А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Алекс, позволив капитану Голту подвергнуть себя короткому допросу, поспешно удалился. На его лице явственно читалось облегчение.
Тот чрезвычайно черный парень заметил, что Джейн наблюдает за ними от крайних палаток. Широко улыбаясь, он зашагал к ней.
– Вода есть? Соль есть?
– Конечно, офицер.
Джейн позвонила по телефону Эллен Мэй.
Черный рейнджер миролюбиво кивнул, покопался в отвисших карманах своих обрезанных штанов и принялся скручивать сигарету с марихуаной. Его голени и предплечья покрывала сеть тонких мелких шрамиков, а на шее сбоку Джейн заметила огромный заросший кратер, в который мог бы без труда уместиться кончик ее большого пальца.
– Я не уверена, что сотруднику полиции на задании обязательно курить марихуану, – сказала Джейн.
Рейнджер зажег спичку о загрубелый ноготь большого пальца, прикурил косяк и резко вдохнул.
– Занимайся своим делом, – предложил он.
От кухонной юрты прибежал рысцой малыш Джефф Лоуи, неся фляжку и антисептический бумажный стаканчик, две солевые таблетки и пару полосок вяленой оленины. Он робко вручил все это рейнджеру.
– Вы что, курите травку? – спросил Джефф, широко раскрыв глаза.
– У меня глаукома, – провозгласил рейнджер. Он закинул в рот солевые таблетки, запил их тремя стаканчиками воды, сделал последнюю длинную затяжку, потом затоптал косяк и принялся жадно поглощать мясо.
– Хорошая оленина, – пробубнил он с набитым ртом. – В наши дни нечасто встречаются люди, которые умеют по-настоящему готовить оленину.
Он двинулся обратно к своей машине.
– Подождите секундочку, – сказала Джейн. – Пожалуйста!
Рейнджер вопросительно поднял брови.
– Расскажите, что происходит? – попросила Джейн.
– Контрабандисты, – ответил тот. – Они нынче вытворяют с этими фармакозами такие штуки, что только держись. Потом перегоняют их ночью по глухим дорогам, смешивают с обычными мясными, и черта с два ты найдешь разницу без сканирования ДНК. Эта команда, которая вам попалась, – довольно крутые ребята, мы уже некоторое время наблюдали за ними. Вам повезло.
– А что это за «штуки», которые можно вытворять с нелегальными козами? – спросил Джефф.
– Ну, пластиковая взрывчатка, например. Фильтруешь молоко, делаешь из него сыр, вставляешь фитиль – и можешь идти взрывать к чертовой матери все, что душе угодно.
– Взрывчатка из козьего молока, – медленно проговорила Джейн.
– Вы ведь шутите, правда? – спросил Джефф. Рейнджер широко улыбнулся.
– Да, ребята, я пошутил. Прошу прощения. – Джейн уставилась на него. Рейнджер – на нее. В его зеркальных очках не было никакого выражения.
– И что вы собираетесь делать теперь? – спросила Джейн.
– Засечем место их выхода на связь, я выслежу их в кустарнике. К утру мы их поймаем. Ну, может быть, к полудню. Капитан Голт любит делать все по букве, он даст им возможность бросить оружие и решить дело без шума. Спасибо за воду, мэм. Вы тут поосторожнее.
Рейнджер не спеша пошел обратно.
Джефф дождался, пока тот отойдет за пределы слышимости, и проговорил со смесью подавленного изумления и почтения:
– Джейни, они их всех перебьют!
– Да, – сказала Джейн. – Да, я знаю…

Последние две недели мая 2031 года изобиловали яростными, смертоносными ураганами. К несчастью, все они разражались в Канзасе, Айове, Миссури, Небраске и Арканзасе. Двадцать седьмого мая по Аллее Торнадо пролетел небольшой фронт, и бригада рьяно кинулась за ним в погоню, но ни одного смерча так и не возникло.
