Вот попадись ты ей в сухой траве, тогда придется плохо. Она большая, но не очень смелая, а на земле неповоротливая, как корова на льду. Если с ней сразиться, то особого вреда ей не принесешь. Самое большее, чего можно добиться, так это отпугнуть ее.— Сразиться? — Шелк усмехнулся. — Ты шутишь.— Может случиться, что и придется. Если она голодна и почувствует наш запах или запах лошадей, то продерется к нам и сквозь эту чащобу. Так вот. У нее есть несколько уязвимых мест. Хвост — прежде всего. Крылья загораживают ей обзор сзади, а когда она на земле, то слишком медленно разворачивается.— Если я правильно понял, — сказал Шелк, — надо забежать сзади и бить этого дракона по хвосту, верно?— Примерно так.— Белгарат, ты не в своем уме! А почему бы не использовать волшебство, чтобы отогнать ее?— Потому что она невосприимчива к волшебству, — спокойно объяснила Полгара. — Это одно из «усовершенствований», которые Торак и другие боги придумали после создания земных тварей. Идея создать дракона так увлекла его, что он выбрал эту тварь своим тотемом и всячески старался сделать ее непобедимой.— И в этом один из ее самых крупных недостатков, — кисло пошутил Белгарат. — Ну да ладно. Зато эта птица-дракон неповоротлива, глупа и не переносит боли. Если действовать умеючи, можно отпугнуть ее, не причинив себе вреда.— Возвращается! — воскликнул Эрионд.Над лесом снова разнеслось шумное хлопанье огромных крыльев.— Давайте выйдем на открытое место, — с волнением в голосе произнес Белгарат.— Вот это верно, — согласился Шелк. — Если уж дойдет до дела, то мне нужно, чтобы было где разгуляться.— Сенедра, — сказала Полгара, — ты заберись поглубже под ветки и спрячься там получше.— Хорошо, тетушка Пол, — тихим голоском ответила испуганная Сенедра.Все тихо выбрались из шатра в мокрую тьму. Дождь, стихнув, превратился в изморось. Лошади, привязанные неподалеку, нервно фыркали, и Гарион почувствовал запах страха, исходящий от них, несмотря на смолистый аромат хвои.— Все нормально, теперь давайте немного рассредоточимся, — скомандовал Белгарат, — и будем предельно внимательны. Первыми на нее не нападать, если только она не обнаружит нас.Они вышли из чащи на поляну и начали расходиться в стороны. Гарион, держа в руках меч, осторожно двинулся в дальний конец поляны, нащупывая ногой почву при каждом шаге. Он нашел большое дерево и встал за стволом.Все стояли и напряженно вглядывались в ночное небо.Шум огромных крыльев приближался, еще раз путники услышали неприятный крик птицы. Под сопровождение этого звука Гарион увидел в небе громадное огненно-дымное облако и в его свете — очертания птицы-дракона. Тварь оказалась больше, чем он предполагал. Ее крылья спокойно могли бы закрыть площадь в акр По современным понятиям — 0, 4 гектара.
. Хищный клюв был раскрыт, и Гарион смог отчетливо увидеть острые зубы, сквозь которые исторгалось пламя. У нее были очень длинная змеевидная шея, огромные когти и длинный хвост гигантской ящерицы. Птица приземлялась на поляну, размахивая хвостом, точно плетью.Эрионд вышел из-за дерева и направился в центр поляны с таким спокойствием, будто совершал привычную утреннюю прогулку.— Эрионд!Это воскликнула Полгара, видя, как птица-дракон с победоносным криком садится на поляну. С растопыренными когтями и раскрытым клювом она надвинулась на незащищенного юношу и извергла темно-оранжевый огненный смерч, чтобы поглотить Эрионда. В страхе за него Гарион выскочил из-за дерева с поднятым мечом, но не успел он подбежать к птице, как внезапно почувствовал знакомый всплеск воли тетушки Полгары, и Эрионд исчез, перемещенный ею в безопасное место.