Безопасность будет обеспечена, насколько это
возможно.
- Я не могу вам это разрешить.
- Но можете не запрещать.
- Нет. Разговор бесполезен.
- Но вопрос вы разрешите?
- Занялись бы вы этим там, у вас, в приемных лагерях!
- Надежней это делать при входе на эвакодромы.
- Вы ошибаетесь.
- Господин президент, я вынужден сказать, что за вашими словами
ощущаю некую предвзятость. Меня это крайне настораживает. Да, истина -
булавка в стоге сена. Но есть способы довольно быстро выудить ее оттуда.
Не забывайте об этом.
- Вот уж о чем я могу забыть, профессор. Всегда найдется тьма
желающих напомнить. Четыре миллиона душ и всех надо собрать, охранить от
этого ада, паники, голода! Всех надо попросту пожалеть, увезти отсюда,
где-то поселить, вдохнуть в них веру и желание жить! У четырех миллионов
людей размозжена душа! Вот чего я не имею права забыть. Ни на секунду. Кто
я? Вы знаете, кто я? Я - провинциальный чиновник. Всю жизнь я смотрел на
вас, ученых, как на добрых богов, которые все знают, все могут! В конце
концов, как все, я отдавал вам долю своих денег. И не роптал. А вы? Вы,
представитель мировой науки? Вы в страшный час моего народа пришли ему
помогать? Нет. Вы явились искать истину. Как сыщик! Миллионы людей
помогают нам. Сотни тысяч не спят ночами, чтобы успеть что-то сделать для
нас. А передовая наука дифференцирует наше горе! И ей мало этого. Она
хочет проковырять дырочку и посмотреть, что там внутри!..
- Я категорически протестую!..
- Категорически?! Вот если бы вы пришли ко мне и сказали: "Мы хотим
помочь вам. Неосторожные глупые люди столкнули ваш остров в бездну. Надо
сделать все, чтобы остановить падение. Мы попытаемся. Тысяча! Три тысячи
наших коллег только и ждут, чтобы приехать! Чтобы вцепиться в эту землю
мертвой хваткой, гвоздями приколотить, да!" Я бы отдал вам все. Я пошел бы
с вами в лагеря эвакодромов. Это страшные лагеря! Вы не знаете, что это
такое! Я сказал бы: "Вот кто прибыл на помощь! Отдайте им все, что у вас
осталось. Они хотят сохранить нам хотя бы часть нашей земли". А вы? Вы
собрали восемь энтузиастов ученого сыска! И битый час расписываете мне,
как благородно мы поступим, если позволим вам что-то там искать! Истину!
Да вас в первом же лагере в клочки разорвут! Идите вы ко всем чертям! Вот!
Читайте! Наслаждение! Вы правы! Это сделали люди! - Спринглторп рванул
ящик письменного стола и протянул Левковичу синюю папочку "Преславного
дела". - Неужели это все, что вам может предложить мировая наука?
- Но это же важнейший документ! - взорвался Лев Юрьевич, потрясая
"Преславным делом". - Распубликовать! Распространить! Почему же вы
молчите? Это же преступление!
- Ну, опубликовали бы. Ну и что? Что из этого проистекло бы? Что
виновата строительная фирма, которая не ведала, что творила? Три десятка
не очень далеких людей? Свалим все на них? Нет. Виноват весь наш уклад,
наш способ жить. Вы можете предложить другой? Я не могу это правильно
выразить, меня этому не учили. Я только чувствую: нельзя это превратить в
скандальчик, в поношения десятка таких, как я, в какой-то картонной
конторе. Это не решение. Такие штуки по мелочам сто раз проделывали, и
что? И все остается по-прежнему. Нужен кто-то, кто сумеет повести это дело
правильно. У нас нет таких людей. Мы все в истерике, мы не способны. Я дал
приказ взять таких людей на стороне. Мне объясняют, что это практически
невозможно сделать. Нет таких людей во всем мире, понимаете?
- Господин президент, доверьте это дело мне.
- Вам?
- Да. Я должен извиниться перед вами. Еще не очень понимаю, что
именно, но в ваших словах есть доля правды. Есть и чушь, смешение понятий,
но не будем... Потом. Выяснится. Остановить остров! Эк куда хватили!
Полсотни лет его подтачивало, и в три дня остановить. Да тут гром небесный
нужен. Химера. Жуткая химера! Но я вас понимаю. Я ничего не могу обещать,
но... Короче, разрешите мне и моим "сыщикам" въезд, дайте бумаги. Надо
работать. Другого способа нет.
