Я люблю его, но он ужасно высокомерен. Он всегда держится так, словно все мы слишком тупы, чтобы понять, что он делает, – но я-то все понимаю. Он нарушает одно из главнейших правил. – Она махнула рукой, словно отметая что-то. – Ну да ладно, это наше с ним личное дело. Присмотри за моей сестрой, Спархок. Ей придется очень нелегко.
– Она заболеет?
– Наверное, она предпочла бы заболеть. – Богиня-Дитя вздохнула. – Хотела бы я как-нибудь избавить ее от этого, но ничего не поделаешь. Она должна пройти через это, если хочет вырасти.
– Афраэль, ей уже больше трех сотен лет.
– Ну и что? Мне в сотню раз больше, а я все еще расту. То же относится и к Сефрении. Я славная, Спархок, но я никогда не обещала, что со мной будет легко. Ей будет ужасно больно, но, когда она пройдет через это, она станет намного лучше.
– Знаешь, ты говоришь загадками.
– Я и не должна говорить ясно и просто, отец. Это одно из преимуществ моего положения.
От Кинестры до границы к западу от Сарны они продвигались не торопясь, от оазиса к оазису. Спархок не мог бы сказать наверняка, но ему казалось, что Афраэль чего-то ждет. Она и Вэнион много времени проводили над картой, и прыжки отряда через выжженную солнцем пустыню становились все короче, а стоянки в оазисах – все длиннее. Чем ближе подъезжали они к границе, тем медленнее становилось их продвижение и все чаще они просто ехали шагом по бесконечным пустынным землям, вовсе не прибегая к Беллиому.
– Трудно добиться каких-либо точных сведений, – рассказывал Итайн на четвертый день после того, как они покинули Кинестру. – В большинстве случаев свидетелями этих явлений были кочевники пустыни, а они не настолько доверяют властям, чтобы говорить с ними откровенно. Ходят обычные дикие басни о вампирах, вурдалаках, гарпиях и тому подобном, но мне сдается, что эти видения по большей части являются из бурдюка с вином. Кинезганские власти высмеивают эти россказни как бред невежественных простолюдинов, которые слишком много пьют и слишком долго жарятся на солнце. Тем не менее, они весьма серьезно относятся к сообщениям о сияющих.
– Послушай, Итайн, – слегка раздраженно сказал Келтэн, – мы слышим об этих сияющих с тех пор, как прибыли в Дарезию, и всякий раз, едва заходит речь о них, все дрожат, бледнеют и отказываются говорить. Мы посреди пустыни, удрать тебе некуда, так расскажи нам в конце концов, кто же они такие.
– Это будет фантастический и несколько тошнотворный рассказ, сэр рыцарь, – предостерег Итайн.
– Ничего, у меня крепкий желудок. Это что, чудовища? Двенадцати футов ростом и о девяти головах или что-нибудь еще в том же роде?
– Нет. На самом деле, как говорят, они похожи на самых обычных людей.
– Почему их так странно называют? – спросил Берит.
– Может, позволишь спрашивать мне? – грубо оборвал его Келтэн. Судя по всему, он до сих пор еще целиком не избавился от своих подозрений насчет Берита.
– Прошу прощения, сэр Келтэн, – растерянным и слегка задетым тоном отозвался Берит.
– Так что же? – вновь обратился Келтэн к брату Оскайна. – Что значит это название? Почему их так называют?
– Потому что они светятся, как светлячки, сэр Келтэн, – пожал плечами Итайн.
– И это все? – недоверчиво осведомился Келтэн. – Целый континент готов помереть от ужаса только потому, что какие-то люди светятся в темноте?
– Конечно нет. Их свечение – это своего рода предупреждение. Каждый житель Дарезии знает, что, если к тебе приближается некто, сияющий, как утренняя звезда, надо уносить ноги, спасая свою жизнь.
– Что же могут сделать эти чудища? – спросил Телэн. – Они едят людей живьем, разрывают их на куски или что-то в этом роде?
– Нет, – ответил мрачно Итайн. – Предание гласит, что само их прикосновение – смерть.
– Как у ядовитых змей? – спросил Халэд.
– Намного хуже, молодой господин. От прикосновения сияющего плоть человека гниет и разлагается, сползая с костей. Это посмертное гниение, только вот жертва при этом еще жива. Легенды изобилуют ужаснейшими описаниями подобных случаев. В них описываются люди, что застыли как изваяния, душераздирающе крича от муки и ужаса, а их лица и тела между тем превращались в слизь и стекали с костей, словно растаявший воск.
