– Слушаюсь, ваше величество.
– Так-то лучше. Я еще сделаю из тебя королеву. Сэр Бевьер!
– Да, ваше величество?
– Поставь своих сириникийцев к катапультам. Вэнион, расставь остальных рыцарей на стенах и прикажи им, чтобы грели смолу. Заласта на свободе. Он потерял всякую власть над собой, и мы не знаем, какие силы ему подвластны. В нынешнем своем состоянии он способен прибегнуть к чему угодно, а посему будем наготове – на всякий случай.
– Ты говоришь как фельдмаршал, Элана, – заметил Сарабиан.
– Я и есть фельдмаршал, – рассеянно ответила она. – Это один из моих титулов. Спархок, сможет ли Беллиом отразить нападение, если Заласта прибегнет к магии?
– Запросто, моя королева. Однако Заласта, скорее всего, этого не сделает. Ты сама видела, что случилось, когда Беллиом рассеял облако. Когда разрушают заклинание, тому, кто его сотворил, это причиняет немалые муки. Сефрения знает Заласту лучше, чем я. Она могла бы сказать, рискнет ли он так скоро вновь прибегнуть к магии.
– Так как же, Сефрения? – спросила Элана.
– Не знаю, ваше величество, – помолчав, ответила маленькая стирикская женщина. – Таким я прежде никогда его не видела. Мне кажется, что он сошел с ума. Он способен почти на все.
– Тогда нам лучше быть готовыми ко всему. Миртаи, скажи Келтэну и Улафу, чтобы привели сюда Колату. Узнаем, как далеко зашел этот заговор.
Спархок отвел Сефрению в сторонку.
– Как Заласта узнал, кто такая на самом деле Даная? – шепотом спросил он. – Ему явно все известно. Это ты сказала ему?
– Нет. Афраэль велела мне молчать.
– Занятно. Я потом поговорю с ней и выясню почему. Может быть, она уже тогда что-то заподозрила – или это один из ее знаменитых намеков. – Спархок задумался. – Или, может быть, он хотел убить Внешне казалось, что он бросил этот огненный шар в Данаю, но, возможно, на самом деле метил в тебя.
– В это я никогда не поверю, Спархок.
– Сейчас я почти готов поверить во что угодно. – Спархок на мгновение замялся. – Понимаешь, Ксанетия знала, что Заласта предатель. Она сказала нам об этом еще раньше.
– Почему ты не предупредил меня? – Сефрения была потрясена до глубины души.
– Потому что ты бы ей не поверила. Ты не склонна доверять ее словам, Сефрения. Тебе нужно было собственными глазами убедиться в предательстве Заласты. Да, кстати, Ксанетия ведь спасла тебе жизнь. Может быть, тебе захочется поразмыслить над этим.
– Не распекай меня, Спархок, – вяло усмехнувшись, попросила она. – Мне и так нелегко.
– Знаю, матушка, и боюсь, что в этом тебе никто не в силах помочь.


***

Колата проявил небывалую готовность к откровенности. Недели заключения сломили его дух, а явное стремление Заласты убить его уничтожило всякое подобие преданности бывшему сообщнику.
– Этого я не знаю, – отвечал он на вопрос Оскайна. – Спросите у Теовина. Именно он обратился ко мне с предложением от имени Заласты.
– Разве ты не ввязался в это дело еще тогда, когда занял пост министра?
– Не думаю, чтобы «это дело», как ты его называешь, началось так давно. Не могу сказать наверняка, но мне сдается, что начало ему было положено всего пять-шесть лет тому назад.
– Однако ты и до того подбирал себе союзников.
– Ну, Оскайн, это же обычная тамульская политика. Я понял, что первый министр болван, как только возглавил министерство. Единственным по-настоящему опасным моим противником был ты. Я подбирал себе союзников, чтобы противодействовать тебе – и твоей бессмысленной идее, что королевства, входящие в Империю, – иностранные государства, а не часть метрополии.
– Юридические проблемы мы можем обсудить и позже, Колата. Стало быть, это Теовин свел тебя с нашим врагом?
– Теовин и некий пьяница с сомнительной репутацией по имени Крегер. Крегер эозиец и, насколько я понимаю, и прежде имел дело с принцем Спархоком. Он знаком со всеми, кто входил в наше многочисленное сообщество, а потому из него вышел идеальный посланец – конечно, когда он бывает трезв.
– Да уж, это очень похоже на Крегера, – заметил Келтэн.
– Что именно Заласта посулил тебе, Колата? – спросил Оскайн.
