– Верно, – подтвердил Алекс. – Я уже бог знает сколько не потел по ночам.
– Это очень серьезный шаг, очень серьезный, – воодушевляюще произнес доктор Мираби. – Разумеется, эта инфекция была лишь критическим симптомом вашего комплекса болезней. Следующей стадией лечения, – он сверился с блокнотом, – будет хроническое скопление мокроты! Мы должны разобраться с этой хронической мокротой, Алекс. Вначале, возможно, она действительно играла какую-то защитную роль, но теперь только обременяет ваш метаболизм. Когда хроническое отделение мокроты прекратится и туберкулы будут совершенно очищены… чисты…
Он замялся.
– Как правильно, «очищены» или «чисты»?
– Можно и так и так, – ответил Алекс.
– Благодарю вас, – сказал доктор. – Итак, когда мы отскребем с поверхности ваших легких мокроту, мы сможем лечить уже непосредственно мембраны. Мембраны в ваших легких, разумеется, повреждены, повреждены на глубоком клеточном уровне, но мы не сможем добраться до поврежденных поверхностей, пока не удалим мокроту.
Он серьезно посмотрел на Алекса поверх очков.
– Вы и сами знаете, что в вашей хронической мокроте содержится множество загрязняющих веществ. Годами вы вдыхали различные газы и частицы – экологически вредные вещества, аллергическую пыльцу, частицы дыма, вирусы и бактерии! Все они накапливались в вашей хронической мокроте. Когда мы как следует отскребем ваши легкие при помощи промывания, это будут легкие новорожденного ребенка!
Доктор улыбнулся. Алекс молча кивнул.
– Вначале будет не очень приятно, но впоследствии вы почувствуете себя вполне неплохо.
– Вам снова придется меня вырубить? – спросил Алекс.
– Нет, Алекс. Очень важно, чтобы на протяжении процедуры вы могли правильно дышать. Очищающее средство должно проникнуть до самого дна легких. Вы меня понимаете?
Он помолчал, тыкая стилом в свой блокнот.
– Вы хорошо плаваете, Алекс?
– Нет, – ответил тот.
– Тогда вам должно быть знакомо – это ощущение, когда вода попадает в дыхательное горло, – торжествующе кивая, подхватил доктор. – Этот рефлекторный кашель. Понимаете, Алекс, мать-природа заставляет вас кашлять, когда вы вдохнули воду, только из-за того, что в воде для ваших легких недостаточно кислорода. Но жидкость, которая наполнит ваши легкие при промывании, будет не вода, Алекс. Это будет густая силиконовая жидкость. Она содержит в себе множество растворенного кислорода, огромное количество кислорода!
Доктор Мираби хохотнул.
– Если вы будете лежать тихо и не дыша, вы сможете прожить полчаса на том кислороде, который содержится в одной-единственной порции этой жидкости! В ней столько кислорода, что поначалу вы даже можете почувствовать гипервентиляцию.
– Я должен буду каким-то образом вдохнуть эту штуку, так, что ли?
– Не совсем. Она слишком густа, чтобы ее можно было вдохнуть. В любом случае, нам совершенно не нужно, чтобы она попала к вам в носоглотку.
Доктор Мираби нахмурился.
– Нам придется аккуратно процедить ее вам в легкие, понемножку.
– Понимаю.
– Мы просунем вам в рот тонкую трубочку и протолкнем ее вплоть до надгортанника. Конец трубки будет смазан локальным анестезирующим веществом, так что вы не будете чувствовать боль в надгортаннике слишком долго… На протяжении процедуры вы должны оставаться совершенно неподвижным. Попытайтесь полностью расслабиться и дышите только по моей команде.
Алекс кивнул.
– Ощущения будут весьма необычными, но они не опасны. Вы должны полностью решиться пройти через эту процедуру. Если вы поперхнетесь жидкостью и начнете кашлять, нам придется начать все сначала.
– Доктор, – сказал Алекс, – вам не нужно меня убеждать. Я не боюсь. Вы можете мне верить. Я не остановлюсь на полдороге. Я вообще не имею такой привычки. Если бы я имел привычку останавливаться на полдороге, я не был бы здесь, не так ли?
– Но вы будете чувствовать некоторый дискомфорт…
– Это для меня не новость. Этого я тоже не боюсь.
