Ее почему-то не вышвырнула полиция, и Марта стала свидетелем изощренного допроса Доминика следователем. К этому времени Доминик уже перестал быть злым, а стал просто офонаревшим и каким-то отрешенным. А когда увидел Марту, то вспомнил, что это из-за нее свалились на его голову все неприятности, и снова разъярился, замкнулся в себе, перестал вообще замечать представителей власти и тем самым произвел на них плохое впечатление.
– Меня он воспринял так, что я не знала – лучше сразу выпрыгнуть в окно или дать ему по морде, – угрюмо пояснила Марта, прерывая свой складный рассказ. – Но из-за этого внимание полиции переключилось на меня, и мне волей-неволей пришлось взять себя в руки и отвечать по-человечески.
Я поддержала подругу:
– Человек – это звучит гордо. Выкладывай, что было потом. Побольше о покойнике. Его ограбили?
– Не знаю. И сдается мне, никто из полицейских тоже этого не знал. Доминик уже потом проговорился, что видел, как копались в нем и нашли наличность и кредитные карточки, но ведь покойник мог иметь при себе и другое имущество, которого не оказалось.
– Скажем, чемоданчик с долларами.
– Почему бы нет? Или брильянты, если был ювелиром и таскал их с собой.
– Так он был ювелиром?
– Нет, не был, это я так, в придачу к твоим долларам.
– А кем он был? Но ведь наверняка тоже не знаешь.
– Вот и знаю! – гордо возразила Марта. – Правда, совершенно случайно. Подслушала. Он был посредником, только не разобрала, каким именно. То ли недослышала, то ли недопоняла. У меня получалось, что он посредничал вроде как в контактах между людьми. Или знакомил их друг с другом, или раздобывал сведения. Так что за точность не ручаюсь.
– В общих чертах совпадает с информацией Аниты, – пробормотала я.
Марта вдруг воодушевилась:
– Да что я, полиция, по моим наблюдениям, тоже ничего не поняла. Я потом поговорила с горничной, так вот, по словам девушки, полиции очень важно было установить, кто заказал номер 2328 и во сколько его занял клиент. И у них сначала получилось, что приехал и занял номер в два часа, потом – в пять часов, а соседка по этажу с пеной у рта уверяла, что только после девяти вечера. А дежурная в бюро регистрации внизу знай твердила: это вовсе не он, не тот, что бронировал и поселился. Видишь, ничего определенного, сплошные неясности.
У меня же перед глазами стоял Красавчик Котя с простреленной головой, и я лучше Марты понимала возникшие у следственной бригады сложности. Наверняка покойника украдкой подменили, но это могла пока лишь я предположить, полиция моими познаниями не располагала.
Вслух я произнесла:
– Ничего, и это важно. А можешь описать, как он выглядел?
– Нет. Я видела его лишь с макушки. Доминик, правда, много чего у меня на груди выплакал. "Такой отвратительно средний, никакой, и роста среднего, и волосы средней псивости, ни светлые, ни темные, и со лба полысевший, как большинство бесцветных мужиков, и комплекция средняя…"
– А откуда он вообще взялся?
– Если не ошибаюсь, из Щецина. Адреса подслушать не удалось. Доминик тоже не знал.
Тут я себе позволила высказать некоторое недовольство:
– И тебе не удалось установить, был ли он в "Мариотте" с самого утра или номер оставался полдня пустым? А может, в нем проживал кто-то другой?
Марта не проявила раскаяния.
– Нет, не удалось. И это не я такая несообразительная; менты, как ты их называешь, тоже ничего толком не узнали. Наверняка всерьез примутся за гостиничный персонал. Но, Иоанна, ты чего ко мне привязалась? Нам-то не все ли равно? Можем ведь выдумать, что нам больше подходит, и не теряться в догадках. Пусть полиция расследует преступление, их проблемы.
– Выдумать мы можем, но гораздо правдоподобнее получится, если станем действовать, основываясь на реалиях. А кроме того, мне лично очень хотелось бы разобраться в причинах запоздалой гибели Коти. Полагаю, он заделался шантажистом, калач-то тертый, а нам в сценарии очень пригодилось бы знание механизмов шантажа, наверняка тютелька в тютельку те же, что теперь используются в телевизионных аферах. Погоди, а мой труп? Что говорили о нем?