– Власть, богатство – как обычно. Ты и сам министр, Оскайн. Ты знаешь правила игры и ставки, по которым мы играем. Мы все считали, что император только символическая фигура, что он легкомыслен и плохо осведомлен о том, что происходит на самом деле, – извините, ваше величество, но у нас сложилось именно такое мнение.
– Благодарю за комплимент, – ответил Сарабиан. – Именно этого я от вас и добивался. Что меня удивляет до сих пор – как вы могли не придать значения тому, что атаны верны мне лично. Неужели ни одному из вас это не пришло в голову?
– Мы недооценили вас, ваше величество. Нам казалось, что вы не в состоянии постигнуть все значение этого факта. Если б мы хоть на миг могли подумать, что вы понимаете, как много у вас на самом деле власти, – мы бы давно уже расправились с вами.
– Так я и думал. Именно поэтому я и притворялся простаком.
– Заласта говорил тебе, кто истинный вдохновитель этого заговора? – спросил Оскайн.
– Он утверждал, будто говорит от имени Киргона, – ответил Колата. – Мы, конечно, не принимали этого всерьез. Стирики странный народ. Они вечно стремятся уверить окружающих, будто представляют какую-то высшую силу, точно им не хочется самим нести ответственность за свои дела. Насколько мне известно, и идея, и воплощение заговора были делом рук Заласты.
– Думаю, пора нам выслушать и самого Заласту, – сказал Вэнион.
– Ты спрятал его в рукаве, Вэнион? – осведомилась Элана.
– В переносном смысле – да, ваше величество. Келтэн, почему бы тебе не отвести министра внутренних дел в его комнату? По-моему, он слегка утомился.
– У меня еще остались вопросы, лорд Вэнион, – возразил Оскайн.
– Мы добудем тебе все ответы на них, старина, – заверил его Итайн, – куда скорее и намного подробнее. Ты, Оскайн, слишком дотошен и неповоротлив. Это один из твоих недостатков. Мы просто слегка ускорим ход событий.
Вэнион подождал, пока Келтэн и Улаф не выведут Колату из комнаты.
– Мы уже в общих чертах говорили вам, что Ксанетия может узнать, что думают другие. Это не значит, что она способна уловить какие-то неясные чувства или настроения. Если она пожелает, то может повторить чужие мысли слово в слово. Большинство из вас, вероятно, усомнится в этом, так почему бы ей просто не показать нам, как это делается, чтобы не переливать из пустого в порожнее? Скажи нам, анара, что думает сейчас королева Элана.
– Как пожелаешь, лорд Вэнион, – отозвалась дэльфийка. – Ее величество сейчас весьма довольна происходящим, однако досадует на тебя за то, что ты помешал допросу. Далее, она рада тому, что император Сарабиан оказался способным учеником, полагая, что ныне вправе ожидать от него поступков здравых и действенных. Лелеет она также некие замыслы интимного свойства касательно своего супруга, ибо дела политические обыкновенно возбуждают и эту сторону ее натуры.
Элана вспыхнула до корней волос.
– Прекрати немедленно! – закричала она.
– Прошу прощения, ваше величество, – извинился Вэнион. – Последнего пассажа я не мог предвидеть. Ксанетия верно прочла твои мысли?
– Ты отлично знаешь, Вэнион, что на этот вопрос я не отвечу! – Лицо королевы все еще пылало.
– Но ты признаешь хотя бы, что она может проникнуть в чужие мысли?
– Я слыхал об этом даре, – задумчиво проговорил Сарабиан, – но полагал, что это тоже бредни из числа тех, которые рассказывают о дэльфах.
– Беллиом подтвердил, что это правда, ваше величество, – заверил его Спархок. – Ксанетия читает чужие мысли с той же легкостью, с какой вы – открытую книгу. Полагаю, что Заласту она прочла от корки до корки, и сможет рассказать нам все, что мы хотели бы о нем узнать. – Он взглянул на Ксанетию. – Не расскажешь ли ты нам вкратце о жизни Заласты, анара? Сефрения особенно опечалена тем, что вышло наружу в тронном зале. Если она узнает, что побудило Заласту стать предателем, быть может, ей будет легче принять то, что произошло.
– Я и сама могу говорить за себя, Спархок, – язвительно заметила Сефрения.
– Конечно, матушка. Я просто решил послужить вам посредником. Вам с Ксанетией трудно общаться напрямую.
– А в чем дело? – быстро спросил Сарабиан.
– Древняя вражда, ваше величество, – пояснила Ксанетия, – столь древняя, что никто из живущих ныне уже не помнит истинной ее причины.
– Я помню, – сквозь зубы процедила Сефрения, – и эта причина отнюдь не из древних.
