Деревья неудержимо тянулись ввысь, раздавались вширь, ветви их с огромными листьями заслоняли солнце, сладкие же плоды исчезали, сменяясь какими-то уродливыми наростами, горькими, как морская вода. И всякие лесные твари, прежде совсем безобидные и годные в пищу, словно под действием злых чар вдруг принялись превращаться в жутких монстров, с коими не совладать ни обычному человеку, ни колдуну-твелле. Земляные черви сделались длиной в руку и плевали ядом, огромные пауки с острыми жвалами развесили сети меж стволов, ящерицы отрастили крыльи и клыки, превратившись в драконов, а птица рио'ру обзавелась таким страшным клювом, что перед ней отступал даже леопард.
Нет, каброты были слишком малы и слабы, чтобы выжить в джунглях! И они не любили и страшились их.
Особенно же потому, что из джунглей приходили великаны с тяжелыми дубинками, острыми копьями и раскрашенными охрой щитами, для которых прибрежный народец был только лакомой дичью. Когда случался такой набег, каброты - все, кто успевал добежать до пирог и челноков - уходили в море, спасаясь среди волн от жестоких пришельцев. Это был давний и проверенный способ: если пигмеи не любили леса, то великаны-людоеды боялись соленых вод и не умели обращаться ни с парусом, ни с веслом.
Что же касается Рику, то он считался среди кабротов одним из лучших гребцов и метал острогу без промаха. Он мог бы оставаться в море по несколько дней, если б не духи-киллу, что всплывали по ночам наверх, похожие то на корявый древесный ствол с зубастой пастью, то на огромную лепешку с тысячей гибких и жадных щупальцев. Они были прожорливыми, эти киллу, и не стоило лишний раз попадаться им на глаза.
Рику вспомнил о морских духах, увидев нечто большое и темное, качавшееся на волнах к северу от его суденышка. До непонятной твари было два десятка бросков копья, и он долго следил за ней, прикрывая глаза от солнца маленькой ладонью. Тварь, однако, не шевелилась, не приближалась к нему и не пыталась пожрать; и вскоре чернокожий рыбак сообразил, что видит не живое существо, а мертвую вещь, вроде перевернутой хижины, унесенной ветром в океан. Конечно, то мог оказаться какой-нибудь особенно хитроумный киллу, не боявшийся дневного света, но Рику решил рискнуть: он был молод, и его снедало любопытство.
Когда пирога приблизилась к странному предмету, рыбак окончательно уверился, что тот не живой. Суденышко Рику, подгоняемое сильными ударами весел, послушно описало круг, и он разглядел обросшие водорослями доски обшивки, скамьи гребцов, темневшиеся сквозь пробоины в бортах, обломок мачты и горку серой пыли под ней - остатки истлевшего паруса. Вероятно, это плавучее сооружение тоже являлось пирогой, но огромной, больше общинного дома в поселке кабротов, больше ладьи старого Лилирангады, вождя чернокожих пигмеев.
Рику изумился. Он в жизни не видел такого чуда! Эту лодку не выжигали из толстого бревна; она была собрана из ровных и длинных пластин, похожих на гигантские листья бамбука - но кому доводилось встречать подобный бамбук? Может, когда-то он и рос в джунглях, в прежние времена, еще до того, как духи моря опустошили землю… Это казалось вполне вероятным - ведь большая пирога выглядела старой, очень старой, в чем Рику мог убедиться собственными глазами. Странно, что она все еще на плаву! Ведь дерево, как хорошо знали каброты, не может плавать в соленой воде долгие годы.
С опаской, настороженно озираясь, Рику взобрался на борт древнего судна. Сверху большая пирога была прикрыта настилом, вроде кровли над хижиной, только плоским и сделанным из тех же длинных листьев. Правда, они оказались изломанными и просевшими во многих местах; тут и там зияли черные дыры, и гнилые доски, поддаваясь под босыми ступнями чернокожего рыбака, превращалось в труху. Однако он, прокравшись от носа к корме, рискнул заглянуть в некоторые из этих отверстий. Внизу, на гребной палубе, царил полумрак; на скамьях ряд за рядом сидели скелеты, обтянутые сухой темной кожей. Некогда эти люди были рослыми и сильными - в два раза выше любого из соплеменников Рику; на из костлявые плечи волной свисали черные волосы.
