Мы и так прикончили треть экипажа!
Рана Риорда пожал плечами.
– Не сделаешь, и не надо. Силы мои крепнут, и скоро я смогу перенести тебя на юг без весел и парусов. А весла и паруса, и все, что к ним приложено, пусть отправляются домой.
– Что там, на юге? - спросил Конан.
Взгляд сапфировых глаз призрака внезапно смягчился, став задумчивым и будто бы грустным.
– Там - земля, объятая туманами, - сказал он. - Я чувствую, что она велика… хоть и не столь просторна и огромна, как до Великой Катастрофы… Многие существа и твари населяют ее, и среди прочих - те, кто пришел с запада… те, кого я ищу… Не ведаю, в горе или в радости живут они там, но они ожидают меня… ожидают многие тысячи лет… - Он прикрыл глаза веками и продолжил: - Вижу я скалистый берег и высокий утес над ним, выше прочих утесов… вижу вершину его, голую и бесплодную, какой была вершина Айи… вижу алтарь из белого камня, приготовленный для меня… И стоит мне коснуться его, как я навеки запомню это место, и отыщу его всегда, и вернусь к нему отовсюду…
– Кончай пророчествовать, - прервал духа Конан, - лучше посоветуй, что делать сейчас.
Призрак колыхнул своим серебристым плащом.
– Я же сказал - плыви… Плыви, куда хочешь! Когда я буду готов, то позову тебя.
– Не нравится мне плыть без толка и смысла, - вымолвил киммериец. - Да и о команде надо подумать… Напрягись-ка и подскажи, куда плыть веселее и интересней.
Рана Риорда застыл на миг, потом сухо рассмеялся, словно коршун заклекотал.
– Не знаю насчет интереса, а вот выгоднее плыть на восток.
– Ну, значит я не ошибся, - сказал Конан и вышел из тесной каюты на палубу.
Он и в самом деле не ошибся, ибо к полудню над бурыми зарослями были замечены обломки мачт. Конан велел поворачивать "Алого Дракона", спустить на канатах с обоих бортов людей с топорами и рубить водоросли; это был тяжелый труд, но еще до солнечного заката они пробились к чужому кораблю. Судно оказалось неимоверно старым, с трухлявым корпусом, державшимся на плаву лишь благодаря бурым стеблям, проросшим сквозь обшивку. Оно не походило на "Алый Дракон" с его плоским форштевнем и высокими надстройками на корме и носу, а имело более привычные для Конана очертания - обычный барк, вендийский или иранистанский, перевозивший товары вдоль побережья и отогнанный ураганом в эти мрачные застойные воды. Экипаж, разумеется, был давно мертв, но в трюмах могло сохраниться что-нибудь ценное.
Когда абордажная команда, возглавляемая киммерийцем, ступила на борт, из дыр в сгнившем палубном настиле взмыла туча каких-то жутких тварей, похожих на огромных летучих мышей. У них были кожистые крылья размахом в пять локтей, длинные змеиные шеи и головы с маленькими злобными глазками; вытянутые клювы напоминали наконечник копья. С диким шумом, с хриплыми воплями стая закружила над "Алым Драконом", явно готовясь к нападению, но лучники, вымуштрованные в охоте на крыс, не дремали: прянули стрелы, вопли сменились визгом, и хищные летуны, оставив десяток трупов, устремились к югу. Проводив их взглядом, Конан решил, что происходят эти чудища наверняка с земли Му. Вероятно, на древнем материке были монстры и побольше, и поопасней, так что жизнь потомков Гидаллы вряд ли отличалась спокойствием. Подумав об этом, киммериец невесело ухмыльнулся, и картины торжественной встречи - воины в блестящих шлемах, девушки с чашами вина, обильный пир и сундуки с сокровищами - слегка поблекла в его воображении.
Что же касается вендийского либо иранистанского судна, то свертки тканей и кож в его трюмах давно рассыпались пылью, как и тела людей, от коих остались лишь пожелтевшие черепа и костяки. Однако нашлось и кое-что ценное: сгнившие сундуки с серебряными кубками, светильниками и курильницами, изрядное число тонких золотыз браслетов с колокольчиками - такие одевали во время представлений вендийские танцовщицы, бронзовые жаровни на литых треногах, изображавших подъятых на дыбы тигров, львов и пантер, шкатулки полированной яшмы, украшенные накладками из серебра. Добыча была совсем неплохой и досталась без боя и крови, так что все старшие в роду Хо в один голос прославляли мудрость дракона драконов, пока младшие перетаскивали добро на борт кхитайского корабля.