Статистически ничего необычного в этом не было. Однако статистика и сама становилась все более необычной по мере того, как столетие двигалось вперед. До плохой погоды в Соединенных Штатах ежегодно бывало около девятисот торнадо. Теперь их было около четырех тысяч. До плохой погоды среднегодовое количество торнадо убивало около сотни людей и приносило около двухсот миллионов долларов ущерба (в стабильной валюте 1975 года). Теперь, несмотря на значительно улучшенные системы предупреждения, торнадо убивали в год около тысячи людей, а ущерб было невозможно точно оценить ввиду того, что экономическая природа таких понятий, как «ценность» и «валюта», стала в своей основе абсолютно нелинейной.
Найти торнадо, по очевидным причинам, теперь было проще. Однако большинство гроз, даже очень жестоких гроз с хорошими показателями, не порождали торнадо. Значительная часть погонь была просто обречена обернуться ничем, даже с превосходным погодным мониторингом и быстрым развертыванием аппаратуры на территории. Даже постоянно опустошаемая Аллея Торнадо между Техасом и Оклахомой, главное гнездилище смерчей на планете, временами неизбежно обретала мир и покой.
Черная магия засухи зримо влияла на мораль бригады. Алекс видел, что все они по-прежнему старались как можно лучше вести себя рядом с Малкэхи, но в последнее время Малкэхи и сам стал каким-то отстраненным, с головой уйдя в марафон своих сеансов моделирования. Бригада скучала, потом стала раздражаться. Кэрол и Грег, чья связь и в лучшие времена не казалась особенно стабильной, начали принародно обмениваться колкостями. Питер с Риком взяли мотоцикл с коляской и отправились в Амарилло «за покупками» и вернулись похмельные и избитые. Руди Мартинес уехал на неделю в Сан-Антонио повидать свою бывшую жену и детей. Марта и Сарыч, которые находили друг друга физически отталкивающими, но тем не менее никак не могли оставить друг друга в покое, ввязались в злобную, разрастающуюся свару из-за какого-то мелкого повреждения, нанесенного одному из ультралайтов. А Хуанита проводила кучу времени, бесцельно носясь по окрестностям в песчаном багги – якобы для того, чтобы задать хорошую встряску его новому, улучшенному интерфейсу. Однако Алекс подозревал, что она делала это скорее ради собственных нервов, чем ради чего-то имевшего отношение к машине.
Высокие равнины получили в этом году щедрую порцию дождей в районе Биг-Спринг и Одессы, но к этому времени бригада уже передвинулась далеко на север, к каньону Пало-Дуро. Здесь, в более высоких широтах, прерии получили с весны хороший старт, но затем остановились. Неестественная обильность парниковых дождей уступила место ветреной сухости, некогда более привычной для Техасского выступа, и перенасыщенная влагой растительность заколебалась и начала тормозить развитие. Она, конечно, не завяла – такие ребята, как волосолист, локотник или бизонова трава, слишком упрямы и злонравны, чтобы позволить себе подобную мягкотелость, – но стала желтой, жесткой, сухой и колючей. А еще дальше к северу, на Оклахомском выступе, дождя не было с конца марта.
Алекс обладал высокой устойчивостью к скуке. Настоящее нетерпение требовало такого уровня животной энергии, каким он попросту не обладал. В отличие от бригадиров он не дергался и не жаловался. Имея в своем распоряжении работающие легкие, экран, на который можно было смотреть, и место, где можно было спать, Алекс в целом чувствовал себя удовлетворенным. Он никогда не просил о том, чтобы его приняли в группу раздражительных экстремалыциков в качестве их бесплатного козопаса-любителя; он осознавал всю абсурдность своего положения, но не придавал ей большого значения. Погода стояла приятная, воздух был чистым, его здоровье – удовлетворительным, и его оставляли на целый день одного в обществе коз, Библиотеки Конгресса и смарт-веревки.
Это его устраивало. Козы были благодарной аудиторией для его растущего репертуара трюков с веревкой и являли собой превосходную мишень для коварной петли, которую ему недавно удалось пристроить на ее конце. Плюс ко всему теперь, имея большие кожаные сапоги из Матаморос, Алекс больше не беспокоился по поводу колючек, шипов, жгучей крапивы и больших, незаметно скользящих в траве ядовитых гремучих змей. Главным неудобством в его теперешнем существовании были трапезы, на которых ему три раза в день приходилось встречаться лицом к лицу с бригадирами. К тому же и еда у них была совершенно ужасной.
