На соседнюю скамью пришли студенты, прислонили два футляра с виолончелями к спинке, развернули газету и стали есть ивасей с черным хлебом. Головы бросали под скамью. Мужчина, что давно сидел напротив, смотрел на них осуждающе. Странный мужчина, бритый наголо, короткошеий, голова похожа на селедочную, большим, с опущенными углами ртом ,и круглыми безжизненными глазами.
Дома был один Вася, Светлана с няней еще не вернулись с ритмики. Вася помогал Елизавете Леонидовне лепить пирожки, делал это ловко и с удовольствием. Она велела ему умыться, и они вместе пошли на Спасо-Песковский к Ломовым, встречать Светлану и Мяку. На Арбате китайцы торговали бумажными фонарями и мешками на резинке. В подворотне маленькая обезьяна, сидя на шарманке, вынимала из мешка билетики с судьбой. Вася потянул к обезьяне, пользовался ее непривычной податливостью: фонарик и мячик на резинке уже были куплены.
Рекомендация в его билетике была удивительно точна: "Вам нужен кто-то, на кого можно опереться".
Она развернула свой. Тут была глупость: "Из-за склонности к мечтанию вы теряете в жизни хорошие возможности".
Вася, конечно, рассказал Светлане про обезьянку, и на обратном пути они снова подошли к ней. Надежда вдруг почувствовала волнение, принимая от обезьянки бумажку; Светлану, конечно же, совершенно не интересовало предсказание, она пыталась дотянуться до зверька, погладить его. Обезьянка ощеривалась. Мяка тихонько пробормотала: "Не божеское это дело колдовство".
"Когда люди не понимают, не следует со всеми сражаться".
"Бедная девочка, ей предстоит сражаться со всем миром".
Надежда снова дала деньги шарманщику, загадав на Иосифа.
- Надежда Сергеевна, уже пора, Светланочка не кормлена.
- Сейчас, сейчас, минуточку.
"Ваш символ - поднятый указательный палец".
Дети крепко держали ее за руки, болтали без умолку, она видела, как они счастливы ее мягкостью и неожиданным потаканием, как в сущности они одиноки, и нежно сжимала пухлую ручку Светланы и шершавую Васи.
У Светланочки развязался шнурок, она присела. Чтобы помочь и увидела в толпе лысую рыбью голову.
"Или Москва - маленький город, или меня охраняют. Какая глупость! Кому я нужна!"
Вечером занималась с детьми лепкой и приведением в порядок прошлогодних гербариев. Иосиф задерживался на совещании хозяйственников, где он собирался огласить новую экономическую программу, состоявшую в выполнении шести условий:
"Уже завтра газеты напишут о "шести условиях товарища Сталина", жизнь продолжается, а Руфина теперь навсегда одна".
Пришла мамаша и стала намекать, чтобы ее с отцом пригласили в Сочи.
- Чем плохо в Зубалове? Теперь там есть даже своя баня, - попыталась отбиться, но Ольга Евгеньевна уже складывала губы в пучочек.
- Мама, мы так редко бываем вместе...
- Как будто там вы вместе, вся экипа по-прежнему возле него.
Когда мать сердилась, неожиданно вспоминала польские или немецкие слова. Вот и теперь "экипа" свидетельствовала, что дочь рискует: разговор может закончиться плохо.
- Хорошо, я поговорю с Иосифом, а теперь, извини, мне надо готовится к экзамену.
- Тебе всегда надо готовиться к экзамену, когда я прихожу.
Но это уже было привычное брюзжание.
Она заснула над учебником.
Ей снился зеленый дом в лесу. Массивная дверь и по две колонны с каждой стороны. Она с неимоверным трудом открывает дверь и входит в полутемный вестибюль. Из зала ведет коридор. Коридор очень узкий и с одной стороны - сплошные окна, но окна с очень толстыми стеклами, в гранях фасок дробится и вспыхивает свет бра. Она очень спешит, ей обязательно надо успеть. Входит в комнату и узнает столовую детства: знакомая темно-красная бархатная скатерть с аппликацией золотистой тесьмой, на ней ваза, но ей надо дальше. Снова комната - теперь большая, но горит единственная лампа на высокой ножке под абажуром с длинной бахромой. Углы тонут в полумраке, впереди - открытая дверь, там люди, они столпились вокруг чего-то.
Она входит, люди перед ней расступаются, и она видит Иосифа, лежащего в своих неизменных кальсонах с тесемками и бязевой рубахе на диване. Ей неловко, что он в таком виде перед чужими людьми, она ищет чем укрыть его, ничего подходящего нет, она снимает пальто, но он вдруг поворачивает к ней голову и, подняв руку, показывает указательным пальцем на потолок. Потолок вдруг разъезжается , и в дыру видна бесконечная, сумрачная от крон, пустынная аллея.