Не донеся до рта стакан с пивом, Марта растерянно глянула на меня:
– Точно! О твоем трупе ни гугу! Знаешь, это интересно. И при мне не заикались о нем, и потом Доминик словечком не обмолвился, а уж о чем только он не плакался! Выходит, полиция тут ни сном ни духом.
– Чудненько! – без всякого восторга прокомментировала я. – Значит, кроме нас с Анитой, нет никого, кто бы сообщил о нем в полицию. У нас появилась общая страшная тайна. Вот повезло!
– Да что тебе не нравится? – удивилась Марта. – Главное – у нас та-а-акой труп!
– Опомнись, что тут должно нравиться! В любом уголовном кодексе предусмотрена статья за недонесение об обнаружении трупа или каком ином преступлении. Так что мне надо как следует сто раз подумать, прежде чем решу, какая ложь будет во спасение в случае чего. Пожалуй, подойдет только исключительно грандиозная прирожденная тупость.
– Так чего же тогда убиваешься? – бестактно обрадовалась Марта. – Тем более что полиция и так всех женщин уже заранее держит за идиоток.
Наконец нам удалось свернуть на производственные рельсы и разработать несколько весьма удачных творческих концепций. Причем оказалось, что пригодятся оба трупа, хотя мой сопровождался бесчисленными трудностями. Выяснилось, что моя память во многом оставляла желать лучшего. Тут и Марта была бессильна, и общее знание новейшей истории Польши ни с какого боку не пришьешь. Одна Анита могла оказать существенную помощь, но я ее знала слишком хорошо и не очень-то надеялась на скорый звонок с разъяснениями. Да, с Котей получалась полнейшая застопырка. Труднейший труп! И первый смертный приговор Пташинскому, вроде бы приведенный в исполнение, но смерть лишь на бумаге. И теперь вот смерть вроде как в натуре, но попробуй докажи это! Ни словечка официального упоминания, кроме слов Аниты, но ведь официальными их не назовешь.
И тем не менее мы с Мартой (после продолжительных творческих дебатов) кое-как привязали наш трудный труп к сценарному сюжету. Почти привязали, опять вмешался проклятый Доминик. Приложив сотовый к уху, Марта вдруг переменилась в лице, и весь мир перестал для нее существовать, кроме придурка в телефоне: на все мои расспросы отвечала, что ничего не знает, ничего не может, но должна, – и вылетела пробкой из квартиры, не закрыв за собой дверь.
Я и не пыталась догадаться, что на этот раз отколол Доминик, от столь безответственного типа можно ожидать всего на свете. И какое счастье, что это не я так смертельно в него влюблена. Не мое сердце раздирают жуткие страдания и сомнения, слава богу, отстрадала свое, теперь вряд ли выдержала бы такие сердечные передряги.
Невзирая на все препятствия, мы с Мартой все же договорились – не станем слишком уж маниакально придерживаться единства места. Потом к такому же выводу пришли и относительно соблюдения единства действия, не говоря уже о единстве времени. И лихо принялись за дело.
– Ничего страшного, в крайнем случае потом выбросим часть текста или перенесем события в другое место, – с раздражением твердила я Марте по телефону, стараясь как-нибудь ненароком не задеть тему, относящуюся к Доминику. – Ну хотя бы в конюшню. Нет, смету не превысим, конюшня у нас и без того фигурирует в сценарии, используем ее два раза.
– Ну, знаешь, банковский сейф в конюшне – это уж чересчур! – возразила Марта.
– Не волнуйся, сейф заменим тайником в кормушке для лошадей. Без пожара я не согласна, зритель тоже имеет право поразвлечься, пожар в кадре отлично смотрится. А то у нас получается сплошная говорильня.
– А он не мог бы просто прокрасться в конюшню и без пожара порыться в сене, вытащить пленки из тайника и скрыться? Лошади его не тронут, а собак в конюшнях не бывает, ты сама говорила. Так что никто не залает…
– Собак нет, но как раз в этом боксе может оказаться козел. Козлы в конюшнях бывают, а он козлов боится. И предпочтет лучше уж сжечь конюшню.
