- Чаянов, мне помнится, прочитал очень интересную лекцию, об интервенции ни слова. Не намекал, не призывал...
- Он ее спас, - презрительно ткнул трубкой в ее сторону Иосиф. - На лодочке покатал , теперь она считает себя ему обязанной по гроб жизни.
- Ой, расскажите, как это было! - вскрикнула Егорова. - Обожаю романтические истории.
- Надя, у вас отличный вкус, - сказала умная Полина. Пауза среди тишины. - Зубалово просто преображается, как в сказке. Эта пристройка с южной стороны удивительно гармонична. Мы перед отъездом навещали Сергея Яковлевича и Ольгу Евгеньевну и восхищались. И очень правильно, что сразу делаете паровое отопление. У нее настоящая хватка экономиста и хозяйственника, - специально для Иосифа тоже в третьем лице.
Но когда шли проводить к машине, задержала, взяв легонько за локоть, сказала тихо:
- Надя, так нельзя. Слишком нервно и вообще не стоит при посторонних, с мужьями все можно обсудить наедине. Хотя есть вопросы, которые не следует обсуждать ни с кем. Тем более, что Иосиф очень гордый человек, вырос в Грузии, там особый семейный устав... В общем, не сердитесь, я по-дружески, любя вас... не надо создавать опасных ситуаций, вы же умная женщина, вы все понимаете, зачем же портить отношения с мужем...
- Полина! - окликнул Молотов, приходящий всегда в состояние подобное смятению, если она отлучалась от него, - Полина, будь осторожна, здесь можно споткнуться.
В Академии ждали две новости. Первая - большинство занятий теперь происходило на Миусах в Менделеевском институте, вторая - в группе появилась новая студентка. Эта худая, остроносая женщина, крепкого телосложения, в очках, сразу привлекал внимание Надежды. Она заметила почтительное уважение к новенькой мужской части студентов, настороженность и недоброжелательность - женской. Что-то в этой Руфине отличало ее от других. Сначала показалось - резкое отличие в уровне знание и общей образованности, потом поняла - нет, не только это. Руфина (так звали новенькую) хотя и ходила всегда, кажется, в одном и том же темно-синем, в узкую белую полоску, костюме неизменно казалась элегантной, свежей, отглаженной; стекла очков хрустально прозрачны, фильдекосовые чулки не морщат на длинных стройных ногах, крупные руки ухожены.
При этом кто-то из одногруппников разведал, что Руфина с восемнадцати воевала на Гражданской, потом почему-то жила в Харбине, оттуда превосходное знание китайского, потом с военной делегацией Егорова ездила в Китай, работала в Главконцесскоме, в Верховном суде и вот решила учиться.
Надежда очень мерзла после Сочи. Сентябрь выдался холодным. По утрам крыши были белы от инея, нигде, конечно, не топили, и она провалялась несколько дней с тяжелейшей ангиной. Александра Юлиановна сказала, что необходима операция гланд, иначе она замучается с горлом и испортит сердце. Назначили на конец сентября, но пока валялась дома, раздали курсовые по теории машин, и ей, как отсутствующей, конечно же досталась самая гадость червячный редуктор.
Надежда чуть не заплакала, увидев задание. Группа смотрела сочувственно будто на погорельца. Одна Руфина сказала, что червячный редуктор - это "сплошное счастье", и она с удовольствием поменяется с Надеждой. Надежда отказалась и уже скоро пожалела о своей гордыне: ночи напролет маялась с чертежами. Хорошо, что Иосиф решил задержаться в Сочи до октября - протезировать зубы.
Письма писал хорошие, присылал лимоны, персики, в общем, как всегда, врозь скучали друг без друга. Расчет этого проклятого редуктора со скрипом принял новый преподаватель - худой с задумчивым взором Иванцов, а вот чертежи ее отправили переделывать.
Принялась чертить сначала. Вася, как всегда, воспользовался ослаблением контроля и через всю Москву сгонял на велосипеде на центральный аэродром посмотреть чудо века дирижабль "Граф Цеппелин" Сначала он наврал, что никуда не ездил, ничего не видел, рассказал в школе один мальчик, но потрясение было так велико, что буквально через час за ужином, он принялся расписывать и дирижабль, и свою поездку.
Запнулся, покраснел. Она не стала его ругать, а просто заметила, что правду всегда говорить удобнее, например, можно поделиться впечатлениями с близкими. Вася был потрясен неожиданным либерализмом, а она корила себя, что из-за червячного редуктора не свозила сына посмотреть диковинный дирижабль.