Руфина сказала, что после экзаменов уедет в Харьков к родственникам. Надежда обрадовалась:
- Там теперь моя сестра с мужем. Я дам адрес, Нюра очень добрая, очень, очень. Я мало знаю таких добрых людей, и гостеприимная, муж тоже душевный человек.
- Чем он занимается?
- Они переехали из Белоруссии, он председатель гэпэу Украины.
- Очень душевный, - усмехнулась Руфина. - От слова - душегуб что ли?
- Ну зачем ты так, ты его не знаешь, Стах действительно добрый человек, отличный семьянин.
- И слава Богу, что не знаю. Нет уж, Надя, спасибо , но, как говорила моя бабушка: "Знайся конь с конем, а вол с волом". Мудрость незамысловатая, но полезная. И ты не обижайся на меня, я стала очень резкой, это нехорошо, люде не виноваты в моем горе, а ты уж никак не виновата, и вообще,... может другого случая не будет сказать: что ты удивительно светлая и настоящая, только слепая. Но слепые часто бывают добрыми. А за меня не беспокойся, ко мне приедет Борис.
- Какой Борис?
- Как какой? Иванцов.
Секундное ошеломление, и что-то похожее на ревность, какая-то тень: "Она права. Я действительно слепая."
Он нашел ее в библиотеке, где она сдавала учебники. Выглядел даже франтовато: начищенные мелом парусиновые ботинки на резиновом ходу, рубашка "апаш", холщевые белые брюки.
- Вот, увидел, решил попрощаться. Вы куда на лето?
- В Сочи.
- А я отвезу маму к родственникам в Симеиз, поживу среди караимов, мой дед - караим, а потом поеду в Харьков к Руфине, ей будет не так одиноко, Мартемьян Никитич тоже остановится по дороге в Ессентуки... - он замолчал, словно выжидая, что и она скажет что-нибудь вроде "и я собираюсь заехать". Она действительно решила по дороге на юга или обратно навестить Нюру, но какое это имело отношение к доценту кафедры математики! И кроме того очень хорошо запомнила "душегуба".
- Значит, увидимся в сентябре, - она протянула руку.
- Погодите, у меня кафедра только через час, посидим немного в сквере, поболтаем...
- Не могу, никак не получается.
- Как быстро вы загорели, вам очень идет, в сентябре приедете совсем бронзовой...
Она молчала.
-... да... ну что ж - прощайте!
Много раз спрашивала себя потом, почему пожалела для него час, ведь никуда не спешила, и сквер в тени огромных стен взорванного собора был так прохладен, так по-летнему пустынен, так нежен запах цветов липы, так ровно и низко жужжали шмели над одичавшем боярышником...
Зачем она украла у него все это?
В Сочи играли в кегли, в городки, снова в кегли. За Иосифом теперь постоянно ходил человек в радионаушниках, а в зарослях там и сям белели гимнастёрки сотрудников охраны. Она стеснялась купаться в их почти явном присутствии, попытки уйти вдоль берега подальше, вежливо пресекались Николаем Сидоровичем (впрочем, ставшим почему-то Николаем Сергеевичем) Власиком.
Она растолстела, чувствовала себя неловкой и неуклюжей. Пожаловалась Иосифу, что это не отдых, а мука, зачем столько соглядатаев.
- Мне не мешает, я их не замечаю.
- А мне мешают.
- Ты заметила, что любой ответ мне ты начинаешь с "а", скажи, наконец, "бе". Покорнейше прошу выполнять правила. Власик устал за тобой гоняться.
- Какие правила? Это правила зоопарка, а я... я не желаю жить в зоопарке.
- Ты решила испохабить отпуск, я тебе этого не позволяю.
- Позволишь, не позволишь, даже разрешения пригласить родителей я должна испрашивать у тебя.
- Это нормально.
- Нет, это ненормально. Совет - да, нормально, а я, - снова запнулась, - я прошу именно разрешения. Но ведь мне уже не шестнадцать лет, и даже мой отец...
- Какой отец?
- Мой отец, даже он...
- Откуда ты знаешь, кто твой отец? Может Виктор Курнатовский, он плохо слышал, зато хорошо ебался, может, кто-нибудь из братьев Савченко, может быть, я...
- Ты сошел с ума! Ты слышишь, что ты говоришь?
- Я хорошо слышу и очень хорошо вижу. Ты все время ходишь с постной рожей, если тебе здесь не нравится - убирайся!