– Ты спятила, сжечь вместе с лошадьми и козлом?!
– Животных мы спасем всех до единого, и вообще не позволим, чтобы там все сгорело дотла, ведь пленки должны сохраниться. Слушай, ну что ты мне мозги пудришь? Конюшня – это крайний случай. Ведь он поджигает его виллу, и тоже без толку, мы покажем, как еще до того Лукаш выносит все пленки…
– В какой момент? До трупа или уже после?
– Ясное дело, после. После первого трупа.
– Тогда выносит не Лукаш, а Марек.
Я слегка встревожилась – значит, перепутала героев сериала. Ничего страшного, потом разберусь с ними.
– Все равно. Мы вообще не покажем того, кто выносит. А на нем остаются следы поджога, его видит случайный человек, и тем самым у нас на прицеле появляется второй труп.
– Может, не стоит так сгущать трупы? Сразу один за другим…
– Правильно, ни в коем случае. Просто я передаю тебе краткое содержание, а действие будет растянуто во времени. И именно после второго трупа мы доберемся до преступника, а пока же все выглядит чрезвычайно безрадостно, пусть зритель поволнуется: подозревается невинный человек, и вообще ужас и кошмар!
Такую постановку вопроса Марта всецело одобрила и преисполнилась энтузиазма. И пожар в принципе ей понравился, но по причине занимаемой должности вынуждена была рассуждать практически:
– Как пить дать, превысим смету, пожаров театр не предусматривает…
– Что театр, что театр! – вскинулась я. – Отстань от меня со своим телетеатром! Ведь такую убогость никто смотреть не станет. Все сцены сняты в одном помещении, в одних декорациях, даже вида из окна бедному зрителю не покажут, и он у нас клаустрофобию схватит. Знаешь такую болезнь? Боязнь замкнутого пространства. Так вот, для таких постановок я писать отказываюсь. Мне простор нужен! Всем простор нужен! За исключением, может, какой мышки-норушки, вот она наверняка обожает укромность. Ради бога, если хочешь, могу написать диалог двух мышек-норушек, но сомневаюсь, что и на одну серию удастся растянуть. А если одна из них прикончит вторую, то и вовсе не с кем будет разговаривать. Что остается? Монолог?
– Кончай меня пугать, ладно?
– Так что сама понимаешь. Вряд ли зритель заинтересуется камерным образом жизни тихих мышек. А те события, о которых рассказываем мы, то есть преступления страшные и непонятные, заставят торчать перед экраном всех, от уборщицы до епископа, хотя епископ и ни за что не признается, будет украдкой подглядывать.
– Но будет?
– Можешь мне поверить. А твои телевизионные бонзы ознакомятся со сценарием и будут счастливы. Если это не они крали и поджигали – пусть другие трепещут. А если они и никто об этом не прознал, – испытают глубокое удовлетворение. Рейтинг же популярности обеспечен.
– Ты, конечно, права, но я обязана всю дорогу держать в памяти проклятую смету. Дойдя до сметы на последней странице, мои бонзы вряд ли испытают глубокое удовлетворение.
– А ты имеешь право потерять последнюю страницу, – беззаботно посоветовала я. – Или нечаянно позабыть о некоторых рубриках, потом себе припомнишь.
Марта недолго колебалась:
– Ладно, позабуду временно. Или сделаю смету альтернативную, такую, урезанную, экономную, скажу – первый вариант…
– …а окончательный потеряется! – обрадовалась я.
– На какое-то время, – поправила меня Марта. – А раз так, валяй пиши, жми на всю железку! Не ограничивай свою фантазию.
И в результате у меня возникла нужда в доме для поджога, ведь без жизненных реалий мне не пишется. Пришлось отправиться на поиски подходящего особняка.
Естественно, что как-то безотчетно подумалось об особняках представителей народной власти, с которыми, в отличие от теперешних властей, мне доводилось иметь дело, ведь это они невидимыми нитями были связаны с моим трупом. Ну, может, не самая верхушка, а их подручные, все едино. И даже скорее всего именно подручные, вряд ли какие шишки сами участвовали в махинациях; грязные дела выполняли их прислужники и доверенные лица. Приблизительно я представляла себе те районы Варшавы и окрестностей, где жила самая элитная элита тех лет и где, по слухам, продолжает жить и теперь. Если честно, представляла довольно туманно, точнее об этом меня могла бы проинформировать Анита, но ее под боком не оказалось.