– Живописная картина, – содрогнулся Улаф. – Я так полагаю, эта милая особенность некоторым образом мешает поддерживать нормальные отношения с этими людьми.
– Истинно так, сэр Улаф, – усмехнулся Итайн, – но несмотря на это, сияющие принадлежат к наиболее популярным персонажам тамульской литературы – что немало может сказать об извращенности нашего мышления.
– Ты имеешь в виду страшные истории? – спросил Телэн. – Я слыхал, они многим нравятся.
– Дэльфийская литература намного сложнее подобных опусов.
– Дэльфийская? Что это значит?
– В литературе сияющие именуются дэльфами, – пояснил Итайн, – а мифический город, в котором живут дэльфы, называется Дэльфиус.
– Красивое название.
– В том-то и беда, как мне думается. Тамульцы народ сентиментальный, и мелодичность этого названия застилает слезами глаза наших третьесортных поэтов и изрядно замутняет их мозги. Они отбрасывают более неприятные стороны предания и изображают дэльфов простым пастушеским народцем, который стал жертвой чудовищного недоразумения. За минувшие семь столетий эти стихоплеты обрушили на нас неимоверное количество безвкусных пасторалей и незрелых эклог. Они изобразили дэльфов лирическими пастушками, которые сияют, как светлячки, и в тоске бродят по лугам и долам, драматически страдая от неутоленной любви и высокопарно изрекая высокопарности касательно их предполагаемой религии. Академический мир привык рассматривать дэльфийскую литературу как дурную шутку, которая слишком затянулась.
– Это отвратительно! – с непривычной для нее горячностью объявила Сефрения.
– Ваше критическое чутье делает вам честь, дорогая леди, – улыбнулся Итайн, – но, думается мне, сам выбор именно этого слова чересчур высоко ставит этот жанр. Я бы сказал, что дэльфийская литература незрела и сентиментальна, но, право, не стоит настолько принимать ее всерьез, чтобы ненавидеть ее.
– Дэльфийская литература – это лишь маска, за которой прячется наиболее злокозненная разновидность ненависти к стирикам! – отрезала Сефрения тем тоном, который обычно приберегала для ультиматумов.
Судя по всему, Вэнион был так же озадачен ее неожиданной вспышкой, как Спархок и прочие рыцари. Он огляделся, явно в поисках возможности сменить тему.
– Дело идет к закату, – заметил Келтэн, вовремя придя к нему на помощь. Восприимчивость Келтэна порой просто изумляла Спархока. – Флейта, – продолжал Келтэн, – ты не собираешься устроить нас на ночь возле какой-нибудь местной лужи?
– Оазис, Келтэн, – поправил его Вэнион. – Местные жители называют их оазисами.
– Это их личное дело. Пусть себе зовут, как хотят, а уж я всегда отличу лужу от чего-то более пристойного. Если мы намерены и дальше передвигаться старомодным способом, надо бы уже подыскивать место для ночлега, а там, к северу, на вершине холма как раз маячат какие-то развалины. Сефрения выжмет для нас воду из воздуха, и, если мы заночуем в этих руинах, нам не придется всю ночь давиться запахом вареной собачатины, как бывает всегда, когда мы становимся лагерем неподалеку от местной деревни.
– Сэр Келтэн, – со смехом сказал Итайн, – кинезганцы не едят собак.
– Я бы не поклялся в этом, не пересчитав прежде всех собак в какой-нибудь деревне – до и после завтрака.
***
– Спархок! – Халэд грубо тряс своего господина за плечо, приводя его в чувство. – Там, снаружи, какие-то люди!
Спархок отбросил одеяло и перекатился на ноги, потянувшись за мечом.
– Сколько? – шепотом спросил он.
– Я видел дюжину или около того. Они крадутся ползком среди валунов у дороги.
– Разбуди остальных.
– Хорошо, мой лорд.
– Только тихо, Халэд. – Оруженосец одарил его неприязненным взглядом.
– Извини.
Развалины, в которых они разбили лагерь, когда-то были крепостью. Грубо отесанные камни были сложены без малейших признаков известки. Песок и пыльный ветер за минувшие столетия отполировали массивные камни до блеска и округлили их края. Спархок прошел по бывшему внутреннему двору к обрушенной стене на южной стороне крепости и выглянул на дорогу.
Густой туман, наползший ночью, заслонил небо. Спархок всматривался в дорогу, мысленно проклиная тьму. Затем он услышал слабый шорох по ту сторону обрушенной стены.
– Спокойно, – прошептал Телэн.
– Где ты был?
