Ему придется тщательно выбрать среди органосиликатов что-нибудь съедобное.
Почему бы не попытаться поохотиться прямо сейчас, в то единственное
время суток, когда он мог обходиться без своей громоздкой пластиковой
глазной повязки. Он будет импровизировать. Человечество достигло большего
прогресса, чем требуется для простой охоты и собирания плодов, а граждане
Самстэда тем более. Другими словами, Эван остро сознавал свое невежество.
Впереди лежал еще один водоем в цепи прудов. Его осеняла роща,
которую можно было сравнить со стеклянными шестами, верх каждого из
которых украшало нечто, похожее на покинутое птичье гнездо. Гнезда эти
представляли собой скопление тонких волокон, пытавшихся поймать лучи
медленно заходящего солнца. Эван видел, как они шевелятся, поворачиваются
вслед уходящему свету, пьют фотоны. По центру каждого шеста проходила
зеленоватая вена, толщиной с его ногу. Невозможно было определить, где
кончалась силикатная форма жизни и начиналась углеродистая.
Груды поваленных стволов и обломанных волокон обеспечивали ему
неплохое убежище, но как бы он ни старался, ему не удавалось обнаружить
что-нибудь мелкое и съедобное. Все вокруг было заключено в силикатную
броню или же состояло целиком из несъедобных веществ.
Испытывая ко всему отвращение, он бросил свое занятие еще до
наступления ночи, прилег и лежа смотрел, как волокна на концах
шестоподобных деревьев бессильно свисали вокруг стволов. В угасающем
вечере слышалось множество разнообразных звуков, поражающих своим
многообразием. Сдавленные вопли, резкий свист, жужжание, писк были ему уже
знакомы. Но еще он знал и то, что воздушные волны наполнены какофонией
чуждых звуков, которые его ухо не воспринимало.
Большую тревогу вызывало у него то, что ночью могут проснуться ночные
хищники, хотя до сих пор никто не тревожил его после наступления темноты.
Это было большой удачей, так как единственным оружием в его распоряжении
был хрупкий силикатный обломок и кусочек пузырящейся травы. Он старался
лежать тихо, как только возможно.
Ночью так же, как и днем, воздух был теплый, тоже большая удача,
учитывая его скудное одеяние. Неужели его предки вообще обходились без
одежды? Но ведь они были покрыты шерстью.
Что же, он еще не погиб, и с каждым часом своей жизни обретал все
большую уверенность в себе, если не оптимизма насчет будущего. Разве он не
выдержал почти целые сутки на чуждой планете без скафандра? Это был
талант, уже давно ставший ненужным жителям Самстэда, и сейчас был
восстановленный Эваном Орджеллом в силу необходимости. Он прошел
многокилометровый путь при помощи собственных мускулов, избежал встреч с
несколькими опасными формами жизни и сделал попытку, пусть и неудачную,
добыть местную пищу. Он был убежден, что ему есть, чем гордиться.
В самом деле, казалось, что обитатели Призмы его полностью
игнорируют. Это наблюдение привело его к парадоксальному заключению. Если
бы персонал исследовательской станции не пытался защищаться, а вместо
этого предоставил станцию на произвол судьбы, остались бы они после этого
в живых? На такой непредсказуемой и мало исследованной планете, как
Призма, не лучше ли перед лицом чуждой атаки прибегать к пассивности, чем
предпринимать активные действия?
Эти мысли на некоторое время отвлекли его от ночных звуков. Он сидел,
скорчившись между двумя стекловидными деревьями и смотрел, как звезды
сменяют солнце и наполняют мир своим странным светом. Когда действие
адреналина в его крови уменьшилось, он почувствовал, как им овладевает
усталость и осознал, что он по настоящему измучен.
Он не заметил, как уснул, и не собирался просыпаться до самого утра.
Он так утомился, что для того, чтобы поднять его среди ночи потребовалось
бы нечто невообразимое.
Ему показалось, что ему в глаз пытается забраться звезда.
Она была ярко-синяя и щекотала, как соломинка. Он яростно замотал
головой. Подумав, что ему на лицо что-то опустилось, он быстро сел и
попытался смахнуть звезду правой: рукой. Она улетела и тогда он открыл
глаза.