Поразмыслив, рыбак решил, что мореходы умерли от жажды. Ему доводилось видеть таких мертвецов: как-то одна из кабротских пирог пропала в море, а спустя месяц волны выбросили ее на берег - вместе с двумя высохшими на солнце трупами. Но эта большая лодка странствовала в соленых водах не месяц и не год - дольше, гораздо дольше! Удивительно, что покойники не рассыпались в прах, подумал Рику, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Тут пахло каким-то сильным колдовством, и маленький рыбак совсем перепугался. Злую находку сыскал он в море! Злую! Пожалуй, лучше расстаться с ней, пока зло не прицепилось к нему, словно рыба-прилипала к акульему брюху!
Он двинулся к своей лодочке, старательно отводя взгляды от сидевших рядами трупов, обтянутых пергаментной кожей, от их конечностей, подобных бамбуковым палкам, и черепов с ввалившимися глазницами. Но вдруг солнечный луч, словно отраженный зеркалом, сверкнул ему прямо в глаза. Рику остановился, разглядывая дыру в просевшей палубе. В этой части трюма не было жутких мертвецов; там, среди почерневших обломков дерева и ржавых цепей, что-то поблескивало, отливая перламутровым лунным светом. И формой эта странная вещь тоже походила на луну - вернее, на месяц с двумя острыми рогами, слегка изгибавшимися наружу.
Рику, очарованный, замер, потом лег плашмя на хрупкие доски, осторожно подцепил сверкающую половинку луны и извлек ее из обломков. Она была тяжела, слишком тяжела для тонких рук чернокожего пигмея! Но он никогда не видел подобной красоты и мощи, а потому тянул изо всех сил. Чудо, настоящее чудо! Коснувшись холодного блистающего лезвия, рыбак покачал головой и недоуменно сморщился; он не был знаком с металлом, ибо каброты вполне обходились деревом, раковинами и рыбьими костями.
С трудом перевалив находку через борт, Рику спрыгнул следом в свое суденышко, схватил весла и принялся лихорадочно грести к берегу. Инстинкт подсказывал ему, что нужно поскорей убраться отсюда, отплыть подальше от остова древнего корабля. Видимо, эта поспешность и спасла маленького рыбака - по крайней мере, на сей раз. Судно вдруг начало рассыпаться: обломок мачты с плеском свалился в воду, обшивка корпуса расселась, рассыпалась серой трухой, почерневшие высохшие тела закачались на мелких волнах, словно хотели догнать и схватить похитетеля их сокровища. Рику, испуганно озираясь, навалился на весла.
Он греб с полудня почти до самой вечерней зари, и серебряный месяц, прикрепленный к толстому древку, лежал у его ног, на днище пироги. Лежал словно хищный зверь в засаде, не обнаруживая ни силы своей, ни смертоносной стремительной мощи, ни коварного замысла.
Но Рана Риорда пробуждалась. Живые человеческие руки коснулись ее, она чуяла кровь и понимала, что кровь та - чужая. Кровь, которую полагалось взять! Кровь врага! Правда, враг был жалок и слаб, но это не имело значения - Небесную Секиру мучала жажда.
Рику, ни о чем не подозревая, работал веслами. Теперь он, конечно, станет первым из мужчин селения - первым после старика Лилирангады и колдуна-твеллы. Все станут уважать Рику, станут восхищаться его храбростью и тем чудом, которое он разыскал среди волн морских. Не съедобные водоросли, не рыба, не раковина - половинка луны с небес! Ее подвесят под крышей общинного дома, и там всегда будет светло… и каждый, увидев этот волшебный свет, вспомнит о подвиге Рику… вспомнит, и почтит его добрым словом…
Пирога ткнулась носом в прибрежную отмель, и маленький каброт, напрягая все силы, вытянул ее на песок. От хижин, темневших на опушке пальмовой рощицы, к нему бежали люди, и в том Рику не заметил ничего необычного - семья всегда встречала рыбака, возвратившегося с уловом из безбрежных морских пространств. Правда, на сей раз людей было слишком много… не из одной лишь его хижины, но и из всех соседних… похоже даже, со всего поселка… Люди размахивали руками и кричали - видно, приветствовали рыбака, вернувшегося с моря вместе с чудесной добычей… Но откуда они догадались, что сегодня Рику привез нечто необычное?
Потом он увидел гигантские фигуры, вынырнувшие из леса, и все понял.
Великаны! Великаны с тяжелыми дубинками, острыми копьями и раскрашенными охрой щитами! Великаны-людоеды!
