К тому же здесь была замешана и какая-то
мистика, а в мистику, как уже говорилось, Вики верила.
И все же... Девушке вспомнились вдруг глаза Брюса - печальные, со
следами давно пережитого горя и... добрые. Что бы кто ни говорил - добрые.
Значит, ему можно верить. Если вообще хоть кому-то стоит доверять в
этом сумасшедшем мире.

И все же встреча оказалась совсем не такой, как она рассчитывала.
Брюс Вейн поздоровался с ней вежливо, но был на удивление сдержан и
немногословен. Похоже, присутствие девушки смущало его, если не тяготило.
Не располагала к живой непринужденной беседе и обстановка: стол был
накрыт в одной из старинных (или четко выдерживающих старинный стиль)
столовых. Длинный деревянный стол, пустой посередине, надежно разделял
собеседников, расположившихся на его противоположных краях. Трудно было
поверить, что хоть кто-то, сидя за ним, мог бы чувствовать себя уютно.
Не слишком болтлив был и Альфред.
- Суп, - объявил он, опуская перед ней дорогую фарфоровую тарелку с
упомянутым блюдом. - Извините...
Через секунду то же самое "суп" донеслось с другого края стола.
Чувствуя себя с каждой минутой все стесненное, Вики погрузила ложку в
золотистую гладь бульона. Она не ощутила никакого вкуса - обстановка
угнетала слишком сильно. Еще меньше ей нравилось то, что отсюда невозможно
было разглядеть глаза Брюса (почему-то ей хотелось называть хозяина дома
просто по имени). Вдруг она сама выдумала вчерашнюю его доброту? Да и
может ли быть добрым человек, живущий в такой чопорной и бездушной
обстановке? Эта столовая и стол гораздо больше подошли бы жестокому
самодуру и эгоисту.
- Вкусно? - поинтересовался хозяин дома.
- Очень вкусно, - сдержанно отозвалась Вики, заставляя себя глотать
бульон через силу.
- Спасибо, - проговорил Вейн.
- Вы не могли бы передать соль? - едва ли не взмолилась она,
опасаясь, что над столом вновь повиснет эта тягостная тишина. С тем же
успехом она могла бы спросить "который час?" или завести разговор о
погоде. Что угодно - только не это молчание!
- Конечно, - сказал Вейн и встал.
Машинально Вики принялась считать его шаги - стол был достаточно
длинным.
"Раз, два, три, четыре, пять, шесть... десять". Десятый шаг оказался
последним: Брюс стоял прямо перед ней. Вне всякого сомнения на его лице
было написано смущение.
"Как странно, - подумала Вики, - неужели он впервые встречается с
девушкой? Он - такой богатый и далеко не мальчик с виду?"
- Спасибо...
Вейн откашлялся - тоже явно от смущения - и вернулся на свое место.
Снова тихо подошел Альфред.
- Еще что-нибудь? - поинтересовался он.
- Нет, - ответил хозяин. - Нет никаких проблем.
"Никаких проблем... а у меня?" - спросила себя Вики и произнесла
вслух:
- Скажите, вам нравится есть здесь?
Может быть, вопрос был невежлив, во всяком случае Вейна он застал
врасплох.
- О, да, - пробормотал он и неожиданно, словно проснулся или стряхнул
с себя маску, голос его оживился, движения стали четче. - Если честно, то
я никогда раньше не обедал в этой комнате!
Давно Вики не улыбалась так искренне, как в этот момент. Не много все
же оказалось надо для того, чтобы между ними рухнула стена отчуждения.
- Тогда не лучше ли нам будет уйти отсюда? - решительно поднялась она
из-за стола.
- О да! - отозвался Вейн, голос его прозвучал на редкость искренне.
Не всегда находишь то, что ищешь - Вики поняла это очень быстро. Она
пришла в этот дом, стараясь отыскать разгадку одной из самых волнующих
тайн - и нашла человека. Просто неплохого человека по имени Брюс, который
по прихоти судьбы оказался миллионером.
Она поняла это в маленькой жилой комнатке, где Вейн просто
преобразился - лишь здесь, похоже, он чувствовал себя дома. Все остальное
было только декорацией к спектаклю, именуемому его официальной жизнью, а
здесь он именно ЖИЛ.