Решила взять детей и уехать к Нюре в Харьков. Нюра звонила, звала, дача среди старой дубравы, большой пруд... Не нужен пруд, не нужна дубрава, нужна работа. Через год она сможет устроиться инженером, а сейчас - сейчас просто уехать от этого безумия, побыть возле Нюры с ее всеобъемлющей, беспредельной добротой, может быть, увидеть Руфину, Бориса и Мартемьяна Никитича. Они - другие люди, живут скромно, но с достоинством, им неважно, что она жена вождя, для них она Надя Аллилуева, студентка химфака Промакадемии, а здесь она бесконечно одинока, нельзя никому ни о чем ни слова, человек не может жить, загоняя страдания вовнутрь, в конце концов они взрывают его, и он разбивается на мелкие осколки. Эрих говорил, что причина ее болезни в неприятии реальности, а кто может ТАКУЮ реальность выдержать?
Когда собирала книги, обнаружила учебник Розенталя, который безуспешно искала для Иосифа в Москве. Отложила в сторону.
К обеду приехал Лаврентий Берия. Поздоровался с преувеличенной наглой почтительностью. Рука, как всегда, влажная. Она невольно вытерла ладонь о платье и испугалась, не заметил ли кто. Заметил один Иосиф, он, действительно, всегда все хорошо видел и слышал.
За недели отдыха сильно изменился к лучшему, помолодел, спало брюшко, распрямилась начинающая сутулиться спина. Лицо округлилось, загар скрыл неровности кожи и веснушки.
Рядом с землисто-серым Берия выглядел здоровым и молодцеватым.
"Он еще ничего, - подумала Надежда. - Гладкий. Желающие найдутся".
Берия похвалил повара, спросил их, каких мест он будет (стол был грузинский).
- Неважно, из каких он мест, кажется, кахетинец, но никто не умеет так делать мхали и чинчари, как Надя. Ее научила моя мама. Ты бы побаловала нас как-нибудь.
Это был сигнал к примирению.
- Для того, чтобы приготовить эти блюда надо идти в лес за травами.
- Ну так возьми детей и пойди, им будет полезно. Заодно гербарий соберут.
- Я бы пошла, да Николай Сидорович, то бишь Сергеевич, не разрешит.
"Нет, больше она не поддастся на такие вот уловки. То, что он сказал возмутительно, непозволительно, ужасно".
- А мы его попросим.
- Я просить не буду.
Лаврентий чуял какой-то подтекст в этом разговоре, его мордочка вытянулась, стала похожа на крысиную, ноздри чуть подрагивали - типичный крысак.
Она не доставит ему удовольствия присутствовать при семейной распре.
- Хорошо. Попроси, пожалуйста.
- Я бы не рекомендовал Надежде Сергеевне идти в лес с детьми, - сказал Лаврентий медовым голосом. - Обстановка не очень здоровая.
- Так что же вы ее не оздоровили, это ведь ваша работа, разве не так?
- К сожалению, работа очень тяжелая, Надежда Сергеевна. Последние остатки умирающих классов оказались вышибленными, в силу чего они расползлись повсюду. Конечно, они слишком слабы и немощны, для того, чтобы противостоять мероприятиям Советской власти, тем не менее они усиливают свое сопротивление с ростом могущества Советского государства, и на этой почве ожили и зашевелились осколки контрреволюционных элементов из троцкистов, националистов и правых уклонистов. Это, конечно, не страшно. Лаврентий улыбнулся, довольный своим выступлением, и налил себе вина.
- Я ничего не поняла, с одной стороны, они слишком слабы, с другой усиливают свое сопротивление. С одной стороны - не страшно, с другой работа у вас очень тяжелая. Так можно идти в лес, или там осколки?
- Я видел, осколки, - хриплым от неумеренного купания голосом сказал Вася. - Зеленые на пляже.
- И я видела в саду! - добавила важно Светлана.
- Ну вот, а ты сомневаешься. Сетанка, иди ко мне, я тебе персик очищу. Тебе почистить?
Это уже было нечто небывалое. Очистить для нее персик!
- Спасибо. Я, пожалуй, пересяду туда, - она встала из-за стола, села в плетеное кресло-качалку у края веранды.
"Можно любоваться этим темно-синим морем, этими кипарисами, слушать музыку, читать хорошие книги... Люди любят, страдают от гибели близких, боятся смерти, надеются, сажают цветы и деревья. А у них только троцкисты, националисты, правые уклонисты... Но ведь Иосиф был другим. Когда-то принес билеты в Мариинку и просиял, увидев, как мы обрадовались. Читал нам Шекспира и Чехова, что же произошло? Почему он слушает эту белиберду с довольным видом? Все перевернулось, как в кривом зеркале. Какой-то ответ должен быть. Вчера прочитала у Чехова, хотела его спросить, что он думает о таком высказывании своего любимого писателя, а тут этот дикий разговор.