Никто не встречал его… Люди бежали, спасаясь от смерти! Рику узнал вождя, старого Лилирангаду, за которым мчался целый выводок детей и десяток жен, узнал колдуна, торопливо ковылявшего по песку, узнал Кау, Сина, Джу, Миса, Килата, своих соседей, узнал юную Сеги, делившую с ним ложе… Они мчались к берегу и лодкам, словно вспугнутые ветром сухие листья - и такие же беспомощные перед яростью огромных пришельцев, перед их дубинами и дротиками с каменными остриями.
Похолодев, Рику следил, как соплеменники торопливо сталкивают в воду большие пироги, и плоты, и челны, и совсем маленькие лодочки - все, что может плавать, все, что может спасти, все, до чего удалось добраться. Но многим, очень многим не повезло - копья великанов, которые они бросали на удивление ловко и с большого расстояния, вонзались в спины, ноги и плечи бегущих, а палицы их работали без перерыва, приканчивая тех, кто был ранен или ослабел. Уже половина кабротов недвижно лежала на берегу - маленькие темные холмики на золотом песке, озаренном лучами заходящего солнца.
Внезапно Рику вышел из ступора и ужаснулся. Племя его гибло; он понимал, что после этого набега едва ли один из десяти останется в живых. И он не мог ничего сделать! Ничего! Ему оставалось только бежать! Его острога с костяным наконечником слишком жалкое оружие… оно не проткнет щита великана, не отразит удара дубины…
Острога? Он повернулся к лодке, вспомнив о том, что лежало в ней. Зачем ему острога? У него есть половинка луны… да, половинка луны, твердая и острая, с блестящим клыком на конце… Такой пробьет любой щит и воткнется прямо в сердце злому великану!
Рику с трудом вытащил из пироги топор и замер, высматривая первую жертву в набегавшей орде гигантов. Прямо к нему мчались три воина: один - с копьем, увенчанным перьями, с ужасной физиономией, исполосованной шрамами, и еще двое - с шипастыми дубинами, охранявшие первого слева и справа.
Вождь, понял Рику, это вождь! Убить вождя!
Он судорожно попытался поднять секиру.
Но Рана Риорда была слишком тяжела для тонких рук пигмея. Рику сумел дотянуть ее только до груди; затем топорище, словно живое, вывернулось из его ослабевших пальцев, сверкающий стальной полукруг пошел вниз, острая боль пронзила маленького рыбака, и он рухнул на песок с перерубленными ступнями.
Раздалось негромкое шипенье, и по серебристому лезвию топора промелькнули алые сполохи…
***
Набег, хвала грозному Куу, был на редкость удачен. Гиромда, военный вождь лесных заласса, всю обратную дорогу весело скалил зубы и потрясал своим оперенным копьем. Он торжествовал и радовался - особенно сейчас, когда до Племенных Очагов оставалось четверть дня быстрой ходьбы. Даже меньше! Если поторопиться, он, вместе с полусотней своих воинов, доберется в поселок еще к полудню.
И будет пир! Мясо прибрежных карликов, прокопченное над кострами, еще не успело протухнуть, и взяли его на этот раз много - каждый из людей Гиромды тащил большую плетеную корзину с добычей. С останками ничтожного племени, которое годится только в пищу - как обезьяны, скачущие по деревьям! Но обезьян трудней промыслить и мясо у них не такое вкусное, размышлял Гиромда, ухмыляясь. Не замедляя шага, он обернулся и довольно оглядел вереницу воинов с корзинами. Да, каждый нагружен по самую макушку, каждый тащит столько, что подгибаются колени! Хорошо!
Все несут мясо, кроме него, Гиромды… Но, видит Нгота, не потому, что он - вождь, не желающий подставлять спину под тяжкий груз… Нет, совсем не потому! За его плечами тоже покачивается нечто… нечто такое, что дороже мяса всех карликов на всем морском берегу, дороже их засушенных голов, которые так любят боги, дороже волос, из которых женщины заласса плетут циновки… Удивительно, откуда к этим ничтожным попало такое сокровище! Где они его разыскали, где нашли Яростный Блеск? Быть может, там есть еще?
Но тот коротышка, что издох рядом с Блеском, ничего не скажет… Негодный человечишка, совсем негодный… И мясо у него оказалось жестким, точно высушенная кора… будто бы из него выпустили всю кровь и вдобавок высосали мозг из костей! И эта трусливая обезьяна еще пыталась оборониться, поднять Яростный Блеск на него, на вождя заласса, сильнейшего воина в Племенных Очагах, любимца Куу!
