..
Толли схватил ручку и подписал бланки. Врач забрал их, пробежал глазами, наконец достал из кармана измятый, многократно сложенный лист бумаги. Разгладив его на столе, Толли увидел внизу полдюжины подписей.
«Ваш счет в центральном компе — шестьдесят кредиток. Расходуйте их по своему усмотрению». Подписались шесть тюремных надзирателей — мужчины и женщины, с которыми он играл в карты, заплатили долг. У него затуманились Глаза.
— Может, передумаете? — спросил врач.
Толли отрицательно покачал головой, складывая листок.
— Можно, я оставлю это у себя?
— Записка будет сохранена вместе с вашими вещами. Когда вас выпустят, все вернут.
— Но тогда это уже не будет играть роли, верно?
— Такой, как сейчас — нет, — ответил врач. — До поры.
Толли вернул листок.
— Я дам вам успокоительное. — Доктор вызвал служителя, и тот принес чашку. Толли выпил голубую жидкость и не ощутил никакой перемены в самочувствии.
Врач придвинул к нему по столу чистый лист, рядом положил авторучку.
— Изложите ваши впечатления о Пелле, будьте любезны.
За дни тестирования. Толли привык к самым необычным просьбам. Он принялся писать о том, как его расспрашивали надзиратели и как ему наконец понравилась их обходительность. Слова расползались, буквы наслаивались друг на дружку и переплетались, затем авторучка и вовсе сбежала с листа на стол и не смогла найти обратный путь. Врач забрал авторучку.
ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ
1. ПЕЛЛ: 28.5.52
Дэймон смотрел на лежащий перед ним доклад. Он не привык к подобным процедурам. Военно-полевой суд действовал быстро и жестко, и приговор лег на стол Дэймона вместе с тремя кассетами и кипой бумаг, обрекающих пятерых на Урегулирование.
Стиснув зубы, он просмотрел кассеты. На большом настенном экране сменяли друг друга сцены мятежа, картины убийства. Никаких проблем с составом преступлений или опознанием преступников. Офис юрслужбы был завален делами, времени на их пересмотр или хотя бы подробную проверку совершенно не оставалось. Юристы противостояли силе, способной погубить всю станцию, силе, уже показавшей себя на «Хансфорде». А теперь и на станции отыскались безумцы, которые едва не вывели из строя систему жизнеобеспечения, запалили костры в доке и пошли на полицию с кухонными ножами.
Он отодвинул бумаги, затребовал у компа бланк для санкции. Приговор, безусловно, несправедлив, ведь эти пятеро выдернуты из толпы наобум. Они столь же виновны, как и многие другие. Зато эти пятеро уже никого не убьют, не поставят под угрозу хрупкую стабильность Пелла, от которой зависит жизнь десятков тысяч людей. «Полное Урегулирование», — написал он, и это означало радикальную перестройку личности. Решаясь на этот шаг, он чувствовал себя премерзко. И боялся. Военное положение застало Дэймона врасплох, его отец промучался всю ночь, прежде чем предложил совету выход из ситуации.
Из офиса общественного адвоката запросили копию санкции. Обвиняемых следовало допрашивать по одному, следовало принимать от них жалобы. В сложившейся обстановке эту процедуру также сочли излишней. К ней вернулись бы только в случае явной судебной ошибки. Но доказательства ошибки, даже если она и была допущена, находились в "К", то есть в недосягаемости. Пожалуй, несправедливость заключалась и в том, что осудили мятежников только по свидетельству полицейских, подвергшихся нападению, и по кадрам из фильма, который не показывал, как начались беспорядки.
На столе Дэймона лежали заявления о пятистах кражах и более тяжких преступлениях. До карантина его офис рассматривал одно-два подобных заявления в год, а сейчас комп был завален запросами юристов. Сколько дней ушло на идентификацию беженцев и подготовку документов, и вот все труды насмарку! Украденных и сожженных удостоверений не счесть, а ни одному из оставшихся верить нельзя. Громче всех паспорта, очевидно, требуют мошенники. Там, где правит террор, письменные показания под присягой не стоят выеденного яйца, ведь ради личной безопасности люди поклянутся в чем угодно. Даже некоторые из тех, кто прибыл на Пелл в установленном порядке и имел документы, еще не прошли идентификацию. Полиция изъяла кредитные карточки и паспорта, чтобы уберечь их, и передала другим службам, которым надлежало провести тщательное опознание и найти надежных поручителей. Но при таком наплыве беженцев дело двигалось очень медленно, к тому же на станции, вне карантина, не было места для всех, кто прошел проверку.
