- возвысив голос, спросил атаман. - Слышали,
что враг близко?
- Слышали, слышали! - отозвались в толпе.
- А еще что видели? - снова спросил Бзыга.
Петро полетай поднял голову и продолжал с горечью:
- Видели мы своими очами - горят понизовые станицы. Дети и женки...
Вот полоняник скажет, кто сюда жалует!
Сильные руки подхватили татарина и вытолкнули на видное место.
- Сказывай, шакал, кто на Русь идет?
Татарин съежился, как под ударами хлестких бичей. Заговорил быстро и
еле внятно.
Переводчик, громоздкий усатый казак, старый рубака, пробывший
четверть века в полоне у крымчаков, перехватывал трусливую речь и
переводил:
- Просит не убивать.
- А сам с чем шел, не наших ли женок и детей рубить да насильничать.
Спрашивай его, бритую образину, о другом! - зашумели вокруг.
Атаман сделал рукой знак. Казаки опять стихли, сдержали страсти,
охватившие их сердца. Переводчик спросил пленника и выкрикнул:
- Сказывает, сам Касим-паша с большим войском идет, а с ним
Девлет-Гирей спешит с мурзами. Орду ведет. Из Азова плывут турские ладьи с
пушками и ядрами. Из Кафы янычары добираются. И еще сказывает, трое ден
тому назад передовые татарские загоны в четыре перехода отсель были. Жгли
степные заимки, низовые городки...
- Стой, мурло татарское, - перебил полонянина атаман, - говори
толком, кто орду ведет: сам ли Девлет-Гирей или сынки его, стервятники
подлые! Чем оборужены и что затеяли?
Татарин снова залопотал.
- Беклербег кафийский конников ведет! - оповестил толмач. - А с ним
шесть сенжаков. С ордой хан Девлет-Гирей... Идут на Переволоку, а другие
через Муджарские степи...
- Слыхали, станичники: орда идет, великая гроза занимается! - поднял
голос атаман. - Рассудите казаки, тут ли, в куренях, будем отбиваться, аль
со всем Доном в Поле уйдем, день и ночь будем врагу не давать покою и
роздыху. Как, станичники?
- День и ночь не давать басурманам покоя! - дружно ответили
станичники. - Любы твои слова атаман!
- Этой ночью станица уйдет в донские камыши да овражины, в лесные
поросли! С волками жить - по-волчьи выть. В сабли татар и турок! Выжгем
все!
- В сабли! На меч, на острый нож зверюг!
Присудили станичники: темной ночью всем - и старым и малым - укрыться
в степных балках, в укромных местах. Пусть достанутся в добычу злому
татарину и жидному турку пустые мазанки да быльняк. А уйдет орда, все
снова зашумит-заживет.
- Ух ты, жизнь - перакати-поле! - горько усмехнулся Ермак и вместе с
казаками побрел с майдана. Конь его уже был на базу. Хозяин бережно обтер
полой своего кафтана скакуна и покрыл ковром. В мазанку не вошел -
вспомнил еще не зажившее. Сгреб под поветью охапку камыша и разостлал под
яблонькой.
Мысли набегали одна на другую. За соседним плетнем заголосила
молодица.
"Загулявший казак побил, - подумал Ермак, заворочался и опять
вспомнил свое житье. - Набедокурила, лукавая".
Он старался успокоить себя, но не мог: тревожил женский плач. Не
вытерпел казак, поднялся и пошел на причитания. На земле, среди полыни,
сидела простоволосая женка в одной толстой грязной рубахе, поверх которой
накинут дырявый татарский шумпан. Молодая, крепкая, словно орешек, только
радоваться, а она слезы льет.
- О чем плачешь, беспутная? - строго спросил женку Ермак.
Она вскинула на станичника удивленные глаза и ничего не ответила.
- Что молчишь? Чья будешь?
- Беглая, за казаком увязалась, а теперь одна, зарубили его! -
всхлипывая отозвалась черноволосая.
- Имя твое как? - смягчаясь сердцем спросил Ермак.
- Была Зюленбека, а сейчас Марья.
- Выходит, крещеная полонянка?
- Сама с казаком сбегла, увела его из полона.
- Гляди, какая хлопотунья! - удивился Ермак и одним махом перелетел
через плетень. - Чего же ты ревешь, раз не бита?