До этого момента он всегда спал в чреве своего МВМ, иллюминатор при
этом темнел, чтобы никакие внешние источники света не мешали от отдыху.
Сейчас между ним и ночными видениями Призмы не было никакого иллюминатора.
Одно из таких видений село на его щеку и разбудило его.
Ночь ожила пляшущими самоцветами. Первое, что пришло ему в голову -
это светляки на Земле или булавочная пыль Хайвхома, но вскоре стало
очевидно, что явление, которое он наблюдал, не имело ничего общего со
знакомыми фосфоресцирующими формами жизни. Это было нечто совершенно иное.
Они светились гораздо ярче, чем их чисто углеродные аналоги и
искрились всеми цветами радуги, тучей кружась над прудом. Пока он смотрел,
как завороженный, двое существ отважились приблизиться к его лицу и
зависли над ним. Они были ярко-красные, алые. К ним присоединилось третье,
четвертое, одно зеленое, другое удивительного нежно-сиреневого оттенка.
Они висели над ним в ночном воздухе, как колибри. Их крошечные, хрупкие
силикатные крылышки нежно звенели в отличие от резкого жужжания насекомых.
Они не мигали, а светились ровно, сила их свечения, как и цвет, была
мощной и стабильной.
Эван замахал руками, и они отодвинулись на сантиметр. Эта туча
производила достаточно света, чтобы он мог осмотреться. Он пытался
представить себе, какая же система могла породить подобные существа и
пришел к теоретическому выводу о том, что днем они должны проводить каждый
час на солнце, набираясь солнечной энергии для того, чтобы летать и
светиться ночью.
Они окружили его и он замахал на них обеими руками, отгоняя их, и они
рассыпались во все стороны, как драгоценные камни с ладони раджи. Встав на
ноги, он увидел, что они прятались в деревьях и кустах, сберегая собранную
энергию для производства света. Силикатный лес, наводивший страх днем,
сейчас превратился в захватывающее зрелище живого огня.
Однако, кругом была не только невинная красота. Что-то зашевелилось в
многокрасочном полумраке, и Эван поспешно спрятался между спасительных
пней. Оно урчало как небольшой механизм. В каком-то смысле оно и было им.
Оно представляло собой цельный черный боросиликат, жесткий и
негнущийся, украшенный тремя ярко-розовыми глазами. Негнущейся хлопающейся
пастью оно вдыхало летающие алмазы, носясь за ними в танцующем облаке на
жестких изогнутых крыльях. Похожие на пальцы крючки на конце каждого
крыла, сжимались и разжимались, загоняя злосчастные жертвы в открытую
пасть чудовища. Эван был не слишком силен в древней истории и поэтому не
признал в этом устройстве пропеллер, но тем не менее восхитился его
эффективностью. Одиночный хищник не мог нанести заметный урон тысячам
танцующих самоцветов и они, безразличные к тому опустошению, которое он
производил среди них, продолжали свой ночной балет.
Он смотрел на них до тех пор, пока о себе не дал знать его желудок.
Он с трудом поборол искушение порыться в своем запасе концентратов. Лучше
ограничить себя в еде. Однако, желудок требовал свое, поэтому он оставил
свое место отдыха и подошел к пруду, уверенный, что не представляет
интереса для черного летуна.
Кончиком палки он попробовал воду. Ее не растворила кислота, на нее
не напал никакой подводный хищник, но она привлекла к себе внимание
круглых водяных жучков. Они не были острыми и гладкими, как снежинки,
которые жили на поверхности воды в дневное время. Они были потолще и
состояли из силикатной решетки, похожей на пчелиные соты, скорее
воздушной, чем плотной. Так же как и летающие самоцветы, они объявляли о
своем присутствии ночным свечением. Однако они были голубыми или
серо-голубыми, презрев яркие одежды своих воздушных родственников.
Постороннее присутствие в воде казалось сбивало их с толку. Они постоянно
натыкались на палку и, кружась, отскакивали от нее.
Вытащить один экземпляр для более внимательного изучения оказалось
делом несложным. Эван встал на колени и сгреб одного к себе на ладонь.