Гиромда ударил себя в грудь огромным кулаком и расхохотался. Яростный Блеск убил карлика, и поделом! Разве такое оружие подходит ничтожному ублюдку? Оно - для рук мужчины! Для человека, который пожирает мясо, а не отвратительную скользкую рыбу! Для того, кому известно, как обращаться с боевым топором!
Теперь Яростный Блеск, завернутый в большие пальмовые листья, висел за правым плечом Гиромды, и вождь заласса чувствовал его упоительную тяжесть. Сокровище, невиданное сокровище! Сверкающий плоский камень с острым краем и острым зубом… Удивительный камень! Не похожий на черный дья, из которого делают ножи и наконечники дротиков, на бурый дья, что идет на молоты и лезвия топоров, на белый дья, женский камень, подходящий лишь для скребков… Наверно, такие камни умели разыскивать еще до того, как Великий Нгота сотряс землю… в те времена, когда Очаги заласса - по словам стариков - были огромными, окруженными стенами, и лежали не в лесу, а в степи… Лес, как толкуют старейшие, вырос потом, и это - хорошо… Гиромда не представлял, как можно жить без деревьев, в пустом и голом пространстве, где обитают, к примеру, вонючки-себайо. Эти себайо - странный народ; кожа у них не черная, а серая, и мажут они ее крокодильим жиром, а крокодилов бьют на берегу огромной реки. Но - сильное племя! Многочисленное! Хитрое! Умеющее метать маленькие дротики с помощью палки и волосяного шнурка… Да, себайо не перебьешь, как жалких карликов с морского побережья! Зато мясо у них вкуснее…
Причмокнув, Гиромда забарабанил по длинному выпуклому щиту, и воины, подчиняясь сигналу, ускорили шаг. Щит висел у него на груди и был выкрашен бурой охрой, по которой белым и черным колдуны заласса нанесли магические узоры. Круг в центре обозначал Великого Нготу, Потрясателя; три зубца вверху - идола Мубугу, Повелителя Огня, а заостренный овал внизу, похожий на лист - Силунди, Владыку Деревьев. Еще на щите были нарисованы многочисленные наконечники копий, знак Демона-Пожирателя Куу, которого Гиромда чтил больше всех. Куу покровительствовал удачным набегам и воинскому оружию - быть может, и Яростный Блеск послан им?
Если так, богов надо отблагодарить, особенно Куу. Надо напасть на себайо! Эта мысль давно бродила в голове у вождя. Напасть, сжечь их Очаги, содрать с мужчин и женщин кожу, вымазанную крокодильим жиром, и принести ее, вмести с внутренностями, в жертву Кровожадному Куу! Куу - хороший бог, ему достаточно кожи и потрохов, а мясо он оставляет заласса, своим детям… Но Куу любит слушать крики побежденных, любит смотреть, как с них спускают шкуры, любит, чтобы в его Доме, у его Очага было много высушенных голов. Хороших голов - голов воинов себайо, а не прибрежных карликов!
И надо торопиться, думал Гиромда, чувствуя, как раскачивается Яростный Блеск и слегка подталкивает его в спину. Надо торопиться, потому что три дождливых сезона назад себайо приходили в лес со своими летающими дротиками, но Силунди отвел им глаза, и они не нашли Племенных Очагов заласса. Но теперь пусть приходят! Главное, подобраться к ним поближе - так, чтобы они не успели швырнуть дротики… Тогда его воины бросятся на них с дубинами и перебьют! Он сам прикончит пятерых Яростным Блеском… нет, не пятерых, а дважды, трижды, четырежды по пять! Во имя богов! Столько, сколько у него, Гиромды, пальцев на руках и ногах!
Но еще лучше не ждать себайо в лесу, а нагрянуть на их Очаги - на те, что стоят у самой опушки. До остальных, что выстроены в степи и на речном берегу, не добраться, слишком далеко и опасно… Но если убить и съесть лесных себайо, то остальные захотят отомстить и придут в джунгли. Вот тогда…
Гиромда вдруг замер, задрав голову, и цепочка воинов остановилась. В лесу нельзя полагаться на глаза и уши; здесь надо нюхать. Паутину больших саа, Детей Ночи, не разглядишь, и не услышишь шороха их лап, но смрад их добычи, гниющей в ловчих сетях, можно учуять за много шагов. Также и с ядовитыми червями, и большими пестрыми кошками, и со змеями, и с Серыми Людьми, похожими на огромных обезьян… Каждого выдает запах, и тот, кто умеет различать запахи, избежит многих опасностей в джунглях.