- Куда мне идти теперь? Татары придут и меня застегают! - скорбно
сказала Зюленбека.
- Не бойся, - взял ее за руку казак: - Не придут сюда бритые головы.
А коли придут, кости сложат. Не кручинься, уберегу!
Татарка была красива, хоть и неопрятна. Щеки у нее, что персики,
матовые, а глаза - огоньки. Ободрилась она. По смуглому лицу мелькнула
радость.
Ермак посоветовал:
- Пока укройся с женками, а там видно будет. Оберегайся!
Женщина смокла и теплыми глазами проводила Ермака...
Закат погас. Ермак напоил коня, привязал его к кусту неподалеку от
себя и растянулся на камышах, подложив под голову седло.
Донскую землю покрыла свежая, ароматная ночь. Холодок пошел с реки.
Казак лежал и смотрел в безмятежную глубину неба, по которому плыли
золотые пчелки-звезды. А на душе было тревожно. Где-то рядом, на шляху,
который скрывался за темным бурьяном, женский жалостливый голос
запричитал:
- Ах, родная, что опять будет? Дон наш родимый, ласковый, укрой нас
от злой напасти, от лихой беды...
Далеко на окоеме занялось кровавое зарево: должно быть загорелась
дальняя станица...

2
Росла и наливалась крепостью русская земля. Несмотря на то, что царь
Иван Васильевич Грозный неудачно воевал за искони русские берега Балтики,
русский народ достиг невиданного доселе могущества и силы, и далеко
раздвинул пределы молодого государства. Русские люди встречь солнцу дошли
до Каменного Пояса, прочно обосновались на суровых берегах Студеного моря
и плавали на смоляных ладьях на далекий и сказочный Грумант. Грудами
костей усеяли родную землю, но остановили монголов и спасли этим Европу.
Не иссякла сила нашего народа. Сломив владычество Орды, он и дальше
утверждал свою независимость. Последние царства, образовавшиеся на
обломках Золотой Орды, - Казанское и Астраханское, пали, и Волга стала
русской рекой. Наймит польской шляхты Стефан Баторий, с его полками и
ландскнехтами, не мог взять Пскова и позорно ушел потому, что стойкость
русских людей оказалась крепче стен каменных.
Сила и крепость Русского государства вносили беспокойство в душу
турецкого султана Солимана великого. Он считал себя верховным повелителем
и защитником мусульман во всей вселенной, и покорение московитами двух
магометанских царств на Волге страшно встревожило его, и он писал
ногайскому мурзе Измаилу с превеликой тревогой:
"В наши магометанских книгах пишется так, что пришли времена русского
царя Ивана: рука его над правоверными высока. Уж и мне от него обида
великая: Поле все и реки у меня поотнимал, да и Дон от меня отнял, даже и
Азов город доспел, до пустоты поотымал всю волю и Азов. Казаки его с Азова
оброк берут и не дают ему пить воды с Дона. Крымскому же хану казаки
ивановы делают обиду великую и какую срамоту нанесли, - пришли Перекоп
воевали. Да его же казаки какую еще грубость сделали - Астрахань взяли, и
у нас оба берега Волги отняли и ваши улусы воюют. И то вам не срамота ли?
Как за себя стать не умеете? Казань ныне тоже воюет. Ведь это все наша
вера магометанская; станем же от Ивана обороняться за один... Ты б, Ислам
мурзу, большую мне дружбу свою показал: помог бы Казани людьми своими и
пособил бы моему городу Азову от царя Ивана казаков..."
Сильно был смущен повелитель правоверных Солиман успехами русских. И
еще горше становилось у него на сердце от сознания, что Астрахань не
только не захирела, но с появлением русских оживилась и стала большим
караванным путем на Русь. Со всего Востока сюда наезжали расторопные купцы
с товарами - из Шемахи, Дербента, Дагестана, Тюмени, Персии, Хивы, Бухары
и Сарайчика - вели бойкий торг. Струги и ладьи, груженные самыми
разнообразными изделиями и тканями, плыли из Астрахани по Волге и
расходились по всей Руси, и это еще сильнее связывало берега Каспия со
всей русской землей. Солиман сознавал торговое значение Астрахани и еще
больше злобился на Москву. Была и другая причина душевных волнений султана
- ущемленное самолюбие азиатского владыки. Русский царь Иван Васильевич в
своем пышном титуле стал именовать себя не только царем Московским и всея
Руси, но и Казанским и Астраханским. И, к терзаниям султана, - король
польский признал этот титул и поздравил русского царя с победой над
неверными.