Земля вздрогнула, когда птица-дракон тяжело опустилась на поляну, крикнув в бессильной злобе и обдав поляну красноватым огненным облаком. До чего же она была велика! Ее полусложенные, с чешуйчатым покрытием крылья вздымались повыше любого дома. Подвижный хвост по толщине превосходил тело лошади, усыпанный острыми зубами клюв выглядел устрашающе. Тошнотворный запах заполнял поляну всякий раз, как она исторгала пламя. В свете этого пламени Гарион ясно увидел длинный разрез ее глаз. Судя по рассказу Белгарата, Гарион ожидал увидеть совершенно тупые глаза, но горящий взгляд, которым она окидывала поляну, показался ему возбужденным, проницательным и устрашающим.Прежде других на птицу набросились, выскочив из-за укрытия, Дарник и Тоф — первый с топором, второй с обоюдоострым мечом — и начали наносить ей удар за ударом по извивающемуся хвосту. Лес огласился криком птицы. Она выбросила в воздух огненный столб и стала цепляться когтями за суглинистую лесную почву.— Осторожно, она разворачивается! — крикнул Шелк.Птица-дракон устрашающе развернулась, хлопая гигантскими крыльями и взметая в воздух землю своим хвостом. Но Дарник и Тоф уже ретировались под прикрытие деревьев. Чудовище развернулось и принялось осматривать поляну горящими глазами, а в этот момент Шелк подскочил к ней сзади со своим коротким драснийским мечом и стал наносить ей удар за ударом в основание хвоста. Когда же птица развернулась, чтобы противостоять его нападению, он скрылся за деревьями.И тогда на поляну снова выступил Эрионд. Без тени страха на лице, преисполненный решимости, он вышел из-за деревьев и бросился к злобному чудовищу.— Чего тебе нужно? — спросил он хладнокровно. — Ты же знаешь, что не место и не время для этого.Птица-дракон, казалось, вздрогнула при звуке его голоса, и ее горящие глаза глянули настороженно.— Чему быть, того не миновать, — самым серьезным тоном продолжал Эрионд. — Этого никто из нас не избежит, и ты ничего не добьешься своими глупыми выходками. Так что лучше улетай. Мы не хотим тебе зла.Птица вздрогнула, и Гарион внезапно понял, что она не только удивлена, но и напугана. Но тут она как бы постаралась прийти в себя. Издав злобный клекот, она выпустила из раскрытого клюва огромную струю пламени, стараясь поглотить Эрионда, который даже и не попытался отскочить в сторону.Гарион напрягся до последнего нерва, каждая частица его тела рвалась на помощь Эрионду, но он обнаружил, что не может сдвинуться с места. Он стоял, сжимая в руке меч, неподвижный, не в силах помочь.Когда струя пламени иссякла, взорам странников предстал Эрионд, целый и невредимый, с выражением сожаления и решимости на лице.— Я надеялся, что нам не придется прибегать к таким вещам, — обратился он к птице, — но ты не оставляешь нам выбора. — Эрионд вздохнул. — Что ж, Белгарион, помоги ей улететь, но, пожалуйста, не причиняй излишнего вреда.Гарион почувствовал такой прилив радости и возбуждения, словно слова Эрионда вывели его из состояния оцепенения. Он бросился к птице-дракону со своим внезапно запламеневшим мечом и принялся наносить ей удары по незащищенным спине и хвосту. Появился отвратительный запах горелого мяса, птица закричала от боли, размахивая своим громадным хвостом. Гарион продолжал направо и налево рубить Ривским мечом, скорее пытаясь защитить себя, чем нанести урон птице.Острый меч без труда справлялся с чешуей, мышцами и костями птицы, и через некоторое время Гарион отрубил фута четыре от кончика извивающегося хвоста.Мощный крик птицы потряс окрестности, к небу взметнулся столб пламени.Кровь, хлеставшая из ран птицы, попала в лицо Гариону, и он перестал видеть.— Белгарион! — закричала Полгара. — Берегись!Белгарион схватился за лицо, чтобы поскорее очистить его от липкой горячей крови. С устрашающим проворством птица-дракон стала разворачиваться, впиваясь в землю когтями и молотя по ней хвостом. Шар на мече Гариона засветился ярким пламенем, голубой огонь передался мечу, он зашипел и задымился, сжигая налипшую на его лезвии кровь. Птица уже приготовилась нанести удар клювом, но отпрянула перед раскаленным мечом. Гарион занес свой меч, и птица-дракон вздрогнула и попятилась.