Наваждение рассеялось очень просто. На конференции ударников оказалась рядом с Руфиной, и та спросила, как продвигается курсовик.
- Измучилась с чертежами. А мне еще предстоит операция, выйду из строя на несколько дней.
- Да ну! - засмеялась Руфина. - Просто ты слишком правильная. Я тебе дам одну книгу, там все чертежи ты и... сверишься.
После конференции раздавали ордера на галоши и пакетики с круглыми конфетами. Надежда съела одну - была голодна. Обсыпанная сахаром карамель с паточной начинкой показалась отвратительной. После конференции для участников давали в Большом "Кармен" с Максаковой. Руфина светилась.
- Моя любимая опера.
И очень точно напела тему гадания.
В зале сидела замерев, вытянув шею, глаза блестели, но после окончания заторопилась.
- Тебе далеко?
- Мне... ннет, - поперхнулась Надежда ("Значит, еще не знает".)
- А мне на Миусы. Побежала. Завтра после занятий зайдем ко мне, это рядом, я дам книгу и, если хочешь, помогу.
Было холодно, бежали через голый Миусский сквер, потом кружили среди жалчайших деревянных домишек. Вошли в темные сени: ведра с водой, кадки, запах кислой капусты.
- Это мы заготовили на зиму. Отличный витамин. Я вам дам с собой, только банку верни. Банки дефицит.
Руфина вела ее по длинному коридору. Толкнула дверь в торце его.
- Ау! К нам гости.
На кровати лежал мальчик лет десяти и смотрел на них сияющими глазами.
- Это Мика - мой сын. Вернее, я его дочь, потому что он умнее, талантливей, образованней и мудрее меня. Покажи.
Руфина взяла с пюпитра, лежавшего на животе мальчика, лист с рисунком.
- Это кто?
- Это портрет Жоржа Бизе, а по углам иллюстрации к "Кармен", как ты рассказывала. Это - драка на табачной фабрике, это - Цунига и Хосе, это Кармен гадает, а это Микаэла.
- Отлично! Посмотрите, - Руфина протянула лист Надежде, - как будто был вместе с нами.
- А я и был, можно сказать. Ты так интересно рассказала.
Надежда потрясенно рассматривала карандашный рисунок. Этот мальчик был настоящим художником.
- Я принесу тебе повесть Мериме "Кармен". По этой повести написана опера, и, конечно, либретто бледнее.
- Пьем чай.
Руфина необычайно быстро и ловко накрыла на стол, подвязала Мике белоснежную салфетку взбила подушки, помогла мальчику сесть и поставила перед ним тарелку.
- Мама, можно я буду есть палочками.
- Он гордится тем, что умеет есть, как китаец, - Руфина сняла с полки длинные деревянные палочки, протянула сыну. - Давай, Мяо-мяо.
Комната была крошечной, почти половину занимала кровать, другую - стол и этажерка с книгами.
- Мы с ним валетом, - ответила Руфина на ее незаданный вопрос, а когда приезжает кто-нибудь из друзей - спят на столе или под столом.
- Евдокия Михайловна приходила, - сказал Мика, ловко орудуя палочками.
- Как она?
- По-моему грустная. А вот и еще один член нашей семьи. Смотрите, какое чудище. Заходи Арсений, здесь все свои.
На форточке сидел огромный кот с круглой башкой и огромными настороженными глазами.
- Я знала одного кота в Лениграде, и что интересно - тоже Арсения, они даже похожи.
- Нет, наш ни на кого не похож. Он все понимает, как человек.
Кот мягко спрыгнул на кровать, и Надежда заметила, что под ватным одеялом, будто пустота, там, где должны были обозначаться ноги.
- Арсений очень любит Мику и иногда приносит ему в подарок полузадушенную крысу. Попробуй этот студень. Если очень повезет, дают без лимита в магазине трамвайного депо. Мне сегодня утром повезло.
Серый холодец оказался вкусным. Но от второго куска Надежда отказалась: в этой комнате смешались нищета и экзотика.
На стенах - красивые веера, и несколько кусочков пиленого сахара в фарфоровой, белой с синем, сахарнице. Чай пили вприкуску.
Руфина очень понятно объяснило, как делать курсовую, дала книгу с чертежами редукторов.
- Из нескольких тебе нужно как бы собрать один. Разница в деталях, и главное - в размере шага.
- Хотите я вам нарисую чертеж. Он будет маленьким, но по всем правилам.
- Это идея! Сплошное удовольствие.-обрадовалась Руфина.
- Нет. Спасибо, милый. Мама мне все хорошо объяснила.