Да и не требовалась мне абсолютная точность, довольно было общих представлений о характеристике района, улицы, отсутствии или наличии там каких-либо заграждений для простых смертных, возможности свободно подъехать на машине, ну и т.п.
Давно прошли времена, когда, сочиняя детектив, я в деталях изучала все мелочи: лично, в кромешной тьме, в холод и град или под проливным дождем перелезала через колючие живые изгороди, плыла по озеру в утлой лодчонке, пыталась проникнуть в дом через крохотное оконце в полуподвале. Теперь, у меня хватало воображения живо представить себе и кромешную тьму, и проливной дождь, да и поджигать дом я не собиралась, так что отправилась знакомиться с местностью средь бела дня. Тем более что еще не окончательно решила насчет пожара. Не обязательно ведь моему преступнику именно ночью поджигать дом, где хранятся драгоценные пленки. Как раз ночью огонь быстро обнаружат, в темноте он издалека виден, а вот если загорится днем, на солнышке дым не так заметен, и вряд ли кто сразу помчится с огнетушителем.
Ну и выяснилось, что мне никак не подходит скопище, анклав или, как принято теперь говорить, компактное место проживания прежних шишек МВД. Нет, не устраивал меня этот район Варшавы. Из-за тесноты.
Уж не знаю, что их заставляло жаться друг к дружке, идеологические соображения или чувство безопасности? Что касается безопасности, то они правы, одного намеченного уж никак не подожжешь. Но жить в таких домах… Никаких садиков, никакого простора, чихнешь – сосед услышит. Поговаривали, что тогда не было принято демонстрировать свои богатства, дурной тон, накопления они вкладывали в недвижимость где-то в других местах, но точно где, я не знала, к тому же застряла в пробке на Бартицкой и тут наконец опомнилась. Да на кой мне теперешнее место обитания бывших правителей страны, я же не их разыскиваю, а просто нужный мне объект, и неважно, кто там живет, лишь бы дом подходил по всем показателям. Пусть хозяин проживает в нем на здоровье, мы же не собираемся его трогать.
Выбравшись из пробки, я свернула куда-то в сторону и оказалась в мало знакомой части пригорода. Тут мне попались на глаза несколько подходящих особняков. Особенно один прямо так и просился в наш сериал. К нему как раз подъехал пикап, весь расписанный яркими рекламными призывами телевизионно-компьютерного содержания. Поскольку в электронике я совсем не разбираюсь, точнее определить принадлежность фургончика не смогла. Какой-то мужчина, судя по всему служащий компании, вынимал из машины бесконечные свертки и коробки и вносил их в дом. Мне пришлось притормозить перед этим особняком, пропуская встречную машину, так что времени разглядеть дом как следует было достаточно.
Подходящий-то он подходящий, но кирпичный, а поджигать такой – себе дороже. Деревянное строение спалить – раз плюнуть, а кирпич не любит гореть сам по себе, приходится вокруг него разбрасывать другие легковоспламеняющиеся материалы. А иногда и взрывчатку. Ну да ладно, что-нибудь придумаем. Скажем, кирпичный дом внутри отделан сплошь пластиком, а уж пластик, как известно, горит отлично. К тому же обставлен антикварной мебелью из прекрасно высохшего за столетия дерева. Идеальный материал, никакой растопки не требуется!
А еще я раздумывала над наличием в нашем доме деревянных полов и таких же стропил, добросовестно аргументируя будущий великолепный пожар. Все эти творческие изыскания помешали обратить должное внимание на реалии, скажем название улицы. Вроде бы что-то растительное. Зато я старалась запомнить расположение окон, тоже могут пригодиться нашему будущему поджигателю, вдруг ему понадобится забросить в окно пылающий факел или еще что-то в этом роде? И еще ограда участка. Такую в два счета не преодолеть, придется нашему герою помучиться, к тому же при такой загородке очень легко разместить всевозможные западни для взломщиков и прочие сигнальные установки. В общем, этот загородный дом – просто идеальное место действия для нашего будущего сериала.