– Очень хорошо, Алекс – Доктор Мираби потрепал Алекса по плечу. – Тогда мы начнем. Займите место на операционном столе, пожалуйста.
Консепсьон помогла Алексу улечься на обитом кожей шарнирном столе и нажала ногой педаль. Под полом завыл привод, и верхняя часть стола приподнялась, согнув туловище Алекса в бедрах и остановившись под тупым углом. Алекс дважды кашлянул.
Доктор Мираби достал пару прозрачных перчаток, проворно распаковал один из своих зачехленных аппаратов и принялся щелкать переключателями. Открыв какой-то ящичек, он вынул из него пару ярко-желтых контейнеров с аэрозолем и вложил их в гнезда наверху аппарата. Затем подсоединил к кранам на контейнерах прозрачные пластиковые трубки и открыл оба крана, ответившие коротким пневматическим шипением. Машина загудела и заскворчала. Пахнуло горячей струей электрического сопротивления.
– Нам нужно разогреть жидкость до температуры крови, – пояснил доктор Мираби. – Чтобы промывание не оказалось для туберкул тепловым шоком. И кроме того, если жидкость будет теплой, она будет растворять хроническую мокроту более эффективно… или эффектно? Как правильно: «эффективно» или «эффектно»?
– Эффективно, – сказал Алекс. – Как вы думаете, меня не вырвет? Это моя любимая пижама.
Консепсьон сняла с него пижаму и деловито накинула вместо нее бумажный больничный халат. Затем пристегнула Алекса к столу двумя брезентовыми ремнями. Доктор Мираби подошел, держа в руках мягкий пластмассовый наконечник трубки, смазанный розовой пастой.
– Открывайте рот пошире, чтобы в него не попало обезболивающее, – предупредил он.
Несмотря на предупреждение, Алекс все же получил щедрый мазок пасты по основанию языка, моментально ставшего не менее омертвелым, чем отрубленный говяжий язык на колоде мясника.
Наконечник понемногу продвигался по тесной дорожке боли вдоль его гортани. Алекс почувствовал, как мясистый клапан в его грудной клетке запрыгал и захлопал, когда трубка прикоснулась к нему и проникла дальше. Затем наступило онемение, и огромное ядро плоти позади его сердца попросту потеряло способность чувствовать, обратилось в ничто, словно вынутая фабричным механизмом сердцевина яблока.
Его глаза наполнились слезами. Он скорее слышал, чем видел, как доктор Мираби прикоснулся к кранам. Затем пришел жар.
Он никогда не знал, что кровь такая горячая. Жидкость была теплее, чем кровь, и гораздо, гораздо более плотная, словно расплавленный до сметанообразного состояния вспененный свинец. Он видел, как жидкость по трубке перетекает в него. Она была химического зеленовато-голубого цвета.
– Дышите! – прокричал доктор Мираби. Алекс напрягся, пытаясь глотнуть воздуха. Странная раскатистая отрыжка вырвалась откуда-то из глубины его глотки, похожая на кваканье чудовищно огромной лягушки. На мгновение ему захотелось рассмеяться; его диафрагма дрогнула в тщетном усилии справиться с тяжестью жидкости внутри и затем успокоилась.
– El niсo tiene un bulto en la garganta, – спокойно, в разговорной манере, сказала Консепсьон. Она положила руку в латексовой перчатке ему на лоб. – Muy doloroso. У мальчика опухоль в гортани… Бедняжка (исп.).


– Poco a poco, Понемногу (исп.).

– сказал доктор Мираби, делая ей знак.
Привод под столом зашелестел вновь, и Алекс еще немного приподнялся. Жидкость перекатывалась внутри него с распирающей кишки инерцией обеда из девяти блюд. Воздух короткими выдохами вырывался из его сжатых губ, к верхнему небу поднялась горячая вязкая пена.
– Хорошо, – сказал доктор Мираби. – Дышите! Алекс попробовал еще раз, выпучив глаза. В спине что-то отчетливо хрустнуло, и он почувствовал, как из него вырвалась еще пара огромных пузырей воздуха – вонючих древних пузырей, словно поднявшихся со дна Ла Бреа. Ла Бреа (исп. la brea «смола») – знаменитые смоляные ямы в Лос-Анджелесе, Калифорния, где природный битум просачивается на поверхность из подземного бассейна. Извлеченные оттуда скелеты животных последнего ледникового периода составляют крупнейшую в мире коллекцию подобного рода, которая выставлена в краевом музее Лос-Анджелеса.