Она действительно испугалась! По какой-то причине голубой свет меча напугал ее! Издавая крики и пытаясь защитить себя извержениями пламени, она пятилась, заливая поляну кровью из продолжавшего извиваться хвоста. Было что-то явно для нее непереносимое в свечении Шара. Охваченный приливом возбуждения, Гарион снова поднял меч, и жгучий столб пламени сорвался с конца клинка. Гарион стал разить птицу этим огнем в крылья и туловище, раздался треск и шипение. И вот, крича от боли и размахивая гигантскими крыльями, птица обратилась в бегство, цепляясь за землю когтями и поливая ее своей кровью.Тяжело и неуклюже она оторвалась от земли, прорываясь через верхние ветви деревьев по краю поляны. Оглашая окрестности страшным криком, извергая огонь и дым, поливая землю кровью, она полетела куда-то на юго-запад.Все молча наблюдали, как удаляется в дождливом небе ее огромный силуэт.Полгара, мертвенно-бледная, вышла из-за деревьев и подошла к Эрионду.— О чем ты думал в это время? — до странности спокойным голосом спросила она.— Не понимаю, о чем ты, Полгара, — ответил Эрионд, действительно удивленный.Полгара с видимым усилием старалась выглядеть спокойной.— Слово «опасность» для тебя ничего не значит?— Ты про птицу? О, она не так уж и опасна.— Ну да, а когда тебя с головой окутало огнем? — вступил в разговор Шелк.— А, ты про это? — Эрионд улыбнулся. — Но пламя-то было ненастоящим. — Эрионд обвел взглядом компанию. — Вы разве этого не знали? — спросил он, выглядя несколько удивленным. — Это только одна видимость. Все, что представляет собой зло, — это иллюзия. Мне жаль, если кто-то из вас волновался за меня, но у меня не было времени на объяснения.Полгара некоторое время смотрела на юношу, предельно спокойного, и затем обратилась к Гариону, еще не остывшему от боя.— И вы… вы… — Слова не давались ей. — Вы оба… Это невозможно выдержать!Дарник взглянул на Полгару встревоженно, потом передал свой топор Тофу и обнял ее за плечи.— Ну, успокойся, — произнес он.Некоторое время она пыталась сдерживать себя, а потом спрятала лицо на груди Дарника.— Ну ладно, ладно, Пол, — снова попытался он успокоить ее и повел к шатру. — Вот придет утро, и все покажется не таким страшным, как сейчас. Глава 3 Больше в эту дождливую ночь Гарион почти не спал. Сердце продолжало колотиться от возбуждения битвы, и он, лежа под одеялом подле Сенедры, вновь и вновь переживал события встречи с птицей-драконом. Лишь к утру он успокоился и смог вернуться к мысли, пришедшей ему в голову в пылу сражения. Ему понравилась битва, которая, казалось бы, должна была напугать его. Именно понравилась. И чем больше он думал об этом, тем отчетливее понимал, что такое с ним происходит не впервые. Еще в детстве это ощущение приходило к нему каждый раз, когда он оказывался в опасной ситуации.Его сендарийское воспитание подсказывало ему: такое влечение к стычкам и опасностям является, по-видимому, нездоровым алорийским наследием и следует контролировать себя, но он явственно сознавал, что не станет этого делать. Он наконец нашел ответ на этот надоедавший ему вопрос — «почему я?». Значит, он избран для этой трудной, опасной задачи, ибо идеально подходит для ее выполнения.— Такая миссия возложена на меня, — прошептал он. — Когда возникает необычно опасная ситуация, которую не может разрешить ни одно рациональное человеческое существо, привлекают меня.— Ты о чем, Гарион? — прошептала сквозь сон Сенедра.— Ни о чем, дорогая, — ответил он. — Просто думаю вслух. Спи, спи.— М-м-м, — промычала она и, свернувшись в клубок, теснее прижалась к нему, и он почувствовал лицом тепло ее волос.Бледный свет зари понемногу просачивался сквозь мокрые кроны деревьев.