Взяла со стола Чехова, открыла на странице, заложенной шпилькой. Вот. Это здесь о том, что деспоты всегда были иллюзионистами. Правильно деспот.
Кто-то сильно наклонил кресло сзади, лицо Иосифа возникло над ней. Сказал тихо:
- Нехорошее, неправильное, непартийное высказывание позволили вы себе, товарищ Аллилуева, но мы вам поможем, подтянуть ваш уровень политической сознательности. С вами будет работать лучший пропагандист грузинского подполья.
Кренил кресло все ниже и ниже, ей было неловко перед детьми, перед Лаврентием.
- Отпусти!
- Не отпущу, давай мириться.
- Вечером поговорим.
Он резко отпустил кресло так, что она еле удержалась.
Из всего разговора за столом дети усвоили, что она хочет в лес; Светлана забралась к отцу на колени, обняла пухлыми ручками его крепкую шею и, целуя, приговаривала: "Можно в лес, да? Можно в лес?" Вася побежал куда-то и вернулся с огромным узловатым то ли посохом, то ли палкой.
- Это для троцкистов, - заорал на всю террасу, размахивая дубиной.
- Очень сознательный мальчик, - похвалил Лаврентий.
- Пойдите погуляйте по саду, чего-чего а крапивы для чинчари вы найдете, - Иосиф встал, открыл дверь в дом, что-то сказал. Наверное, Власику.
Они шли сначала по дорожке, выложенной старым кирпичом, потом свернули на узкую тропинку. Вася шел впереди, размахивая палкой, Светлана, приученная Мякой "собирать цветочки для папочки" все время останавливалась и рвала все, что хоть немного походило на цветы.
Гимнастерки в кустах не мелькают. Видно, Иосиф приказал оставить их в покое. В светлом небе виднелся прозрачный месяц. Под плотной кроной кипарисов что-то возилось, шуршало, тихо вскрикивая. Иногда из сине-зеленой массы стремглав вырывались птицы, над прозрачными островками молодого остролистого бамбука кружились стрекозы.
- Мама, мама! - Вася мчался по тропинке, волоча за собой дубину. - Там папа, но он со мной не разговаривает.
Мгновенный ужас: мальчик сошел с ума. Виновата она, скрывая от врачей припадки. Но его лопоухое, скуластое личико было полно таким детским искренним недоумением, что она отбросила страшную мысль:
- Где папа? Что ты глупости говоришь, папа остался дома.
- Нет, он там. - Вася показал рукой вперед, - он ходит и молчит.
На всякий случай она взяла и его за руку. Вышли на маленькую поляну, заросшую дикой малиной и крапивой.
"Вот здесь и настригу крапивы для чинчари".
На другом конце поляны - белая резная беседка, в ней кто-то сидит.
- Вот он, - прошептал Вася. - Видишь, в беседке.
Надежда вгляделась, отсюда человек действительно походил на Иосифа.
- Это кто-то похожий на папу.
- А я тебе говорю, это он!- уже раздраженно возразил Вася.
Человек вышел из беседки, заслонив ладонью глаза от солнца, смотрел на них. Это был Иосиф.
"Что он здесь делает? Наверное, ищет нас"
- Иосиф, мы здесь! - крикнула она.
Иосиф не отозвался, снова ушел в беседку.
Взяв Светлану на руки, чтобы не обожглась крапивой, пошла через поляну. Вася шел впереди и палкой заваливал перед ними малину и крапиву.
Иосиф сидел и курил трубку. Но что-то заставило ее замедлить шаги, что-то в позе (Иосиф всегда широко расставлял колени и откидывал голову, а сейчас сидел, понурившись). "Все-таки он переживает после своих безобразных вспышек, мучается".
-Иосиф!
Он вздрогнул, но позы не изменил.
- Вот видишь, он не разговаривает, - прошептал Вася.
- Папа! - звонко крикнула Светлана. - Папа, мы к тебе идем!
Но Надежда медлила заходить в беседку, что-то уже настораживало.
- Иосиф, перестань пугать детей, выйди к нам, - сказала по-грузински.
Он поднял голову, смотрел с неожиданно добрым растерянным выражением.
- Я не... Я - садовник, - ответил тоже по-грузински. - Хочу эту поляну покосить.
Встал, показал косу и снова сел.
Они вошли в беседку. Надежда поставила Светлану на дощатый пол, и та сразу же бросилась к садовнику, села рядом на скамью, и вдруг как-то по-собачьи стала принюхиваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32