- Хорошо. Обратитесь к мадам Дэвисон. Я с ней поговорю.
- Остановить эту глыбу! Химера. Химера... У вас тут хоть лаборатория
какая-нибудь есть?
- Есть развалины политехникума. И при них несколько человек. Они
делают что могут и умеют. Свяжитесь с ними.
Спринглторп, машинально распутывая узлы на шнуре, потянул к уху
телефонную трубку.
- Памела? К вам войдет профессор Левкович, Любомир Левкович. Ему и
его людям надо как-то оформить въезд. Они собираются нам помочь, но пока
придется помогать им. Это связано с "Преславным делом".
- Ох, во наломал бы он дров, капитан! - во всеуслышание ответила
трубка. - Что-то он мне не показался.
- Месяц назад многие из нас были не лучше. Давайте попробуем, -
ответил Спринглторп, деликатно не глядя на Левковича, собиравшего со стола
разбросанные стратиграммы.
...Вновь накатился басовый рев, переломился, стал свистом.
Спринглторп посмотрел на часы. Затянули. Еще полчаса на финансовые дела, и
пора кончать.
Неспешная устоявшаяся рутина эвакуации. Деловитое управление
человеческим горем. И он во главе всей этой машины! Неужели он сумеет
довести это дело до конца? Нет, все они и он сам просто сошли с ума.
- Ко мне! Вижу цель. Вижу вас. Мой азимут - триста девять. Забегали.
Быстрей! - прохрипело в уши Спринглторпу.
- Разрешите начинать, сэр? - заторопился молодой звонкий голос.
- Начинайте, - сказал капитан Двайер. Он сидел впереди Спринглторпа,
чуть ли не на плечах у летчиков.
- Первый, к бою. Второй, к бою! Слушать меня. Наземный противник
северо-западнее, пять километров. Задача - обеспечить поголовный захват,
сопротивление подавить. Первый, азимут триста, скорость сто, высота
пятьдесят. Второй, азимут триста двадцать, скорость двести, высота сто,
заходите с севера. С севера заходите! Третий на месте, высота пятьсот!
Два передних вертолета, проваливаясь вперед в вниз, стали расходиться
в стороны. В боках у них распахнулись прямоугольные люки, и оттуда,
позвякивая длинными хоботками, высунулись пулеметы. Щетинистая седая шкура
заснеженного леса внизу повернулась, как грампластинка. Спринглторп увидел
на ней длинную прямую борозду - дорога! - большую белую проплешину -
поляна! - на ней три черных кубика - палатки! - а чуть в стороне грузовик,
автобус и самолетик.
Звонкий голос торопливо, но четко командовал. Из-под ближнего
вертолета выскочил желтый сполох, тут же на земле сверкнуло, самолетик
подпрыгнул и окутался плотным черным комком дыма. Дальний вертолет полз по
дуге над северным краем поляны. Между ним и землей посверкивали косые
зеленые нити.
Где же патрульный вертолет? Спринглторп тщетно пытался его
разглядеть. Он должен быть где-то над лагерем.
- По мне стреляют! - прохрипел первый голос. - Ребята, здоровый
такой, в черной куртке! Осторожней! У них оружие.
Из-под ближнего вертолета снова выскочил сполох, и на земле между
палатками в лесом вспух еще одна черный комок. На месте первого взрыва
пылал высокий костер, от него бежала вверх и медленно стыла кривая струя
дыма. Внезапно Спринглторп увидел, как вдоль нее камнем падает вниз
крохотный вертолетик. Вот он повис, раскачиваясь, над самой землей.
- Психи, кончай бегать. Соберись подо мной, руки вверх! Не то всех
перещелкаем! Брось пушку, гад! Брось, говорю! - хрипело в ушах. Это пилот
патрульной машины командовал по радиомегафону тем, на земле, не выключаясь
из общей связи.
- Белый флаг! Они выкинули белый флаг, - вновь заспешил звонкий
голос. - Прекратить огонь. Первый, на посадку. Нулевой, второй - в
воздухе. Третий, пожалуйста, не приближайтесь.
- Кто у флага, стой, не отходи. Бог за вас, - снова прохрипел
патрульный. - Лейтенант, горючку теряю. Похоже, он мне дырку сделал. Огня
нет?
- Огня нет, - ответил звонкий голос. - Разрешаю вам сесть.
Ближний вертолет заскользил к лагерю. На земле тучей взметнулся снег,
и машина исчезла в белой облаке. Вот из него побежали к палаткам черные
комочки.
- Операция закончена, всем разрешаю посадку, - ликовал звонкий голос.