Возвращаясь в город через Секерки, я успела придумать еще с тысячу подобных идиотизмов, во всех мелочах представив в своем разыгравшемся воображении не только планировку особняка с размещением всех комнат и коридоров, но и меблировку от подвала до чердака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
– Меня он воспринял так, что я не знала – лучше сразу выпрыгнуть в окно или дать ему по морде, – угрюмо пояснила Марта, прерывая свой складный рассказ. – Но из-за этого внимание полиции переключилось на меня, и мне волей-неволей пришлось взять себя в руки и отвечать по-человечески.
Я поддержала подругу:
– Человек – это звучит гордо. Выкладывай, что было потом. Побольше о покойнике. Его ограбили?
– Не знаю. И сдается мне, никто из полицейских тоже этого не знал. Доминик уже потом проговорился, что видел, как копались в нем и нашли наличность и кредитные карточки, но ведь покойник мог иметь при себе и другое имущество, которого не оказалось.
– Скажем, чемоданчик с долларами.
– Почему бы нет? Или брильянты, если был ювелиром и таскал их с собой.
– Так он был ювелиром?
– Нет, не был, это я так, в придачу к твоим долларам.
– А кем он был? Но ведь наверняка тоже не знаешь.
– Вот и знаю! – гордо возразила Марта. – Правда, совершенно случайно. Подслушала. Он был посредником, только не разобрала, каким именно. То ли недослышала, то ли недопоняла. У меня получалось, что он посредничал вроде как в контактах между людьми. Или знакомил их друг с другом, или раздобывал сведения. Так что за точность не ручаюсь.
– В общих чертах совпадает с информацией Аниты, – пробормотала я.
Марта вдруг воодушевилась:
– Да что я, полиция, по моим наблюдениям, тоже ничего не поняла. Я потом поговорила с горничной, так вот, по словам девушки, полиции очень важно было установить, кто заказал номер 2328 и во сколько его занял клиент. И у них сначала получилось, что приехал и занял номер в два часа, потом – в пять часов, а соседка по этажу с пеной у рта уверяла, что только после девяти вечера. А дежурная в бюро регистрации внизу знай твердила: это вовсе не он, не тот, что бронировал и поселился. Видишь, ничего определенного, сплошные неясности.
У меня же перед глазами стоял Красавчик Котя с простреленной головой, и я лучше Марты понимала возникшие у следственной бригады сложности. Наверняка покойника украдкой подменили, но это могла пока лишь я предположить, полиция моими познаниями не располагала.
Вслух я произнесла:
– Ничего, и это важно. А можешь описать, как он выглядел?
– Нет. Я видела его лишь с макушки. Доминик, правда, много чего у меня на груди выплакал. "Такой отвратительно средний, никакой, и роста среднего, и волосы средней псивости, ни светлые, ни темные, и со лба полысевший, как большинство бесцветных мужиков, и комплекция средняя…"
– А откуда он вообще взялся?
– Если не ошибаюсь, из Щецина. Адреса подслушать не удалось. Доминик тоже не знал.
Тут я себе позволила высказать некоторое недовольство:
– И тебе не удалось установить, был ли он в "Мариотте" с самого утра или номер оставался полдня пустым? А может, в нем проживал кто-то другой?
Марта не проявила раскаяния.
– Нет, не удалось. И это не я такая несообразительная; менты, как ты их называешь, тоже ничего толком не узнали. Наверняка всерьез примутся за гостиничный персонал. Но, Иоанна, ты чего ко мне привязалась? Нам-то не все ли равно? Можем ведь выдумать, что нам больше подходит, и не теряться в догадках. Пусть полиция расследует преступление, их проблемы.
– Выдумать мы можем, но гораздо правдоподобнее получится, если станем действовать, основываясь на реалиях. А кроме того, мне лично очень хотелось бы разобраться в причинах запоздалой гибели Коти. Полагаю, он заделался шантажистом, калач-то тертый, а нам в сценарии очень пригодилось бы знание механизмов шантажа, наверняка тютелька в тютельку те же, что теперь используются в телевизионных аферах. Погоди, а мой труп? Что говорили о нем?