– Возможно, однако внемли рассказу о Заласте, прочитанному в мыслях его, а затем уж суди сама, Сефрения из Илары.
Вернулись Келтэн и Улаф и тихонько заняли свои места.
– Заласта родился несколько столетий назад в стирикском селении Илара, что находилось в лесу близ города Каная, в Северном Астеле, – начала Ксанетия. – На седьмой год его жизни появилась на свет в том же селении та, которая ныне известна нам как Сефрения, одна из Тысячи Стирикума, наставница рыцарей Пандиона в тайнах Стирикума, член Королевского совета Элении и возлюбленная магистра Вэниона.
– Уже нет, – резко бросила Сефрения.
– Я говорю о чувствах, кои лорд Вэнион испытывает к тебе, Сефрения, – не о твоих. Семья Заласты дружила с родителями Сефрении, и согласились они меж собою, что когда Сефрения и Заласта достигнут надлежащего возраста, заключат они меж собою брак.
– Я совсем забыла об этом, – вырвалось у Сефрении. – Заласта всегда был мне другом – не более того.
– Поверь, однако, что для него сие стало средоточием всей его жизни. Когда пошел тебе девятый год, мать твоя понесла, и дитя, кое она произвела на свет, оказалось не кем иным, как Афраэлью, Богиней-Дитя, и в миг рождения ее все мечты и надежды Заласты обратились в прах, ибо жизнь твоя всецело принадлежала теперь твоей малой сестре. Гнев Заласты был беспределен, и скрылся он один в лесной чащобе, ибо самое лицо его выдавало его затаенные мысли. Много он странствовал, выискивая могущественнейших магов Стирикума, даже подвергая опасности душу свою, отверженных и проклятых. Искал он лишь одного – средства, коим человек смертный мог бы уничтожить бога; ибо отчаяние породило в нем непостижимую ненависть к Богине-Дитя, и неустанно искал он ее гибели.
Принцесса Даная громко ахнула.
– Молчи и слушай, – строго сказала ей мать.
– Я просто удивилась, мама.
– Никогда не показывай этого. Всегда старайся сдерживать свои чувства.
– Хорошо, мама.
– Шел шестой год жизни Богини-Дитя в сем новом воплощении, – продолжала Ксанетия, – когда Заласта, обезумевший от безнадежности, ибо все, с кем ни говорил он, твердили ему, что цель его недостижима для смертного, обратился к более простым средствам. Надеясь, быть может, что Богиню-Дитя можно застичь врасплох или же что в нежных своих летах не обрела она еще полного могущества, замыслил он безрассудный план одолеть ее простою силой. Хотя сама Богиня бессмертна, мыслил он, быть может, смертно ее воплощение, и, буде удастся убить его, принуждена будет Богиня искать иной сосуд для духа своего.
– И это сработало бы? – спросил Келтэн у Спархока.
– Почем мне знать? – Спархок осторожно взглянул на дочь.
Даная медленно, как бы между прочим, покачала головой.
– Во исполнение своего отвратительного замысла принял Заласта облик эленийского священника и пришел в нищие хижины тамошних крестьян, и всяко чернил перед ними стириков родного своего селения, выставляя их идолопоклонниками и почитателями демонов, коих черные обряды требуют крови эленийских девственниц. Так сильно воспламенил он их лживыми своими наветами, что в некий день собрались невежественные крестьяне и обрушились на мирное стирикское селение, убивая всех, кто попадался им на пути, и предавая огню все жилища.
– Но ведь там же был и дом Сефрении! – воскликнула Элана. – Как он мог быть уверен, что и ее не убьют?
– Сие было ему безразлично, королева Элении. Воистину мнилось ему, что лучше бы Сефрения умерла, нежели досталась Афраэли, – лучше горе, что когда-нибудь минет, чем бесплодное стремление к невозможному. Вышло, однако, так, что утром того самого дня Богиня-Дитя уговорила сестру свою пойти в лес за цветами, а потому, когда эленийские крестьяне разоряли селение, ни Сефрении, ни Афраэли там не было.
– Заласта рассказывал мне эту историю, – перебил ее Спархок. – Он сказал, что был в лесу вместе с Сефренией и Афраэлью.
– Сие не правда, Анакха. Был он тогда в селении, разыскивая их обеих.
– С какой же стати он солгал?
– Быть может, лгал он даже и перед самим собою. Деяния его в тот день были чудовищны, а природе людской свойственно таить сотворенные мерзости даже от самих себя.
– Может быть и так, – согласился он.
– Постигнешь ты глубже всю силу ненависти и отчаяния, владевших Заластой, узнав, что и родные его погибли в тот же день, – продолжала Ксанетия. – Истинно так, и отец, и мать, и сестры его пали под дубинками и косами беснующихся дикарей, коих сам же Заласта и привел в селение, пали на его же глазах.