– Прцветай, отец наш, - сказал Хо-шкипер, кланясь и приседая, приседая и кланяясь. - Верно сказано тобой: осенью драконы летят еа юг. Воистину, верно! Кто бы мог подумать, что в этих погибельных водах, коими несведующие люди только пугали друг друга, окажется столько богатств! И лишь ты увидел истину сквозь мрак домыслов и лжи: если бури несли сюда суда, и суда те гибли, запутавшись в травах, то что же мешает в хорошую погоду добраться до сокровищ, сложенных в трюмах? - Старый Хо восторженно всплеснул руками. - И лишь одного не понимает твой скудоумный сын: почему это надо делать с началом осени, а не летом или весной?
Конан бросил взгляд на подсохшие верхушки бурых стеблей.
– Видишь, осенью эта мерзость сохнет, словно камыш на болоте, а весной или летом наверняка цветет в полную силу.
– Не понимаю твоей драгоценной мысли, источник нефритовых щедрот…
– Сухое можно полить маслом и поджечь, - пояснил киммериец. - Конечно, ту траву, что в воде, не спалишь, но хоть будет место размахнуться веслами… - он похлопал онемевшего Хо по плечу и приказал: - Ну, выводи судно назад! И пусть парни на мачтах поглядывают внимательней - может, что еще попадется!
***
Но больше яшмовому ларцу и князю доблести не пришлось ничем поживиться в могильниках моря Му; когда солнце село и дракон драконов возлег на свое ложе, надеясь отдохнуть от дневных забот, перед ним возник Рана Риорда.
– Пришло время! - торжественно объявил дух. - Силы мои окрепли, и цель близка! Теперь мы можем оставить этот крашеный киноварью сундук вместе с его крысами и обезьянами и перенестись в желанное место - соизволеньем Древних Богов, Четырех Ветров и указующих дорогу светил!
– Кром! - буркнул Конан. - Я хотел бы сперва выспаться.
– А ты не забыл про награду? - вкрадчиво поинтересовался дух. - Скоро она окажется в твоих руках, потомок Гидаллы, ибо ты выполнил наше соглашение честно и нес меня по землям и морям. А теперь я понесу тебя… И куда быстрей, чем Шапшум, этот волосатый бурдюк с кровью!
Конан молча встал и принялся одеваться, размышляя, с чего бы это призраку припомнился Шапшум. Кутруб наверняка сожрал уже всех в Файоне и камни вылизал после обильной трапезы… Вряд ли они встретятся еще раз… Мир так огромен!
Он натянул шаровары, мягкие иранистанские сапоги, кожаную безрукавку, подвесил к поясу меч и кинжал, разместил за пазухой и за голенищем метательные ножи. Лука у него не было; лук остался на "Нефритовом Дельфине", забытый в пылу схватки. Ну, ничего… В племени Южного Ветра он выберет себе новый лук… и новую кольчугу… Наверняка оружейники атлантов столь же искусны, как иранистанские…
Затянув пояс, Конан выпрямился и взял в руки секиру. Ее лунное лезвие даже в темноте сияло серебряным светом.
– Я готов.
– Сейчас… сейчас, потомок Гидаллы…
Рана Риорда, повернувшись лицом к югу, творил колдовские пассы. Вдруг плащ его затрепетал и округлился, словно парус под напором ветра.
– Сейчас, сейчас… - бормотал дух.
"Сейчас, сейчас, - думал Конан. - Сейчас Великий Северный Ци-гум, нефритовый дракон, яшмовый ларец мудрости, улетит… Будут ли дети его горевать о нем? Будут ли…"
Он не успел додумать мысль: мир разорвался перед ним и, спустя мгновение, соединился вновь. Каюта и корабль исчезли; он стоял на высоком утесе, и над его головой ярко светили незнакомые звезды.
Сны, насылаемые богами, видят и люди, и духи, но видят по-разному: людям чаще снится то, что было, духам же - и то, что было, и то, что будет. Есть и еще одно различие: люди запоминают сны и нередко способны отыскать в них зерна истины; духи с пробуждением сны свои забывают. И это мудро устроено Митрой, ибо, если б духи помнили свои сновидения, то знали бы все наперед, а значит, могуществом сравнялись бы с богами.
Сиридиум Немедиец "Рассуждение о снах, их истинной природе и их толковании "
Глава 15. Сны Рана Риорды
Глубоко, под слоем камня, под гнетом чар, под тяжестью забвение, спала Рана Риорда, Небесная Секира. Когда-то парила она среди звезд, потом корчилась в огне кузнечного горна, стонала под ударами кузнечного молота и, трепеща, приняла в холодную и твердую свою плоть бессмертную душу и вечный зарок. Была та душа не плохой и не хорошей, а единственно верной, и делился для нее мир лишь на хозяев и врагов. Хозяев полагалось защищать, врагов - убивать; в том и было предназначение Рана Риорды.
