— В ответ на такое оскорбление они не стали бы смеяться, но они не поняли его. Эти жрецы не знают шаманского языка.
— Это не шаманы, это обманщики, — сказал Йокот, — гонцы Боленкара с посланием ненависти и войны. Идем, Юзев, убьем по змее!
— Нет! — Луа вышла вперед, глаза ее горели. — Это моя работа. Оставьте их мне.
— Нет, сестричка! — крикнула Китишейн.
— Пусть она сделает это, — сказал Йокот. — Она владеет магией гномов, а гадюки — земные твари. Она убьет их быстрее и вернее, чем мы.
Он не сводил взгляда с Луа. Каждый его мускул был напряжен, зубы сжаты, на лбу выступил пот.
Китишейн неохотно осталась на месте, но она держала наготове лук со стрелой.
Луа принялась танцевать и петь что-то тихое, похожее на колыбельную песню. Змеи поползли медленнее, подняли головы. Они начали покачиваться из стороны в сторону, следуя движениям Луа.
Высокий жрец крикнул своему питомцу что-то ободряющее. Змея, казалось, не услышала его и медленно, очень медленно начала закрывать пасть и прятать клыки. То же самое сделали и ее подруги.
Танец Луа все усложнялся, голос становился более страстным. Йокот начал тихо двигаться с нею в лад, по его лицу скатывались капли пота, в глазах был голод и желание. Змеи заинтересовались, две из них посмотрели на третью.
Китишейн неожиданно поняла, что происходит. Две змеи были самцами, а третья — самкой! Голос Луа становился томным от желания. Китишейн моргнула, она подумала, что скорее всего ошиблась. Наверняка ей показалось, что фигурка маленькой женщины окутана зеленоватой дымкой!
Змеи как будто забыли о ней и начали интересоваться друг другом. Самцы скользнули к самке.
Высокий жрец крикнул, почти завизжал.
И тут вдруг самцы увидели друг друга. Их пасти раскрылись, раздалось протяжное шипение. Они замерли перед броском...
Луа запела громче, сияние вокруг нее начало уплотняться, голубеть.
Змеиные глаза блестели, клыки спрятались, пасти снова закрылись. Они как будто забыли друг о друге и обратились к самке.
Самка начала извиваться в лад с пением Луа. Она извивалась все сильней, самцы подползли к ней, каждый со своей стороны, повторяя ее движения.
Жрец неистово вопил, помощники вторили ему. Они подбежали к былым жезлам, подняли руки и начали читать заклинания. Друзья понимали лишь непрестанно повторявшееся слово «Боленкар!».
Вокруг змей появилась красное сияние. Они притихли и уставились на Луа ледяными глазами.
Йокот выхватил кинжал и собрался с силами. Китишейн подняла лук.
Пение Луа стало еще более настойчивым, все услышали, как она произнесла имя Рахани. Кроме этого слова, все остальное вообще не было похоже на речь, но она снова произвела: «Рахани!»
От нее начало распространяться голубое свечение и окутывать змей. Когда оно коснулась красного сияния, появились искры, затем свечения слились, стали одним — темно-малиновым, постепенно светлеющим, становящимся сиреневым.
Змеи начали сплетаться.
Высокий жрец завопил, выхватил длинный кривой нож и нанес его...
Китишейн вскрикнула.
Жрецы подняли глаза и увидели, что в их предводителя нацелена стрела. Возле лучницы стоял тяжело дыша, Кьюлаэра, он поднял свой меч — меч, которым вынудил Сингорота та перемирие.
Кривой нож замер.
Голос Луа становился все более страстным. Змеи сплелись гак тесно, что превратились в единую извивающуюся массу.
Высокий жрец потемнел от злобы и начал читать заклинание. Помощники присоединились к нему.
Три змеи превратились в деревяшки.
Луа перестала танцевать и осуждающе посмотрела на жрецов. Они зарычали в ответ и прыгнули на нее, размахивая кривыми ножами.
