- Неужели вы полагали, - сказал Бедокур на удивление спокойно, - что
можно бросить вызов легким и желудку Хтона и не быть подотчетным мозгу?
- Вашему богу я не подотчетен. Я выиграл свою свободу.
- Еще нет, - сказал Бедокур. - Хтон пожаловал вам отсрочку приговора.
Вы ее не завоевали.
Слова звучали очень знакомо. Как много, сил воображало, что они
управляют его жизнью? Или они всего-навсего воображаемы?
- Как вы заметили, - продолжил Бедокур, - мы очень похожи. По
нормальным стандартам я безумен. Лишь поручение от Хтона сохраняет мое
равновесие. Хтон заботится обо мне неким способом, который вы скоро
поймете. Но вы...
- Я был осужден как душевнобольной преступник, - признался Атон. - На
Хвее этот термин еще в моде. Но все это было до смерти миньонетки. Сейчас
я в полном порядке. - Ложность этого заявления тут же поразила его. Хвеи
его больше не Любили, а это значило, что он совершенно испорчен, неважно,
сознает он причину этого или нет. Подозревала ли Кокена? Не потому ли она
держалась от него на расстоянии? Почему же в таком случае она все время
заботилась о его теле? Зачем послала победить "злодея"? Слишком многое
неразрешимо.
Но он совершил бы одну вещь ради нее, ради любви, которую, по его
мнению, он ощущал, хотя понимал, что теперь это мелкая эгоистическая вещь
- любовь, недостойная ее. Он бы сделал ей подношение, поскольку она,
похоже, этого хотела: безжизненное тело Бедокура.
- Ваше личное безумие произрастает из биологической почвы, - сказал
Бедокур. - Оно неизлечимо. Свою наследственность вам не переделать. Вы и
дальше будете садистски убивать, потому что миньон в вас жаждет
телепатического наслаждения от боли невинных жертв. Вы и дальше будете
забывать свои преступления, потому что человек в вас не может принять
преступных наслаждений, которых требует ваше второе Я. Вы и дальше будете
оправдывать решение тех, кто наложил запрет на Миньон, ненавидя себя
больше, чем кого-либо, - и по праву. О да - теперь вы знаете о своем
безумии, не так ли, миньон?
- Я убивал, - сказал Атон, - но не садистски. Мои поступки исходят из
справедливости и милосердия. Я - не химера.
Бедокур не смягчился.
- Я не говорю о честных убийствах, миньон. Конечно, в Хтоне убивать
порой необходимо. И не ваши ошибки я имею в виду: девушку на Идиллии,
месть миньонетке, пещерную женщину. Вы пытались их всех убить, но
пребываете в таком раздоре с самим собой, что не способны действенно ни
любить, ни ненавидеть. Нет, не эти поступки. Но вспомните один особый
случай: своего дружка Влома. (Да, мой бог рассказывает мне все.) Вы
утверждали о своей невиновности, потому что формально не пролили его
крови. Зато вы предали нижние пещеры и опозорили его, и подставили его под
казнь. И были там, подслушивая, когда придет химера. Ваша чувствительность
миньона уловила дикий умишко подкрадывавшейся химеры, и вы поняли, что она
идет за Вломом. Вы могли позвать людей и спасти его - но не сделали этого.
Вы были там, смакуя его боль, когда химера напала, и по-прежнему не дали
сигнал тревоги. Только его предсмертный крик призвал остальных - слишком
поздно. Вот что вы делали в Хтоне, и не единожды! Вы использовали химеру
для удовлетворения своей звериной страсти. Это и есть ваша справедливость?
Ваша... нормальность?
Атон вспоминал... Хтон, где его похоть к боли усилилась заключением.
Люди, смерть которых он смаковал; чудовищные пытки над ними существа,
которые он мог остановить, но не останавливал, пока они истекали кровью.
Греховный восторг, что страшил его; почти религиозная радость, завершаемая
судорогами наслаждения, когда наступала предсмертная агония.
Он вспомнил суд на Хвее: эксперты свидетельствовали, что его
отклонение было биологическим, а не психическим и что оно неизлечимо. Что
его не убьют, но и не выпустят - ради безопасности человечества - на
свободу. Что даже полная промывка личности не удалит запретные побуждения.
Он вспомнил приговор: Хтон.
Особенности миньона проявились у него в зрелости, но какое-то время
были целиком направлены на поиск миньонетки. Когда ее влияние ослабло,
начался ужас. Его любовь к Кокене стала последней борьбой в нем
человеческих качеств - проигранной борьбой.