Но сейчас все это осталось в прошлом. Крепок чародейный сон, и нет поблизости элексира, нет волшебного бальзама, теплого, алого, живительного, который сумел бы разрушить заклятья. Спи в чреве земном, обратившись в камень, забудь о прошлом, не думай о будущем… Рана Риорда спала, но древний дух ее, жестокий и непримиримый, не мог забыть о прошлом, не мог отринуть дар предвидения грядущего. И потому Небесной Секире снились сны.
***
Гремел над ней голос, подобный грому, звучный, как удары колокола, мощный, как рев водопада:
– Что сделаю я из сего камня? Скую плуг, чтобы без устали, год за годом, бороздил он мягкую землю? Скую якорь, чтобы прочно держал он судно в грозу и в бурю, в шторм и в ураган? Скую чашу для масла и вина, огромную и сияющую подобно полной луне? Или скую цепь, нерушимые оковы для врагов моих пиктов, для вождей Валузии, Туле и Грондара?.. Но вспаханные добрые земли, и быстрые корабли с мачтами и веслами, и драгоценную посуду можно отнять, ибо ни плуг, ни якорь, ни чаша не защитят в годину бедствий; возложить же цепи на врагов своих можно лишь победив их оружием. А потому скую я не лезвие плуга, а лезвие боевого топора, не острие якоря, а губительное навершие секиры, не глубокую чашу для вина, а прочные кольца для рукояти - и обратятся те кольца, и лезвие, и острие в цепь и рабский ошейник для недругов моих!
Рана Риорда словно бы видела себя со стороны - такой, какой была она в первый день творения, какой вышла из-под молота прародителя Гидаллы. Грозно искрилось и блестело ее лезвие, похожее на половинку серебряной луны, топорщился смертоносный наконечник, а на двух кольцах, приготовленных для рукояти, горели тайные знаки: крест, символ Четырех Ветров, и Семизвездье, указующее дорогу путникам и мореходам.
Голос, грохотавший над секирой, смолкал, потом раздавался вновь, проникая в холодную сталь, врубаясь нерушимым зароком:
– Отныне и впредь будешь ты узнавать мою кровь, мою плоть и руку моих потомков. Ты не предашь их, ибо карой станет развоплощение и гибель; ты не покинешь род Южного Ветра, ибо жизнь твоя будет зависеть от сыновей моих, внуков и правнуков - только они дадут тебе то, чего ты жаждешь. Предсказывая, ты не обманешь их; сражаясь, не подведешь. Попав же к чужим, ты будешь убивать, убивать и убивать! Убивать, пока не вернешься к роду моему и племени, в руки того, кто окажется старшим из моих потомков. Он насытит тебя, он тебя успокоит! Он повелит, и ты выполнишь!
В чужих руках - убивать! Убивать тех, кто завладел ею, убивать тех, против кого ее обратили… Это Небесная Секира помнила твердо. Даже во сне она жаждала крови чужаков, но особенно - стигийцев, унизивших ее пленом. Предвидя будущее, она знала, что получит их кровь, поглотит их жизни - многие и многие жизни. Но тот, кто подарит их ей, еще не родился.
Годы складывались в десятилетия, десятилетия - в века. Спала Рана Риода, и снился ей миг славы, пьянящий день победы; снился воитель Сархаб в чешуйчатом панцире из медных дисков и шлеме, напоминавшем причудливую раковину; волосы его были черны и блестящи словно полированный камень яхх, а в глазах, синих, как небо на закате, горела искра божественного огня. Снились ей стена украшенных перламутром щитов, подобных завитку морской волны, и лес копий, что раскачивался над ней; снились отблески солнца на бронзовых бортах валузийских колесниц и темные орды пиктов, бесчисленных, как галька на морском берегу, бурлящих, словно грозовые тучи, готовые пролиться каменным дождем. Снилось, как подняли ее сильные руки Сархаба - подняли и опустили, грянув, как молот о наковальню, на бронзу доспехов и шеи боевых жеребцов, на борта колесниц и валузийские шлемы, на щиты их, копья и мечи, на золотых змеев с раздутыми капюшонами, на пиктские черепа, ни пиктскую плоть и пиктское оружие. Слышала она грохот ударов, свист и шипенье всасываемой сталью крови; видела, как падают враги, устилая землю мертвыми телами.