Турский хункер (султан) был сильно встревожен, но попрежнему мечтал о
захвате Астрахани. А тут в 1563 году из нее бежал князь Ярлыгаш и добрался
до Стамбула. Солиман обласкал беглеца, и тот, ободренный султанской
милостью, стал расписывать ему заманчивое будущее, которое ждет турок в
Астрахани. Ярлыгаш уверял, что все астраханцы якобы только и мечтают о
приходе своих единоверцев.
- Великий и всемилостливый царь царей, неизреченная справедливость на
земле, как возвеличится твое имя после победы над московитами! А получив
Астрахань, можно будет подумать и о Казани! - льстиво уговаривал султана
Ярлыгаш.
От заманчивых обещаний у султана вскружилась голова. Он стал бредить
великими делами и, наконец, по совету первого визиря, решил осуществить
поход. "Царь царей" задумал проложить новые военные дороги. Он намеревался
вызвать из Европы искусных инженеров и на донской земле, на Переволоке,
прорыть канал, открыв водный путь из Азова к Астрахани и Казани.
Однако осторожный и лукавый Солиман рассудил, что в этом деле
выгоднее всего будет положиться на своего поручника, хана крымского.
Осенью 1563 года султан прислал в Крым своего гонца и через него повелел
хану Девлет-Гирею к весне приготовиться в дальний поход. Наказывал он,
чтобы крымчаки приготовили большой запас, откормили коней, запаслись
оружием, да наготове держали тысячу подвод под большой наряд. Турский
хункер обещал хану послать на помощь янычар с царевичами и доставить пушки
и ядра.
О повелении Солимана хану дознался московский посол Афанасий Нагой,
присланный с подарками в Бахчисарай. Он и написал царю о замыслах врагов:
"Пойдут турки с большим нарядом на судах Доном до речки Иловли, на устье
Иловли класть им наряд и телеги в малые суда и плыть Иловлею вверх до
речки Черепахи, до которой от Иловли будет у них переволока верст с семь,
а речкою Черепахою идти вниз до Волги..."
Посол не сидел в безделье, он обещал хану всякие посулы. Умный Нагой
хорошо изучил нравы крымских ханов: "Татарин любит того, кто ему больше
даст".
Девлет-Гирей отличался жадностью и не прочь был поживиться, но он
боялся и другого - попасть в полную зависимость от султана. Крымцы любили
легкую наживу: налететь внезапно на порубежные городки, погромить,
захватить добычу и скрыться в свои улусы. Поход на Астрахань показался
Девлет-Гирею явно сомнительным. Он уже раз испытал на себе силу русских. В
1559 году татары спешили, по обычаю, напасть на русскую землю врасплох, но
увы, времена переменились! На границе Дикого Поля выросли пограничные
русские городки с гарнизонами, готовыми встретить врага на перелазах и
бродах. Девлет-Гирей с ордой достиг реки Мечи и здесь столкнулся с
порубежниками. Хан не дерзнул идти дальше. Гонимый страхом, он повернул в
Дикое Поле и поморил в страшной гонке лихих коней и всадников. Князь
Воротынский шел за ним по трупам до Оскола и не мог нагнать орду. Тем
временем донские казаки быстро собрались и зашли в тыл крымской рати. Близ
Перекопа произошла кровавая сеча, от которой нескоро оправились татары.
Хан не забыл урока и, восхваляя достоинства Солимана, посылая ему в
подарок лучших кречетов, просил чауша доложить султану, что пройти к
Астрахани невозможно, а еще труднее удержать ее...
Поход не состоялся. К этому времени царь Иван Грозный прислал
крымскому хану двадцать четыре воза поминков. Девлет-Гирей готовился
выслушать грозный окрик султана, но, к счастью, Солиман великий неожиданно
умер, и все временно было забыто.