– Где же еще? – Мальчик перебрался через стену и присоединился к пандионцу.
– Ты опять брал с собой Берита? – едко осведомился Спархок.
– Нет. С тех пор, как Берит стал носить кольчугу, он производит слишком много шума, да и честность ему, как правило, мешает.
Спархок что-то проворчал.
– Ну? – спросил он.
– Ты не поверишь, Спархок.
– Может быть, мне удастся тебя удивить.
– Там опять киргаи.
– Ты уверен?
– Я их не расспрашивал, но выглядят они точно так же, как те, на которых мы наткнулись к западу от Сарсоса. На них эти смешные шлемы, старомодные доспехи и дурацкие юбочки.
– По-моему, их называют «кильты».
– Юбка есть юбка, Спархок.
– Они заняты чем-то важным?
– Хочешь сказать, строятся ли они для атаки? Нет. Думается мне, это разведчики. У них ни копий, ни щитов, и они много ползают на брюхе.
– Пойдем, поговорим с Вэнионом и Сефренией. Они пересекли усыпанный каменным крошевом внутренний двор древней крепости.
– Наш юный вор снова нарушает приказы, – сказал друзьям Спархок.
– Ничего я не нарушал, – возразил Телэн. – Ты ведь не приказывал мне не ходить смотреть на этих людей, так как же ты можешь меня обвинять в нарушении приказа?
– Я не давал тебе приказа касательно этих людей, потому что не знал, что они там.
– Признаться, это слегка упростило мне дело.
– Наш блуждающий мальчик уверяет, что люди, крадущиеся внизу у дороги, – киргаи.
– Кто-то из наших врагов опять самоуправствует в прошлом? – предположил Келтэн.
– Нет, – сказала Флейта, слегка приподняв голову. До сих пор девочка крепко спала на руках своей сестры. – Киргаи у дороги такие же живые, как и вы. Они не из прошлого.
– Но это невозможно! – возразил Бевьер. – Киргаи вымерли.
– Правда? – отозвалась Богиня-Дитя. – Поразительно, как они сами этого не заметили. Поверьте мне, господа, уж кто-кто, а я знаю: киргаи, которые ползком движутся к вам, – самые что ни на есть современные.
– Божественная, – непререкаемым тоном проговорил Итайн, – киргаи исчезли с лица земли десять тысяч лет тому назад.
– Может быть, спустишься с холма, Итайн, и скажешь им об этом? – предложила она. – Опусти меня на землю, Сефрения.
Сефрения подчинилась со слегка удивленным видом.
Афраэль нежно поцеловала сестру и отступила на пару шагов.
– Сейчас я должна вас покинуть. Причины весьма сложны, так что вам придется просто поверить мне на слово.
– А как же киргаи? – обеспокоенно спросил Келтэн. – Мы не позволим тебе в одиночку бродить в темноте, пока они шныряют у дороги.
Флейта улыбнулась.
– Может быть, кто-нибудь все-таки объяснит ему?
– И ты бросишь нас в такой опасности? – требовательно осведомился Улаф.
– Ты боишься за свою жизнь, Улаф?
– Нет, конечно, но я надеялся пристыдить тебя, чтобы ты осталась с нами, покуда мы не разберемся с киргаями.
– Киргаи не причинят вам хлопот, Улаф, – терпеливо проговорила она. – Они очень скоро уйдут. – Флейта оглядела их и вздохнула. – Вот теперь я и вправду должна уйти, – с сожалением сказала она. – Я присоединюсь к вам позже.
Затем она заколыхалась, точно отражение в воде, и исчезла.
– Афраэль! – вскрикнула Сефрения, бросаясь к ней, – но опоздала.
– Вот это настоящие чудеса, – пробормотал Итайн. – Неужели она сказала правду о киргаях? Возможно ли, чтобы кто-то из них выжил после войны со стириками?
– Я бы поберегся называть Афраэль лгуньей, – заметил Улаф, – особенно в присутствии Сефрении. Наша матушка весьма рьяно защищает свою подопечную.
– Я это уже заметил, – улыбнулся Итайн. – Дорогая леди, я ни в коей мере не хотел бы оскорбить вас или вашу богиню, но сильно ли вас рассердит, если мы займемся кое-какими приготовлениями? История – одна из моих специальностей в университете, а киргаи обладали – и, видимо, обладают – зловещей репутацией. Я безоговорочно верю вашей маленькой богине, но… – Вид у него был встревоженный.
– Сефрения! – окликнул Спархок.
– Оставь меня в покое! – Похоже, внезапный уход Афраэли потряс ее до глубины души.