Возвращаясь домой, она пыталась представить Васю, делающего для нее чертежи, и не могла. Абсурд! А ведь мальчики почти ровесники. Дело в том, что Руфина - мать не чета ей. Вернулась из оперы и рассказала и даже, наверное, спела, а она только и знает: "Уроки выучил, зубы почистил?" Иосиф же вообще им и не занимается.
Вот и теперь. Какой смысл торчать в Сочи до конца октября? Делает коронки на зубы. За месяц все можно закончить, а дальше что? Какой-то хитрый умысел в этом сидении есть. Пишет письма на листочках из блокнота синим карандашом. Почему-то этот карандаш раздражает и то, что некоторые послания сочинялись "под парами". По почерку видно и по интонации. Иногда совсем несуразное: "Ты что-то в последнее время начинаешь меня хвалить. Что это значит? Хорошо или плохо?" или "Живу неплохо. Ожидаю лучшего".
Какой пронизывающий холод, он добирается до сердца, до души. В той нищей комнате счастья больше, чем в ее кремлевских хоромах. Странная ситуация: Руфина не знает, кто она. Товарищи не посвятили ее: уверены, что знает и поэтому подлизывается. А она не знает. Пока. Ждать, когда скажут, или сказать самой? Но как?
Она сидела, нахохлившись в дребезжащем промерзшем автобусе. Окна в инее, надышала кружочек, как раз во время - перекопанный, перегороженный заборами Охотный ряд. Надо выходить.
Все разрешилось само собой. Неделю просидела дома после операции гланд и аденоидов. Без наркоза. Профессор Свержевский был потрясен, когда она попросила не делать наркоз. После Мариенбадских сеансов боялась не контролировать себя. Боль была адская, но вытерпела, конечно, и заслужила одобрение Свержевского: "Без наркоза эта операция проходит для больного и для хирурга надежнее. Так что вы были правы, мужественно решив пройти испытание болью".
Много занималась с Васей и Светланой, перештопала, перелатала все их вещички, и главное - вчерне изобразила этот поганый редуктор. Оказалось, в общем-то, даже не очень сложно. Федя научил перерисовывать через стекло и теперь в ее спальне на двух табуретах лежало толстое стекло со стола Иосифа, под ним лампа, и дело пошло веселее - с "грязного чертежа" копировала на чистый ватман.
Вечерами прибегала Ирина. Худенькая, бледная. У нее, как всегда, все было вперемешку: лезгинка Максаковой в новой опере "Алмас", перипетии отношений с заместителем начальника кремлевского гаража, листовки, которые появились на улицах, новое на Семеновой, и, расширив глаза: "Волна крестьянских восстаний. Подавляют с помощью артиллерии и отравляющих газов".
В артиллерию и отравляющие газы не верила - Ирина всегда была склонна к преувеличениям, а про листовки спросила, нет ли у Ирины показать Иосифу.
Ирина посмотрела на нее как на сумасшедшую и как сумасшедшей сказала мягко, что прикоснуться к такой листовке - значит получит срок. Это тоже было преувеличением, но она любила Ирину со всеми ее преувеличениями. Их связывала вся прожитая рядом жизнь. Она рассказала ей про Руфину и про больного безногого мальчика. Ирина тут же загорелась, предложила показать рисунки Мики художнику Нюренбергу, а еще лучше - Василию Семеновичу Сварогу - замечательному рисовальщику, с которым у нее такие теплые отношения, что она даже позировала ему "ню".
- Ты позировала голой! - ужаснулась Надежда.
- А что такого? Это же искусство. Кстати у него есть очень хорошая картина Иосиф в Нальчике, там на заднем плане чудный пейзаж, он как Леонардо пишет позади портрета, великолепные пейзажи. А что делать бедным художникам! Из-за одного пейзажа можно повесить здесь в этой комнате. Хочешь, я поговорю с ним, он подарит, сочтет за честь. И еще мне нравится у него пейзаж из Ессентуков, только что написал.
- Пейзаж Ессентуков, пожалуй, можно, а Иосифа не надо. Он будет недоволен. От слова "Ессентуки" повеяло теплым. Из Ессентуков приезжал к ним этот милый человек Рютин.
В Менделавочку (так звали институт на студентском жаргоне) пришла с пакетом апельсинов для Мики и сразу поняла, что Руфина теперь ЗНАЕТ.
- У нас с тобой партийное поручение, - сказала сухо. - У Коварского неприятности в Челябинске, грозит исключение из партии. Надо разобраться. Хотя, что там разбираться, я с ним говорила, все ясно.
- А если ясно, какова наша роль?