Не донеся до рта стакан с пивом, Марта растерянно глянула на меня:
– Точно! О твоем трупе ни гугу! Знаешь, это интересно. И при мне не заикались о нем, и потом Доминик словечком не обмолвился, а уж о чем только он не плакался! Выходит, полиция тут ни сном ни духом.
– Чудненько! – без всякого восторга прокомментировала я. – Значит, кроме нас с Анитой, нет никого, кто бы сообщил о нем в полицию. У нас появилась общая страшная тайна. Вот повезло!
– Да что тебе не нравится? – удивилась Марта. – Главное – у нас та-а-акой труп!
– Опомнись, что тут должно нравиться! В любом уголовном кодексе предусмотрена статья за недонесение об обнаружении трупа или каком ином преступлении. Так что мне надо как следует сто раз подумать, прежде чем решу, какая ложь будет во спасение в случае чего. Пожалуй, подойдет только исключительно грандиозная прирожденная тупость.
– Так чего же тогда убиваешься? – бестактно обрадовалась Марта. – Тем более что полиция и так всех женщин уже заранее держит за идиоток.
Наконец нам удалось свернуть на производственные рельсы и разработать несколько весьма удачных творческих концепций. Причем оказалось, что пригодятся оба трупа, хотя мой сопровождался бесчисленными трудностями. Выяснилось, что моя память во многом оставляла желать лучшего. Тут и Марта была бессильна, и общее знание новейшей истории Польши ни с какого боку не пришьешь. Одна Анита могла оказать существенную помощь, но я ее знала слишком хорошо и не очень-то надеялась на скорый звонок с разъяснениями. Да, с Котей получалась полнейшая застопырка. Труднейший труп! И первый смертный приговор Пташинскому, вроде бы приведенный в исполнение, но смерть лишь на бумаге. И теперь вот смерть вроде как в натуре, но попробуй докажи это! Ни словечка официального упоминания, кроме слов Аниты, но ведь официальными их не назовешь.
И тем не менее мы с Мартой (после продолжительных творческих дебатов) кое-как привязали наш трудный труп к сценарному сюжету. Почти привязали, опять вмешался проклятый Доминик. Приложив сотовый к уху, Марта вдруг переменилась в лице, и весь мир перестал для нее существовать, кроме придурка в телефоне: на все мои расспросы отвечала, что ничего не знает, ничего не может, но должна, – и вылетела пробкой из квартиры, не закрыв за собой дверь.
Я и не пыталась догадаться, что на этот раз отколол Доминик, от столь безответственного типа можно ожидать всего на свете. И какое счастье, что это не я так смертельно в него влюблена. Не мое сердце раздирают жуткие страдания и сомнения, слава богу, отстрадала свое, теперь вряд ли выдержала бы такие сердечные передряги.
Невзирая на все препятствия, мы с Мартой все же договорились – не станем слишком уж маниакально придерживаться единства места. Потом к такому же выводу пришли и относительно соблюдения единства действия, не говоря уже о единстве времени. И лихо принялись за дело.
– Ничего страшного, в крайнем случае потом выбросим часть текста или перенесем события в другое место, – с раздражением твердила я Марте по телефону, стараясь как-нибудь ненароком не задеть тему, относящуюся к Доминику. – Ну хотя бы в конюшню. Нет, смету не превысим, конюшня у нас и без того фигурирует в сценарии, используем ее два раза.
– Ну, знаешь, банковский сейф в конюшне – это уж чересчур! – возразила Марта.
– Не волнуйся, сейф заменим тайником в кормушке для лошадей. Без пожара я не согласна, зритель тоже имеет право поразвлечься, пожар в кадре отлично смотрится. А то у нас получается сплошная говорильня.
– А он не мог бы просто прокрасться в конюшню и без пожара порыться в сене, вытащить пленки из тайника и скрыться? Лошади его не тронут, а собак в конюшнях не бывает, ты сама говорила. Так что никто не залает…
– Собак нет, но как раз в этом боксе может оказаться козел. Козлы в конюшнях бывают, а он козлов боится. И предпочтет лучше уж сжечь конюшню.
– Ты спятила, сжечь вместе с лошадьми и козлом?!
