Роберт Гурский тоже нашёл, в чем себя упрекнуть. Ведь они с Бежаном были одного мнения, шли одним путём, мог бы сам посидеть в том доме, так нет, спать ему захотелось в собственной кроватке, дураку несчастному, мог бы подремать и на лестничной клетке! Две ночи запросто бы выдержал, и поймали бы Павляковского с его Вероникой. И все бы разъяснилось наконец. Ведь до сих пор нет уверенности, что данный Павляковский — отец Доротки. Мог оказаться просто однофамильцем.— Лучше поздно, чем никогда, — с горечью произнёс аспирант, и Бежан без объяснений понял, что тот имел в виду.Открывшая им дверь сестра Мартинека себя не помнила от волнения.— Вы уже знаете? — крикнула она, увидев полицейских. — В такое трудно поверить, да я бы и не поверила, если бы сама не позвонила. Этот кретин, мой братец, ни с того ни с сего вдруг получил грандиозное наследство совсем от чужой американской миллионерши. Правду говорят, дуракам везёт. Я не поверила, сама позвонила тем женщинам, в доме которых он иногда подрабатывает. Все правда! Сто тысяч долларов, Езус-Мария! А я уж решила, совсем малый спятил, никак не могу прийти в себя… Что? Вероника? Я её уже два дня не видела, но в принципе они тут бывают, слышала, как дверью хлопали. Не позвонила… и впрямь, совсем забыла о вашей просьбе, пан полицейский, обо всем позабыла, только о ста тысячах долларов и думаю, это же надо, как в сказке!Муж сестры Мартинека оказался дома, редкое явление. Пан Прухник производил впечатление человека спокойного, уравновешенного, но в настоящее время несколько выведенного из равновесия излишне эмоциональной женой. От природы неразговорчивый, он только покашливал сконфуженно, да жестами приглашал полицейских пройти в комнату, деликатно пытаясь устранить с порога загораживающую вход жену. Наверняка он слышал от жены о них и воспринимал, как добрых знакомых, с которыми приятно поделиться и последним. А поделиться было чем. Стол выглядел весьма завлекательно — полный набор крепких напитков и блюдо аппетитно поджаренной колбасы.— Домашняя, из деревни привезли, на торжественный случай, — кивнув на колбасу пояснила сестра Мартинека. — Муж считает — надо отметить наследство Мартинека, да не знает как, вот мы и вытащили все, что дома было. Вообще-то мы непьющие, но по такому случаю выпить надо непременно, правда, как вы считаете? Очень кстати панове к нам заглянули. А если не выпить, так и свихнуться недолго. Езус-Мария! Приехала совершенно посторонняя старушка из Америки, приехала, померла, и оставила нашему дураку сто тысяч долларов, ну как в такое поверить? Вот мы с мужем и решили обмыть наследство, и очень рады, что вы к нам присоединитесь. Видите, какая прорва всего, можно хоть до утра сидеть!Немного посомневавшись, Бежан решил такое стечение обстоятельств считать подарком судьбы, а она не столь уж часто преподносит их полицейским. Опять же, их так дружески пригласили, так непритворно им обрадовались, что такое приглашение можно рассматривать их личным делом, не служебным, отчего и не выпить? Вот почему Бежан с Робертом Гурским приняли участие в очередном обмывании старушкиного наследства, оговорив за собой право вставать из-за стола по служебной надобности. То один, то другой торчали в прихожей, не отрываясь от глазка в дверях. И дождались-таки!Какой-то мужчина вошёл в квартиру напротив.Вынув из кармана мобильный телефон, Бежан настучал номер. В квартире напротив мужчина поднял трубку.— Павляковский, слушаю вас! — послышался довольно приятный мужской голос.Всеми силами стараясь скрыть охватившую его радость — наконец-то настигнут неуловимый Павляковский, Бежан официально ответил:— Говорит старший комиссар полиции Эдвард Бежан. Нам необходимо с вами поговорить. Разрешите зайти? Или предпочитаете беседовать у нас в комендатуре?— О чем нам с вами разговаривать? — удивился голос.— Есть о чем! — заверил его комиссар. — Мы сейчас…И отключился, хотя Павляковский продолжал что-то говорить. Роберт тоже поднялся из-за стола. Поскольку полицейские гости с самого начала упомянули о служебной надобности, хозяева не обиделись, что они их покидают в разгар пиршества.Распрощавшись с гостеприимными Прухняками, оба полицейских подошли к двери их соседей. Подошли и остановились, выжидая.