- Моя - не знаю. А твоя может его спасти. Ты говоришь, операцию без наркоза делали?
- Да, - растерянно ответила Надежда.
- Тогда можно я и сейчас без наркоза скажу правду.
- Говори.
- Ему вручали орден Ленина, и, как я поняла, он недостаточно восхвалял твоего мужа.
- Ты, наверное, неправильно поняла.
- Допускаю. Давай поедем в Челябинск, разберемся.
Коварский был угрюмым, запущенного вида, могучим мужиком. Но было известно, что в своем родном Челябинске он отличился как ударник и выдвиженец на партийной работе.
Решили ехать защищать товарища. Руфина помягчела и предложила зайти к ней ненадолго, она посмотрит расчеты по редуктору и вообще.
- Мика спрашивал о тебе. Для него будет праздник, если ты сама вручишь ему апельсины. И потом, хочу познакомить тебя с моей самой близкой подругой. Что ж ты банку для капусты не взяла?
- Завтра принесу.
Снова шли через озябший Миусский сквер, через дровяные склады. У входа в барак их встретил Арсений.
- Он меня за километр ждет, - пояснила Руфина. - Форточка закрыта сегодня, закрыта. Евдокия Михайловна Мику купает.
В комнатке было волгло, пахло щелоком, горячей водой, свежим бельем и углем. Мокрые блестящие волосы Мики были расчесаны на косой пробор. На столе орудовала огромным утюгом полная женщина с миловидным, чуть отекшим лицом.
Протянула руку, ладонь от утюга была горячей и сухой.
- Евдокия Рютина.
Мика рисовал апельсины, что-то шепча про себя. Они пили чай. Евдокия Михайловна была скована, отвечала однозначно и все поглядывала на Руфину вопросительно.
Надежде тоже было не по себе. Она помнила слова Иосифа о "контрреволюционной нечисти" - ее муже, и успокаивала себя тем, что Иосиф сгоряча мог сказать что угодно. Сколько раз она была блядью, дурой-бабой, тупой пиздой, а потом забывалось, будто и не говорил. Она знала, что в минуты бешенства Иосиф не контролирует себя, потом, наверное, мучается... А сколько раз любимчик Климент Ефремович был "краснозадой макакой" (это потому что кавалерист), а медлительный Маленков "толстомясой Маланьей"... Вот и с Рютиным все обойдется, Иосиф не может не понять, ведь он так хорошо разбирается в людях, что Рютин - человек искренний, и, значит, искренне предан делу партии.
- Я помню, на пятнадцатом съезде он был избран кандидатом в члены Цека, и его даже прочили в члены Чека, а что потом случилось? Мне он никогда не рассказывал.
- Кто-то, кажется Каганович, предложил ему выступить по какому-то вопросу, а Мартемьян не захотел. У него, если заколодило, не сдвинешь. Да так и поехало. Весь двадцать восьмой его травили...
Пауза.
- Мне, пожалуй, пора, - Надежда поднялась.
- Ой, и я засиделась! Виря уже, наверное, из школы пришел, - Евдокия Михайловна тоже поднялась, обдернула просторное сатиновое платье. - Прощай, мой голубь, жди меня послезавтра.
- А можно я три апельсина передам Любе, Вире и Васе? - спросил Мика Надежду.
- Конечно.
- Не мудри, не мудри! - Евдокия Михайловна замахала на мальчика, как на курицу руками. - Они уже большие, какие им апельсины. Вася тут курить надумал, отец его посадил рядом и вместе посчитали, сколько на те деньги, что на папиросы уходят, книжек можно купить. Он все на книжки переводит и сторожит их. Не жадный, а книжки в тетрадочку записывает, если кто берет. Он тебе Руфа велел передать, чтобы ты Гегеля отдала, ему нужон очень.
- Сейчас отдам, - Руфина сняла с полки книгу, бумажка, лежащая под ней соскользнула и упала под ноги Надежде. Она подняла её .
На шершавой серой бумаге размытым жирным шрифтом: "Резолюция собрания подольских рабочих Орехово-зуевской... немедленно отстранить Сталина от управления страной... предать суду за преступления против пролетарских масс..." - привычка секретаря схватывать всю страницу разом.
- Что это? Листовка?
- Я пошла, - Евдокия Михайловна все же поцеловала Мику, и только потом к двери.
- Да не бойтесь. Эти листовки в булочных были, в банях... Надежда не понесет ее в ГПУ и никому не скажет, правда? Тем более, что эта резолюция направлена Калинину, Рыкову и кому-то еще, там внизу написано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32