Обжитые миллионером апартаменты выглядели более чем скромно, даже
квартира Вики казалась в сравнении с этой комнатушкой дворцом. Зато здесь
было другое - настоящий, редкий в сегодняшнее время уют. Нечто подобное
Вики испытывала только в далеком детстве, и то не дома, а у бабушки с
дедушкой, когда за столом собиралась вся семья, и вековые ее уклады,
обещающие всей жизни надежность и неизменность, вылезали наружу. Как давно
это было! Как давно она уже не слышала простых и откровенных бесед!
Вики показалось, что память о них, о детстве возникла только сейчас.
Не лгали все же глаза Вейна: он и на самом деле был человеком добрым и
скромным, и, скорее всего, чувствительным и легкоранимым - иначе откуда
взялись бы в его глазах неизгладимая тоска?
И еще она могла бы утверждать с проницательностью, доступной только
женщинам - Брюс был одинок.
- Вот, молодой хозяин Брюс ехал на серой... - рассказывал Альфред,
словно забывший здесь свою лакейскую должность и ставший вдруг настоящим
другом семьи. Или - частью этой семьи, в которой, кроме Вейна, никого пока
не было? - А я сидел на гнедой, как старый мешок с картошкой. Это был
первый и последний раз, когда я учил его ездить верхом. - Альфред
запнулся, замолк и продолжил снова, уже несколько в другой тональности. -
Ну, ладно. Я, кажется, достаточно утомился - иду спать... Оставите все, я
уберу утром... Спокойной ночи, мисс, - склонил он свою седую голову и
удалился.
- Спокойной ночи, Альфред, - дружески отозвался Вейн.
- Спокойной ночи.
Вики с трудом сдержала нежную улыбку. Здесь легко было стать
сентиментальной и совсем этого не стесняться.
- Он замечательный, - сказала она, заглядывая Брюсу в глаза. - И так
любит вас!
- Альфред? Он просто великолепен, - добродушно отозвался Брюс. Нет,
Вики не почудилось, он действительно говорил о старике, как о человеке
очень ему близком.
- Он напоминает мне моего деда, - призналась Вики.
Брюс наполнил бокалы и отставил бутылку в сторону.
- Вы были с ним близки? - тихо спросил он.
- Да, я проводила летние каникулы с ним и с бабушкой. - Вики подперла
голову руками. Вейн тоже принял более непринужденную позу. - У них был
домик у озера... Не такой, конечно, но мне было весело. Да. - Ей вдруг
показалось, что она знакома с Брюсом давным-давно. И кто только выдумал,
что богатые - не такие же люди, как все? - А ваша семья?
Вдруг Вики показалось, что по лицу Вейна пробежала какая-то тень. Это
произошло настолько быстро, что девушка не стала бы клясться, что заметила
это наверняка.
Брюс сидел возле нее, опершись щекою на руку.
- Ну... вообще-то, Альфред - единственный член моей семьи... -
ответил он спокойно.
"Я так и думала", - почему-то улыбнулась про себя Вики.
- Знаете, - сказала она после небольшой паузы, - этот дом, эти вещи -
они не подходят вам. То есть - кое-какие вещи очень подходят, а другие -
нет. Надеюсь, та столовая совсем не такая, как вы...
- Да уж! - с улыбкой ответил Брюс.
И оба весело рассмеялись...

Бывают помещения, абсолютно на себя не похожие. Вряд ли кто-то смог
бы признать в этой вечно погруженной в полумрак комнате с зеленоватыми
стенами и тянущимися вдоль них трубами операционную.
И тем не менее это была операционная. Это подтверждали и стоящие
вдоль стен каталки и разложенные на столике хирургические инструменты.
Правда, расположенное в центре комнаты кресло уместнее смотрелось бы в
приемной стоматолога.
В кресле сидел пациент. По одежде в нем можно было признать
представителя мужского пола, но лицо его не узнала бы сейчас даже родная
мать - оно было полностью скрыто бинтами. Что-то зловещее скрывалось
сейчас в его облике, вид блестящих хирургических инструментов только
подчеркивал общую мрачность.
Не мог настроить на веселый лад и внешний облик хирурга, больше
похожего на мясника.
Что ни говори, подозрительно выглядела эта не похожая на себя
операционная!
Что-то бормоча себе под нос, хирург направился в сторону кресла.
По-видимому услышав его шаги, пациент привстал и жестом попросил или
что-то подать, или просто подойти ближе.
- Ну-ка, посмотрим, что у нас получилось, - пробормотал хирург,
прикасаясь к бинтам.