– Да очнись же ты! Афраэль должна была уйти, но она вернется позже, а мне нужен ответ прямо сейчас. Могу я использовать Беллиом, чтобы возвести какую-нибудь преграду – удержать киргаев на расстоянии, покуда то, о чем говорила Афраэль, – что бы это ни было – их не разгонит?
– Можешь, но тем самым ты откроешь врагу наше точное местоположение.
– Оно ему уже известно, – заметил Вэнион. – Сомневаюсь, чтобы эти киргаи наткнулись на нас по чистой случайности.
– Он прав, – согласился Бевьер.
– Зачем вообще возводить какую-то преграду? – осведомился Келтэн. – Спархок может перенести нас на десять миль дальше по дороге – глазом моргнуть не успеем. Я не настолько привязался к этому месту, чтобы лишиться сна, если не увижу, как над ним встает солнце.
– Я еще ни разу не делал этого ночью, – с сомнением проговорил Спархок. Он взглянул на Сефрению. – То, что я не вижу ничего вокруг, может повлиять на наше перемещение?
– Почем мне знать? – раздраженно отозвалась она.
– Прошу тебя, Сефрения! – взмолился он. – У меня проблема, и мне нужна твоя помощь.
– Что, во имя Божье, происходит?! – воскликнул вдруг Берит, указывая на север. – Взгляните вон туда!
– Туман? – переспросил Улаф, не веря собственным глазам. – Туман в земле?!
И они воззрились на диковинное явление, неумолимо приближавшееся к ним по бесплодной пустыне.
– Лорд Вэнион, – встревоженно проговорил Халэд, – отмечены на твоей карте какие-нибудь поселения к северу отсюда?
Вэнион покачал головой.
– Только пустыня.
– Однако там, на севере, огни. Они отражаются от тумана. Они почти у самой земли, но различить их все-таки можно.
– Мне и прежде доводилось видеть огни в тумане, – сказал Бевьер, – но не такие. Это не свет факелов.
– Ты прав, – кивнул Улаф. – Я никогда не видел света такого оттенка, и потом, он, кажется, просто лежит на тумане, точно его верхний слой.
– Должно быть, сэр Улаф, это стойбище какого-нибудь кочевого племени, – заметил Итайн, – Туман творит порой со светом престранные вещи. В Материоне свет отражается от перламутра, которым покрыты здания, и порой чудится, будто идешь внутри радуги.
– Сейчас мы выясним, что к чему, – сказал Келтэн. – Туман движется прямо на нас и несет с собой этот свет. – Он поднял лицо к небу. – И ветер совершенно стих. Что бы это значило, Сефрения?
Но прежде чем она успела что-либо ответить, с юга, со стороны дороги, донеслись пронзительные вопли. Телэн сломя голову пролетел через заваленный каменным крошевом двор к обрушенной стене.
– Киргаи удирают! – закричал он. – Бросают мечи и шлемы и драпают, как спугнутые кролики!
– Что-то мне это не нравится, Спархок, – мрачно проговорил Келтэн, извлекая из ножен меч.
Стена тумана, приближавшаяся к ним, вдруг разделилась и обтекла холм, на котором был разбит лагерь. Туман был густой – такой можно увидеть в приморских городах, – и он плыл по нагой бесплодной пустыне, неуклонно сжимая кольцо вокруг развалин крепости.
– Там что-то движется! – прокричал Телэн с дальней стороны развалин.
Вначале это были лишь мерцающие сполохи света, но, чем ближе придвигался непостижимый туман, тем отчетливее они становились. Спархок уже мог различить туманные очертания тел – кто бы это ни был, они походили на людей.
И тогда Сефрения пронзительно, срывая голос, закричала, как кричат одержимые безудержным гневом:
– Оскверненные! Оскверненные! Мерзкие, чудовищные, проклятые твари!
Все уставились на нее, потрясенные этим взрывом.
Туманные огни, даже не дрогнув, приближались к ним все так же неудержимо.
– Бегите! – вскрикнул вдруг Итайн. – Бегите, спасайтесь! Это дэльфы… Сияющие!
Часть 2
ДЭЛЬФИУС
ГЛАВА 11
Возможно, все дело было в тумане. Туман заволакивал все вокруг. Не было ни четких границ, ни ясно выраженной угрозы, и сияющие силуэты приближались медленно, почти плыли вверх по склону к древним развалинам, неся с собою туман. Их лица, очертания тел были неясны, размыты так, что казались смутными сияющими пятнами. Возможно, дело было в тумане – а возможно, и нет. Во всяком случае, Спархок отчего-то не ощущал тревоги.