Вдобавок к непрекращающейся измороси от земли стал подниматься туман, и темные стволы елей и пихт медленно растворялись во влажном сером облаке.Гарион, открыв полусонные глаза, увидел силуэты Дарника и Тофа. Оба стояли возле погасшего очага у входа в шатер. Гарион аккуратно, стараясь не разбудить жену, выбрался из-под одеяла и надел влажные башмаки. Потом встал, набросил на плечи накидку и вышел на улицу. Взглянув на сумрачное утреннее небо, он произнес спокойным голосом человека, вставшего до восхода солнца:— Все еще сыплет, как я посмотрю.Дарник кивнул.— Такой уж сезон, теперь неделю не разгонит, а то и больше. — Он открыл кожаный мешочек, висевший на поясе, и достал оттуда трут. — Огонь надо бы разжечь.Тоф, огромный и безмолвный, подошел к шатру, взял пару кожаных ведер и пошел вниз по крутому спуску к источнику. Несмотря на свои гигантские размеры, двигался он сквозь мокрый кустарник почти бесшумно.Дарник стал на колени у очага и аккуратно сложил в центре сухие ветки.Рядом с горкой он положил трут и достал кремень и железо.— Как там Полгара, спит еще? — спросил его Гарион.— Лежит с закрытыми глазами. Говорит, что так приятно полежать в тепле, когда кто-то разводит огонь. — И Дарник улыбнулся, приятно и открыто.Гарион тоже улыбнулся ему в ответ.— Это оттого, что все эти годы она всегда встает первой. — Он помолчал. — Как она себя чувствует после сегодняшней ночи? Все переживает? — спросил он.— Я думаю, — сказал Дарник, нагнувшись над очагом и высекая искру, — она уже немного успокоилась.При каждом ударе железа о кремень сноп искр вылетал у него из-под рук.Наконец трут задымился, и кузнец стал осторожно раздувать уголек, пока не возник крошечный язычок пламени. Он поместил это пламя под сухие ветки, и они с треском занялись.— Вот и загорелось, — произнес он, убирая погашенный трут обратно в кожаный мешочек вместе с кремнем и железом.Гарион пристроился рядом и стал ломать длинные сучья.— Ты держался сегодня ночью героем, — сказал Дарник, подкладывая вместе с Гарионом сучья в огонь.— Я думаю, не героем, а ненормальным, — сухо ответил Гарион. — Разве кто в здравом уме полезет в такое дело? Несчастье в том, что я оказываюсь в центре таких событий, еще не успев понять, как это опасно. Иногда я задумываюсь: может, дедушка прав, утверждая, что тетушка Пол роняла меня в детстве и я ударялся головой?Дарник усмехнулся.— Я немножко сомневаюсь в этом, — сказал он. — Она всегда очень осторожна в обращении с детьми и другими хрупкими предметами.Они подбросили еще дров в костер. Гарион, увидев, что огонь весело пляшет на поленьях, встал. Красноватый свет костра проникал сквозь туман, и все вокруг казалось нереальным, словно ночью они невзначай пересекли границу реального и вошли в царство волшебства.Пришел Тоф с ведрами, и в этот момент из шатра появилась Полгара, расчесывая длинные черные волосы. Единственный белый локон над левой бровью почему-то казался сегодня утром раскаленным добела.— Какой хороший костер, дорогой, — сказала она, целуя мужа, а затем посмотрела на Гариона. — Как ты себя чувствуешь, все нормально?— Что? О да, прекрасно.— Может, какие порезы, ссадины, ожоги, которых ты не заметил ночью?— Нет. Похоже, я вышел из этого поединка без единой царапины. — Гарион помолчал, не решаясь задать ей вопрос. — Мы тебя действительно расстроили сегодня ночью, Полгара? Я имею в виду — Эрионд и я?— Да, Гарион, но это было ночью. Что бы ты хотел на завтрак?Некоторое время спустя, когда бледный рассвет стал увереннее пробираться сквозь деревья, вылез наружу и Шелк. Дрожа всем телом, он протянул руки над костром и стал с подозрением всматриваться в то, что кипело в котле у Полгары, поставленном на плоском камне у огня.— Опять эта размазня? — недовольно произнес он.— Овсяная каша, — поправила его Полгара, помешивая в котле длинной деревянной ложкой.— Какая разница!