Разматывал бинты он довольно долго - было видно, как с каждой новой
секундой пациент теряет терпение.
Наконец, последняя полоска марли взмыла в воздух, открывая голую
кожу.
Для того чтобы лучше рассмотреть свое произведение, хирург нагнулся:
слабый свет мешал ему сделать это на расстоянии.
Неожиданно его зрачки расширились от ужаса, он прошептал:
- О, Господи! - и отпрянул.
При этих словах Джек Непьюр, сидящий в кресле, вздрогнул. Что же этот
мерзавец сотворил с его лицом?
Похоже, нечто ужасное - хирург замер и теперь молча пялился на него.
- Зеркало! - выдавил из себя Джек, чувствуя, как внутри у него что-то
оборвалось. Неужели его теперь ждет новая жизнь - жизнь урода, от которого
все будут только шарахаться? Нет, только не это!
"А что? - подумал он. - Любая жизнь - все равно жизнь. Главное, чтобы
виновники теперь поплатились!"
- Зеркало! - закричал он, на этот раз более требовательно.
Очнувшись после первого шока, хирург кинулся выполнять его
приказание.
Через секунду Джек Непьюр поднес холодное стекло к своему лицу.
- Вы понимаете, - холодея от ужаса, заговорил хирург, - почти все
нервные окончания были повреждены, мистер Непьюр... И вы видите - указал
он на столик с инструментами полувековой давности, - с чем мне приходится
работать.
В ответ ему прозвучал негромкий смех. С каждой секундой он все
усиливался, пока не превратился в истерический гогот.
Возникший перед глазами Джека собственный портрет заслуживает особого
описания.
Верхняя часть лица пострадала мало - во всяком случае внешне, она
только утратила свою подвижность и даже лишилась части морщин. Но
нижняя... Пусть главное изменение произошло только со ртом, - этого было
достаточно, чтобы напугать любого неподготовленного человека.
Скорее всего, хирургу для работы просто не хватило кожи, и он
подтянул ее на наиболее обожженные места со щек. Так или иначе, рот Джека
застыл в невероятно уродливой, обнажающей десны улыбке. В сочетании с
жестоким и диковатым выражением глаз, она представляла собой жуткое
зрелище, пришедшее из пьяного кошмара или тяжелого наркотического сна.
Так теперь выглядел Джек, еще недавно способный своей красотой отбить
девочку у самого шефа, всегда гордившийся и тщательно оберегавший свой
внешний вид. Красавчик Джек, очаровашка Джек... Во что превратила его
сейчас злодейка-судьба? Зачем только понадобилось ей создавать из человека
такого зловещего клоуна?
"Я - клоун... - дико хохотал неестественным смехом Джек, - нет - я
Джокер... Меня заставили смеяться - и я буду смеяться на беду всем! Все,
все еще поплачут за этот мой смех... Готовьтесь к тем шуточкам, которые я
перед вами разыграю! Это будут очень хорошие шутки, только похохотать над
ними смогу один я!"
В сердцах он швырнул зеркало на столик с инструментами. Послышался
звон разбитого стекла, но он был едва слышен среди дикого смеха.
Не прекращая хохотать, Джек встал.
Хирург трусливо выскользнул из помещения.
Клоун-чудовище медленно побрел по операционной, неловко пошатываясь.
Пусть! - клоун и должен быть внешне нелеп - такова была плата за право
смешить и смеяться над смеющимися.
Джек Непьюр входил в новый образ, который надолго должен был
запомниться жителям города Готэма.

В лице спящей девушки таилось что-то детское - может быть, из-за
безмятежной улыбки, то и дело сквозь сон возникающей на красиво очерченных
губах. Вики спала мирным глубоким сном, и ей явно снилось что-то очень
приятное.
"Счастливая... Наверняка ей никогда не снятся кошмары", - подумал
Брюс Вейн, приподнимаясь в кровати.
Они лежали совсем рядом, и он всем своим телом ощущал ее тепло, и
вдыхал еле уловимый запах нежных цветов.
"Просто жаль ее будить... преступление - нарушить такой сладкий
сон..." - подумал Вейн, переводя взгляд на стоящие на комоде часы. Они
были старыми - Брюс помнил их с детства. В своем роде они были частичкой
прошлого времени, которое должны были измерять, прокладывая нить из
прошлого в будущее.