– Животных мы спасем всех до единого, и вообще не позволим, чтобы там все сгорело дотла, ведь пленки должны сохраниться. Слушай, ну что ты мне мозги пудришь? Конюшня – это крайний случай. Ведь он поджигает его виллу, и тоже без толку, мы покажем, как еще до того Лукаш выносит все пленки…
– В какой момент? До трупа или уже после?
– Ясное дело, после. После первого трупа.
– Тогда выносит не Лукаш, а Марек.
Я слегка встревожилась – значит, перепутала героев сериала. Ничего страшного, потом разберусь с ними.
– Все равно. Мы вообще не покажем того, кто выносит. А на нем остаются следы поджога, его видит случайный человек, и тем самым у нас на прицеле появляется второй труп.
– Может, не стоит так сгущать трупы? Сразу один за другим…
– Правильно, ни в коем случае. Просто я передаю тебе краткое содержание, а действие будет растянуто во времени. И именно после второго трупа мы доберемся до преступника, а пока же все выглядит чрезвычайно безрадостно, пусть зритель поволнуется: подозревается невинный человек, и вообще ужас и кошмар!
Такую постановку вопроса Марта всецело одобрила и преисполнилась энтузиазма. И пожар в принципе ей понравился, но по причине занимаемой должности вынуждена была рассуждать практически:
– Как пить дать, превысим смету, пожаров театр не предусматривает…
– Что театр, что театр! – вскинулась я. – Отстань от меня со своим телетеатром! Ведь такую убогость никто смотреть не станет. Все сцены сняты в одном помещении, в одних декорациях, даже вида из окна бедному зрителю не покажут, и он у нас клаустрофобию схватит. Знаешь такую болезнь? Боязнь замкнутого пространства. Так вот, для таких постановок я писать отказываюсь. Мне простор нужен! Всем простор нужен! За исключением, может, какой мышки-норушки, вот она наверняка обожает укромность. Ради бога, если хочешь, могу написать диалог двух мышек-норушек, но сомневаюсь, что и на одну серию удастся растянуть. А если одна из них прикончит вторую, то и вовсе не с кем будет разговаривать. Что остается? Монолог?
– Кончай меня пугать, ладно?
– Так что сама понимаешь. Вряд ли зритель заинтересуется камерным образом жизни тихих мышек. А те события, о которых рассказываем мы, то есть преступления страшные и непонятные, заставят торчать перед экраном всех, от уборщицы до епископа, хотя епископ и ни за что не признается, будет украдкой подглядывать.
– Но будет?
– Можешь мне поверить. А твои телевизионные бонзы ознакомятся со сценарием и будут счастливы. Если это не они крали и поджигали – пусть другие трепещут. А если они и никто об этом не прознал, – испытают глубокое удовлетворение. Рейтинг же популярности обеспечен.
– Ты, конечно, права, но я обязана всю дорогу держать в памяти проклятую смету. Дойдя до сметы на последней странице, мои бонзы вряд ли испытают глубокое удовлетворение.
– А ты имеешь право потерять последнюю страницу, – беззаботно посоветовала я. – Или нечаянно позабыть о некоторых рубриках, потом себе припомнишь.
Марта недолго колебалась:
– Ладно, позабуду временно. Или сделаю смету альтернативную, такую, урезанную, экономную, скажу – первый вариант…
– …а окончательный потеряется! – обрадовалась я.
– На какое-то время, – поправила меня Марта. – А раз так, валяй пиши, жми на всю железку! Не ограничивай свою фантазию.
И в результате у меня возникла нужда в доме для поджога, ведь без жизненных реалий мне не пишется. Пришлось отправиться на поиски подходящего особняка.
Естественно, что как-то безотчетно подумалось об особняках представителей народной власти, с которыми, в отличие от теперешних властей, мне доводилось иметь дело, ведь это они невидимыми нитями были связаны с моим трупом. Ну, может, не самая верхушка, а их подручные, все едино. И даже скорее всего именно подручные, вряд ли какие шишки сами участвовали в махинациях; грязные дела выполняли их прислужники и доверенные лица. Приблизительно я представляла себе те районы Варшавы и окрестностей, где жила самая элитная элита тех лет и где, по слухам, продолжает жить и теперь. Если честно, представляла довольно туманно, точнее об этом меня могла бы проинформировать Анита, но ее под боком не оказалось.