Смерть "царя царей и повелителя вселенной" была столь неожиданна, что
у многих возникла мысль - кто же ускорил его конец? Но как бы то ни было,
сын хункера Селим, давно с нетерпением ждавший власти, чтобы упиться
радостями жизни, заместил покойного. Подобно отцу, он жаждал прославиться
великими делами, чтобы люди почитали его за мудрейшего повелителя на
земле. Молодой хункер придал своему двору невиданную пышность. Его
сборщики налогов непристанно собирали подати. Там, где Солиман брал
дважды, сборщики Селима выколачивали четыре раза, порой унося из-под ног
правоверного последний пыльный кусок молитвенного войлока. Агенты хункера
шныряли по всем восточным базарам и скупали для султанского сераля самых
красивых полонянок. Изнеженный, с женоподобным торсом и сластолюбивыми
губами, он много времени проводил в своем гареме. Триста жен и наложниц
предавались лени и вели свары за обладание вниманием пылкого хункера. Но
он делил радости только с избранными, а остальные прелестницы, воспитанные
мамками и евнухами, обученные изысканному поведению, содержались лишь для
придания блеска султанскому двору. Селим поражал своих подданых
невиданными охотами. В те дни, когда случалось, по улицам Стамбула все
замирало и люди падали ниц, чтобы не осквернить созерцанием безмятежный
лик своего повелителя. Великолепный, одетый в парчу, сияющий драгоценными
камнями, он ехал на белоснежном аргамаке, среди блестящей свиты и
сопровождаемый огромным обозом, в котором среди ковров и перин нежились
любимые наложницы. "Повелитель вселенной" отправлялся в горы, чтобы в
погоне за зверем показать свою ловкость и мужество. Визири и паши задолго
до этого присылали ко двору медведей, козлов и диких кабанов, которых
султанские звероловы тщательно готовили к охотничьему дню. В зверинец
хункера свозились орлы - стервятники, львы и леопарды: их доставляли со
всех концов турского царства. Больше всего султан предпочитал охоту с
ястребами, соколами и кречетами, особенно с той поры, когда разозленный
дикий кабан страшным ударом клыков опрокинул султанского аргамака.
После прогулок султан долгие часы проводил в излюбленной им бирюзовой
зале. Восседая на высоко взбитых подушках, обтянутых дорогими шелками
нежнейших расцветок, он тянул из кальяна и внимательно слушал предсказания
астрологов и разных предвещателей. Сотни бездельников с важным видом
занимались составлением гороскопов, предсказывали гром и бурю,
землетрясения и заговоры, войны и походы. Если многое не сбывалось, то
астрологи со смиренным и серьезным видом объясняли это неожиданным
вмешательством в дела человеческие еще неведомых сил.
В светлый солнечный день, когда парк загородного дворца был напоен
весенними благоуханиями, к султану на прием прибыли послы Бухары и Хивы.
Великий визирь заранее подготовил хункера к их просьбам, но, не
посоветовавшись со звездочетами, Селим не решился сказать им слово. Поджав
под себя ноги, султан сидел на возвышении, украшенном золотом и
драгоценными коврами, изображая собою полное равнодушие ко всему на свете.
Два темнокожих нубийца, рослых и мускулистых, в ярких халатах, большими
опахалами из страусовых перьев направляли струю прохлады на чело
"средоточия вселенной". Почтенный длиннобородый астролог, проведший перед
тем ночь на одной из дворцовых башен в созерцании далеких небесных светил,
стоял сейчас перед султаном и искательно смотрел на повелителя.
Хункер оживился и спросил звездочета:
- Скажи, что предначертали звезды о задуманном мною?
Астролог вспомнил о поднесенных ему втайне дарах бухарцев и заговорил
льстиво:
- О, светлый лик, радость вселеной, царь царей, по сочетанию светил
ничтожный раб твой угадал волю аллаха. На Итиле московиты притесняют
правоверных, и слезы их взывают к мщению. Ты, наместник пророка на земле,
всемилосердное сердце, не можешь не страдать от сего. Звезды мне сказали,
что время для похода на Итиль самое лучшее и благонадежное...
Султан молчал, но в душе возликовал: настала пора прославиться! То,
что не сделал отец его - Солиман великий, свершит он, его сын, мудрейший и
могущественный. Хункер повел глазом и благосклонно улыбнулся. За
повелителя ответил первый визирь:
- Твои слова, Измаил, приняты чувствительным сердцем великого
повелителя всех правоверных. Теперь иди и радуйся, что можешь погрузиться
в счастье, выпавшее на твою долю!
Астролог удалился, и на смену ему на коленях впозли послы из Бухары и
Хивы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16