— Есть разница. Помельче овес или покрупнее.— Помельче, покрупнее — все равно одно и то же, Полгара.Она посмотрела на него, подняв бровь.— Скажи-ка, принц Хелдар, отчего ты по утрам вечно всем недовольный?— Потому что терпеть не могу утро. У утра есть единственный смысл — не давать, чтобы ночь и день столкнулись лбами.— Может, один из моих тонизирующих напитков придаст тебе свежесть.Он устало посмотрел на Полгару.— А, не надо, спасибо, Полгара. Теперь, когда я совсем проснулся, мне лучше.— Рада за тебя. Кстати, не мог бы ты чуть-чуть отодвинуться? Мне нужен этот край — поставить ветчину.— Как тебе будет угодно.Шелк повернулся и ушел в шатер.Белгарат, лежавший от нечего делать на своей постели поверх одеяла, с удивлением взглянул на маленького драснийца.— Для умного человека ты слишком часто позволяешь себе капризничать и взрываться, — сказал Белгарат. — Приучись не трепать нервы Полгаре, когда она готовит.Шелк что-то проворчал и взял в руки свой изъеденный молью меховой головной убор.— Пойду-ка проверю лошадей, — решил он. — Не хочешь прогуляться?Белгарат взглянул на уменьшающуюся кучку дров возле костра.— Неплохая идея, — согласился он и встал с постели.— И я с вами, — сказал Гарион. — Надо немного размяться. Похоже, я спал на корне эту ночь.Гарион набросил ремень ножен меча на одно плечо и тоже вышел из шатра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
. Хищный клюв был раскрыт, и Гарион смог отчетливо увидеть острые зубы, сквозь которые исторгалось пламя. У нее были очень длинная змеевидная шея, огромные когти и длинный хвост гигантской ящерицы. Птица приземлялась на поляну, размахивая хвостом, точно плетью.Эрионд вышел из-за дерева и направился в центр поляны с таким спокойствием, будто совершал привычную утреннюю прогулку.— Эрионд!Это воскликнула Полгара, видя, как птица-дракон с победоносным криком садится на поляну. С растопыренными когтями и раскрытым клювом она надвинулась на незащищенного юношу и извергла темно-оранжевый огненный смерч, чтобы поглотить Эрионда. В страхе за него Гарион выскочил из-за дерева с поднятым мечом, но не успел он подбежать к птице, как внезапно почувствовал знакомый всплеск воли тетушки Полгары, и Эрионд исчез, перемещенный ею в безопасное место.Земля вздрогнула, когда птица-дракон тяжело опустилась на поляну, крикнув в бессильной злобе и обдав поляну красноватым огненным облаком. До чего же она была велика! Ее полусложенные, с чешуйчатым покрытием крылья вздымались повыше любого дома. Подвижный хвост по толщине превосходил тело лошади, усыпанный острыми зубами клюв выглядел устрашающе. Тошнотворный запах заполнял поляну всякий раз, как она исторгала пламя. В свете этого пламени Гарион ясно увидел длинный разрез ее глаз. Судя по рассказу Белгарата, Гарион ожидал увидеть совершенно тупые глаза, но горящий взгляд, которым она окидывала поляну, показался ему возбужденным, проницательным и устрашающим.Прежде других на птицу набросились, выскочив из-за укрытия, Дарник и Тоф — первый с топором, второй с обоюдоострым мечом — и начали наносить ей удар за ударом по извивающемуся хвосту. Лес огласился криком птицы. Она выбросила в воздух огненный столб и стала цепляться когтями за суглинистую лесную почву.— Осторожно, она разворачивается! — крикнул Шелк.Птица-дракон устрашающе развернулась, хлопая гигантскими крыльями и взметая в воздух землю своим хвостом. Но Дарник и Тоф уже ретировались под прикрытие деревьев. Чудовище развернулось и принялось осматривать поляну горящими глазами, а в этот момент Шелк подскочил к ней сзади со своим коротким драснийским мечом и стал наносить ей удар за ударом в основание хвоста. Когда же птица развернулась, чтобы противостоять его нападению, он скрылся за деревьями.И тогда на поляну снова выступил Эрионд. Без тени страха на лице, преисполненный решимости, он вышел из-за деревьев и бросился к злобному чудовищу.