То, что он побывал под пулями ради общего дела, весьма способствовало улучшению социальной позиции Алекса в лагере. Из бригадиров лишь немногие бывали в таких обстоятельствах, когда в них действительно стреляли. Исключение составляли Эллен Мэй, в которую стреляли несколько раз, Питер – один раз, Руди – пару раз в пору его гражданской жизни, а также Грег – «сколько угодно». Пережить обстрел – это опыт, высоко ценимый в бригаде, а то, что в него стреляли, когда он находился непосредственно на службе, принесло Алексу несомненное отличие. Он, правда, услышал несколько брюзгливых презрительных замечаний по поводу своей новой одежды, но одежда не оставалась новой слишком долго. Алекс никогда не переодевался, редко мылся и совсем перестал бриться. Вскоре джинсы и вышитая рубашка засалились, а бумажное сомбреро, никогда не покидавшее его головы, с течением времени становилось все более и более измятым и устрашающим. Помимо всего прочего, он еще отрастил клочковатую белобрысую бороденку, и после этого никто уже не уделял ему большого внимания. Его желание исполнилось: он стал пустым местом.
Однако видя, что напряжение в лагере продолжает расти, Алекс решил, что его положение стало уже достаточно солидным, чтобы он мог предпринять некоторые полезные шаги. Он пришел к Джо Брассье, чтобы посоветоваться с глазу на глаз относительно своей юридической и финансовой ситуации.
Алекс был привычен к юристам. Он вырос в окружении многочисленных наемных поверенных своего отца. Брассье был адвокатом-извращенцем: странным и исключительно редко встречающимся типом юриста, который сам лично не был состоятельным человеком. Алекс имел сильные подозрения, что во времена чрезвычайного положения Брассье оказался не на той стороне политического фронта. Большинство людей с грехом пополам пережили этот период истории и после сумели забыть, насколько специфическим образом они вели себя в то время, но Джо Брассье, как и остальные бригадиры, совершенно очевидно не принадлежал к большинству людей.
Алекс знал, что разговаривать с юристами не имеет смысла, если у тебя нет кучи интригующих вещей, которые ты хочешь им сообщить. Он был вполне уверен, что Брассье не является ни агентом по борьбе с наркотиками, ни подручным какого-нибудь копа, и поэтому подробно рассказал ему все о своих финансовых соглашениях с clнnica в Нуэво-Ларедо.
Большинство людей могло прожить всю жизнь, ни разу не воспользовавшись частной валютой. Впрочем, разумеется, большинство людей были бедны – они не обладали ни достаточным состоянием, чтобы покупать в частно-денежной системе, ни достаточными связями или торговой смекалкой, чтобы использовать частные валюты эффективно. Конечно, речь при этом не идет о временах чрезвычайного положения, когда любой американец, хоть богатый, хоть бедный, был вынужден использовать частную валюту, поскольку доллар США был приватизирован режимом.
Алекс не очень хорошо понимал, каким именно образом могла быть осуществлена «приватизация валюты». Примерно настолько же туманное представление он имел о произведенной режимом массированной «национализации данных». Джо Брассье, однако, по-видимому, превосходно разбирался в сути этих принципов. Брассье был ответственным за финансовые бумаги бригады, а они представляли собой настоящее крысиное гнездо разномастных частных валют.
У Алекса имелись деньги и парочка друзей-кудесников, так что главные условия у него были под рукой. Дальше дело сводилось лишь к невзламываемым кодам, цифровой идентификации, анонимной переписке и сетевой неотслеживаемости. Все это были компьютерные сетевые технологии, которые когда-то считались очень необычными и сложными, но вместе с тем были настолько элементарны, что после того, как они однажды заняли свое место, их было уже невозможно устранить, не разрушив всю Мировую Паутину.