Хвея все знала. Ее не было с ним в период его безумия. Она любила
того, кем он был раньше; но когда после Хтона он коснулся ее рукой
смерти...
- По этой причине, - сказал Бедокур, - вы и вернетесь в Хтон. Там вы
будете в безопасности и от собрата-человека, ибо вы вне закона, и от
самого себя, Хтон лучше поддержит ваше душевное здоровье, чем вы сами.
Хтон будет вашим богом, а вы и я станем братьями - всегда в безопасности,
всегда свободны.
Это искушало. Атон увидел, что вся его взрослая жизнь была
разрушительным кошмаром страсти и боли, заражавшим все, чего он касался.
Миньонетка была частью этого кошмара - естественной и непременной. Но
Кокена... для нее было бы лучше, поступи он с жестокостью миньона и
вышвырни ее из своей жизни. Ей было бы лучше, с себе подобными. Любовь,
которую он зародил в ней, нашла бы самое прекрасное воплощение в потере.
Но миньонетка умерла, чтобы дать ему человеческое подобие. Она его
прекрасно знала, знала о его связи с Хтоном и во всеуслышанье
высказывалась против нее. Злоба и Кокена, миньонетка и человеческая
женщина, его первая и вторая любовь - они были не соперницы, а искренние
сотрудницы в деле на его благо. Они поняли, что у Атона есть шанс, и обе
поставили на него свою жизнь. Мог ли он теперь их предать?
Возможно, обе ошибались - но они верили в его выздоровление, и ради
них он обязан пойти на крайность, отказаться от легких путей. Он не в
силах был зачеркнуть свои преступления, бежав от жизни. Он обязан был
жить, чтобы искупить вину, чтобы как-то уравновесить чаши весов. Он должен
был встретиться лицом к лицу с тем, кем он был и что сделал - и искать
пути исправления. Это и есть настоящая битва: против капитуляции, так
привлекательно предложенной доктором Бедокуром.
- Нет, - сказал Атон.
Выражение лица Бедокура изменилось.
- Я покажу вам, кто вы такой, - хрипло проговорил он. Зубы торчали из
его рта, как у пещерной саламандры. - Вы схематизируете, вы чересчур
обольщаетесь надеждами на свою грядущую праведность. Но ваше истинное
желание осталось прежним - убить себя, ибо вам известно, что вы -
соучастник в преступлении против своей культуры. Вы пытались свалить вину
на миньонетку, но действовали-то именно вы! Да вы и сами знаете, что я
имею в виду, миньон.
Отношение Атона, пока он слушал, неуловимо менялось. Сейчас он был на
грани взрыва и не мог ни приостановить его, ни перетерпеть. Лезвие
Бедокура было настороже. Обучение в космосе научило Атона приемам против
ножа - но не в руке безумного хирурга. Нормальных рефлексов здесь
недостаточно.
Бедокур продолжал:
- Вы очень удобно для себя забыли свои кровосмесительные страсти. Не
двигаться! - прохрипел он, едва Атон пошевелился. - Я не буду убивать вас,
пока в вас нуждается Хтон, но не надейтесь на полную безболезненность моей
хирургии.
Это была последняя попытка Бедокура. Мог ли он отказаться от нее? Он
был дьявольски умен.
- Там в космотеле, - настойчиво зашептал Бедокур. - Когда вы это
сделали. Когда миньонетка была наедине с вами, и вы знали, кто она. -
Блестящие линзы сверкали в окружении зеленого мерцания, как раз над
направленным лезвием. - _К_о_г_д_а _в_ы _и_з_н_а_с_и_л_о_в_а_л_и _с_в_о_ю
с_о_б_с_т_в_е_н_н_у_ю _м_а_...
Нож упал на пол - миньон нанес удар с силой и скоростью телепатии.
Бедокур уставился на утраченную вещь - воплощенная химера.
- Моли своего бога помочь! - прошептала она; горячие зубы обнажены,
когти рядом с выкатившимися глазными яблоками, готовые вырвать их из
глазниц. - Он поможет тебе умереть.
Последовала немая сцена - молодой воин и старый. После чего химера
исчезла. Атон, не трогая Бедокура, дал ему упасть.
- Я не тот, кем был, - сказал Атон, - и я никогда не был
ф_и_з_и_ч_е_с_к_о_й_ химерой. Вы искажаете то, чего не понимаете. Но я не
убью вас за это.
Бедокур лежал там, где упал - у ног Атона. В нем не было ничего
угрожающего - просто усталый старик.
- Вы сразили свою химеру, - сказал он.
- Сразил.