Потом сны эти сменялись другими видениями, чудовищными и страшными. Снилось ей, как уходили корабли от берегов Атлантиды, плыли на восход и закат солнца, возвращались обратно и отправлялись вновь, груженые людьми, скотом, зерном, металлами и всем, что можно сделать из металла. Снилась грозная пора, день божьего гнева, когда дрогнула земля, и люди в ужасе и страхе мчались куда-то, гонимые жаркими ветрами, подобные неразумным тварям, ища убежища, спасения и тихого места, коего не было в тот миг нигде в мире. Снились ей сверкание молний, водяные валы и стены огня, рушившиеся горы и смерть, сомкнувшая черные крылья над теми, кто оставался на гибнущей земле Атлантиды. Снились чудовищные волны, разошедшиеся от затонувшего материка на все четыре стороны света; волны, что швырнули корабль Таванны, старейшего в роду Гидаллы, на юг, к берегам жарких Черных Земель. Снился сам Таванна и спутники его; все они приняли медленную смерть, высохнув под пылающим солнцем от голода и жажды. Вспоминались Рана Риорде и долгие годы, что провела она на мертвом судне, среди кусков гниющей ткани, среди обломков досок, среди ржавеющих цепей, среди высохших мумий, наполнявших корабельные трюмы.
Видела Небесная Секира тысячу лиц - лиц тех, кто передавал ее из рук в руки во время тысячелетних странствий по Туранскому континенту. Снились ей Рику, маленький рыбак-каброт, великан Гиромда, вождь лесных людоедов, Зала, предводитель себайо, Быстрый Олень и Кривой Коготь, Люди Травы, и многие другие, гирканцы и коринфяне, заморанцы и аргосцы, офирцы и шемиты. Она убивала почти всех; редко кому удавалось уйти от ее сверкающего лезвия, от четырехгранного острия. Стигийцы, однако, сумели… И их лица, лица трех жрецов, пробуждали в душе Рана Риорды ярость. Вернее, отзвук ярости, ибо в магическом своем забытьи Небесная Секира не могла ненавидеть по-настоящему и не могла покарать пленивших ее.
Но она знала, что наступит время мести! Смутный провидческий дар подсказывал ей, что заточение в каменном склепе не вечно. Придет освободитель - могучий, широкоплечий, черноволосый, с глазами цвета неба на закате, похожий и на Отца Гидаллу, и на Сархаба, и на Таванну… Придет! Она не ведала ни имени его, ни того, как будет называться племя освободителя, но знала, что в жилах этого народа будет течь капля древней крови, крови тех, кто пришел с благословенной земли Атлантиды. Одна лишь капля, но этого было достаточно! Достаточно, чтобы заключить союз с освободителем; достаточно, чтобы направить его к цели. Целью же был юго-восток, неведомый остров или материк, которого достигли уцелевшие суда сыновей Таванны. Там было последнее прибежище рода Южного Ветра, там обитали потомки Гидаллы, сохранившие чистоту крови, и туда стремилась Рана Риорда на протяжении тысячелетий. Но безуспешно… Не было героя, достойного ее, не было руки, которой она могла бы довериться!
Наступил миг, когда она почувствовала приближение освободителя. В зыбком мареве снов перед Небесной Секирой всплыло его лицо - суровое, грозное, как раз такое, каким оно и должно было быть; его черты говорили о родстве с племенем Гидаллы. Но главным являлась кровь! Теплая алая кровь, магический элексир, способный разрушить чары стигийцев! Древняя кровь, над которой Сет и слуги его не имели власти; кровь, унаследованная в бесчисленной череде поколений от вещего Гидаллы и предков его, самих Древних Богов.
Рана Риорда видела, как крохотные струйки этой крови стекают на пол, просачиваются в трещины меж гранитных плит, преодолевают безумно долгий путь среди камней, щебенки, остатков растрескавшегося известкового раствора… Время словно остановилось, замерло; ничтожный алый червячок полз и полз вниз, к истлевшей в пыль коже, прикрывавшей некогда лезвие огромного топора. Вот красная капелька коснулась праха, напитала его, потом ушла в холодную сталь, в самую ее глубину…
И дух Небесной Секиры выплыл из объятий колдовского сна. Он был еще слаб, но знал, что кровь потомка Гидаллы придаст ему сил. Он ощущал, что человек, ожививший его, находится близко, где-то совсем рядом. Внизу? Нет, внизу была только мертвая скала…
Выше! Выше!
Почуяв кровавый след, призрачное серебристое облачко начало подниматься наверх.
Благословен платящий свои долги, не прощающий долга крови, не забывающий о долге благодарности!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Рана Риорда пожал плечами.