Гиромда владел этим искусством в совершенстве, иначе не сделался бы вождем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Нет, каброты были слишком малы и слабы, чтобы выжить в джунглях! И они не любили и страшились их.
Особенно же потому, что из джунглей приходили великаны с тяжелыми дубинками, острыми копьями и раскрашенными охрой щитами, для которых прибрежный народец был только лакомой дичью. Когда случался такой набег, каброты - все, кто успевал добежать до пирог и челноков - уходили в море, спасаясь среди волн от жестоких пришельцев. Это был давний и проверенный способ: если пигмеи не любили леса, то великаны-людоеды боялись соленых вод и не умели обращаться ни с парусом, ни с веслом.
Что же касается Рику, то он считался среди кабротов одним из лучших гребцов и метал острогу без промаха. Он мог бы оставаться в море по несколько дней, если б не духи-киллу, что всплывали по ночам наверх, похожие то на корявый древесный ствол с зубастой пастью, то на огромную лепешку с тысячей гибких и жадных щупальцев. Они были прожорливыми, эти киллу, и не стоило лишний раз попадаться им на глаза.
Рику вспомнил о морских духах, увидев нечто большое и темное, качавшееся на волнах к северу от его суденышка. До непонятной твари было два десятка бросков копья, и он долго следил за ней, прикрывая глаза от солнца маленькой ладонью. Тварь, однако, не шевелилась, не приближалась к нему и не пыталась пожрать; и вскоре чернокожий рыбак сообразил, что видит не живое существо, а мертвую вещь, вроде перевернутой хижины, унесенной ветром в океан. Конечно, то мог оказаться какой-нибудь особенно хитроумный киллу, не боявшийся дневного света, но Рику решил рискнуть: он был молод, и его снедало любопытство.
Когда пирога приблизилась к странному предмету, рыбак окончательно уверился, что тот не живой. Суденышко Рику, подгоняемое сильными ударами весел, послушно описало круг, и он разглядел обросшие водорослями доски обшивки, скамьи гребцов, темневшиеся сквозь пробоины в бортах, обломок мачты и горку серой пыли под ней - остатки истлевшего паруса. Вероятно, это плавучее сооружение тоже являлось пирогой, но огромной, больше общинного дома в поселке кабротов, больше ладьи старого Лилирангады, вождя чернокожих пигмеев.
Рику изумился. Он в жизни не видел такого чуда! Эту лодку не выжигали из толстого бревна; она была собрана из ровных и длинных пластин, похожих на гигантские листья бамбука - но кому доводилось встречать подобный бамбук? Может, когда-то он и рос в джунглях, в прежние времена, еще до того, как духи моря опустошили землю… Это казалось вполне вероятным - ведь большая пирога выглядела старой, очень старой, в чем Рику мог убедиться собственными глазами. Странно, что она все еще на плаву! Ведь дерево, как хорошо знали каброты, не может плавать в соленой воде долгие годы.
С опаской, настороженно озираясь, Рику взобрался на борт древнего судна. Сверху большая пирога была прикрыта настилом, вроде кровли над хижиной, только плоским и сделанным из тех же длинных листьев. Правда, они оказались изломанными и просевшими во многих местах; тут и там зияли черные дыры, и гнилые доски, поддаваясь под босыми ступнями чернокожего рыбака, превращалось в труху. Однако он, прокравшись от носа к корме, рискнул заглянуть в некоторые из этих отверстий. Внизу, на гребной палубе, царил полумрак; на скамьях ряд за рядом сидели скелеты, обтянутые сухой темной кожей. Некогда эти люди были рослыми и сильными - в два раза выше любого из соплеменников Рику; на из костлявые плечи волной свисали черные волосы.
Поразмыслив, рыбак решил, что мореходы умерли от жажды. Ему доводилось видеть таких мертвецов: как-то одна из кабротских пирог пропала в море, а спустя месяц волны выбросили ее на берег - вместе с двумя высохшими на солнце трупами. Но эта большая лодка странствовала в соленых водах не месяц и не год - дольше, гораздо дольше! Удивительно, что покойники не рассыпались в прах, подумал Рику, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Тут пахло каким-то сильным колдовством, и маленький рыбак совсем перепугался. Злую находку сыскал он в море! Злую! Пожалуй, лучше расстаться с ней, пока зло не прицепилось к нему, словно рыба-прилипала к акульему брюху!