- Утром я возвращаюсь в Хтон. Вы свободны.
Атон подошел к люку и, распахнув его, ногами нащупывал ступеньки.
- Позвольте мне сказать по-простому, - сказал Бедокур,
приостанавливая спуск Атона. - Хтон желает от вас службы, а не смерти.
Никто на вас не обижается. Хтон поможет вам победить в другой битве.
- Нет.
- Тогда послушайте. Если бы меня любила такая женщина, как Кокена,
Хтон был бы мне не нужен. Одиннадцать месяцев назад она сломала мне руку -
я не знал, что она владеет боевым искусством - эту женщину вы не сможете
заменить. Вы потеряете ее, если не...
Атон спрыгнул на землю и пошел прочь.
- Подумайте, подумайте о дате! - кричал вслед Бедокур. - И о хвее!
Иначе...
Его голос затерялся вдали.

ВОСЕМНАДЦАТЬ
Доктор Бедокур, нынешний выразитель воли Хтона, почти доказал, что
Атон бежал лишь телом; но жертвоприношение миньонетки и забота дочери
Четвертого нарушили равновесие и помогли цивилизованному человеку в нем
победить. Его пробудили слишком рано; еще немного времени - и он стал бы
сознавать болезненные истины, которые он не видел, ослепив себя. Слепота
не решила проблем Эдипа, как и ритуальное ослепление жертв не решало
проблем у мужчин Миньона. Атон был одержим слепотой - физической и
духовной.
Еще немного, и Бедокур вообще не смог бы пробудить умирающую химеру.
Она была скрыта - слишком скрыта. В чем смысл этой преждевременной битвы?
Неужели Кокена хотела его поражения?
Нет, сомневаться в ее побуждениях было невозможно. Кокена добра, она
любит его гораздо сильнее, чем он того заслуживает. Именно ему всякий раз
чего-то не хватало. Он отверг их помолвку до того, как встретил Кокену.
Столкнул ее с горы, убил хвею.
Подумай о хвее и о дате. Что за таинственное сообщение передал
Бедокур?
Как все-таки мало он знал Кокену! Краткое время, проведенное с ней на
Идиллии, было счастливейшим в его жизни. Если бы он сумел тогда остаться с
ней, а не преследовать свои навязчивое идеи! Он знал, что у него много
общего с дочерью Четвертого. Ее воспитание, естественно, было схожим с
воспитанием сына Пятого. Она - интеллектуальная хвеянка высшего сословия
на планете, где о демократии и знать не знали; она, как небо от земли,
далека от девушек последних Династий. Прелестная раковина! Почему он
никогда не заглядывал внутрь? Как прекрасен выбор Аврелия!
"_П_о_д_у_м_а_й_ о _х_в_е_е_..."
Но ведь хвея умерла. Вся его жизнь была кошмаром, кроме Кокены - но
хвея приговорила и ее. Неужели он выиграл битву за будущее лишь для того,
чтобы провести его в одиночестве?
"_П_о_д_у_м_а_й_ о _д_а_т_е_..."
Датой был Второй Месяц, $ 403: ничем не отличимый от любою месяца и
любого года на уравновешенной Хвее - планете без времен года. Какая-то
загадка без отгадки...
В хвее же был определенный смысл. Бедокур мог не знать о последнем
эпизоде с хвеей, ибо тот произошел всего за час до их столкновения. Но он
знал, что это _п_р_о_и_з_о_й_д_е_т_, когда бы Атон ни коснулся цветка. И
предупредил, что Кокена будет потеряна, если не...
Атон уже сожалел о своем пренебрежении к посланнику Хтона. Что такого
было в хвее, которая могла спасти Кокену для недостойного ее человека?
Свойство, которое мог предсказать знающий третий?
"_П_о_д_у_м_а_й_..."
Атон думал. Быстрым шагом он двигался по знакомой с детства
местности. Вдыхал слабый запах поцарапанных стволов деревьев,
развороченной земли, вырванных сорняков, диких лесных цветов. Видел черные
очертания высоких деревьев на фоне звездного неба и слышал яростную ночную
драку хулиганов-подростков. В нем всколыхнулись воспоминания: мелочи
жизни, обретшие вес лишь потому, что они были невесомы. Запах сухой
листвы, дуновение ветерка - все чудесное отодвигалось по мере взросления в
сторону. Сейчас он минует то место, где встретил миньонетку, где получил в
подарок дикорастущую хвею.