– Не сделаешь, и не надо. Силы мои крепнут, и скоро я смогу перенести тебя на юг без весел и парусов. А весла и паруса, и все, что к ним приложено, пусть отправляются домой.
– Что там, на юге? - спросил Конан.
Взгляд сапфировых глаз призрака внезапно смягчился, став задумчивым и будто бы грустным.
– Там - земля, объятая туманами, - сказал он. - Я чувствую, что она велика… хоть и не столь просторна и огромна, как до Великой Катастрофы… Многие существа и твари населяют ее, и среди прочих - те, кто пришел с запада… те, кого я ищу… Не ведаю, в горе или в радости живут они там, но они ожидают меня… ожидают многие тысячи лет… - Он прикрыл глаза веками и продолжил: - Вижу я скалистый берег и высокий утес над ним, выше прочих утесов… вижу вершину его, голую и бесплодную, какой была вершина Айи… вижу алтарь из белого камня, приготовленный для меня… И стоит мне коснуться его, как я навеки запомню это место, и отыщу его всегда, и вернусь к нему отовсюду…
– Кончай пророчествовать, - прервал духа Конан, - лучше посоветуй, что делать сейчас.
Призрак колыхнул своим серебристым плащом.
– Я же сказал - плыви… Плыви, куда хочешь! Когда я буду готов, то позову тебя.
– Не нравится мне плыть без толка и смысла, - вымолвил киммериец. - Да и о команде надо подумать… Напрягись-ка и подскажи, куда плыть веселее и интересней.
Рана Риорда застыл на миг, потом сухо рассмеялся, словно коршун заклекотал.
– Не знаю насчет интереса, а вот выгоднее плыть на восток.
– Ну, значит я не ошибся, - сказал Конан и вышел из тесной каюты на палубу.
Он и в самом деле не ошибся, ибо к полудню над бурыми зарослями были замечены обломки мачт. Конан велел поворачивать "Алого Дракона", спустить на канатах с обоих бортов людей с топорами и рубить водоросли; это был тяжелый труд, но еще до солнечного заката они пробились к чужому кораблю. Судно оказалось неимоверно старым, с трухлявым корпусом, державшимся на плаву лишь благодаря бурым стеблям, проросшим сквозь обшивку. Оно не походило на "Алый Дракон" с его плоским форштевнем и высокими надстройками на корме и носу, а имело более привычные для Конана очертания - обычный барк, вендийский или иранистанский, перевозивший товары вдоль побережья и отогнанный ураганом в эти мрачные застойные воды. Экипаж, разумеется, был давно мертв, но в трюмах могло сохраниться что-нибудь ценное.
Когда абордажная команда, возглавляемая киммерийцем, ступила на борт, из дыр в сгнившем палубном настиле взмыла туча каких-то жутких тварей, похожих на огромных летучих мышей. У них были кожистые крылья размахом в пять локтей, длинные змеиные шеи и головы с маленькими злобными глазками; вытянутые клювы напоминали наконечник копья. С диким шумом, с хриплыми воплями стая закружила над "Алым Драконом", явно готовясь к нападению, но лучники, вымуштрованные в охоте на крыс, не дремали: прянули стрелы, вопли сменились визгом, и хищные летуны, оставив десяток трупов, устремились к югу. Проводив их взглядом, Конан решил, что происходят эти чудища наверняка с земли Му. Вероятно, на древнем материке были монстры и побольше, и поопасней, так что жизнь потомков Гидаллы вряд ли отличалась спокойствием. Подумав об этом, киммериец невесело ухмыльнулся, и картины торжественной встречи - воины в блестящих шлемах, девушки с чашами вина, обильный пир и сундуки с сокровищами - слегка поблекла в его воображении.
Что же касается вендийского либо иранистанского судна, то свертки тканей и кож в его трюмах давно рассыпались пылью, как и тела людей, от коих остались лишь пожелтевшие черепа и костяки. Однако нашлось и кое-что ценное: сгнившие сундуки с серебряными кубками, светильниками и курильницами, изрядное число тонких золотыз браслетов с колокольчиками - такие одевали во время представлений вендийские танцовщицы, бронзовые жаровни на литых треногах, изображавших подъятых на дыбы тигров, львов и пантер, шкатулки полированной яшмы, украшенные накладками из серебра. Добыча была совсем неплохой и досталась без боя и крови, так что все старшие в роду Хо в один голос прославляли мудрость дракона драконов, пока младшие перетаскивали добро на борт кхитайского корабля.