Выяснилось, поступили они правильно. Дверь распахнулась через минуту, и Павляковский выскочил из квартиры. Промедли полицейские хоть немного — не видать бы им голубчика.— Добрый вечер, — поздоровался Бежан. — Старший комиссар Бежан, это я звонил пану. У вас какое-то срочное дело? Жаль, но у нас к пану тоже.Роберт жадно разглядывал неуловимого Павляковского. Выглядел он почти так же, как и на фотографиях, разве что немного старше. По-прежнему очень красив, неудивительно, что бабы по нему сохли.Смирившись, Павляковский не стал настаивать на срочном деле, и вместе с полицейскими вошёл обратно в квартиру.— Что ж, заходите, раз уж так получилось. В конце концов, преступлением это не назовёшь, за решётку, надеюсь, меня не посадите, тем более что, по слухам, тюрьмы переполнены.— А за что вас можно посадить? — поинтересовался Бежан.— Полагаю, пану лучше знать, — махнув рукой, ответил Павляковский, — иначе вы бы не пришли ко мне. Сам старший комиссар, надо же! Не думал, что старшие комиссары полиции занимаются такими глупостями? В нашем кодексе пока нет статьи, запрещающей посещать даму и даже, извините, спать с ней. Нет статьи, которая обязывала бы делать это лишь с законной супругой. Прошли времена произвола, не так ли?— Если я вас правильно понял, вы даёте понять, что находитесь в близких интимных отношениях с пани Вонсяк? — уточнил Бежан.— С кем вы сказали?— С пани Вонсяк. Проживающей в данной квартире.Павляковский очень искренне изумился.— Что за пани Вонсяк? Не знаю я такой.— Отрицаете знакомство, потому что недавно женились на пани Шидлинской? Полиции все известно.С Павляковского слетело благодушие. Подойдя к письменному столу, он открыл красивую деревянную шкатулку, извлёк из неё сигарету и нервно закурил. Отодвинул стул, но раздумал садиться.— Будьте любезны, старший комиссар, поясните, какое полиции дело до того, на ком я женюсь и когда? Полагаю, её это не касается. Бигамия же в моем случае исключается.Бежан не сразу ответил. Он тоже внимательно рассматривал стоящего перед ним мужчину. Руки нормальные, вполне мужского размера. Симпатичный. Раздражён, но, кажется, не испуган.— Итак, женаты на одной, а с другой женщиной находитесь в близких отношениях…— Да хоть бы и не с одной! Холера! Даже если бы я спал со всеми бабами в городе, вы обязаны сказать, в чем конкретно полиция меня обвиняет!Бежан намеренно тянул время:— И даже иногда проживаете в квартире пани Вонсяк.— Да отвяжись пан от этой Вонсяк! — разъярился Павляковский. — Не знаю такой! Хотя… может, какая-нибудь из баб и была Вонсяк, кто их там знает…Павляковский внезапно обмяк, похоже, устыдился своей вспышки, и сел. Бежан счёл возможным тоже сесть и сделал знак Роберту. Тот вышел в прихожую и что-то сказал в трубку своего сотового телефона, после чего вернулся в комнату и уселся рядом с начальством.— Странно, — спокойно рассуждал вслух Бежан. — Как вы можете не знать пани Вонсяк, если в данный момент мы находимся в её квартире? А ключи от неё у вас имеются.По всей видимости Павляковский изо всех сил старался вспомнить инкриминируемую ему пани Вонсяк, поскольку явно воспрянул духом.— А, теперь понятно! Эта квартира и в самом деле принадлежит родственнице моей жены, я как-то позабыл об этом, а фамилии родственницы никогда не знал. Может, и Вонсяк.— А где эта родственница находится? Почему здесь проживаете вы с женой?— Родственница вроде бы надолго легла в санаторий подлечиться. И сама попросила, чтобы мы с женой присмотрели за квартирой. Это ведь тоже не запрещается законом? Или вы из-за прописки явились? Ну что за идиотизм, такими вещами должен интересоваться обыкновенный участковый, зачем аж старшему комиссару терять время? А не прописывались потому, что не собираемся здесь оставаться навсегда, неизвестно, когда хозяйка квартиры вернётся из санатория. Ну уж если полиция поднята на ноги, так и быть пропишемся. Сейчас у нас с пропиской такая свистопляска, что обычному человеку не разобраться во всех постановлениях, полиции лучше знать, может, мы и в самом деле что нарушили. Ладно, я готов заплатить штраф, надеюсь, этим все и ограничится?