Это было безумием. Администрация не жалела сил и средств, спеша ликвидировать карантин, но с каждым днем положение дел все ухудшалось.
«Том, — отстукал Дэймон на клавиатуре кома Тому Ушанту из офиса адвоката, — если, читая любое из этих дел, почуешь неладное, сразу возвращай. У нас жуткая запарка, возможны ошибки. Я не хочу, чтобы они обнаружились после Урегулирования».
Вопреки ожиданиям, Дэймон быстро получил ответ:
"Дэймон, хочешь нажить бессонницу — загляни в досье Толли. Его уже регулировали — на «Расселе».
«Ты имеешь в виду, что его лечили?»
«Какое там — лечили! Его пытали!»
«Я посмотрю». — Дэймон прервал связь, отыскал ключ и вывел досье на дисплей компа.
Одна за другой появлялись страницы, не сообщая почти ничего ценного. Название и номер корабля, служебные обязанности… Военоп мог знать свой пульт и цель, но вряд ли что-нибудь еще… Воспоминания о родине. Отец и мать, погибшие при налете Флота на шахты в системе Сытина. Брат, убитый на войне. Иными словами, достаточно причин для мести. Жил у тети по материнской линии на самом Сытине, на чем-то вроде плантации. Затем — государственная школа с углубленным изучением некоторых дисциплин. Интереса к большой политике, как и неприятия идеологии, не проявил. Страницы запестрели сумбурными, расплывчатыми, рваными фразами, обнажавшими самое личное, самое сокровенное. Такое возможно только при Урегулировании, когда большая часть твоего "я" беспомощна и беззащитна, как лягушка под скальпелем вивисектора. Ярче всего — боязнь одиночества. Ты — бремя на плечах родни и заслуживаешь, чтобы тебя бросили. Комплекс вины из-за утраты семьи и растущая уверенность в том, что это повторится. Лейтмотивом — любовь к тетке. «Заботилась обо мне… любила…» Он не хотел покидать ее дом, но с Унией не поспоришь: государство тебе помогало, изволь платить по счетам. Военное училище, мощная гипнопедия, армейский распорядок и ни единого отпуска домой. Некоторое время приходили письма от тетки. Дядя не написал ни разу. Потом письма кончились, и он решил, что тетя умерла. «Иначе писала бы. Она любила меня». Но в душе — затаенный страх: «Нет, не любила. На самом деле ей нужно было только государственное пособие». Опять чувство вины! Домой он не вернулся — он заслужил и эту потерю. Он написал дяде, но ответа не получил, и это серьезно уязвило его, хотя они с дядей и недолюбливали друг друга. Позиции. Идеалы. Еще одна рана — рухнувшая дружба, вернее, мальчишеская любовь, — снова оборвалась переписка. Последняя привязанность — к товарищу по оружию. Конец был печален. Чувство вины обострилось до предела. «Любила меня…» — повторял он жалобно; звучало в этих словах и затаенное одиночество, и многое другое.
Дэймон начинал понимать. Боязнь темноты, смутный, периодически повторяющийся кошмар: белая-пребелая комната, допросы, наркотики — вопреки всем правилам Компании, вопреки правам человека. На Расселе применяли психотропы. Ни перед чем не останавливались, лишь бы вырвать у Толли то, чего у него попросту не было. Его пленили в зоне Маринера и в панике доставили на Рассел. Станция ожидала удара и отчаянно нуждалась в информации. На допросе воспользовались методами Урегулирования. Подперев ладонью подбородок, Дэймон смотрел, как по экрану пробегают клочки фраз. Его подташнивало. Ему было стыдно, он казался себе сопливым мальчишкой. Ведь он даже не затребовал у компа поступившую с Рассела информацию, не взялся за расследование. Как же — у него хватало других забот, и зачем еще, спрашивается, нужны подчиненные? С какой стати он, начальник юрслужбы, должен уделять кому-то особое внимание? А Толли не обратился к нему за помощью. Обвел его вокруг пальца. Очевидно, злоключения до предела расшатали психику этого человека, но он набрался мужества, чтобы вырваться из ада своей души. Глядя Пеллу прямо в глаза, он намыливал себе веревку. Руководил собственной казнью.
Протокол допроса сменился обрывками сведений о хаотической эвакуации, когда пленник оказался между толпой станционеров и безжалостными военными.