Дэльфы остановились ярдах в двадцати от остатков стены, и светящийся туман клубился и обвивал их, озаряя ночь холодным бледным сиянием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
– Она заболеет?
– Наверное, она предпочла бы заболеть. – Богиня-Дитя вздохнула. – Хотела бы я как-нибудь избавить ее от этого, но ничего не поделаешь. Она должна пройти через это, если хочет вырасти.
– Афраэль, ей уже больше трех сотен лет.
– Ну и что? Мне в сотню раз больше, а я все еще расту. То же относится и к Сефрении. Я славная, Спархок, но я никогда не обещала, что со мной будет легко. Ей будет ужасно больно, но, когда она пройдет через это, она станет намного лучше.
– Знаешь, ты говоришь загадками.
– Я и не должна говорить ясно и просто, отец. Это одно из преимуществ моего положения.
От Кинестры до границы к западу от Сарны они продвигались не торопясь, от оазиса к оазису. Спархок не мог бы сказать наверняка, но ему казалось, что Афраэль чего-то ждет. Она и Вэнион много времени проводили над картой, и прыжки отряда через выжженную солнцем пустыню становились все короче, а стоянки в оазисах – все длиннее. Чем ближе подъезжали они к границе, тем медленнее становилось их продвижение и все чаще они просто ехали шагом по бесконечным пустынным землям, вовсе не прибегая к Беллиому.
– Трудно добиться каких-либо точных сведений, – рассказывал Итайн на четвертый день после того, как они покинули Кинестру. – В большинстве случаев свидетелями этих явлений были кочевники пустыни, а они не настолько доверяют властям, чтобы говорить с ними откровенно. Ходят обычные дикие басни о вампирах, вурдалаках, гарпиях и тому подобном, но мне сдается, что эти видения по большей части являются из бурдюка с вином. Кинезганские власти высмеивают эти россказни как бред невежественных простолюдинов, которые слишком много пьют и слишком долго жарятся на солнце. Тем не менее, они весьма серьезно относятся к сообщениям о сияющих.
– Послушай, Итайн, – слегка раздраженно сказал Келтэн, – мы слышим об этих сияющих с тех пор, как прибыли в Дарезию, и всякий раз, едва заходит речь о них, все дрожат, бледнеют и отказываются говорить. Мы посреди пустыни, удрать тебе некуда, так расскажи нам в конце концов, кто же они такие.
– Это будет фантастический и несколько тошнотворный рассказ, сэр рыцарь, – предостерег Итайн.
– Ничего, у меня крепкий желудок. Это что, чудовища? Двенадцати футов ростом и о девяти головах или что-нибудь еще в том же роде?
– Нет. На самом деле, как говорят, они похожи на самых обычных людей.
– Почему их так странно называют? – спросил Берит.
– Может, позволишь спрашивать мне? – грубо оборвал его Келтэн. Судя по всему, он до сих пор еще целиком не избавился от своих подозрений насчет Берита.
– Прошу прощения, сэр Келтэн, – растерянным и слегка задетым тоном отозвался Берит.
– Так что же? – вновь обратился Келтэн к брату Оскайна. – Что значит это название? Почему их так называют?
– Потому что они светятся, как светлячки, сэр Келтэн, – пожал плечами Итайн.
– И это все? – недоверчиво осведомился Келтэн. – Целый континент готов помереть от ужаса только потому, что какие-то люди светятся в темноте?
– Конечно нет. Их свечение – это своего рода предупреждение. Каждый житель Дарезии знает, что, если к тебе приближается некто, сияющий, как утренняя звезда, надо уносить ноги, спасая свою жизнь.
– Что же могут сделать эти чудища? – спросил Телэн. – Они едят людей живьем, разрывают их на куски или что-то в этом роде?
– Нет, – ответил мрачно Итайн. – Предание гласит, что само их прикосновение – смерть.
– Как у ядовитых змей? – спросил Халэд.
– Намного хуже, молодой господин. От прикосновения сияющего плоть человека гниет и разлагается, сползая с костей. Это посмертное гниение, только вот жертва при этом еще жива. Легенды изобилуют ужаснейшими описаниями подобных случаев. В них описываются люди, что застыли как изваяния, душераздирающе крича от муки и ужаса, а их лица и тела между тем превращались в слизь и стекали с костей, словно растаявший воск.
– Живописная картина, – содрогнулся Улаф. – Я так полагаю, эта милая особенность некоторым образом мешает поддерживать нормальные отношения с этими людьми.