Бежану надоело ходить вокруг да около, и он взял быка за рога.— У пана есть дочь! — веско произнёс он.— У меня? Дочь? — удивился Павляковский. — А, вспомнил. Факт, вроде бы должна быть. А что?— Как её фамилия, где она живёт и как живёт?Павляковский вдруг словно бы внутренне напрягся и стал отвечать, взвешивая каждое слово.— Если не ошибаюсь, дочь зовут Дорота. Павляковская. А где и как она живёт — меня не интересует. Это была всецело идея её матери. Дела давно минувших дней, знаете ли. Если не ошибаюсь, тогда я все оформил самым достойным образом, так что ко мне никаких претензий быть не может. В настоящее время она девица совершеннолетняя и не может требовать, чтобы я заботился о ней. Так что давайте не будем…— А ещё дети у вас имеются?— Нет, я детей не выношу, и мне не стыдно в этом признаться. Не до такой степени, чтобы тайком душить их в тёмных закоулках или давить колёсами машины, просто я стараюсь, когда это от меня зависит, избегать деток. Раздражают они меня, понимаете? Мне и притронуться-то к детёнышу противно. Есть люди, которые не выносят пауков, другие мышей, третьи змей, а у меня отвращение к детям. Хотела тогда она рожать — её дело, я честно предупредил, только без меня! Так мы с ней договорились, так и поступили. В чем же полиция видит здесь нарушение …или даже преступление? С вас станется! Я знаю, мать моей дочери умерла, так если бы ребёнок… ну, я не знаю, от голоду помирал или ещё что, тогда я бы о ней как-то позаботился, не такая уж я распоследняя сволочь, но я знаю — дочка осталась у родных жены, они бездетные, живётся ей сносно. И привет. Больше меня ничего не колышет. Так чего вы ко мне привязались?Бежан и Роберт чуть ли не с восхищением взирали на Павляковского. Ну артист, хоть Оскара присваивай! Так естественно, непосредственно изобразить любое чувство, гамму чувств, причём каждому своё время. Неприязнь к полиции — но не более того, никакого страха, ведь за собой не чувствует вины. Искренне признается в своих маленьких прегрешениях. Затем изображает раздражение, дескать, чего пристали. Морочат голову, сами не знают, чего хотят. При чем здесь дочь, эта проблема давным-давно решена, и он о ней и думать перестал. Неохотно говорил на эту тему — тоже понятно. А полиции из-за этого нет оснований придираться, ведь не бросил же он беспомощного ребёнка на произвол судьбы. И вообще чист, как кристалл.Убедившись, что имеет дело с отцом Дороты, комиссар Бежан обрадовался, перестал нервничать и уверенно продолжал допрос.— Прошу принять к сведению, — веско заметил он, — что ни прописка, ни брошенные родителями дети не входят в нашу компетенцию. Я веду расследование убийства, а пан может оказаться важным свидетелем. И надеюсь, — это слово комиссар подчеркнул особо, — надеюсь получить ответ на несколько вопросов.Павляковский опять изумился и опять чрезвычайно естественно.— Какого такого убийства? — подозрительно переспросил он.— Сейчас вопросы задаю я, — твёрдо произнёс Бежан. — Итак, пан какое-то время пребывал в Соединённых Штатах?— Да. Почти шестнадцать лет. Работал там. И ни о каком убийстве ничего не знаю.— Отвечайте на вопросы. Где вы познакомились с Вероникой Шидлинской?— Как раз в Штатах. Под конец моего пребывания там. Мы вместе вернулись в Польшу.— А где вы познакомились с Вандой Паркер?— Что за Паркер? — опять психанул Павляковский, но взял себя в руки и спокойнее продолжал: — Послушайте, пан комиссар, раз речь идёт об убийстве, я готов ответить на все ваши вопросы, только кончайте морочить мне голову неизвестными бабами. Может, это опять из тех, что сдают комнаты, откуда мне знать их фамилии? С меня достаточно и тех, с которыми я имел дело. А Ванды Паркер я не знаю.Вздохнув, Бежан извлёк из кармана две фотографии и сунул их под нос Павляковскому.— Теперь узнаете?— Себя узнаю, факт. Вот это мои знакомые, в Америке познакомился. Снято во время поездки на природу, кактусы посмотреть, они меня пригласили. Как же их фамилия? Давно это было… Гизлеры, Гилеры… Что-то в этом роде. Точно не помню, давно потерял их из виду.— А женщина, которую вы под руку держите?— Это их знакомая. Кто такая — не знаю, да кажется, и тогда не знал.— Она и есть Ванда Паркер.