- Здесь сам Живодер-паша. Мы его взяли. Он!
Мрачные опасения полковника Уипхэндла оправдались. Гиен было немного,
но они были. Что гнало этих людей с далеких благополучных берегов, ночами,
над грозным океаном на эту распадающегося под ногами землю? Спринглторп не
мог этого понять. Здесь не было золота, скульптур, картин - их не было у
него, и ему казалось, что все это есть где-то там. Скажем, в Италии. А в
его стране, стране крестьян, рудокопов, рыбаков, мелких лавочников, еле
сводивших концы с концами, - что у них может быть, кроме расхлябанных
движков и дедовской утвари?
Он спустился на землю вслед за Двайером. Пахло гарью. Командир
десанта, молоденький лейтенант, был на седьмом небе от счастья. Его первый
бой проведен по всем правилам на глазах начальства. Противник ошеломлен,
раздавлен. Взято в плен одиннадцать человек. И среди них сам Живодер-паша,
о котором тревожно шепчутся в эваколагерях...
Нынче утром, часов в девять, радиодозор засек в воздухе самолет. Он
летел в юго-запада на малой высоте. Крохотная зеленая точечка исчезла с
экрана где-то в этих местах. Сообщили Двайеру. "Гиены, - сказал тот. -
Будем ликвидировать". И немедля позвонил Спринглторпу: "Накрыли гиен.
Видимо, крупный лагерь. Будем брать. Вы хотели досмотреть. Поедете?" "Да",
- ответил Спринглторп. "Тогда в я лечу, - заключил Двайер. - Высылаю за
вами. Вылетаем через полчаса. Надо спешить. Туда только что пожаловали
гости, в долго ждать они не буду!".
Лагерь существовал, видимо, неделю-другую. За одной ив палаток кучей
валялись на снегу домашние сейфы, разъятые плазменными резаками. В этой
палатке было что-то вроде мастерской. На разостланных пластиковых
полотнищах лежали горелки, дрели, баллоны с аргоном, какие-то инструменты.
- Металлоискатель, - указал лейтенант на длинные штыри с
разветвлением на концах. - Искали в развалинах сейфы.
- За чем охотились? - выдавил Спринглторп. Его подвели к штабелю
тюков на краю выжженного круга. Один тюк обгорел, развалился.
Полуобугленный ковер, какой-то белый мех, тошнотворный запах паленой
шерсти. Торчит хрустальное горлышко вазы. И это все?
- Нет. Ценные бумаги иностранных фирм. И наших тоже.
- Наших-то зачем? - почти беззвучно спросил Спринглторп.
- Н-не знаю, сэр, - на миг растерялся лейтенант. На снегу, сцепив
руки на головах, сидели пленные. Почти все в одинаковых рыжих куртках с
вывернутыми карманами. Двое отдельно - у них на коленях грязноватая
простыня. "Это те, что выкинули белый флаг", - сообразил Спринглторп.
Держа пленных под прицелом, похаживали по снегу трое караульных.
"Надо поговорить. Хотя бы с Живодером. Который из них Живодер?" -
подумал он и шагнул было к пленным, но у ног своих увидел троих,
неподвижно лежащих ничком. Снег рядом был весь в красных пятнах.
Он отшатнулся и пошел к палатке. У входа на замасленном брезенте
горкой лежали пистолеты, пара автоматов и несколько потертых нательных
кошелей. - Бесхозное оружие. Кой для кого ценная вещь. Лейтенант поднял
один из кошелей, расстегнул, подал. Кошель был неожиданно тяжел. Кольца,
серьги, ожерелья - безобразно спутанный ком, покалывающий глаза бликами...
...Он вошел в палатку: десяток надувных матрацев, спальные мешки,
скомканные одеяла, пара складных стульчиков, нетопленная железная печка, в
изголовье одного из матрацев - большой кубический предмет, прикрытый
полотенцем.
Лейтенант, протиснувшись между матрацами и обойдя лежащий на полу
рюкзак, подошел к кубическому предмету и сдернул полотенце. В полумраке
блеснул хрустальный куб, и Спринглторп тоскливо замер. Чуть вздернутый
вперед, в полном блеске славы, в торжестве развернутых парусов и плещущих
вымпелов в кубе застыл фрегат "Беллерофонт". Модель была выполнена с
отчаянной скрупулезностью одряхлевшего боцмана - памятник любви к
безвозвратно ушедшей поре странствий, воли и каждодневного утверждения
силы своих рук и глотки.