Он двинулся к своей лодочке, старательно отводя взгляды от сидевших рядами трупов, обтянутых пергаментной кожей, от их конечностей, подобных бамбуковым палкам, и черепов с ввалившимися глазницами. Но вдруг солнечный луч, словно отраженный зеркалом, сверкнул ему прямо в глаза. Рику остановился, разглядывая дыру в просевшей палубе. В этой части трюма не было жутких мертвецов; там, среди почерневших обломков дерева и ржавых цепей, что-то поблескивало, отливая перламутровым лунным светом. И формой эта странная вещь тоже походила на луну - вернее, на месяц с двумя острыми рогами, слегка изгибавшимися наружу.
Рику, очарованный, замер, потом лег плашмя на хрупкие доски, осторожно подцепил сверкающую половинку луны и извлек ее из обломков. Она была тяжела, слишком тяжела для тонких рук чернокожего пигмея! Но он никогда не видел подобной красоты и мощи, а потому тянул изо всех сил. Чудо, настоящее чудо! Коснувшись холодного блистающего лезвия, рыбак покачал головой и недоуменно сморщился; он не был знаком с металлом, ибо каброты вполне обходились деревом, раковинами и рыбьими костями.
С трудом перевалив находку через борт, Рику спрыгнул следом в свое суденышко, схватил весла и принялся лихорадочно грести к берегу. Инстинкт подсказывал ему, что нужно поскорей убраться отсюда, отплыть подальше от остова древнего корабля. Видимо, эта поспешность и спасла маленького рыбака - по крайней мере, на сей раз. Судно вдруг начало рассыпаться: обломок мачты с плеском свалился в воду, обшивка корпуса расселась, рассыпалась серой трухой, почерневшие высохшие тела закачались на мелких волнах, словно хотели догнать и схватить похитетеля их сокровища. Рику, испуганно озираясь, навалился на весла.
Он греб с полудня почти до самой вечерней зари, и серебряный месяц, прикрепленный к толстому древку, лежал у его ног, на днище пироги. Лежал словно хищный зверь в засаде, не обнаруживая ни силы своей, ни смертоносной стремительной мощи, ни коварного замысла.
Но Рана Риорда пробуждалась. Живые человеческие руки коснулись ее, она чуяла кровь и понимала, что кровь та - чужая. Кровь, которую полагалось взять! Кровь врага! Правда, враг был жалок и слаб, но это не имело значения - Небесную Секиру мучала жажда.
Рику, ни о чем не подозревая, работал веслами. Теперь он, конечно, станет первым из мужчин селения - первым после старика Лилирангады и колдуна-твеллы. Все станут уважать Рику, станут восхищаться его храбростью и тем чудом, которое он разыскал среди волн морских. Не съедобные водоросли, не рыба, не раковина - половинка луны с небес! Ее подвесят под крышей общинного дома, и там всегда будет светло… и каждый, увидев этот волшебный свет, вспомнит о подвиге Рику… вспомнит, и почтит его добрым словом…
Пирога ткнулась носом в прибрежную отмель, и маленький каброт, напрягая все силы, вытянул ее на песок. От хижин, темневших на опушке пальмовой рощицы, к нему бежали люди, и в том Рику не заметил ничего необычного - семья всегда встречала рыбака, возвратившегося с уловом из безбрежных морских пространств. Правда, на сей раз людей было слишком много… не из одной лишь его хижины, но и из всех соседних… похоже даже, со всего поселка… Люди размахивали руками и кричали - видно, приветствовали рыбака, вернувшегося с моря вместе с чудесной добычей… Но откуда они догадались, что сегодня Рику привез нечто необычное?
Потом он увидел гигантские фигуры, вынырнувшие из леса, и все понял.
Великаны! Великаны с тяжелыми дубинками, острыми копьями и раскрашенными охрой щитами! Великаны-людоеды!
Никто не встречал его… Люди бежали, спасаясь от смерти! Рику узнал вождя, старого Лилирангаду, за которым мчался целый выводок детей и десяток жен, узнал колдуна, торопливо ковылявшего по песку, узнал Кау, Сина, Джу, Миса, Килата, своих соседей, узнал юную Сеги, делившую с ним ложе… Они мчались к берегу и лодкам, словно вспугнутые ветром сухие листья - и такие же беспомощные перед яростью огромных пришельцев, перед их дубинами и дротиками с каменными остриями.