Что же случилось с Толли в том долгом путешествии на одном из кораблей Мациана? «Норвегия»… и Мэллори. Дэймон выключил дисплей и сидел, глядя на кипы досье, на незаконченную санкцию. Спустя некоторое время он вернулся к работе и ставил подписи, пока не онемел палец. На Расселе мятеж подняли мужчины и женщины, которые до того, как все это началось, пребывали в здравом уме и твердой памяти. Во всех ужасах, что творились на тех фрахтерах, виноваты самые обыкновенные люди.
Сейчас Дэймон всего-навсего включил машину, уничтожающую личности. Например, личность Толли, которой и так уже не существует, личности людей, похожих на самого Дэймона, но вышедших за рамки цивилизованности… в мире, где «цивилизованность» — давно уже пустой звук.
А ведь даже Флот Мациана — даже такие, как Мэллори, — начинали по-другому.
— Я не собираюсь протестовать, — сказал ему Толли за ленчем, когда они не столько ели, сколько пили.
После ленча он побывал в красной секции, в тесном кабинете для Урегулирования, а потом вернулся в офис суда. На столе лежал поднос с остатками сытного завтрака, а на кровати восседал Джош Толли с удивительно пустым выражением лица, на котором разгладились все морщины. Пленник не заметил Дэймона, но это, наверное, уже не имело значения.
Анджело посмотрел на секретаря, взял доклад об отлете дальнерейсовика, прочел декларацию и снова поднял глаза.
— Почему «Хансфорд»?
Секретарь устало переступил с ноги на ногу.
— Сэр?
— Без работы две дюжины кораблей, а разрешение на вылет получает «Хансфорд». Он же не оснащен. А экипаж?
— Сэр, я полагаю, экипаж нанят по списку незанятых.
Анджело полистал доклад.
— «Лукас Компани». Пустой корабль с чужой командой, а пассажир — Дэйин Джекоби. Ну-ка, соедини меня с Джоном Лукасом.
— Сэр, — произнес секретарь, — корабль уже покинул док.
— Я вижу время вылета, — проворчал Анджело. — Дай мне Лукаса.
— Хорошо, сэр.
Секретарь вышел. Через несколько секунд на консоли засветился экран, на нем возникло лицо Джона. Анджело сделал глубокий вдох и поднес к экрану доклад.
— Видишь?
— Какие проблемы?
— Что происходит?
— На Викинге наши предприятия, надо узнать, как там дела… Нам ни к чему, чтобы там возникли паника и беспорядки. Дэйин сумеет их предотвратить.
— Почему «Хансфорд»?
— Потому что это исключительно дешево. Экономия, Анджело.
— И только?
— Не уверен, что понял твой вопрос.
— Ничего похожего на полную загрузку! Какой товар ты собираешься привезти с Викинга?
— «Хансфорд» взял на борт ровно столько, сколько смог — ты же знаешь его состояние. На Викинге он пройдет ремонт — в тамошних доках не такой бедлам, как у нас. Выручки за груз хватит на оплату ремонта, а обратно он полетит с полными трюмами самых что ни на есть необходимых товаров. Я-то думал, ты обрадуешься. А Дэйин отправился, чтобы наблюдать за ремонтом, а заодно уладить кое-какие дела в нашем офисе.
— Надеюсь, ты не имеешь в виду, что эти «самые что ни на есть необходимые товары» окажутся персоналом «Лукас Компани»? Надеюсь, ты не собираешься эвакуировать свой офис?
— А, вот что тебя так беспокоит.
— Да, меня беспокоит, когда корабль уходит с Пелла почти без груза на борту, а обратно может вернуться с людьми, которых мы попросту не в силах принять. Джон, разве можно так испытывать судьбу? А вдруг поползут слухи? Что будет, если некая компания заберет с другой станции самых ценных своих работников и устроит там панику? Ты меня понимаешь?
— Мы говорили об этом с Дэйином. Уверяю тебя, единственная наша цель — помочь Пеллу. Надо торговать, иначе мы недолго протянем, а Викинг отдаст концы раньше нас. Ведь, кроме нас, снабжать его больше некому. Стоит тамошним парням испытать на своей шкуре дефицит, как они, не дожидаясь приглашения, кинутся к нам «на ручки». Мы везем им провиант и химикалии, — Пелл от этого не обеднеет, к тому же на корабле заполнено только два трюма. Что, теперь каждый отлет будет поводом для расследования? Если угодно, я могу представить тебе нашу отчетность, но, по-моему, Анджело, ты не прав. Какими бы ни были наши семейные отношения, мне кажется, Дэйин заслуживает похвалы, — в такое время он согласился лететь туда… Конечно, фанфар мы не просим, но уж обвинять… Ну что, прислать тебе документацию?