– Истинно так, сэр Улаф, – усмехнулся Итайн, – но несмотря на это, сияющие принадлежат к наиболее популярным персонажам тамульской литературы – что немало может сказать об извращенности нашего мышления.
– Ты имеешь в виду страшные истории? – спросил Телэн. – Я слыхал, они многим нравятся.
– Дэльфийская литература намного сложнее подобных опусов.
– Дэльфийская? Что это значит?
– В литературе сияющие именуются дэльфами, – пояснил Итайн, – а мифический город, в котором живут дэльфы, называется Дэльфиус.
– Красивое название.
– В том-то и беда, как мне думается. Тамульцы народ сентиментальный, и мелодичность этого названия застилает слезами глаза наших третьесортных поэтов и изрядно замутняет их мозги. Они отбрасывают более неприятные стороны предания и изображают дэльфов простым пастушеским народцем, который стал жертвой чудовищного недоразумения. За минувшие семь столетий эти стихоплеты обрушили на нас неимоверное количество безвкусных пасторалей и незрелых эклог. Они изобразили дэльфов лирическими пастушками, которые сияют, как светлячки, и в тоске бродят по лугам и долам, драматически страдая от неутоленной любви и высокопарно изрекая высокопарности касательно их предполагаемой религии. Академический мир привык рассматривать дэльфийскую литературу как дурную шутку, которая слишком затянулась.
– Это отвратительно! – с непривычной для нее горячностью объявила Сефрения.
– Ваше критическое чутье делает вам честь, дорогая леди, – улыбнулся Итайн, – но, думается мне, сам выбор именно этого слова чересчур высоко ставит этот жанр. Я бы сказал, что дэльфийская литература незрела и сентиментальна, но, право, не стоит настолько принимать ее всерьез, чтобы ненавидеть ее.
– Дэльфийская литература – это лишь маска, за которой прячется наиболее злокозненная разновидность ненависти к стирикам! – отрезала Сефрения тем тоном, который обычно приберегала для ультиматумов.
Судя по всему, Вэнион был так же озадачен ее неожиданной вспышкой, как Спархок и прочие рыцари. Он огляделся, явно в поисках возможности сменить тему.
– Дело идет к закату, – заметил Келтэн, вовремя придя к нему на помощь. Восприимчивость Келтэна порой просто изумляла Спархока. – Флейта, – продолжал Келтэн, – ты не собираешься устроить нас на ночь возле какой-нибудь местной лужи?
– Оазис, Келтэн, – поправил его Вэнион. – Местные жители называют их оазисами.
– Это их личное дело. Пусть себе зовут, как хотят, а уж я всегда отличу лужу от чего-то более пристойного. Если мы намерены и дальше передвигаться старомодным способом, надо бы уже подыскивать место для ночлега, а там, к северу, на вершине холма как раз маячат какие-то развалины. Сефрения выжмет для нас воду из воздуха, и, если мы заночуем в этих руинах, нам не придется всю ночь давиться запахом вареной собачатины, как бывает всегда, когда мы становимся лагерем неподалеку от местной деревни.
– Сэр Келтэн, – со смехом сказал Итайн, – кинезганцы не едят собак.
– Я бы не поклялся в этом, не пересчитав прежде всех собак в какой-нибудь деревне – до и после завтрака.
***
– Спархок! – Халэд грубо тряс своего господина за плечо, приводя его в чувство. – Там, снаружи, какие-то люди!
Спархок отбросил одеяло и перекатился на ноги, потянувшись за мечом.
– Сколько? – шепотом спросил он.
– Я видел дюжину или около того. Они крадутся ползком среди валунов у дороги.
– Разбуди остальных.
– Хорошо, мой лорд.
– Только тихо, Халэд. – Оруженосец одарил его неприязненным взглядом.
– Извини.
Развалины, в которых они разбили лагерь, когда-то были крепостью. Грубо отесанные камни были сложены без малейших признаков известки. Песок и пыльный ветер за минувшие столетия отполировали массивные камни до блеска и округлили их края. Спархок прошел по бывшему внутреннему двору к обрушенной стене на южной стороне крепости и выглянул на дорогу.
Густой туман, наползший ночью, заслонил небо. Спархок всматривался в дорогу, мысленно проклиная тьму. Затем он услышал слабый шорох по ту сторону обрушенной стены.
– Спокойно, – прошептал Телэн.
– Где ты был?
– Где же еще? – Мальчик перебрался через стену и присоединился к пандионцу.
– Ты опять брал с собой Берита? – едко осведомился Спархок.
– Нет. С тех пор, как Берит стал носить кольчугу, он производит слишком много шума, да и честность ему, как правило, мешает.