Похолодев, Рику следил, как соплеменники торопливо сталкивают в воду большие пироги, и плоты, и челны, и совсем маленькие лодочки - все, что может плавать, все, что может спасти, все, до чего удалось добраться. Но многим, очень многим не повезло - копья великанов, которые они бросали на удивление ловко и с большого расстояния, вонзались в спины, ноги и плечи бегущих, а палицы их работали без перерыва, приканчивая тех, кто был ранен или ослабел. Уже половина кабротов недвижно лежала на берегу - маленькие темные холмики на золотом песке, озаренном лучами заходящего солнца.
Внезапно Рику вышел из ступора и ужаснулся. Племя его гибло; он понимал, что после этого набега едва ли один из десяти останется в живых. И он не мог ничего сделать! Ничего! Ему оставалось только бежать! Его острога с костяным наконечником слишком жалкое оружие… оно не проткнет щита великана, не отразит удара дубины…
Острога? Он повернулся к лодке, вспомнив о том, что лежало в ней. Зачем ему острога? У него есть половинка луны… да, половинка луны, твердая и острая, с блестящим клыком на конце… Такой пробьет любой щит и воткнется прямо в сердце злому великану!
Рику с трудом вытащил из пироги топор и замер, высматривая первую жертву в набегавшей орде гигантов. Прямо к нему мчались три воина: один - с копьем, увенчанным перьями, с ужасной физиономией, исполосованной шрамами, и еще двое - с шипастыми дубинами, охранявшие первого слева и справа.
Вождь, понял Рику, это вождь! Убить вождя!
Он судорожно попытался поднять секиру.
Но Рана Риорда была слишком тяжела для тонких рук пигмея. Рику сумел дотянуть ее только до груди; затем топорище, словно живое, вывернулось из его ослабевших пальцев, сверкающий стальной полукруг пошел вниз, острая боль пронзила маленького рыбака, и он рухнул на песок с перерубленными ступнями.
Раздалось негромкое шипенье, и по серебристому лезвию топора промелькнули алые сполохи…
***
Набег, хвала грозному Куу, был на редкость удачен. Гиромда, военный вождь лесных заласса, всю обратную дорогу весело скалил зубы и потрясал своим оперенным копьем. Он торжествовал и радовался - особенно сейчас, когда до Племенных Очагов оставалось четверть дня быстрой ходьбы. Даже меньше! Если поторопиться, он, вместе с полусотней своих воинов, доберется в поселок еще к полудню.
И будет пир! Мясо прибрежных карликов, прокопченное над кострами, еще не успело протухнуть, и взяли его на этот раз много - каждый из людей Гиромды тащил большую плетеную корзину с добычей. С останками ничтожного племени, которое годится только в пищу - как обезьяны, скачущие по деревьям! Но обезьян трудней промыслить и мясо у них не такое вкусное, размышлял Гиромда, ухмыляясь. Не замедляя шага, он обернулся и довольно оглядел вереницу воинов с корзинами. Да, каждый нагружен по самую макушку, каждый тащит столько, что подгибаются колени! Хорошо!
Все несут мясо, кроме него, Гиромды… Но, видит Нгота, не потому, что он - вождь, не желающий подставлять спину под тяжкий груз… Нет, совсем не потому! За его плечами тоже покачивается нечто… нечто такое, что дороже мяса всех карликов на всем морском берегу, дороже их засушенных голов, которые так любят боги, дороже волос, из которых женщины заласса плетут циновки… Удивительно, откуда к этим ничтожным попало такое сокровище! Где они его разыскали, где нашли Яростный Блеск? Быть может, там есть еще?
Но тот коротышка, что издох рядом с Блеском, ничего не скажет… Негодный человечишка, совсем негодный… И мясо у него оказалось жестким, точно высушенная кора… будто бы из него выпустили всю кровь и вдобавок высосали мозг из костей! И эта трусливая обезьяна еще пыталась оборониться, поднять Яростный Блеск на него, на вождя заласса, сильнейшего воина в Племенных Очагах, любимца Куу!
Гиромда ударил себя в грудь огромным кулаком и расхохотался. Яростный Блеск убил карлика, и поделом! Разве такое оружие подходит ничтожному ублюдку? Оно - для рук мужчины! Для человека, который пожирает мясо, а не отвратительную скользкую рыбу! Для того, кому известно, как обращаться с боевым топором!