— Не стоит. Спасибо, Джон. Прими мои извинения. Надеюсь, Дэйин и шкипер понимают, чем рискуют. А насчет того, что каждый уходящий корабль будет проверен — да, без этого не обойтись. Но тут ничего личного.
— Возникнут вопросы — обращайся. Главное, не нервничай.
— Спасибо, Джон.
Лукас отключился, Анджело тоже. Он полистал доклад, расписался в графе «Ознакомился» и положил на лоток с надписью «В очередь». Ни один офис не справлялся с работой. Ни один. На возню с "К" уходило слишком много времени.
— Сэр, — подал голос Миллс, секретарь. — Ваш сын, сэр.
Анджело набрал на клавиатуре код приема вызова, поднял глаза и был весьма удивлен, когда отворилась дверь и Дэймон вошел, вместо того чтобы показаться на экране.
— Я сам принес доклады. — Дэймон сел и обеими локтями оперся о стол. Глаза его потускнели — он устал ничуть не меньше отца. — Сегодня утром я направил на Урегулирование пятерых.
— Пятеро — это не трагедия. — У Анджело заплетался язык. — Я приказал ввести в комп программу лотереи, чтобы разыграть, кому оставаться на станции, а кому улетать. На Нижней опять буря, опять затопило мельницу, и только сейчас найдены жертвы предыдущего наводнения. Стоило чуть-чуть улечься панике, и вот уже купцы рвутся с привязи. Один сейчас удрал, еще два хотят уйти завтра. Поговаривают, что Мациан облюбовал Пелл для своего логова. Спрашивается, как теперь быть остальным станциям? Как быть нам, если там начнется переполох и все бросятся сюда? Где гарантия, что сбежавший купец не разнесет слухи? Наше жизнеобеспечение этого не выдержит. — Он махнул рукой на кипу бумаг. — Мы собираемся мобилизовать купцов, кого удастся. Под финансовым нажимом.
— Чтобы стрелять по кораблям с беженцами?
— Да, если их будет слишком много. Я бы хотел потолковать с Элен. Только ее можно послать к торговцам с таким предложением. Дэймон, ты извини, но мне сегодня не до жалости к пяти смутьянам.
Его голос дрогнул. Дэймон протянул руку через стол, схватил отцовскую кисть, сжал и отпустил.
— Эмилио на Нижней нуждается в помощи?
— Говорит, нет. На мельнице кавардак, везде грязь.
— Все, кого нашли, мертвы?
Анджело кивнул.
— Позавчера ночью нашли Беннета Джасинта и Тая Брауна. Вчера во второй половине дня — Веса Кайла, из-за него пришлось обыскивать плавни. Эмилио и Милико говорят, что никто вроде бы не упал духом, низовики восстанавливают плотину, и многим из них не терпится получить человеческую профессию. Я приказал пополнить персонал базы туземцами, а обученных переправить сюда. У низовиков жизнеобеспечение в полном порядке, и мы сможем дать освободившимся техам работу посерьезнее. Я отправлю вниз всех добровольцев из людей, а значит, и опытных докеров — они умеют строить дома. А не умеют — научатся. Времена наступают суровые. — Анджело поиграл желваками, сделал глубокий вдох. — Вы с Элен еще не подумывали о Земле?
— Сэр?
— Ты, твой брат, Элен и Милико. Вы думали о Земле?
— Нет. — Дэймон печально покачал головой. — Все бросить и бежать? Думаешь, к этому идет?
— Дэймон, прикинь. Помощи от Земли никакой, одни соглядатаи. Компания озабочена только сокращением убытков и не собирается присылать нам подмогу. Мы вязнем все глубже. Мациан — это не вечно. Без верфей Маринера уже паршиво, а ведь скоро придет черед Викинга и всего, до чего дотянется лапа Унии. Флот отрезан от ресурсов, Земля уже отказала ему в поддержке… Короче говоря, у нас нет ничего, кроме пути для бегства.
— А Тыловые Звезды?.. Поговаривают, одну из этих станций можно открыть заново.
— Пустые мечты. Никогда этому не бывать. Даже если Флот решится… эта станция сразу превратится в мишень для Унии. Точь-в-точь как мы сейчас. И пусть я выгляжу эгоистом, но мне бы хотелось видеть своих детей подальше отсюда.
Лицо Дэймона стало белым как полотно.
— Нет. Категорически.