— Что вы говорите! Выходит, я знал Ванду Паркер, никуда не денешься, хотя вряд ли это можно назвать знакомством. После этой загородной поездки я больше не встречался с Вандой Паркер. И если бы вы подсунули мне сейчас её фотографию без меня, наверняка отрёкся бы от знакомства с ней.— При каких обстоятельствах вы познакомились с пани Шидлинской?— Через знакомых, её родственников. Она приехала в Штаты к этим родственникам, а я как раз работал вместе с её двоюродным братом.— Фамилия брата?— Хубек. Миколай Хубек.Бежану удалось скрыть волнение. Его голос не дрогнул, когда он задал следующий вопрос:— А где сейчас этот Хубек?— Откуда мне знать? Должно быть, там, где и раньше был. Во всяком случае ещё полгода назад по-прежнему ошивался в Бостоне. Работа у него хорошая, вряд ли стал бы менять. Послушайте, пан комиссар, я честно отвечаю на все ваши вопросы, как вы потребовали, но признаюсь — никак не пойму, к чему вы клоните. Странные какие-то вопросы.— Сейчас услышите ещё более странный. Где вы были в позапрошлую пятницу? Не в последнюю, а ещё на той неделе?Пожав плечами, Павляковский достал записную книжку и принялся листать страницы. Нашёл нужную запись и спокойно сообщил:— В Седльцах. Там под моим присмотром проводили электропроводку на вилле одного местного богатея. Ага, ведь опять потребуете фамилию? Пожалуйста, Грабовский, ветеринар, неплохо заплатил.— Во сколько вы вернулись в Варшаву?— В два часа ночи, только это была уже не пятница, а суббота.— Сколько же дней вы провели в Седльцах?— Если быть точным, одни сутки. Электропроводкой занимались электрики, я им заранее все показал, поехал принимать работу. Явился утром и собирался вернуться засветло, но электрики напартачили, заставил их переделывать. Ветеринар просил все закончить к уик-энду, на субботу уже пригласил гостей, вот и пришлось вкалывать вместе с рабочими всю ночь. К утру закончили, я часа два вздремнул и отправился в Варшаву. К двум, то есть к четырнадцати, уже вернулся. Но стоило потрудиться, говорю, хозяин виллы заплатил щедро. Адрес нужен?— Да, назовите.В этот момент в замке заскрежетал ключ — кто-то отпирал входную дверь. Послышались шаги. Полицейские замерли. В дверях комнаты появилась молодая и очень красивая женщина в непромокаемой куртке и брюках, заправленных в сапоги. Большая сумка на длинном ремне свисала с плеча. От неожиданности женщина замерла в дверях. И тут кто-то позвонил в дверь. Женщина дёрнулась, но Роберт опередил её.— Позвольте, я сам открою.— Вы Вероника Павляковская? — одновременно спросил Бежан.Не отвечая, женщина недовольно поинтересовалась, неизвестно к кому обращаясь:— Что все это значит?Встав со стула, Павляковский подошёл к жене, помог ей снять куртку. Вероника выглянула в прихожую.— У нас гости? Ты меня не предупредил.— Гости незваные. Панове из полиции.— Все?— Не знаю, кто там, в прихожей. Я могу повесить куртку на вешалку?Бежан представился:— Старший комиссар уголовной полиции Эдвард Бежан. Меня сопровождают два сотрудника. Разумеется, пан Павляковский, вы можете повесить куртку на вешалку. Мы пришли задать вам несколько вопросов.— Мне эти господа уже задали достаточно вопросов, — мимоходом бросил жене Павляковский, проходя с курткой в прихожую. — Теперь, похоже, твоя очередь. Главное, все про каких-то незнакомых расспрашивают.Вероника смиренно поинтересовалась:— А можно сначала чай заварить? Я страшно устала и намёрзлась. В кухню имею право пройти?— Пожалуйста, — разрешил Бежан. — Нам не к спеху.Вслед за Вероникой в кухню отправился молчаливый Роберт. Оглянувшись на него, Вероника пожала плечами. Поставила на газ чайник, вынула из шкафчика один стакан, налила в него заварку из заварочного чайника и опять поглядела через плечо на Роберта.— А теперь мне нужно в ванную. Если можно, я хотела бы туда пойти самостоятельно.— Никаких возражений! — разрешил Роберт.К этому времени он успел как следует рассмотреть женщину. Узкие брюки и обтягивающий тело свитер не оставляли возможности что-то спрятать под одеждой. Заглянув на всякий случай в ванную и отметив царящий в ней образцовый порядок, Роберт попятился, освобождая вход в так называемый совмещённый санузел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40