Миньонетка сорвала ее, а он, знавший слишком много для семи лет, не
позволял ей это сделать. "Хвея - только для мужчин!" - утверждал он, и она
подарила ее ему, и хвея была у него до самой помолвки. Была и после, ибо
она не стала бы жить у женщины, которая его не любила. Хвея любила своего
хозяина и не противилась его возлюбленной до тех пор, пока продолжалась
любовь, и пока он был достоин любви.
Миньонетка сорвала ее.
Миньонетка!
Хвея выбрала ее! _М_и_н_ь_о_н_е_т_к_а_ была ее хозяйкой!
Внезапно все сошлось. Он любил ее, вернее, его кровь миньона любила
ее достаточно, чтобы сохранить растение. В конце концов, это она была
достойна, а не связанное с ней зло. Хвея отзывалась на искренние чувства и
не замечала извращений. Ненависть, которую, по мнению Атона, он ощущал
позднее к миньонетке, была ложной ненавистью. Хвею не ввести в
заблуждение.
Смерть миньонетки забрала с собой не только злую химеру, но и добрую
хвею - вот только хвея, которой владела возлюбленная возлюбленного, не
знала, что предмет любви умер. Кокена видела мертвую миньонетку, но не
сообразила, что это - хозяйка хвеи, а хвея приняла ее невинную веру за
свою собственную. Сущность хвеи была любовь, а не разум. Даже ее ясное
суждение о достойности - обманчиво. Она любила мужчину, который, в своей
основе, любил самого себя, и отвергала того, кто воистину себя ненавидел.
Если бы даже хвея принадлежала Атону, она бы все равно умерла.
Но он не был осужден. Хвея умерла, ибо он знал судьбу миньонетки и
знал о ее связи с хвеей, хотя и не сознавал этого. Когда хвея вернулась к
нему и его знанию, ей пришлось умереть.
Атон мог бы взять вторую хвею и подарить ее Кокене. Эта бы не умерла.
Он уже видел дом. В окне горел неяркий свет.
Его продолжали мучить сомнения. Почему Кокена послала его раньше
времени? Почему отказывалась прикоснуться к нему? После того, как она
посвятила три года жизни заботам об умирающем отце и слишком живучем сыне,
перед самым концом своих мучений... - почему она плакала?
"_П_о_д_у_м_а_й_ о _д_а_т_е_..."
Да, дата была преждевременной. Но _п_о_ч_е_м_у_? Бедокур наверняка
что-то имел в виду.
Атон подошел к дому и без промедления отворил дверь. Какой-то
незнакомый человек обернулся ему навстречу - рослый мужчина лет
пятидесяти, в расцвете сил, с серьезной внешностью и натруженными руками.
В его поведении угадывалась сила - ненавязчивая, но непоколебимая. Это его
дядя - Вениамин Пятый, которого он почти забыл.
- Где ты был, Атон? - строго спросил Вениамин.
Его голос был невероятно похож на голос Аврелия. Позади него на
диване лежала женская фигура.
- Кокена! - воскликнул Атон, в неуважительной спешке минуя Вениамина.
Кокена не шевелилась. Ее светлые волосы безвольно падали с края дивана,
почти касаясь пола. - Кокена... я подарю тебе другую хвею...
- Слишком поздно, молодой человек, - сказал Вениамин.
Атон не обращал на него внимания.
- Кокена, Кокена - я выиграл сражение! Злодей побежден. - Ее веки
дрогнули, но она не произнесла ни слова. - Кокена! - Атон положил ей на
руку ладонь.
Рука была холодна.
"_П_о_д_у_м_а_й_ о _д_а_т_е_... Это был год и месяц озноба. Озноб!
Она умирала, пройдя точку возврата".
- Ты думал, племянник, что ее любовь слабее, - пробормотал Вениамин,
- потому что она протекает ровно?
Атон наконец понял. Озноб поразил Хвею в первом месяце $ 305 и,
соответственно, ожидался вновь во втором месяце $ 403. Кокена это
прекрасно знала, как знал всякий обитатель Хвеи, и могла покинуть планету
- не будь у нее на руках в сущности инвалида. Вне планеты не было места,
где она могла бы спрятать Атона, - не удалось бы избежать тщательной
проверки служащих карантина, которой все еще подвергали каждый корабль,
покидавший обреченную планету. Кокена осталась, рискуя заболеть ознобом, -
и проиграла! Вместо того чтобы покинуть Хвею к новому началу болезни.
Кокена осталась ухаживать за ним и вынуждена была разбудить его, так как
один бы он не проснулся - беспомощный, с помраченным сознанием, а то бы и
просто умер от наркотиков без присмотра.
Нет, ее любовь не была слабее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26