— Не надо жестов благородства. Для меня важнее твоя судьба, чем твоя помощь. Константинам будущее не сулит ничего хорошего. Если мы попадем в плен, то не избежим промывания мозгов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Толли схватил ручку и подписал бланки. Врач забрал их, пробежал глазами, наконец достал из кармана измятый, многократно сложенный лист бумаги. Разгладив его на столе, Толли увидел внизу полдюжины подписей.
«Ваш счет в центральном компе — шестьдесят кредиток. Расходуйте их по своему усмотрению». Подписались шесть тюремных надзирателей — мужчины и женщины, с которыми он играл в карты, заплатили долг. У него затуманились Глаза.
— Может, передумаете? — спросил врач.
Толли отрицательно покачал головой, складывая листок.
— Можно, я оставлю это у себя?
— Записка будет сохранена вместе с вашими вещами. Когда вас выпустят, все вернут.
— Но тогда это уже не будет играть роли, верно?
— Такой, как сейчас — нет, — ответил врач. — До поры.
Толли вернул листок.
— Я дам вам успокоительное. — Доктор вызвал служителя, и тот принес чашку. Толли выпил голубую жидкость и не ощутил никакой перемены в самочувствии.
Врач придвинул к нему по столу чистый лист, рядом положил авторучку.
— Изложите ваши впечатления о Пелле, будьте любезны.
За дни тестирования. Толли привык к самым необычным просьбам. Он принялся писать о том, как его расспрашивали надзиратели и как ему наконец понравилась их обходительность. Слова расползались, буквы наслаивались друг на дружку и переплетались, затем авторучка и вовсе сбежала с листа на стол и не смогла найти обратный путь. Врач забрал авторучку.
ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ
1. ПЕЛЛ: 28.5.52
Дэймон смотрел на лежащий перед ним доклад. Он не привык к подобным процедурам. Военно-полевой суд действовал быстро и жестко, и приговор лег на стол Дэймона вместе с тремя кассетами и кипой бумаг, обрекающих пятерых на Урегулирование.
Стиснув зубы, он просмотрел кассеты. На большом настенном экране сменяли друг друга сцены мятежа, картины убийства. Никаких проблем с составом преступлений или опознанием преступников. Офис юрслужбы был завален делами, времени на их пересмотр или хотя бы подробную проверку совершенно не оставалось. Юристы противостояли силе, способной погубить всю станцию, силе, уже показавшей себя на «Хансфорде». А теперь и на станции отыскались безумцы, которые едва не вывели из строя систему жизнеобеспечения, запалили костры в доке и пошли на полицию с кухонными ножами.
Он отодвинул бумаги, затребовал у компа бланк для санкции. Приговор, безусловно, несправедлив, ведь эти пятеро выдернуты из толпы наобум. Они столь же виновны, как и многие другие. Зато эти пятеро уже никого не убьют, не поставят под угрозу хрупкую стабильность Пелла, от которой зависит жизнь десятков тысяч людей. «Полное Урегулирование», — написал он, и это означало радикальную перестройку личности. Решаясь на этот шаг, он чувствовал себя премерзко. И боялся. Военное положение застало Дэймона врасплох, его отец промучался всю ночь, прежде чем предложил совету выход из ситуации.
Из офиса общественного адвоката запросили копию санкции. Обвиняемых следовало допрашивать по одному, следовало принимать от них жалобы. В сложившейся обстановке эту процедуру также сочли излишней. К ней вернулись бы только в случае явной судебной ошибки. Но доказательства ошибки, даже если она и была допущена, находились в "К", то есть в недосягаемости. Пожалуй, несправедливость заключалась и в том, что осудили мятежников только по свидетельству полицейских, подвергшихся нападению, и по кадрам из фильма, который не показывал, как начались беспорядки.
На столе Дэймона лежали заявления о пятистах кражах и более тяжких преступлениях. До карантина его офис рассматривал одно-два подобных заявления в год, а сейчас комп был завален запросами юристов. Сколько дней ушло на идентификацию беженцев и подготовку документов, и вот все труды насмарку! Украденных и сожженных удостоверений не счесть, а ни одному из оставшихся верить нельзя. Громче всех паспорта, очевидно, требуют мошенники. Там, где правит террор, письменные показания под присягой не стоят выеденного яйца, ведь ради личной безопасности люди поклянутся в чем угодно. Даже некоторые из тех, кто прибыл на Пелл в установленном порядке и имел документы, еще не прошли идентификацию. Полиция изъяла кредитные карточки и паспорта, чтобы уберечь их, и передала другим службам, которым надлежало провести тщательное опознание и найти надежных поручителей. Но при таком наплыве беженцев дело двигалось очень медленно, к тому же на станции, вне карантина, не было места для всех, кто прошел проверку.