Сотовое тело украшал винтообразный, как буравчик, хвост. Под светящейся
голубой раковиной находилась небольшая масса розовой протоплазмы. Хвост
слабо дергался на его ладони, не в силах столкнуть своего хозяина на
свободу.
После минутного колебания он положил добычу на песчаный берег, где
она беспомощно извивалась и дергалась. Камнем величиной с кулак он разбил
панцирь. В ответ на это разрушительное действие не послышалось ни одного
звука, но бледное голубое свечение погасло и существо перестало дергаться.
Пальцем он взял остатки сотового панциря. На его ладони лежал кусочек
розового мяса. Свет от танцующих алмазов не открыл ничего, что могло бы
походить на органы; не было ни рта, ни глаз, ни сердца, ничего знакомого.
Просто кусочек твердого мяса и хвост из чистого силиката.
Задержав дыхание и закрыв глаза, Эван поднес мясо ко рту и откусил
его там, где оно прикреплялось к хвосту.
Мясо было плотным, но не жестким, по консистенции похожим на резину и
совсем не имело запаха. Крови тоже не было, только бесцветный сок, на вкус
солоноватый. Он запил мясо свежей водой, снова ткнул свою палку в пруд и
выудил второго сотового водяного жука, немедленно убил его тем же
способом, что и первого. Он подождал несколько минут, и так как его не
вырвало, то угостился еще одной порцией жучиного мяса, устроив себе таким
образом плотный ночной ужин.
Он обнаружил, что бледно-голубые водяные жучки глотаются лучше, в то
время как серо-голубые вызывают легкую тошноту. Поэтому он съедал только
чисто голубых, а серых выбрасывал обратно в пруд. Охота на диатомовые
формы шла все с большим энтузиазмом.
Когда он наконец наелся, рядом поднялся небольшой холмик из разбитой
скорлупы и откушенных хвостов. Живот немного побаливал, но это неудобство
возникло скорее от переедания, чем от пищевых качеств избранной им добычи.
Мечтая о мягкой подушке, но довольствуясь кучей волокон, упавших с
дерева-столба, он откинулся назад и скрестил руки на своем набитом животе.
Тотчас сверху опустились несколько коричневатых существ и шумно принялись
пожирать кучу объедков, которую он оставил после еды. Он не видел, были ли
у них глаза. Казалось, они состояли только из зубов и когтей.
Не много времени понадобилось существам, чтобы подчистить то, что
осталось от его пиршества и подняться в небо на гибких, парашютных
крыльях. За собой они оставили только чисто силикатные структуры.
Пожиратели углерода, как и те падальщики, которые кормились телами
злополучных обитателей станции. Как бы хорошо он себя ни чувствовал, он
поступит правильно, если найдет более безопасное место, чтобы выспаться и
переварить свой ужин.
Он поднялся и принялся искать подходящее место, радуясь туче
танцующих алмазов и свету, который начинал бледнеть по мере расходования
солнечной энергии. Ему нужно было найти убежище как можно скорее, пока
полная тьма не поглотила поверхность Призмы. Хорошо бы забраться на
подходящее дерево, если найдется такое, что выдержало бы его вес.
Но оказалось, что он нашел нечто более доступное: там, где течением
ручья, образовавшего цепь прудов, вымыло в мягком грунте берега небольшую
пещеру. Он вполз в пещеру и обнаружил, что внутри сухо и ровно. По
возможности прикрыв вход в пещеру камнями, он сделал из песка нечто вроде
подушки под голову и тотчас уснул...
Поток солнечного света, проникший в пещеру через входное отверстие
наконец разбудил его. Он перевернулся на бок, не желая расставаться с
уходящим сном. Тело его затекло, стало немного сыро, но не холодно. Солнце
светило неумолимо.
Он перекатился на спину. Во время этого движения его правая рука
наткнулась на что-то твердое и скользкое. Существо зашевелилось. Это
пробудило его гораздо скорее, чем непрошенные лучи солнца. В пещере он был
не один! Неизвестный организм находился между ним и входом. Эван в панике
прижался к дальней стене своего убежища, хватаясь за жалкий кусочек
пузыристой травы, и приготовился отразить нападение.