Затем кислород неожиданно ударил ему в мозг. Оргазмический румянец разлился по его шее, по щекам. На один блаженный момент он забыл, что значит быть больным. Он чувствовал себя превосходно. Он чувствовал себя свободным! Он больше не ощущал скованности. Он был совершенно уверен, что сейчас умрет.
Он хотел заговорить, пролепетать что-то – может быть, слова благодарности, или последнее пожелание, или восторженно крикнуть, прося еще, – но не смог издать ни звука. Его легкие были словно две отливки из гипса и костяной муки. Каждое – до краев наполнено горячей жидкой резиной. Его мускулы спазмировались вокруг этих упругих мешков с жидкостью, словно кулаки, сжимающие два теннисных мячика, в ушах загремело, и все вокруг покрыла тьма. Внезапно он услышал напряженное биение своего сердца: «туп-туп, туп-туп»; каждое судорожное сжатие желудочков проходило сквозь его наполненные жидкостью легкие с гулкой подводной четкостью.
А потом остановилось и биение.

Вечером десятого мая Джейн Унгер произвела разведку под предлогом покупки героина. Она провела полчаса в очереди перед клиникой вместе с несчастными хрипящими и сипящими янки с той стороны границы. Покупатели, стоявшие в этой очереди, были самыми убогими, самыми жуткими, самыми отчаявшимися людьми, каких она когда-либо видела, если не считать настоящих преступников.
Как выглядят настоящие преступники, Джейн было известно, поскольку обширная сеть техасских тюрем некоторое время назад была освобождена от уголовников и переделана в медицинские карантинные центры и аварийные погодные убежища. Прежние же обитатели техасского гулага контролировались теперь программным обеспечением. Условно освобожденные преступники в своих защищенных от взлома электронных браслетах вряд ли смогли бы добраться до Нуэво-Ларедо, поскольку правительственная программа слежения остановила бы их еще на том берегу Рио-Гранде.
Ни у одного человека в очереди перед клиникой браслетов не было, но все они явно принадлежали к типу людей, у которых наверняка имеется множество хороших друзей с браслетами.
Все без исключения покупатели-американцы носили зловещего вида респираторы – очевидно, из опасения подцепить инфекцию. Или чтобы не распространять те инфекции, которые у них уже были. Или, возможно, просто чтобы скрыть свою личность при покупке наркотиков.
На более пожилых покупателях были простые рифленые антисептические респираторы белого цвета. Те, кто помоложе, скрывались под причудливыми бугристыми масками на ремнях, художественно разрисованных яркими красками.
Очередь американцев неуклонно ползла вперед при содействии пары мексиканских копов, не дававших местным уличным жуликам приближаться к платящей клиентуре. Джейн терпеливо, шаг за шагом, поднялась по ступеням клиники, прошла через двойные двери и наконец оказалась перед зарешеченным пуленепробиваемым окошком аптеки.
Здесь она обнаружила, что клиника вовсе не продает «коричневый мексиканский героин». Судя по всему, у них на складе вообще не было «героина», ввиду небольшого спроса на эту легендарную субстанцию в среде людей, страдающих респираторными заболеваниями.
Джейн просунула в щель под окошком свою личную валютную карточку. Аптекарь провел карточкой по читающему устройству, исследовал по сетевой ссылке результаты и тут начал проявлять настоящий интерес. Джейн была почтительно извлечена из очереди и представлена начальнику фармацевтов, который сопроводил ее вверх по лестнице к своему кабинету. Здесь он предъявил ей флакон с самым современным анальгетиком – специально разработанным эндорфином, в тысячу раз мощнее, нежели морфий. Она отклонила предложение сделать ей бесплатную инъекцию на пробу.
Однако когда Джейн, запинаясь, начала поднимать вопрос о взятке, лицо инспектора помрачнело. Он вызвал здоровенного головореза из частной охраны, и Джейн была выпровожена наружу через задний вход клиники с наказом обратно не возвращаться.
«Кеер It Simple, Stupid». Будь проще, глупышка (англ.).

Знаменитая аббревиатура «KISS» всегда была для Джейн излюбленным деловым принципом. Если тебе что-то нужно – сделай это просто. Подкупить персонал клиники казалось наипростейшим решением ее проблемы. Но выяснилось, что это не так.