– Прцветай, отец наш, - сказал Хо-шкипер, кланясь и приседая, приседая и кланяясь. - Верно сказано тобой: осенью драконы летят еа юг. Воистину, верно! Кто бы мог подумать, что в этих погибельных водах, коими несведующие люди только пугали друг друга, окажется столько богатств! И лишь ты увидел истину сквозь мрак домыслов и лжи: если бури несли сюда суда, и суда те гибли, запутавшись в травах, то что же мешает в хорошую погоду добраться до сокровищ, сложенных в трюмах? - Старый Хо восторженно всплеснул руками. - И лишь одного не понимает твой скудоумный сын: почему это надо делать с началом осени, а не летом или весной?
Конан бросил взгляд на подсохшие верхушки бурых стеблей.
– Видишь, осенью эта мерзость сохнет, словно камыш на болоте, а весной или летом наверняка цветет в полную силу.
– Не понимаю твоей драгоценной мысли, источник нефритовых щедрот…
– Сухое можно полить маслом и поджечь, - пояснил киммериец. - Конечно, ту траву, что в воде, не спалишь, но хоть будет место размахнуться веслами… - он похлопал онемевшего Хо по плечу и приказал: - Ну, выводи судно назад! И пусть парни на мачтах поглядывают внимательней - может, что еще попадется!
***
Но больше яшмовому ларцу и князю доблести не пришлось ничем поживиться в могильниках моря Му; когда солнце село и дракон драконов возлег на свое ложе, надеясь отдохнуть от дневных забот, перед ним возник Рана Риорда.
– Пришло время! - торжественно объявил дух. - Силы мои окрепли, и цель близка! Теперь мы можем оставить этот крашеный киноварью сундук вместе с его крысами и обезьянами и перенестись в желанное место - соизволеньем Древних Богов, Четырех Ветров и указующих дорогу светил!
– Кром! - буркнул Конан. - Я хотел бы сперва выспаться.
– А ты не забыл про награду? - вкрадчиво поинтересовался дух. - Скоро она окажется в твоих руках, потомок Гидаллы, ибо ты выполнил наше соглашение честно и нес меня по землям и морям. А теперь я понесу тебя… И куда быстрей, чем Шапшум, этот волосатый бурдюк с кровью!
Конан молча встал и принялся одеваться, размышляя, с чего бы это призраку припомнился Шапшум. Кутруб наверняка сожрал уже всех в Файоне и камни вылизал после обильной трапезы… Вряд ли они встретятся еще раз… Мир так огромен!
Он натянул шаровары, мягкие иранистанские сапоги, кожаную безрукавку, подвесил к поясу меч и кинжал, разместил за пазухой и за голенищем метательные ножи. Лука у него не было; лук остался на "Нефритовом Дельфине", забытый в пылу схватки. Ну, ничего… В племени Южного Ветра он выберет себе новый лук… и новую кольчугу… Наверняка оружейники атлантов столь же искусны, как иранистанские…
Затянув пояс, Конан выпрямился и взял в руки секиру. Ее лунное лезвие даже в темноте сияло серебряным светом.
– Я готов.
– Сейчас… сейчас, потомок Гидаллы…
Рана Риорда, повернувшись лицом к югу, творил колдовские пассы. Вдруг плащ его затрепетал и округлился, словно парус под напором ветра.
– Сейчас, сейчас… - бормотал дух.
"Сейчас, сейчас, - думал Конан. - Сейчас Великий Северный Ци-гум, нефритовый дракон, яшмовый ларец мудрости, улетит… Будут ли дети его горевать о нем? Будут ли…"
Он не успел додумать мысль: мир разорвался перед ним и, спустя мгновение, соединился вновь. Каюта и корабль исчезли; он стоял на высоком утесе, и над его головой ярко светили незнакомые звезды.
Сны, насылаемые богами, видят и люди, и духи, но видят по-разному: людям чаще снится то, что было, духам же - и то, что было, и то, что будет. Есть и еще одно различие: люди запоминают сны и нередко способны отыскать в них зерна истины; духи с пробуждением сны свои забывают. И это мудро устроено Митрой, ибо, если б духи помнили свои сновидения, то знали бы все наперед, а значит, могуществом сравнялись бы с богами.
Сиридиум Немедиец "Рассуждение о снах, их истинной природе и их толковании "
Глава 15. Сны Рана Риорды
Глубоко, под слоем камня, под гнетом чар, под тяжестью забвение, спала Рана Риорда, Небесная Секира. Когда-то парила она среди звезд, потом корчилась в огне кузнечного горна, стонала под ударами кузнечного молота и, трепеща, приняла в холодную и твердую свою плоть бессмертную душу и вечный зарок. Была та душа не плохой и не хорошей, а единственно верной, и делился для нее мир лишь на хозяев и врагов. Хозяев полагалось защищать, врагов - убивать; в том и было предназначение Рана Риорды.