Сосед по пещере наблюдал за его действиями ничего не говорящим взором
оливково-зеленых глаз. Глаз было два, но кроме этого никаких утешительных
признаков в организме не наблюдалось. Он был чуть меньше метра в длину и
напоминал собой французскую булку испеченную в темно-синем стекле.
Туловище поддерживали десять канареечно-желтых ног. И туловище и ноги были
непрозрачными, так что по виду его Эван затруднялся определить, что это за
форма жизни: органосиликатная или чисто силикатная.
Пока он опасливо наблюдал за существом, оно вдруг сделало то, что ему
здесь не приходилось видеть раньше: оно моргнуло. Оба зеленых глаза на
время прикрылись, а потом открылись парой черных силикатных створок,
двигающихся с боков. Его взгляд переместился на спину существа, всю
покрытую лесом жгутиков. Сначала ему показалось, что желтые жгутики
представляют собой нечто вроде меха. Но теперь он мог разглядеть, что
каждая ресничка, каждый жгутик увенчивался миниатюрной тарелочкой. Все они
были направлены к солнечным лучам, льющимся в пещеру, и пили свет. Еще
один пожиратель световой энергии, решил он.
Его предположение подтвердилось, когда существо отошло на несколько
шагов назад, чтобы лучше подставить свои рецепторы свету. Оно не сводило с
Эвана своего взгляда и тому пришла в голову мысль, что оно так же боится
его, как и он. Это его немного успокоило.
Попав под прямые солнечные лучи, рецепторы-жгутики затрепетали. Это
существо не только управляло своей системой; оно еще и наслаждалось ранним
утренним теплом, так как проводимость силикона увеличивалась с повышением
температуры. Оно нагнулось и начало поедать песок, вгрызаясь в него
полудюжиной малюсеньких щипчиков, расположенных вокруг рта.
Первоначальный страх, охвативший Эвана, рассеялся; когда он стал
наблюдать существо за едой. Он услышал мягкое ровное урчание. Оно исходило
откуда-то изнутри его гостя и было похоже на рокот небольшою мотора,
работающего вхолостую. Сначала он думал, что этот звук постоянен, но чем
дольше он прислушивался, тем отчетливей различал в нем легкие модуляции.
Этот звук обезоруживал, успокаивал, облегчал, это было похоже на
механическое мурлыканье.
Он заставил себя сосредоточиться на хрустящих челюстях. Сколько
времени потребуется этому чуждому организму, чтобы осознать, что в пещере
есть более легкий доступ к полезным минералам, чем сырой песок?
Стараясь держаться как можно подальше от существа, Эван начал
осторожно продвигаться по внутренней стенке пещеры ближе к выходу. Пока он
так двигался, чужак продолжал завтракать. Одновременно он поворачивал
голову, следя за ним. Жгутики на спине поднимались следом за
поднимающимися солнечными лучами.
Он почти совсем приблизился к выходу из пещеры, как ровное урчание
чужака вдруг стало немного громче. Эван прыгнул на четвереньках к выходу,
но тут же ударился головой о что-то невидимое. Оглушенный, он сел, потирая
лоб, ожидая, когда посветлеет в глазах. Неужели он так скверно рассчитал
свой прыжок в безопасность?
Он все рассчитал правильно. Ночью кто-то загородил вход в пещеру
прозрачной дверью.
Он быстро ощупал пальцами гладкое препятствие и резко оглянулся на
своего неожиданного коллегу по ночлегу. Что-то вроде защитных выделений,
решил он. Другого объяснения этой конструкции он придумать не мог. Чуждый
организм забрел в пещеру ночью, не обратил внимания или не увидел другого
жильца и поставил экран, чтобы нежелательные особи не мешали ему спать.
К несчастью, закрывшись от врагов, он запер внутрь Эвана. Урчание
немного стихло. Все время держа в поле зрения создание, наблюдавшее за ним
с таким же интересом, Эван ударил кулаком по прозрачному экрану. Он не
выглядел слишком толстым и, кроме тот, его пронизывали мелкие дырочки, но
внешнее впечатление оказалось обманчивым, как всегда на этой планете.
Несмотря на все его усилия, экран не реагировал на обыкновенные
человеческие мышцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30