Правда, по крайней мере один из членов персонала выказал полную готовность взять от нее деньги. По междугородней линии из Техаса Джейн удалось совратить служащего в приемной клиники. Он был в восторге от предложения попользоваться электронными фондами Джейн в обмен на десять минут свободного доступа к больничной системе внутренней связи.
Разыскать планы этажей клиники тоже оказалось вполне простым делом: как выяснилось, они имелись в мексиканских государственных архивах. Не менее полезно было просочиться внутрь здания под невинным предлогом покупки медикаментов – это подтвердило предположения Джейн о внутреннем расположении помещений.
С Алексом, однако, никогда и ничего не удавалось сделать просто. Поговорив с братом по телефону, Джейн поняла, что Алекс не собирается ей помогать.
Кэрол и Грег – главные наперсники Джейн в ураганной бригаде – настаивали, чтобы она действовала настолько просто, насколько возможно.
«Забудь обо всей этой романтической чепухе в стиле ниндзя, о взломах и силовых приемах! Такие трюки вряд ли когда-либо работали, даже когда их применяла армия США. Будет гораздо умнее просто заявиться в Нуэво-Ларедо лично, помахать перед ночным охранником хорошей неотслеживаемой электронной дебетной карточкой и сказать ему, что Алехандро Унгер должен быть выпущен, или no hay dinero». Денег ему не видать (исп.).


Было достаточно шансов, что охранник согласится выдать Алехандро в обмен, скажем, на сумму своего трехмесячного жалованья по местным расценкам. Все заинтересованные лица сделают вид, что парень сбежал из клиники собственными силами. Этот план был красив и прямолинеен. При таком раскладе довольно сложно возбудить уголовное дело. А если бы даже все и закончилось полным провалом, разгромом и всеобщим замешательством, последствия все равно были бы не очень плачевными.
И в противоположность этому вламываться силой в мексиканскую подпольную клинику и похищать оттуда пациента было чересчур сложной процедурой с непредсказуемым финалом.
В жизни Джейн Унгер были времена, когда она очень беспокоилась о последствиях. Но эти времена прошли, и последствия потеряли для нее все свое очарование. Она проделала за день тысячу двести километров и теперь шла одна, ночью, по темному переулку в чужой стране, готовясь в одиночку взять больницу штурмом. И если ее не поймают на месте преступления, она была вполне уверена, что ей удастся выполнить задуманное.
Это был район Нуэво-Ларедо, который местные весьма метко называли Salsi puedes, то есть «уйди, если сможешь». Кроме Алексовой вылощенной, но скромной клиники здесь находились еще две процветающие частные больницы, битком набитые легковерными гринго, а также чудовищный общественный госпиталь – огромная септическая бойня, плохо управляемая тем, что осталось от мексиканского правительства.
Джейн проследила глазами за прогрохотавшим мимо потрепанным роботом-грузовиком с облупленным красным крестом на боку, затем перевела взгляд на свои дрожащие руки. Кончики ее пальцев с ненакрашенными ногтями были белы, как слоновая кость, и наполнены нервным трепетом – совсем таким же, какой приходил к ней всякий раз перед преследованием урагана. Джейн была рада видеть эту дрожь, чувствовать этот страх и эту энергию, скачущую по ее нервам. Она знала, что, как только настанет время действовать, дрожь растает, словно кусочек сухого льда. Она выяснила это о себе за прошедший год, и это знание приносило ей радость.
Джейн в последний раз проверила свое снаряжение. Клеевой пистолет, лобзик, фонарик-карандаш, сотовый телефон, керамический ломик – все было подвешено или вложено в кобуры на тканом поясе, скрывавшемся под ее мешковатым бумажным комбинезоном беженца. Ритуал проверки снаряжения успокоил ее. Она застегнула «молнию» на комбинезоне до самой шеи, поверх джинсовых шортов и хлопчатобумажной футболки. Застегнула ремни простой белой антисептической маски.
Потом она отключила в клинике электричество.
Термит коротко прошипел на силовой мачте у нее над головой, и половина городского квартала погрузилась в темноту. Джейн под своей маской тихо выругалась. Очевидно, за последнее время в муниципальной электросети Нуэво-Ларедо были произведены изменения. Первый в опыте Джейн Унгер взлом здания оказывался не совсем хирургически-тонкой операцией.
«Ну, я не виновата», – пробормотала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42