Это было безумием. Администрация не жалела сил и средств, спеша ликвидировать карантин, но с каждым днем положение дел все ухудшалось.
«Том, — отстукал Дэймон на клавиатуре кома Тому Ушанту из офиса адвоката, — если, читая любое из этих дел, почуешь неладное, сразу возвращай. У нас жуткая запарка, возможны ошибки. Я не хочу, чтобы они обнаружились после Урегулирования».
Вопреки ожиданиям, Дэймон быстро получил ответ:
"Дэймон, хочешь нажить бессонницу — загляни в досье Толли. Его уже регулировали — на «Расселе».
«Ты имеешь в виду, что его лечили?»
«Какое там — лечили! Его пытали!»
«Я посмотрю». — Дэймон прервал связь, отыскал ключ и вывел досье на дисплей компа.
Одна за другой появлялись страницы, не сообщая почти ничего ценного. Название и номер корабля, служебные обязанности… Военоп мог знать свой пульт и цель, но вряд ли что-нибудь еще… Воспоминания о родине. Отец и мать, погибшие при налете Флота на шахты в системе Сытина. Брат, убитый на войне. Иными словами, достаточно причин для мести. Жил у тети по материнской линии на самом Сытине, на чем-то вроде плантации. Затем — государственная школа с углубленным изучением некоторых дисциплин. Интереса к большой политике, как и неприятия идеологии, не проявил. Страницы запестрели сумбурными, расплывчатыми, рваными фразами, обнажавшими самое личное, самое сокровенное. Такое возможно только при Урегулировании, когда большая часть твоего "я" беспомощна и беззащитна, как лягушка под скальпелем вивисектора. Ярче всего — боязнь одиночества. Ты — бремя на плечах родни и заслуживаешь, чтобы тебя бросили. Комплекс вины из-за утраты семьи и растущая уверенность в том, что это повторится. Лейтмотивом — любовь к тетке. «Заботилась обо мне… любила…» Он не хотел покидать ее дом, но с Унией не поспоришь: государство тебе помогало, изволь платить по счетам. Военное училище, мощная гипнопедия, армейский распорядок и ни единого отпуска домой. Некоторое время приходили письма от тетки. Дядя не написал ни разу. Потом письма кончились, и он решил, что тетя умерла. «Иначе писала бы. Она любила меня». Но в душе — затаенный страх: «Нет, не любила. На самом деле ей нужно было только государственное пособие». Опять чувство вины! Домой он не вернулся — он заслужил и эту потерю. Он написал дяде, но ответа не получил, и это серьезно уязвило его, хотя они с дядей и недолюбливали друг друга. Позиции. Идеалы. Еще одна рана — рухнувшая дружба, вернее, мальчишеская любовь, — снова оборвалась переписка. Последняя привязанность — к товарищу по оружию. Конец был печален. Чувство вины обострилось до предела. «Любила меня…» — повторял он жалобно; звучало в этих словах и затаенное одиночество, и многое другое.
Дэймон начинал понимать. Боязнь темноты, смутный, периодически повторяющийся кошмар: белая-пребелая комната, допросы, наркотики — вопреки всем правилам Компании, вопреки правам человека. На Расселе применяли психотропы. Ни перед чем не останавливались, лишь бы вырвать у Толли то, чего у него попросту не было. Его пленили в зоне Маринера и в панике доставили на Рассел. Станция ожидала удара и отчаянно нуждалась в информации. На допросе воспользовались методами Урегулирования. Подперев ладонью подбородок, Дэймон смотрел, как по экрану пробегают клочки фраз. Его подташнивало. Ему было стыдно, он казался себе сопливым мальчишкой. Ведь он даже не затребовал у компа поступившую с Рассела информацию, не взялся за расследование. Как же — у него хватало других забот, и зачем еще, спрашивается, нужны подчиненные? С какой стати он, начальник юрслужбы, должен уделять кому-то особое внимание? А Толли не обратился к нему за помощью. Обвел его вокруг пальца. Очевидно, злоключения до предела расшатали психику этого человека, но он набрался мужества, чтобы вырваться из ада своей души. Глядя Пеллу прямо в глаза, он намыливал себе веревку. Руководил собственной казнью.
Протокол допроса сменился обрывками сведений о хаотической эвакуации, когда пленник оказался между толпой станционеров и безжалостными военными.