Спархок что-то проворчал.
– Ну? – спросил он.
– Ты не поверишь, Спархок.
– Может быть, мне удастся тебя удивить.
– Там опять киргаи.
– Ты уверен?
– Я их не расспрашивал, но выглядят они точно так же, как те, на которых мы наткнулись к западу от Сарсоса. На них эти смешные шлемы, старомодные доспехи и дурацкие юбочки.
– По-моему, их называют «кильты».
– Юбка есть юбка, Спархок.
– Они заняты чем-то важным?
– Хочешь сказать, строятся ли они для атаки? Нет. Думается мне, это разведчики. У них ни копий, ни щитов, и они много ползают на брюхе.
– Пойдем, поговорим с Вэнионом и Сефренией. Они пересекли усыпанный каменным крошевом внутренний двор древней крепости.
– Наш юный вор снова нарушает приказы, – сказал друзьям Спархок.
– Ничего я не нарушал, – возразил Телэн. – Ты ведь не приказывал мне не ходить смотреть на этих людей, так как же ты можешь меня обвинять в нарушении приказа?
– Я не давал тебе приказа касательно этих людей, потому что не знал, что они там.
– Признаться, это слегка упростило мне дело.
– Наш блуждающий мальчик уверяет, что люди, крадущиеся внизу у дороги, – киргаи.
– Кто-то из наших врагов опять самоуправствует в прошлом? – предположил Келтэн.
– Нет, – сказала Флейта, слегка приподняв голову. До сих пор девочка крепко спала на руках своей сестры. – Киргаи у дороги такие же живые, как и вы. Они не из прошлого.
– Но это невозможно! – возразил Бевьер. – Киргаи вымерли.
– Правда? – отозвалась Богиня-Дитя. – Поразительно, как они сами этого не заметили. Поверьте мне, господа, уж кто-кто, а я знаю: киргаи, которые ползком движутся к вам, – самые что ни на есть современные.
– Божественная, – непререкаемым тоном проговорил Итайн, – киргаи исчезли с лица земли десять тысяч лет тому назад.
– Может быть, спустишься с холма, Итайн, и скажешь им об этом? – предложила она. – Опусти меня на землю, Сефрения.
Сефрения подчинилась со слегка удивленным видом.
Афраэль нежно поцеловала сестру и отступила на пару шагов.
– Сейчас я должна вас покинуть. Причины весьма сложны, так что вам придется просто поверить мне на слово.
– А как же киргаи? – обеспокоенно спросил Келтэн. – Мы не позволим тебе в одиночку бродить в темноте, пока они шныряют у дороги.
Флейта улыбнулась.
– Может быть, кто-нибудь все-таки объяснит ему?
– И ты бросишь нас в такой опасности? – требовательно осведомился Улаф.
– Ты боишься за свою жизнь, Улаф?
– Нет, конечно, но я надеялся пристыдить тебя, чтобы ты осталась с нами, покуда мы не разберемся с киргаями.
– Киргаи не причинят вам хлопот, Улаф, – терпеливо проговорила она. – Они очень скоро уйдут. – Флейта оглядела их и вздохнула. – Вот теперь я и вправду должна уйти, – с сожалением сказала она. – Я присоединюсь к вам позже.
Затем она заколыхалась, точно отражение в воде, и исчезла.
– Афраэль! – вскрикнула Сефрения, бросаясь к ней, – но опоздала.
– Вот это настоящие чудеса, – пробормотал Итайн. – Неужели она сказала правду о киргаях? Возможно ли, чтобы кто-то из них выжил после войны со стириками?
– Я бы поберегся называть Афраэль лгуньей, – заметил Улаф, – особенно в присутствии Сефрении. Наша матушка весьма рьяно защищает свою подопечную.
– Я это уже заметил, – улыбнулся Итайн. – Дорогая леди, я ни в коей мере не хотел бы оскорбить вас или вашу богиню, но сильно ли вас рассердит, если мы займемся кое-какими приготовлениями? История – одна из моих специальностей в университете, а киргаи обладали – и, видимо, обладают – зловещей репутацией. Я безоговорочно верю вашей маленькой богине, но… – Вид у него был встревоженный.
– Сефрения! – окликнул Спархок.
– Оставь меня в покое! – Похоже, внезапный уход Афраэли потряс ее до глубины души.
– Да очнись же ты! Афраэль должна была уйти, но она вернется позже, а мне нужен ответ прямо сейчас. Могу я использовать Беллиом, чтобы возвести какую-нибудь преграду – удержать киргаев на расстоянии, покуда то, о чем говорила Афраэль, – что бы это ни было – их не разгонит?