— Чего тебе нужно? — спросил он хладнокровно. — Ты же знаешь, что не место и не время для этого.Птица-дракон, казалось, вздрогнула при звуке его голоса, и ее горящие глаза глянули настороженно.— Чему быть, того не миновать, — самым серьезным тоном продолжал Эрионд. — Этого никто из нас не избежит, и ты ничего не добьешься своими глупыми выходками. Так что лучше улетай. Мы не хотим тебе зла.Птица вздрогнула, и Гарион внезапно понял, что она не только удивлена, но и напугана. Но тут она как бы постаралась прийти в себя. Издав злобный клекот, она выпустила из раскрытого клюва огромную струю пламени, стараясь поглотить Эрионда, который даже и не попытался отскочить в сторону.Гарион напрягся до последнего нерва, каждая частица его тела рвалась на помощь Эрионду, но он обнаружил, что не может сдвинуться с места. Он стоял, сжимая в руке меч, неподвижный, не в силах помочь.Когда струя пламени иссякла, взорам странников предстал Эрионд, целый и невредимый, с выражением сожаления и решимости на лице.— Я надеялся, что нам не придется прибегать к таким вещам, — обратился он к птице, — но ты не оставляешь нам выбора. — Эрионд вздохнул. — Что ж, Белгарион, помоги ей улететь, но, пожалуйста, не причиняй излишнего вреда.Гарион почувствовал такой прилив радости и возбуждения, словно слова Эрионда вывели его из состояния оцепенения. Он бросился к птице-дракону со своим внезапно запламеневшим мечом и принялся наносить ей удары по незащищенным спине и хвосту. Появился отвратительный запах горелого мяса, птица закричала от боли, размахивая своим громадным хвостом. Гарион продолжал направо и налево рубить Ривским мечом, скорее пытаясь защитить себя, чем нанести урон птице.Острый меч без труда справлялся с чешуей, мышцами и костями птицы, и через некоторое время Гарион отрубил фута четыре от кончика извивающегося хвоста.Мощный крик птицы потряс окрестности, к небу взметнулся столб пламени.Кровь, хлеставшая из ран птицы, попала в лицо Гариону, и он перестал видеть.— Белгарион! — закричала Полгара. — Берегись!Белгарион схватился за лицо, чтобы поскорее очистить его от липкой горячей крови. С устрашающим проворством птица-дракон стала разворачиваться, впиваясь в землю когтями и молотя по ней хвостом. Шар на мече Гариона засветился ярким пламенем, голубой огонь передался мечу, он зашипел и задымился, сжигая налипшую на его лезвии кровь. Птица уже приготовилась нанести удар клювом, но отпрянула перед раскаленным мечом. Гарион занес свой меч, и птица-дракон вздрогнула и попятилась.Она действительно испугалась! По какой-то причине голубой свет меча напугал ее! Издавая крики и пытаясь защитить себя извержениями пламени, она пятилась, заливая поляну кровью из продолжавшего извиваться хвоста. Было что-то явно для нее непереносимое в свечении Шара. Охваченный приливом возбуждения, Гарион снова поднял меч, и жгучий столб пламени сорвался с конца клинка. Гарион стал разить птицу этим огнем в крылья и туловище, раздался треск и шипение. И вот, крича от боли и размахивая гигантскими крыльями, птица обратилась в бегство, цепляясь за землю когтями и поливая ее своей кровью.Тяжело и неуклюже она оторвалась от земли, прорываясь через верхние ветви деревьев по краю поляны. Оглашая окрестности страшным криком, извергая огонь и дым, поливая землю кровью, она полетела куда-то на юго-запад.Все молча наблюдали, как удаляется в дождливом небе ее огромный силуэт.Полгара, мертвенно-бледная, вышла из-за деревьев и подошла к Эрионду.— О чем ты думал в это время? — до странности спокойным голосом спросила она.— Не понимаю, о чем ты, Полгара, — ответил Эрионд, действительно удивленный.Полгара с видимым усилием старалась выглядеть спокойной.— Слово «опасность» для тебя ничего не значит?— Ты про птицу? О, она не так уж и опасна.