандастрон. Это он дал мне пергамент с изображениями. Барсукам, правящим огненной горой, известно много из того, что для всех других навсегда останется тайной. Но где моя дочь, ты обещал отвести меня к ней.
Габул подвел Литейщика к распахнутому окну:
— Море велико, приятель, очень велико. Жаль, я не могу тебе показать то место, где лежит твое чадо. Отправляйся-ка сам на поиски.
И в то же мгновение Габул изо всей силы толкнул узника.
На закате дня юная мышка брела по пустынному берегу, отбрасывая на песок длинную тень. Голод, жажда, укусы бесчисленных мошек разбудили ее и вынудили покинуть укрытие. На плече мышка по-прежнему несла толстую узловатую веревку. Длинная цепочка следов тянулась за ней на гладком песке — в этом пустынном месте, где обитали только хищные птицы, она была наедине с небом и морем. Мышка попыталась утолить голод водорослями, выброшенными на берег приливом, но они так пропитались солью, что обожгли рот, и она с отвращением выплюнула их. Мышку шатало от слабости. Она остановилась и огляделась вокруг, приставив лапу к глазам.
Должна же где-нибудь быть пресная вода. Мышка направилась прочь от моря, на юг, где виднелись песчаные дюны.
Идти по горячему песку было трудно, мышка то и дело падала, но упрямо поднималась и вновь брела вперед. Скатившись кубарем с песчаного холма, она протирала запорошенные песком глаза и вновь принималась карабкаться по склону. Одолев дюну, она наконец увидела живое существо. На сей раз это была не чайка, а маленькая ящерица — прикрыв глаза, она нежилась на солнце. Заметив мышку, ящерица юркнула в сторону, настороженно поглядывая на незнакомку из-под опущенных век.
Мышка хотела заговорить с ней, но из пересохшего рта вырвался лишь невнятный хрип. Качнув головой, ящерица неприветливо сказала:
— Ты не лягуха. Зачем квакаешь? Что надо?
Мышка с трудом выдохнула одно-единственное слово:
— Воды.
— Вода далеко. Ты не ящерица, тебе конец. До воды не дойти. Скоро тебя съедят. — И ящерица глазами указала наверх.
Подняв голову, мышка увидела, что чайки кружат над ней, спускаясь все ниже и ниже: жадные до падали, птицы чувствовали, что живое существо, заброшенное в их владения, с каждой минутой слабеет и скоро не сможет постоять за себя. Мышка сжала свою узловатую веревку, рассекла ею воздух и грозно выкрикнула:
— Видно, вам понравилось угощение. Сейчас добавим.
Когда она опустила голову, ящерица уже исчезла.
Мышка не раздумывая начала спускаться на другую сторону дюны, то и дело спотыкаясь и падая. Скатившись к подножию, она оказалась в тени. Перед ней открылась песчаная равнина, кое-где покрытая низкорослым кустарником и чахлой травой. Она решила немного передохнуть в благодатной прохладе и откинулась на спину, зарывшись лапами в песок. И вдруг вскочила как ужаленная. Сухой горячий песок на глубине оказался влажным и твердым.
Сейчас она находится на той стороне холма, что удалена от моря, а это значит… Надежда блеснула в ее мозгу — вода!
Голова кружилась, силы с каждой минутой убывали, и все же мышка всеми четырьмя лапами принялась рыть песок. Вскоре усилия ее были вознаграждены — песок потемнел и стал более влажным. Ямка все углублялась, лапы скребли по мокрому песку, и этот обнадеживающий звук ласкал уши. Мышка рыла и рыла, отчаяние придавало ей энергии. Наконец, обмирая от счастья, она почувствовала, что одна лапа намокла. Опустившись на песок, мышка торопливо сунула лапу в рот, высасывая капли влаги; тем временем вода, просочившись из глубины, образовала на дне ямки маленькую мутную лужицу. Тогда мышка распростерлась на земле, опустила в ямку голову и принялась жадно пить, не обращая внимания на песок и грязь. Живительная влага смочила пересохшее горло, и мышка почувствовала себя обновленной и полной сил.
Постанывая от удовольствия, она подняла голову и встретилась взглядом с хищным круглым глазом чайки, которая потихоньку подкралась к ней.