Но сейчас все это осталось в прошлом. Крепок чародейный сон, и нет поблизости элексира, нет волшебного бальзама, теплого, алого, живительного, который сумел бы разрушить заклятья. Спи в чреве земном, обратившись в камень, забудь о прошлом, не думай о будущем… Рана Риорда спала, но древний дух ее, жестокий и непримиримый, не мог забыть о прошлом, не мог отринуть дар предвидения грядущего. И потому Небесной Секире снились сны.
***
Гремел над ней голос, подобный грому, звучный, как удары колокола, мощный, как рев водопада:
– Что сделаю я из сего камня? Скую плуг, чтобы без устали, год за годом, бороздил он мягкую землю? Скую якорь, чтобы прочно держал он судно в грозу и в бурю, в шторм и в ураган? Скую чашу для масла и вина, огромную и сияющую подобно полной луне? Или скую цепь, нерушимые оковы для врагов моих пиктов, для вождей Валузии, Туле и Грондара?.. Но вспаханные добрые земли, и быстрые корабли с мачтами и веслами, и драгоценную посуду можно отнять, ибо ни плуг, ни якорь, ни чаша не защитят в годину бедствий; возложить же цепи на врагов своих можно лишь победив их оружием. А потому скую я не лезвие плуга, а лезвие боевого топора, не острие якоря, а губительное навершие секиры, не глубокую чашу для вина, а прочные кольца для рукояти - и обратятся те кольца, и лезвие, и острие в цепь и рабский ошейник для недругов моих!
Рана Риорда словно бы видела себя со стороны - такой, какой была она в первый день творения, какой вышла из-под молота прародителя Гидаллы. Грозно искрилось и блестело ее лезвие, похожее на половинку серебряной луны, топорщился смертоносный наконечник, а на двух кольцах, приготовленных для рукояти, горели тайные знаки: крест, символ Четырех Ветров, и Семизвездье, указующее дорогу путникам и мореходам.
Голос, грохотавший над секирой, смолкал, потом раздавался вновь, проникая в холодную сталь, врубаясь нерушимым зароком:
– Отныне и впредь будешь ты узнавать мою кровь, мою плоть и руку моих потомков. Ты не предашь их, ибо карой станет развоплощение и гибель; ты не покинешь род Южного Ветра, ибо жизнь твоя будет зависеть от сыновей моих, внуков и правнуков - только они дадут тебе то, чего ты жаждешь. Предсказывая, ты не обманешь их; сражаясь, не подведешь. Попав же к чужим, ты будешь убивать, убивать и убивать! Убивать, пока не вернешься к роду моему и племени, в руки того, кто окажется старшим из моих потомков. Он насытит тебя, он тебя успокоит! Он повелит, и ты выполнишь!
В чужих руках - убивать! Убивать тех, кто завладел ею, убивать тех, против кого ее обратили… Это Небесная Секира помнила твердо. Даже во сне она жаждала крови чужаков, но особенно - стигийцев, унизивших ее пленом. Предвидя будущее, она знала, что получит их кровь, поглотит их жизни - многие и многие жизни. Но тот, кто подарит их ей, еще не родился.
Годы складывались в десятилетия, десятилетия - в века. Спала Рана Риода, и снился ей миг славы, пьянящий день победы; снился воитель Сархаб в чешуйчатом панцире из медных дисков и шлеме, напоминавшем причудливую раковину; волосы его были черны и блестящи словно полированный камень яхх, а в глазах, синих, как небо на закате, горела искра божественного огня. Снились ей стена украшенных перламутром щитов, подобных завитку морской волны, и лес копий, что раскачивался над ней; снились отблески солнца на бронзовых бортах валузийских колесниц и темные орды пиктов, бесчисленных, как галька на морском берегу, бурлящих, словно грозовые тучи, готовые пролиться каменным дождем. Снилось, как подняли ее сильные руки Сархаба - подняли и опустили, грянув, как молот о наковальню, на бронзу доспехов и шеи боевых жеребцов, на борта колесниц и валузийские шлемы, на щиты их, копья и мечи, на золотых змеев с раздутыми капюшонами, на пиктские черепа, ни пиктскую плоть и пиктское оружие. Слышала она грохот ударов, свист и шипенье всасываемой сталью крови; видела, как падают враги, устилая землю мертвыми телами.