— Ну да, а когда тебя с головой окутало огнем? — вступил в разговор Шелк.— А, ты про это? — Эрионд улыбнулся. — Но пламя-то было ненастоящим. — Эрионд обвел взглядом компанию. — Вы разве этого не знали? — спросил он, выглядя несколько удивленным. — Это только одна видимость. Все, что представляет собой зло, — это иллюзия. Мне жаль, если кто-то из вас волновался за меня, но у меня не было времени на объяснения.Полгара некоторое время смотрела на юношу, предельно спокойного, и затем обратилась к Гариону, еще не остывшему от боя.— И вы… вы… — Слова не давались ей. — Вы оба… Это невозможно выдержать!Дарник взглянул на Полгару встревоженно, потом передал свой топор Тофу и обнял ее за плечи.— Ну, успокойся, — произнес он.Некоторое время она пыталась сдерживать себя, а потом спрятала лицо на груди Дарника.— Ну ладно, ладно, Пол, — снова попытался он успокоить ее и повел к шатру. — Вот придет утро, и все покажется не таким страшным, как сейчас. Глава 3 Больше в эту дождливую ночь Гарион почти не спал. Сердце продолжало колотиться от возбуждения битвы, и он, лежа под одеялом подле Сенедры, вновь и вновь переживал события встречи с птицей-драконом. Лишь к утру он успокоился и смог вернуться к мысли, пришедшей ему в голову в пылу сражения. Ему понравилась битва, которая, казалось бы, должна была напугать его. Именно понравилась. И чем больше он думал об этом, тем отчетливее понимал, что такое с ним происходит не впервые. Еще в детстве это ощущение приходило к нему каждый раз, когда он оказывался в опасной ситуации.Его сендарийское воспитание подсказывало ему: такое влечение к стычкам и опасностям является, по-видимому, нездоровым алорийским наследием и следует контролировать себя, но он явственно сознавал, что не станет этого делать. Он наконец нашел ответ на этот надоедавший ему вопрос — «почему я?». Значит, он избран для этой трудной, опасной задачи, ибо идеально подходит для ее выполнения.— Такая миссия возложена на меня, — прошептал он. — Когда возникает необычно опасная ситуация, которую не может разрешить ни одно рациональное человеческое существо, привлекают меня.— Ты о чем, Гарион? — прошептала сквозь сон Сенедра.— Ни о чем, дорогая, — ответил он. — Просто думаю вслух. Спи, спи.— М-м-м, — промычала она и, свернувшись в клубок, теснее прижалась к нему, и он почувствовал лицом тепло ее волос.Бледный свет зари понемногу просачивался сквозь мокрые кроны деревьев.Вдобавок к непрекращающейся измороси от земли стал подниматься туман, и темные стволы елей и пихт медленно растворялись во влажном сером облаке.Гарион, открыв полусонные глаза, увидел силуэты Дарника и Тофа. Оба стояли возле погасшего очага у входа в шатер. Гарион аккуратно, стараясь не разбудить жену, выбрался из-под одеяла и надел влажные башмаки. Потом встал, набросил на плечи накидку и вышел на улицу. Взглянув на сумрачное утреннее небо, он произнес спокойным голосом человека, вставшего до восхода солнца:— Все еще сыплет, как я посмотрю.Дарник кивнул.— Такой уж сезон, теперь неделю не разгонит, а то и больше. — Он открыл кожаный мешочек, висевший на поясе, и достал оттуда трут. — Огонь надо бы разжечь.Тоф, огромный и безмолвный, подошел к шатру, взял пару кожаных ведер и пошел вниз по крутому спуску к источнику. Несмотря на свои гигантские размеры, двигался он сквозь мокрый кустарник почти бесшумно.Дарник стал на колени у очага и аккуратно сложил в центре сухие ветки.Рядом с горкой он положил трут и достал кремень и железо.— Как там Полгара, спит еще? — спросил его Гарион.— Лежит с закрытыми глазами. Говорит, что так приятно полежать в тепле, когда кто-то разводит огонь. — И Дарник улыбнулся, приятно и открыто.Гарион тоже улыбнулся ему в ответ.— Это оттого, что все эти годы она всегда встает первой. — Он помолчал. — Как она себя чувствует после сегодняшней ночи? Все переживает? — спросил он.