Да и не требовалась мне абсолютная точность, довольно было общих представлений о характеристике района, улицы, отсутствии или наличии там каких-либо заграждений для простых смертных, возможности свободно подъехать на машине, ну и т.п.
Давно прошли времена, когда, сочиняя детектив, я в деталях изучала все мелочи: лично, в кромешной тьме, в холод и град или под проливным дождем перелезала через колючие живые изгороди, плыла по озеру в утлой лодчонке, пыталась проникнуть в дом через крохотное оконце в полуподвале. Теперь, у меня хватало воображения живо представить себе и кромешную тьму, и проливной дождь, да и поджигать дом я не собиралась, так что отправилась знакомиться с местностью средь бела дня. Тем более что еще не окончательно решила насчет пожара. Не обязательно ведь моему преступнику именно ночью поджигать дом, где хранятся драгоценные пленки. Как раз ночью огонь быстро обнаружат, в темноте он издалека виден, а вот если загорится днем, на солнышке дым не так заметен, и вряд ли кто сразу помчится с огнетушителем.
Ну и выяснилось, что мне никак не подходит скопище, анклав или, как принято теперь говорить, компактное место проживания прежних шишек МВД. Нет, не устраивал меня этот район Варшавы. Из-за тесноты.
Уж не знаю, что их заставляло жаться друг к дружке, идеологические соображения или чувство безопасности? Что касается безопасности, то они правы, одного намеченного уж никак не подожжешь. Но жить в таких домах… Никаких садиков, никакого простора, чихнешь – сосед услышит. Поговаривали, что тогда не было принято демонстрировать свои богатства, дурной тон, накопления они вкладывали в недвижимость где-то в других местах, но точно где, я не знала, к тому же застряла в пробке на Бартицкой и тут наконец опомнилась. Да на кой мне теперешнее место обитания бывших правителей страны, я же не их разыскиваю, а просто нужный мне объект, и неважно, кто там живет, лишь бы дом подходил по всем показателям. Пусть хозяин проживает в нем на здоровье, мы же не собираемся его трогать.
Выбравшись из пробки, я свернула куда-то в сторону и оказалась в мало знакомой части пригорода. Тут мне попались на глаза несколько подходящих особняков. Особенно один прямо так и просился в наш сериал. К нему как раз подъехал пикап, весь расписанный яркими рекламными призывами телевизионно-компьютерного содержания. Поскольку в электронике я совсем не разбираюсь, точнее определить принадлежность фургончика не смогла. Какой-то мужчина, судя по всему служащий компании, вынимал из машины бесконечные свертки и коробки и вносил их в дом. Мне пришлось притормозить перед этим особняком, пропуская встречную машину, так что времени разглядеть дом как следует было достаточно.
Подходящий-то он подходящий, но кирпичный, а поджигать такой – себе дороже. Деревянное строение спалить – раз плюнуть, а кирпич не любит гореть сам по себе, приходится вокруг него разбрасывать другие легковоспламеняющиеся материалы. А иногда и взрывчатку. Ну да ладно, что-нибудь придумаем. Скажем, кирпичный дом внутри отделан сплошь пластиком, а уж пластик, как известно, горит отлично. К тому же обставлен антикварной мебелью из прекрасно высохшего за столетия дерева. Идеальный материал, никакой растопки не требуется!
А еще я раздумывала над наличием в нашем доме деревянных полов и таких же стропил, добросовестно аргументируя будущий великолепный пожар. Все эти творческие изыскания помешали обратить должное внимание на реалии, скажем название улицы. Вроде бы что-то растительное. Зато я старалась запомнить расположение окон, тоже могут пригодиться нашему будущему поджигателю, вдруг ему понадобится забросить в окно пылающий факел или еще что-то в этом роде? И еще ограда участка. Такую в два счета не преодолеть, придется нашему герою помучиться, к тому же при такой загородке очень легко разместить всевозможные западни для взломщиков и прочие сигнальные установки. В общем, этот загородный дом – просто идеальное место действия для нашего будущего сериала.
Возвращаясь в город через Секерки, я успела придумать еще с тысячу подобных идиотизмов, во всех мелочах представив в своем разыгравшемся воображении не только планировку особняка с размещением всех комнат и коридоров, но и меблировку от подвала до чердака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34