Давным-давно, настолько давно, что это словно случилось с кем-то
другим, он увидел, быть может, именно этот фрегат в витрине столичного
магазина. Близилось рождество, на витрине сказочно искрились невероятно
красивые вещи, без которых человек не может жить. Ему было десять лет,
ровно столько, сколько нужно, чтобы понять это раз и навсегда. И ровно
столько, чтобы знать: такой игрушки у него никогда не будет. Ведь он уже
разумел смысл цифр на этикетке.
Он прожил потом пятьдесят с лишним лет, из памяти бесследно ушли
сотни обид и унижений, десятки мелких побед и радостей. Но эта не его
игрушка - не ушла. Не то чтобы он все время помнил о ней, нет. Этот образ
порой оживал сам собой, безо всякого усилия или заведомого желания. И
становилось до тоски ясно: будь у него "Беллерофонт", вся его жизнь была
бы совершенно иной. И он сам представал перед собой тем, другим, кем
угодно, только не инспектором по гражданскому строительству с краю, где
мужицкая хитрость и ненависть к надзору почитались доблестями, достойными
народной памяти.
Чтобы ничего подобного не случилось с Джонни, он и купил сыну
желанный мотоцикл...
- Живодер говорит, что сейчас они ничего не собирались выбрасывать на
рынок. Говорит, что лет через двадцать этим вещам не будет цены, - пел
лейтенант-победитель.
- Что ж, наверное, он прав, - тихо сказал Спринглторп, повернулся,
тронул жестяную печурку. Она ответила гулким шуршанием прокаленной и
остывшей ржавчины. "И парус напряжен, как грудь поющей девы" - откуда это?
Палатка, пропахшая потом опасливой возни в развалинах. И "Беллерофонт".
Встретились.
Закрывая выход из палатки, перед ним высился капитан Двайер.
Спринглторп поднял на него вопросительный взгляд.
- Лейтенант, выйдите, - негромко скомандовал капитан. - Спринглторп,
постойте минутку. Нам надо серьезно поговорить. Сядьте.
- В чем дело? Что случилось? - удивился Спринглторп, послушно садясь
на шаткий раскладной стульчик.
- Прочтите это и подпишите, - сказал Двайер, протягивая сложенный
лист бумаги.
Текст был отпечатан на плохой машинке через очень жирную ленту, так
что отдельных букв было просто не разобрать. "К народу и армии, - читал
Спринглторп. - В тяжкий час нашей отчизны бремя власти пало на моих
сгорбленных годами плеч. Я, как мог, прилагал все силы для спасения нашего
страдающего народа, его материальных и духовных ценностей. Я знаю, что вы
верите в честность и глубину моих усилий, и тем более горестно для меня
сознание, что тяжесть лет и пошатнувшееся здоровье препятствуют мне на
этом пути, лишая мой труд той полноты, которая необходима в это
судьбоносное время. Но рядом со мною трудятся молодые и сильные люди,
которые, по моему убеждению, достойны стать у кормила власти. Настоящим я
слагаю с себя всю полноту власти и назначаю своим преемником на посту
президента республики Осгара Милтона Двайера и рекомендую ему назначить на
пост вице-президента Ройга Нейна Калверта. Я призываю вас объединиться
вокруг них с той же самоотверженностью, с тем же патриотизмом, с каким вы
объединялись вокруг меня, с каким неизменно объединяется наш народ вокруг
своих вождей в часы испытаний. Н.С.Спринглторп. Линкенни, января".
Не смотреть на Двайера - это было самое главное. Не смотреть. И он
поднял на него глава. "Молчи! Не говори ни слова! Молчи!" - твердил он
себе и лихорадочно перебирал мятые слова, обрывки фраз, чтобы что-то
сказать, потому что молчать было невозможно. Молча встать и пойти прямо на
Двайера, как на пустое место! И что он сделает? Будет кричать? Попытается
остановить силой? Ах да, он достанет пистолет и будет грозить пистолетом.
И вдруг Спринглторпу стало смешно. Ну да! Двайер будет пугать его
пистолетом. Его! Схоронившего сына! Схоронившего жену! Схоронившего, давно
схоронившего свою былую жизнь! Живущего не по своей воле, согласившегося
стать чем-то простым, полезным, почти неодушевленным! Сначала для
Уипхэндла! Потом для Джеффриса! Потом для Баунтона, потом для всех-всех.
Разве его можно испугать пистолетом! Как он смешон, этот захолустный
бонапартишка! А Калверт? Гадатель по географической карте! Ополчились!
Заговорщики! Кто это сочинял? Калверт, Калверт!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13