Что же случилось с Толли в том долгом путешествии на одном из кораблей Мациана? «Норвегия»… и Мэллори. Дэймон выключил дисплей и сидел, глядя на кипы досье, на незаконченную санкцию. Спустя некоторое время он вернулся к работе и ставил подписи, пока не онемел палец. На Расселе мятеж подняли мужчины и женщины, которые до того, как все это началось, пребывали в здравом уме и твердой памяти. Во всех ужасах, что творились на тех фрахтерах, виноваты самые обыкновенные люди.
Сейчас Дэймон всего-навсего включил машину, уничтожающую личности. Например, личность Толли, которой и так уже не существует, личности людей, похожих на самого Дэймона, но вышедших за рамки цивилизованности… в мире, где «цивилизованность» — давно уже пустой звук.
А ведь даже Флот Мациана — даже такие, как Мэллори, — начинали по-другому.
— Я не собираюсь протестовать, — сказал ему Толли за ленчем, когда они не столько ели, сколько пили.
После ленча он побывал в красной секции, в тесном кабинете для Урегулирования, а потом вернулся в офис суда. На столе лежал поднос с остатками сытного завтрака, а на кровати восседал Джош Толли с удивительно пустым выражением лица, на котором разгладились все морщины. Пленник не заметил Дэймона, но это, наверное, уже не имело значения.
Анджело посмотрел на секретаря, взял доклад об отлете дальнерейсовика, прочел декларацию и снова поднял глаза.
— Почему «Хансфорд»?
Секретарь устало переступил с ноги на ногу.
— Сэр?
— Без работы две дюжины кораблей, а разрешение на вылет получает «Хансфорд». Он же не оснащен. А экипаж?
— Сэр, я полагаю, экипаж нанят по списку незанятых.
Анджело полистал доклад.
— «Лукас Компани». Пустой корабль с чужой командой, а пассажир — Дэйин Джекоби. Ну-ка, соедини меня с Джоном Лукасом.
— Сэр, — произнес секретарь, — корабль уже покинул док.
— Я вижу время вылета, — проворчал Анджело. — Дай мне Лукаса.
— Хорошо, сэр.
Секретарь вышел. Через несколько секунд на консоли засветился экран, на нем возникло лицо Джона. Анджело сделал глубокий вдох и поднес к экрану доклад.
— Видишь?
— Какие проблемы?
— Что происходит?
— На Викинге наши предприятия, надо узнать, как там дела… Нам ни к чему, чтобы там возникли паника и беспорядки. Дэйин сумеет их предотвратить.
— Почему «Хансфорд»?
— Потому что это исключительно дешево. Экономия, Анджело.
— И только?
— Не уверен, что понял твой вопрос.
— Ничего похожего на полную загрузку! Какой товар ты собираешься привезти с Викинга?
— «Хансфорд» взял на борт ровно столько, сколько смог — ты же знаешь его состояние. На Викинге он пройдет ремонт — в тамошних доках не такой бедлам, как у нас. Выручки за груз хватит на оплату ремонта, а обратно он полетит с полными трюмами самых что ни на есть необходимых товаров. Я-то думал, ты обрадуешься. А Дэйин отправился, чтобы наблюдать за ремонтом, а заодно уладить кое-какие дела в нашем офисе.
— Надеюсь, ты не имеешь в виду, что эти «самые что ни на есть необходимые товары» окажутся персоналом «Лукас Компани»? Надеюсь, ты не собираешься эвакуировать свой офис?
— А, вот что тебя так беспокоит.
— Да, меня беспокоит, когда корабль уходит с Пелла почти без груза на борту, а обратно может вернуться с людьми, которых мы попросту не в силах принять. Джон, разве можно так испытывать судьбу? А вдруг поползут слухи? Что будет, если некая компания заберет с другой станции самых ценных своих работников и устроит там панику? Ты меня понимаешь?
— Мы говорили об этом с Дэйином. Уверяю тебя, единственная наша цель — помочь Пеллу. Надо торговать, иначе мы недолго протянем, а Викинг отдаст концы раньше нас. Ведь, кроме нас, снабжать его больше некому. Стоит тамошним парням испытать на своей шкуре дефицит, как они, не дожидаясь приглашения, кинутся к нам «на ручки». Мы везем им провиант и химикалии, — Пелл от этого не обеднеет, к тому же на корабле заполнено только два трюма. Что, теперь каждый отлет будет поводом для расследования? Если угодно, я могу представить тебе нашу отчетность, но, по-моему, Анджело, ты не прав. Какими бы ни были наши семейные отношения, мне кажется, Дэйин заслуживает похвалы, — в такое время он согласился лететь туда… Конечно, фанфар мы не просим, но уж обвинять… Ну что, прислать тебе документацию?