— Я думаю, — сказал Дарник, нагнувшись над очагом и высекая искру, — она уже немного успокоилась.При каждом ударе железа о кремень сноп искр вылетал у него из-под рук.Наконец трут задымился, и кузнец стал осторожно раздувать уголек, пока не возник крошечный язычок пламени. Он поместил это пламя под сухие ветки, и они с треском занялись.— Вот и загорелось, — произнес он, убирая погашенный трут обратно в кожаный мешочек вместе с кремнем и железом.Гарион пристроился рядом и стал ломать длинные сучья.— Ты держался сегодня ночью героем, — сказал Дарник, подкладывая вместе с Гарионом сучья в огонь.— Я думаю, не героем, а ненормальным, — сухо ответил Гарион. — Разве кто в здравом уме полезет в такое дело? Несчастье в том, что я оказываюсь в центре таких событий, еще не успев понять, как это опасно. Иногда я задумываюсь: может, дедушка прав, утверждая, что тетушка Пол роняла меня в детстве и я ударялся головой?Дарник усмехнулся.— Я немножко сомневаюсь в этом, — сказал он. — Она всегда очень осторожна в обращении с детьми и другими хрупкими предметами.Они подбросили еще дров в костер. Гарион, увидев, что огонь весело пляшет на поленьях, встал. Красноватый свет костра проникал сквозь туман, и все вокруг казалось нереальным, словно ночью они невзначай пересекли границу реального и вошли в царство волшебства.Пришел Тоф с ведрами, и в этот момент из шатра появилась Полгара, расчесывая длинные черные волосы. Единственный белый локон над левой бровью почему-то казался сегодня утром раскаленным добела.— Какой хороший костер, дорогой, — сказала она, целуя мужа, а затем посмотрела на Гариона. — Как ты себя чувствуешь, все нормально?— Что? О да, прекрасно.— Может, какие порезы, ссадины, ожоги, которых ты не заметил ночью?— Нет. Похоже, я вышел из этого поединка без единой царапины. — Гарион помолчал, не решаясь задать ей вопрос. — Мы тебя действительно расстроили сегодня ночью, Полгара? Я имею в виду — Эрионд и я?— Да, Гарион, но это было ночью. Что бы ты хотел на завтрак?Некоторое время спустя, когда бледный рассвет стал увереннее пробираться сквозь деревья, вылез наружу и Шелк. Дрожа всем телом, он протянул руки над костром и стал с подозрением всматриваться в то, что кипело в котле у Полгары, поставленном на плоском камне у огня.— Опять эта размазня? — недовольно произнес он.— Овсяная каша, — поправила его Полгара, помешивая в котле длинной деревянной ложкой.— Какая разница!— Есть разница. Помельче овес или покрупнее.— Помельче, покрупнее — все равно одно и то же, Полгара.Она посмотрела на него, подняв бровь.— Скажи-ка, принц Хелдар, отчего ты по утрам вечно всем недовольный?— Потому что терпеть не могу утро. У утра есть единственный смысл — не давать, чтобы ночь и день столкнулись лбами.— Может, один из моих тонизирующих напитков придаст тебе свежесть.Он устало посмотрел на Полгару.— А, не надо, спасибо, Полгара. Теперь, когда я совсем проснулся, мне лучше.— Рада за тебя. Кстати, не мог бы ты чуть-чуть отодвинуться? Мне нужен этот край — поставить ветчину.— Как тебе будет угодно.Шелк повернулся и ушел в шатер.Белгарат, лежавший от нечего делать на своей постели поверх одеяла, с удивлением взглянул на маленького драснийца.— Для умного человека ты слишком часто позволяешь себе капризничать и взрываться, — сказал Белгарат. — Приучись не трепать нервы Полгаре, когда она готовит.Шелк что-то проворчал и взял в руки свой изъеденный молью меховой головной убор.— Пойду-ка проверю лошадей, — решил он. — Не хочешь прогуляться?Белгарат взглянул на уменьшающуюся кучку дров возле костра.— Неплохая идея, — согласился он и встал с постели.— И я с вами, — сказал Гарион. — Надо немного размяться. Похоже, я спал на корне эту ночь.Гарион набросил ремень ножен меча на одно плечо и тоже вышел из шатра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46