Потом сны эти сменялись другими видениями, чудовищными и страшными. Снилось ей, как уходили корабли от берегов Атлантиды, плыли на восход и закат солнца, возвращались обратно и отправлялись вновь, груженые людьми, скотом, зерном, металлами и всем, что можно сделать из металла. Снилась грозная пора, день божьего гнева, когда дрогнула земля, и люди в ужасе и страхе мчались куда-то, гонимые жаркими ветрами, подобные неразумным тварям, ища убежища, спасения и тихого места, коего не было в тот миг нигде в мире. Снились ей сверкание молний, водяные валы и стены огня, рушившиеся горы и смерть, сомкнувшая черные крылья над теми, кто оставался на гибнущей земле Атлантиды. Снились чудовищные волны, разошедшиеся от затонувшего материка на все четыре стороны света; волны, что швырнули корабль Таванны, старейшего в роду Гидаллы, на юг, к берегам жарких Черных Земель. Снился сам Таванна и спутники его; все они приняли медленную смерть, высохнув под пылающим солнцем от голода и жажды. Вспоминались Рана Риорде и долгие годы, что провела она на мертвом судне, среди кусков гниющей ткани, среди обломков досок, среди ржавеющих цепей, среди высохших мумий, наполнявших корабельные трюмы.
Видела Небесная Секира тысячу лиц - лиц тех, кто передавал ее из рук в руки во время тысячелетних странствий по Туранскому континенту. Снились ей Рику, маленький рыбак-каброт, великан Гиромда, вождь лесных людоедов, Зала, предводитель себайо, Быстрый Олень и Кривой Коготь, Люди Травы, и многие другие, гирканцы и коринфяне, заморанцы и аргосцы, офирцы и шемиты. Она убивала почти всех; редко кому удавалось уйти от ее сверкающего лезвия, от четырехгранного острия. Стигийцы, однако, сумели… И их лица, лица трех жрецов, пробуждали в душе Рана Риорды ярость. Вернее, отзвук ярости, ибо в магическом своем забытьи Небесная Секира не могла ненавидеть по-настоящему и не могла покарать пленивших ее.
Но она знала, что наступит время мести! Смутный провидческий дар подсказывал ей, что заточение в каменном склепе не вечно. Придет освободитель - могучий, широкоплечий, черноволосый, с глазами цвета неба на закате, похожий и на Отца Гидаллу, и на Сархаба, и на Таванну… Придет! Она не ведала ни имени его, ни того, как будет называться племя освободителя, но знала, что в жилах этого народа будет течь капля древней крови, крови тех, кто пришел с благословенной земли Атлантиды. Одна лишь капля, но этого было достаточно! Достаточно, чтобы заключить союз с освободителем; достаточно, чтобы направить его к цели. Целью же был юго-восток, неведомый остров или материк, которого достигли уцелевшие суда сыновей Таванны. Там было последнее прибежище рода Южного Ветра, там обитали потомки Гидаллы, сохранившие чистоту крови, и туда стремилась Рана Риорда на протяжении тысячелетий. Но безуспешно… Не было героя, достойного ее, не было руки, которой она могла бы довериться!
Наступил миг, когда она почувствовала приближение освободителя. В зыбком мареве снов перед Небесной Секирой всплыло его лицо - суровое, грозное, как раз такое, каким оно и должно было быть; его черты говорили о родстве с племенем Гидаллы. Но главным являлась кровь! Теплая алая кровь, магический элексир, способный разрушить чары стигийцев! Древняя кровь, над которой Сет и слуги его не имели власти; кровь, унаследованная в бесчисленной череде поколений от вещего Гидаллы и предков его, самих Древних Богов.
Рана Риорда видела, как крохотные струйки этой крови стекают на пол, просачиваются в трещины меж гранитных плит, преодолевают безумно долгий путь среди камней, щебенки, остатков растрескавшегося известкового раствора… Время словно остановилось, замерло; ничтожный алый червячок полз и полз вниз, к истлевшей в пыль коже, прикрывавшей некогда лезвие огромного топора. Вот красная капелька коснулась праха, напитала его, потом ушла в холодную сталь, в самую ее глубину…
И дух Небесной Секиры выплыл из объятий колдовского сна. Он был еще слаб, но знал, что кровь потомка Гидаллы придаст ему сил. Он ощущал, что человек, ожививший его, находится близко, где-то совсем рядом. Внизу? Нет, внизу была только мертвая скала…
Выше! Выше!
Почуяв кровавый след, призрачное серебристое облачко начало подниматься наверх.
Благословен платящий свои долги, не прощающий долга крови, не забывающий о долге благодарности!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22