— Не стоит. Спасибо, Джон. Прими мои извинения. Надеюсь, Дэйин и шкипер понимают, чем рискуют. А насчет того, что каждый уходящий корабль будет проверен — да, без этого не обойтись. Но тут ничего личного.
— Возникнут вопросы — обращайся. Главное, не нервничай.
— Спасибо, Джон.
Лукас отключился, Анджело тоже. Он полистал доклад, расписался в графе «Ознакомился» и положил на лоток с надписью «В очередь». Ни один офис не справлялся с работой. Ни один. На возню с "К" уходило слишком много времени.
— Сэр, — подал голос Миллс, секретарь. — Ваш сын, сэр.
Анджело набрал на клавиатуре код приема вызова, поднял глаза и был весьма удивлен, когда отворилась дверь и Дэймон вошел, вместо того чтобы показаться на экране.
— Я сам принес доклады. — Дэймон сел и обеими локтями оперся о стол. Глаза его потускнели — он устал ничуть не меньше отца. — Сегодня утром я направил на Урегулирование пятерых.
— Пятеро — это не трагедия. — У Анджело заплетался язык. — Я приказал ввести в комп программу лотереи, чтобы разыграть, кому оставаться на станции, а кому улетать. На Нижней опять буря, опять затопило мельницу, и только сейчас найдены жертвы предыдущего наводнения. Стоило чуть-чуть улечься панике, и вот уже купцы рвутся с привязи. Один сейчас удрал, еще два хотят уйти завтра. Поговаривают, что Мациан облюбовал Пелл для своего логова. Спрашивается, как теперь быть остальным станциям? Как быть нам, если там начнется переполох и все бросятся сюда? Где гарантия, что сбежавший купец не разнесет слухи? Наше жизнеобеспечение этого не выдержит. — Он махнул рукой на кипу бумаг. — Мы собираемся мобилизовать купцов, кого удастся. Под финансовым нажимом.
— Чтобы стрелять по кораблям с беженцами?
— Да, если их будет слишком много. Я бы хотел потолковать с Элен. Только ее можно послать к торговцам с таким предложением. Дэймон, ты извини, но мне сегодня не до жалости к пяти смутьянам.
Его голос дрогнул. Дэймон протянул руку через стол, схватил отцовскую кисть, сжал и отпустил.
— Эмилио на Нижней нуждается в помощи?
— Говорит, нет. На мельнице кавардак, везде грязь.
— Все, кого нашли, мертвы?
Анджело кивнул.
— Позавчера ночью нашли Беннета Джасинта и Тая Брауна. Вчера во второй половине дня — Веса Кайла, из-за него пришлось обыскивать плавни. Эмилио и Милико говорят, что никто вроде бы не упал духом, низовики восстанавливают плотину, и многим из них не терпится получить человеческую профессию. Я приказал пополнить персонал базы туземцами, а обученных переправить сюда. У низовиков жизнеобеспечение в полном порядке, и мы сможем дать освободившимся техам работу посерьезнее. Я отправлю вниз всех добровольцев из людей, а значит, и опытных докеров — они умеют строить дома. А не умеют — научатся. Времена наступают суровые. — Анджело поиграл желваками, сделал глубокий вдох. — Вы с Элен еще не подумывали о Земле?
— Сэр?
— Ты, твой брат, Элен и Милико. Вы думали о Земле?
— Нет. — Дэймон печально покачал головой. — Все бросить и бежать? Думаешь, к этому идет?
— Дэймон, прикинь. Помощи от Земли никакой, одни соглядатаи. Компания озабочена только сокращением убытков и не собирается присылать нам подмогу. Мы вязнем все глубже. Мациан — это не вечно. Без верфей Маринера уже паршиво, а ведь скоро придет черед Викинга и всего, до чего дотянется лапа Унии. Флот отрезан от ресурсов, Земля уже отказала ему в поддержке… Короче говоря, у нас нет ничего, кроме пути для бегства.
— А Тыловые Звезды?.. Поговаривают, одну из этих станций можно открыть заново.
— Пустые мечты. Никогда этому не бывать. Даже если Флот решится… эта станция сразу превратится в мишень для Унии. Точь-в-точь как мы сейчас. И пусть я выгляжу эгоистом, но мне бы хотелось видеть своих детей подальше отсюда.
Лицо Дэймона стало белым как полотно.
— Нет. Категорически.
— Не надо жестов благородства. Для меня важнее твоя судьба, чем твоя помощь. Константинам будущее не сулит ничего хорошего. Если мы попадем в плен, то не избежим промывания мозгов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55