Не медля ни секунды, мышка огрела птицу своей тяжелой узловатой веревкой. Чайка повалилась вверх тормашками. Прежде чем она с глухим криком взмыла в воздух, ей еще трижды досталось твердым как камень узлом. Юная мышка чувствовала, как кровь кипит у нее в жилах. Она вскинула голову к небу:
— Эй, вы! Так будет со всеми. Попробуйте только, суньтесь ко мне. Не сносить вам головы!
Вечер незаметно сменился ночью; мышка по-прежнему сидела у подножия холма. Она смочила в только что вырытом колодце краешек своего грубого холщового платья и принялась промывать рану на голове, вслух разговаривая с собой, поскольку поговорить было не с кем, а звук собственного голоса вселял в нее бодрость:
— Да, попала я в переделку. Память отшибло начисто, даже как звать меня не помню. Куда меня забросило, не имею ни малейшего представления. Но без имени не обойдешься. Назову-ка я себя, пожалуй, Бурей — ведь меня выбросило на берег бурей. Да, Буря, неплохое имя, вполне подходящее. — Она схватила лежавшую рядом узловатую веревку и со свистом раскрутила ее над головой: — А ты, мое верное оружие, будешь называться Чайкобоем. Ну вот, хотя бы имена у нас обоих теперь есть. И не только имена—у меня есть вода и еще тень от этого песчаного холма.
Теплая летняя ночь окутала землю тьмой; мышка по имени Буря калачиком свернулась на песке.
— Все же хотелось бы знать, кто я на самом деле. — Голос ее, печальный и одинокий, эхом разнесся средь пустынных равнин.
Бледно-золотистый лунный свет лился на песчаные дюны и маленькую мышку, уснувшую у подножия холма; словно дитя, которое и во сне не может расстаться с любимой игрушкой, она крепко прижимала к себе узловатую веревку.
6
В кухне аббатства Рэдволл весь день дым стоял коромыслом. Всем здесь заправлял брат Олдер, худощавый, долговязый старик-мышь; он как раз извлек из духовки невероятных размеров ореховый пирог и теперь поливал его сливовым соком, дуя на обожженные лапы и громогласно сетуя:
— Времени-то уже не осталось. Они, видно, думают, у меня тут скатерть-самобранка. До юбилея аббата осталось меньше трех дней, а у нас еще ничего не готово. Не можем же мы ударить мордой в грязь. Стол должен быть на славу — нужны и ягодные пироги, и пудинги с кремом, и лепешки, и сыр, и салаты — сортов двенадцать, уж никак не меньше. О большом именинном пироге-сюрпризе я и не говорю.
Близнецы-выдрята, Бэгг и Ранн, как приклеенные ходили за братом Олдером и препотешно передразнивали его:
— Лепешки, сыр и салаты, не говоря уж о пироге-сюрпризе!
Брат Олдер проворно обернулся и угостил обоих деревянной ложкой промеж ушей.
— Кому было сказано, не болтать зря о пироге-сюрпризе. Помогите лучше Дандину и Сакстусу.
Дандин и Сакстус как раз учились стряпать пудинг с ягодами — кулинарный урок им давала очаровательная рыженькая белка по имени Роза, и друзья вовсю глазели на хорошенькую повариху, пропуская рецепт пудинга мимо ушей.
— Итак, для того чтобы приготовить ягодный пудинг, нужна глубокая глиняная миска. Эй, Бэгг, Ранн, кыш отсюда! Вы же всю чернику слопаете, а она нужна мне для пудинга.
Близнецы бросились наутек. Вскоре они нашли себе новую забаву — схватили маленькую полевую мышку по имени Петуния и принялись целовать ее синими от черники губами, так что вся шерстка у бедняжки покрылась темными пятнами. Мать Петунии, завидев такое безобразие, сгребла выдрят в охапку и хорошенько вздула мокрым полотенцем. Дандин и Сакстус покатились со смеху, но белочка Роза их тут же одернула.
— Не вижу ничего смешного в выходках этих малолетних оболтусов, — процедила она, строго поджав губы. — Смотрите-ка лучше, что я делаю, а то так и останетесь неучами.
Чуть живые от стыда, Дандин и Сакстус устроились в уголке и принялись наблюдать, как Роза ловко распахнула духовку, сунула туда пудинг и захлопнула дверцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29