Разумеется, заняв свое место, эти технологии окончательно нейтрализовали способность правительств контролировать потоки электронных фондов – их стало можно переводить куда угодно и когда угодно, для любых целей. Собственно говоря, этот процесс во многом нейтрализовал вообще любой человеческий контроль над современной электронной экономикой. К тому времени, когда люди осознали, что подобная бешеная нелинейная анархия работает не совсем на пользу кого-либо из заинтересованных лиц, процесс зашел уже слишком далеко, чтобы его можно было остановить. Все допустимые стандарты благосостояния испарились, перешли в цифровую форму и исчезли в непрекращающемся урагане электронного эфира. Даже физический обрыв оптоволокна не мог остановить этого; правительства, попробовавшие такой способ, обнаружили, что вся эта шифрованная сумятица тут же быстренько переключилась на голосовую почту и даже факс-машины.
Одним из серьезных последствий приватизации было то, что внезапно всплыли на поверхность крупные суммы с черного рынка. Очевидно, это изначально входило в план: даже несмотря на то, что правительство саботировало собственную способность успешно взимать хоть какой-то подоходный налог, оно всегда могло наверстать упущенное, подойдя с другого конца – облагая штрафами доселе находившиеся под спудом сделки черного рынка.
Правительства быстро обнаружили, однако, что масштабы теневого капитала были поистине титаническими. Богатства черного рынка, накопленные в результате уклонения от уплаты налогов, взяток, коррупции, воровства, растрат, продажи оружия, наркотиков, проституции, бартера и неучтенных финансовых операций, оказались значительно больше, нежели мог себе представить любой среднестатистический экономист. Мировой океан теневых денег имел настолько обширный объем, что стало немедленно, сокрушительно ясно, что стандартные доктрины, касавшиеся обычных финансов, в данном случае не имели никакой рабочей плоскости соприкосновения с реальностью. Экономисты, воображавшие, что они понимают базовую природу современной финансовой сферы, на деле жили в догматической стране грез, столь же не соотносящейся с действительностью, как марксизм. За этим ужасающим открытием последовало резкое падение курса большинства национальных валют, и фондовые биржи превратились в руины.
По мере того как чрезвычайное положение набирало обороты, паникующий режим принялся пропихивать через Конгресс свою национализацию данных, и в этом конвульсивном усилии сама природа денег и информации мутировала без надежды на восстановление.
Образовавшийся в итоге всего этого клубящийся хаос и стал для Алекса фундаментом его повседневного представления о нормальности.
Алекс не видел ничего удивительного в том, что такие сообщества, как китайская Триада или корсиканская Черная Рука, печатают собственные деньги в электронном эквиваленте. Он просто принимал это: существование электронных частных валют, за которыми не стояло никакое правительство, – неотслеживаемых, полностью анонимных, доступных по всему миру, молниеносных по скорости, вездесущих, взаимозаменяемых и, как правило, чрезвычайно неустойчивых. Разумеется, подобные фонды не заявляли прямо на оперативном экране: «Сицилийская мафия», они обычно использовали какой-нибудь занудный, официально звучащий псевдоним вроде «Banco Ambrosiano ATM Euro-DigiLira»; однако дельцы, имевшие дело с частными валютами, как правило, имели неплохое представление о кредитоспособности эмитентов.
Довольно часто случалось, что эти частные валюты прогорали вследствие обыкновенной жадности, плохого управления или просто невезения на рынке. Однако вездесущим плотоядным свободно-предпринимательским рыночным силам все же удалось внедрить в общую сумятицу некое подобие грубого порядка. В нынешние времена множество людей принимали частные валюты просто как естественный способ существования денег.
Если ты использовал частную, цифровую монету, то даже люди, которые продавали тебе ее, не знали, кто ты такой. Точно так же, как и ты не имел представления о том, кто такие они – не считая их тарифов, их рыночной репутации и истории их деятельности. Не было ничего, с чем тебя можно было бы отождествить, кроме твоего нерушимо закодированного общего пароля. Если очень хотелось, ты мог по-прежнему использовать правительственные валюты, и большинство людей так и поступали – ради простоты или потому, что у них не было альтернативы. У большинства вообще не было никакого выбора в этом вопросе, поскольку они были бедны.
К сожалению, из-за катастрофической потери контроля над основными экономическими процессами бедны были и большинство правительств. Правительственные валюты редко обладали большей стабильностью, нежели их частная разновидность. Правительства – даже могущественных развитых стран – потеряли контроль над своими валютами во взбаламученных водах валютной торговли еще в 1990-х годах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42