– Я не верю тебе! – с отчаянием воскликнула Сефрения.
– Беллиом свидетель того, что я говорю правду, Сефрения, – спокойно отвечала Ксанетия, – и, ежели я нарушила клятву свою ложью, сэр Келтэн лишит меня жизни. Подвергни меня испытанию, сестра.
– Заласта говорил, что крестьян подбили напасть на наше селение твои соплеменники – дэльфы!
– Он лгал тебе, Сефрения. Велико было его разочарование, когда узнал он, что Афраэль – и ты также – уцелели. Схватившись за первую мысль, пришедшую ему на ум, переложил он собственную вину на моих сородичей, рассудив, что ты тем более охотно поверишь худшему о тех, кого уже привыкла ненавидеть. Он обманывал тебя с детских твоих лет, Сефрения из Илары, и обманывал бы поныне, если бы Анакха не вынудил его сбросить личину.
– Так ты поэтому так ненавидишь дэльфов, Сефрения? – догадалась Элана. – Ты считала, что они виноваты в гибели твоих родителей.
– И Заласта, силясь сокрыть собственную вину, не терял ни единой возможности напомнить ей об этой лжи, – сказала Ксанетия. – Столетиями отравлял он мысли ее ненавистью к дэльфам, наполняя враждой ее сердце, только бы не усомнилась она в его к сему непричастности.
Лицо Сефрении исказилось, она уткнулась лицом в ладони и разрыдалась.
Ксанетия вздохнула.
– Открывшаяся ныне истина разбередила в ней давнее горе. Она оплакивает родных своих, коих нет на свете уже много веков. – Она взглянула на Алиэн. – Уведи ее отсюда, милое дитя, и утешь. Сефрения более всего нуждается сейчас в женском сочувствии и утешении. Скоро выльются все ее слезы, и горе тогда Заласте, буде он когда-нибудь попадется в ее руки.
– Или в мои, – угрюмо вставил Вэнион.
– Кипящее масло, мой лорд, – деловито предложил Келтэн. – Свари его в масле живьем.
– Хороши также крючья, – прибавил Улаф. – Длинные крючья со славными острыми зубьями.
– Это обязательно? – содрогнувшись, осведомился Сарабиан.
– Ваше величество, – сказал Келтэн, – Заласта причинил боль Сефрении. Двадцать пять тысяч пандионцев – не считая рыцарей из других орденов – сочтут, что это касается их лично. Заласта может водрузить над своим логовом целый горный хребет, но мы все равно до него доберемся. Рыцарей церкви нельзя назвать особо цивилизованными людьми, и, когда кто-то причиняет боль тем, кого мы любим, это будит в нас худшие инстинкты.
– Отменно сказано, – пробормотал Спархок.
– Мы отвлеклись, господа, – напомнила им Элана. – Казнь Заласты мы успеем обсудить, когда поймаем его. Ксанетия, когда и как он оказался замешанным в нынешних событиях? Он действительно заключил союз с Киргоном?
– Союз сей истинно был заключен, королева Элении, причем по воле Заласты. Поражение, что потерпел он в астелийских лесах, и тягость легшей на него вины ввергли его в чернейшее и глубочайшее отчаяние. Скитался он по свету, то погружаясь в дичайший разврат, то десятилетиями живя одиноким отшельником в пустынных землях. Выискивал он всех стирикских магов, кои славились своими умениями, – будь то даже гнуснейшие отступники – и выведывал у них тайны их мастерства. Воистину, из всех стириков, что жили на земле в минувшие сорок тысячелетий, Заласта – искуснейший маг. Однако лишь одних познаний было ему недостаточно. Афраэль по-прежнему существовала, и Сефрения все так же крепко была связана с нею.
Однако неограниченные познания Заласты и подсказали ему, где искать средство, коим мог бы он разорвать сию связь. На заре времен, в далекой Талесии тролль по имени Гвериг облек в форму Беллиом, и ведомо стало Заласте, что с помощью Беллиома сумеет он исполнить давнишнее свое желание.
Затем появился на свет Анакха, и было сие знаком, что скоро и сам Беллиом покинет свое тайное укрытие, и по различным знамениям и предсказаниям узнали стирики-отступники о рождении Анакхи, и дали совет Заласте отправляться в Эозию и не спускать глаз с Анакхи во все его детство и юность, дабы узнать его лучше, – ибо надеялся Заласта, что в день, когда Анакха вернет в мир Беллиом, сумеет он отнять у него Сапфирную Розу и тем победит наконец Богиню-Дитя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58