"Если бы так могло быть всегда, - снова задумался он, чувствуя, как
сжимается в груди сердце. - Если бы время останавливалось в такие
счастливые моменты, когда в душе царят мир и покой, и будущее кажется
безоблачным и чистым... точнее, не нужно никакого будущего, не нужно
прошлого - только настоящее, счастливое и бездумное "сейчас..."
От этих мыслей почему-то становилось грустно.
Зачем здесь эта милая девушка? Что может дать ей он, однажды
посвятивший свою жизнь совсем другому делу?
Может быть, впервые Брюс почти пожалел о сделанном выборе.
Или - свершится чудо, и все можно будет совместить? Нет, рано...
Может быть, когда-нибудь - но не сейчас...
Он снова посмотрел на часы, а потом - на нежное лицо Вики.
Неожиданно он ощутил легкую тревогу. Ему показалось вдруг, что он
проболтался, сказал ей что-то лишнее, вчера на лестнице...
В его памяти всплыла вчерашняя сцена.
Старинные лестницы ему нравились. В них был особый шик и в то же
время - память о давно забытом прошлом, как в этих часах. Как-никак,
лестница - одна из наиболее неизменных частей жилища...
А вот Вики они совсем не понравились... Как же начался их разговор?
Точно, именно с лестниц...
- Сколько лестниц в этом доме! - сказала Вики, пошатнувшись, но чудом
удержавшись за стену. После нескольких бокалов ликера туфли на высоком
каблуке потеряли для нее удобство, а ходьба по ступеням сразу стала
рискованной.
- Они меня убивают... - пожаловалась она, цепляясь за панель стены,
украшенную резьбой.
- Ну и хорошо, - подошел к ней Брюс, помогая выпрямиться. На какую-то
секунду Вики доверчиво и нежно приникла к нему - даже если это было
простой случайностью, Брюс не отказался бы повторить этот номер еще раз.
Уверенно, но не нагло он помог снять ей неудобные туфли. Вики просто
зажмурилась от удовольствия, когда он это сделал...
- Я все-таки напилась, - пролепетала она.
- А я совсем не пью, когда летаю, - сорвалось у Брюса с языка.
Поняла ли она подтекст?
- Почему? - проговорила Вики. - Ты боишься летать?
Судя по ответу, она все же ничего не поняла, но... Как знать, не
вспомнит ли она об этом, когда проснется...
"Ну что ж... - невесело усмехнулся Вейн про себя, - жизнь покажет..."

Обычно Гриссем принимал в этой комнате своих деловых гостей и совсем
редко использовал ее в качестве рабочего кабинета. Джек знал это, садясь в
"президентское" кресло.
Все же он волновался - рука сама потянулась к графину и наполнила
стакан водой.
Легкое постукивание каблучков заставило его напрячься, но через
секунду он расслабился: это была всего лишь Анни.
- Это ты, милашка? - развязно протянул он, поворачиваясь в сторону
молодой женщины.
Увидев выбеленную клоунскую морду, она на секунду замерла.
- А ты кто такой, черт побери? - повысила голос Анни. Она не любила
такие шутки.
Клоунская маска усмехалась жестко и зло.
"Ну-ну, девочка, - мысленно обратился к Анни Джек, - не нравится?
Ничего, ты меня еще и такого полюбишь... Все еще меня полюбят, если не
хотят больших неприятностей".
- Это я... милашка...
Узнав знакомый голос, Анни ощутила еще большее потрясение.
Выходило, что она разговаривала сейчас с мертвецом. Не потому ли так
неподвижны были уродливые черты? И при жизни Джек порой называл себя
Джокером, не это ли послужило причиной перевоплощения?
С каждой новой секундой Анни убеждалась, что перед ней все-таки Джек.
Узнать человека можно не только по лицу - плечи, руки, жесты наконец - все
принадлежало ее некогда красивому любовнику.
- Джек? - неуверенно переспросила она и услышала в ответ
издевательский хохот. Тотчас же она уяснила еще одну немаловажную
подробность - так смеяться мог только живой человек. Может быть,
сумасшедший, но живой. - Слава Богу! - с облегчением выдохнула она. - Ты
жив!
Ее реакция вызвала у Джека новый приступ смеха.
"Так меня уже похоронили? Прекрасно! Пусть мое возвращение станет для
всех сюрпризом".
- А я думал, ты поджарился, - раздался голос Карла Гриссема.
Президент преступного синдиката почти не удивился, завидев "ожившего
покойника" - в его практике случалось и не такое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22