Теперь Яростный Блеск, завернутый в большие пальмовые листья, висел за правым плечом Гиромды, и вождь заласса чувствовал его упоительную тяжесть. Сокровище, невиданное сокровище! Сверкающий плоский камень с острым краем и острым зубом… Удивительный камень! Не похожий на черный дья, из которого делают ножи и наконечники дротиков, на бурый дья, что идет на молоты и лезвия топоров, на белый дья, женский камень, подходящий лишь для скребков… Наверно, такие камни умели разыскивать еще до того, как Великий Нгота сотряс землю… в те времена, когда Очаги заласса - по словам стариков - были огромными, окруженными стенами, и лежали не в лесу, а в степи… Лес, как толкуют старейшие, вырос потом, и это - хорошо… Гиромда не представлял, как можно жить без деревьев, в пустом и голом пространстве, где обитают, к примеру, вонючки-себайо. Эти себайо - странный народ; кожа у них не черная, а серая, и мажут они ее крокодильим жиром, а крокодилов бьют на берегу огромной реки. Но - сильное племя! Многочисленное! Хитрое! Умеющее метать маленькие дротики с помощью палки и волосяного шнурка… Да, себайо не перебьешь, как жалких карликов с морского побережья! Зато мясо у них вкуснее…
Причмокнув, Гиромда забарабанил по длинному выпуклому щиту, и воины, подчиняясь сигналу, ускорили шаг. Щит висел у него на груди и был выкрашен бурой охрой, по которой белым и черным колдуны заласса нанесли магические узоры. Круг в центре обозначал Великого Нготу, Потрясателя; три зубца вверху - идола Мубугу, Повелителя Огня, а заостренный овал внизу, похожий на лист - Силунди, Владыку Деревьев. Еще на щите были нарисованы многочисленные наконечники копий, знак Демона-Пожирателя Куу, которого Гиромда чтил больше всех. Куу покровительствовал удачным набегам и воинскому оружию - быть может, и Яростный Блеск послан им?
Если так, богов надо отблагодарить, особенно Куу. Надо напасть на себайо! Эта мысль давно бродила в голове у вождя. Напасть, сжечь их Очаги, содрать с мужчин и женщин кожу, вымазанную крокодильим жиром, и принести ее, вмести с внутренностями, в жертву Кровожадному Куу! Куу - хороший бог, ему достаточно кожи и потрохов, а мясо он оставляет заласса, своим детям… Но Куу любит слушать крики побежденных, любит смотреть, как с них спускают шкуры, любит, чтобы в его Доме, у его Очага было много высушенных голов. Хороших голов - голов воинов себайо, а не прибрежных карликов!
И надо торопиться, думал Гиромда, чувствуя, как раскачивается Яростный Блеск и слегка подталкивает его в спину. Надо торопиться, потому что три дождливых сезона назад себайо приходили в лес со своими летающими дротиками, но Силунди отвел им глаза, и они не нашли Племенных Очагов заласса. Но теперь пусть приходят! Главное, подобраться к ним поближе - так, чтобы они не успели швырнуть дротики… Тогда его воины бросятся на них с дубинами и перебьют! Он сам прикончит пятерых Яростным Блеском… нет, не пятерых, а дважды, трижды, четырежды по пять! Во имя богов! Столько, сколько у него, Гиромды, пальцев на руках и ногах!
Но еще лучше не ждать себайо в лесу, а нагрянуть на их Очаги - на те, что стоят у самой опушки. До остальных, что выстроены в степи и на речном берегу, не добраться, слишком далеко и опасно… Но если убить и съесть лесных себайо, то остальные захотят отомстить и придут в джунгли. Вот тогда…
Гиромда вдруг замер, задрав голову, и цепочка воинов остановилась. В лесу нельзя полагаться на глаза и уши; здесь надо нюхать. Паутину больших саа, Детей Ночи, не разглядишь, и не услышишь шороха их лап, но смрад их добычи, гниющей в ловчих сетях, можно учуять за много шагов. Также и с ядовитыми червями, и большими пестрыми кошками, и со змеями, и с Серыми Людьми, похожими на огромных обезьян… Каждого выдает запах, и тот, кто умеет различать запахи, избежит многих опасностей в джунглях.
Гиромда владел этим искусством в совершенстве, иначе не сделался бы вождем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22