– Можешь, но тем самым ты откроешь врагу наше точное местоположение.
– Оно ему уже известно, – заметил Вэнион. – Сомневаюсь, чтобы эти киргаи наткнулись на нас по чистой случайности.
– Он прав, – согласился Бевьер.
– Зачем вообще возводить какую-то преграду? – осведомился Келтэн. – Спархок может перенести нас на десять миль дальше по дороге – глазом моргнуть не успеем. Я не настолько привязался к этому месту, чтобы лишиться сна, если не увижу, как над ним встает солнце.
– Я еще ни разу не делал этого ночью, – с сомнением проговорил Спархок. Он взглянул на Сефрению. – То, что я не вижу ничего вокруг, может повлиять на наше перемещение?
– Почем мне знать? – раздраженно отозвалась она.
– Прошу тебя, Сефрения! – взмолился он. – У меня проблема, и мне нужна твоя помощь.
– Что, во имя Божье, происходит?! – воскликнул вдруг Берит, указывая на север. – Взгляните вон туда!
– Туман? – переспросил Улаф, не веря собственным глазам. – Туман в земле?!
И они воззрились на диковинное явление, неумолимо приближавшееся к ним по бесплодной пустыне.
– Лорд Вэнион, – встревоженно проговорил Халэд, – отмечены на твоей карте какие-нибудь поселения к северу отсюда?
Вэнион покачал головой.
– Только пустыня.
– Однако там, на севере, огни. Они отражаются от тумана. Они почти у самой земли, но различить их все-таки можно.
– Мне и прежде доводилось видеть огни в тумане, – сказал Бевьер, – но не такие. Это не свет факелов.
– Ты прав, – кивнул Улаф. – Я никогда не видел света такого оттенка, и потом, он, кажется, просто лежит на тумане, точно его верхний слой.
– Должно быть, сэр Улаф, это стойбище какого-нибудь кочевого племени, – заметил Итайн, – Туман творит порой со светом престранные вещи. В Материоне свет отражается от перламутра, которым покрыты здания, и порой чудится, будто идешь внутри радуги.
– Сейчас мы выясним, что к чему, – сказал Келтэн. – Туман движется прямо на нас и несет с собой этот свет. – Он поднял лицо к небу. – И ветер совершенно стих. Что бы это значило, Сефрения?
Но прежде чем она успела что-либо ответить, с юга, со стороны дороги, донеслись пронзительные вопли. Телэн сломя голову пролетел через заваленный каменным крошевом двор к обрушенной стене.
– Киргаи удирают! – закричал он. – Бросают мечи и шлемы и драпают, как спугнутые кролики!
– Что-то мне это не нравится, Спархок, – мрачно проговорил Келтэн, извлекая из ножен меч.
Стена тумана, приближавшаяся к ним, вдруг разделилась и обтекла холм, на котором был разбит лагерь. Туман был густой – такой можно увидеть в приморских городах, – и он плыл по нагой бесплодной пустыне, неуклонно сжимая кольцо вокруг развалин крепости.
– Там что-то движется! – прокричал Телэн с дальней стороны развалин.
Вначале это были лишь мерцающие сполохи света, но, чем ближе придвигался непостижимый туман, тем отчетливее они становились. Спархок уже мог различить туманные очертания тел – кто бы это ни был, они походили на людей.
И тогда Сефрения пронзительно, срывая голос, закричала, как кричат одержимые безудержным гневом:
– Оскверненные! Оскверненные! Мерзкие, чудовищные, проклятые твари!
Все уставились на нее, потрясенные этим взрывом.
Туманные огни, даже не дрогнув, приближались к ним все так же неудержимо.
– Бегите! – вскрикнул вдруг Итайн. – Бегите, спасайтесь! Это дэльфы… Сияющие!
Часть 2
ДЭЛЬФИУС
ГЛАВА 11
Возможно, все дело было в тумане. Туман заволакивал все вокруг. Не было ни четких границ, ни ясно выраженной угрозы, и сияющие силуэты приближались медленно, почти плыли вверх по склону к древним развалинам, неся с собою туман. Их лица, очертания тел были неясны, размыты так, что казались смутными сияющими пятнами. Возможно, дело было в тумане – а возможно, и нет. Во всяком случае, Спархок отчего-то не ощущал тревоги.
Дэльфы остановились ярдах в двадцати от остатков стены, и светящийся туман клубился и обвивал их, озаряя ночь холодным бледным сиянием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58