Глава 28
Йокот вскрикнул и бросился вперед, Китишейн выпустила стрелу, но Луа опередила их всех: она прыгнула, схватила плетеный жезл, тяжелый; ее снова окружило зеленое свечение, она развернулась и ударила высокого жреца по голове огромной узловатой палкой.
Стрела Китишейн угодила в бедро одному из молодых жрецов, и тот рухнул как подкошенный. Остальные замерли, потрясенные, а Луа бросила жезл и уставилась на мертвого жреца. Она вся тряслась, но ее глаз не было видно под очками, а потом она упала на колени, уткнулась лицом в ладони и зарыдала.
Йокот в мгновение ока оказался возле Луа, обнял ее.
Китишейн встала позади них, с вызовом посмотрела на всю ваньярскую орду, приготовила еще одну стрелу.
Оставшиеся два жреца опустились на колени, один застонал, другой закричал, но оба говорили одно и то же. Масана повернулась к друзьям, улыбнулась и что-то сказала.
— Она говорит, что они отвергнут Боленкара, — перевел Юзев. — Он слабее Ломаллина и Рахани. Она говорит, что они призовут Ломаллина себе на защиту.
Кьюлаэра кивнул:
— Спасибо, Юзев.
Он вышел вперед, убрал свой меч в ножны, протянул Сингороту руку ладонью вверх. Через мгновение они с предводителем ваньяров обменялись рукопожатием.
* * *
По счастью, у кочевников оказались лишние ножи великолепной работы, которые стали лучшим подарком для ваньяров. Варвары, чтобы не угодить лицом в грязь, вручили кочевникам несколько топоров, после чего те и другие заверили друг друга в доброй воле.
— Мы расскажем об этом всем ваньярам, — сказала Масана. — Мы покончим с завоеваниями и убийствами и обратимся к вере в бога всего живого. — Она улыбнулась. — Благодарю вас за это.
— Благодарим тебя за твою отвагу и стойкость, — ответила Китишейн. — Надеюсь, мы еще встретимся как друзья.
— Надеюсь, встретимся, — отозвалась Масана, отвернулась, вскочила в повозку, где сидели женщины и лежала поклажа. Она помахала на прощание рукой, как и большая часть сидевших в повозке женщин.
Кьюлаэра заметил это. Когда они уехали, он спросил Китишейн:
— Вы с Луа времени зря не теряли, верно?
— Это было нетрудно, — весело ответила Китишейн. — Луа учила меня, что говорить, и мы отвечали друг другу на вопросы.
Юзев помахал ваньярам рукой и подошел с несколькими кочевниками к Кьюлаэре. На общем языке он сказал:
— Мы все видели, Кьюлаэра! Мы видели, что ты целился ему в бедро, а не в голову! Мы знаем, как остр твой клинок, мы знаем, что ты мог бы разрубить его меч!
— Мы видели, что ты способен был двигаться в два-три раза быстрее! — воскликнул один из воинов.
— Да, — сказал другой, — и ударить в два-три раза сильнее!
— Скажи честно, Кьюлаэра, — спросил Юзев. — Ты мог бы убить этого ваньяра за считанные мгновения, верно?
— Да, но не стоит всем подряд рассказывать об этом. — Кьюлаэра понизил голос, будто бы Сингорот мог его услышать. — Этого никто не понял, кроме вас, — и самого Сингорота, конечно.
— Ты хочешь сказать, что его соплеменники этого не заметили? Ладно, но зачем ты делал это?
— Если бы я его убил, нам бы пришлось столкнуться с кровной местью и ваньяры никогда не отреклись бы от Боленкара. Неужели я не одержал более важную победу?
— Да, понимаю, — признал Юзев, хотя Кьюлаэра почувствовал, что кочевником владели нехорошие чувства. — Но много ли в этом хорошего? Разве Боленкар не уничтожит теперь все это племя за предательство?
Тут к ним подошел Йокот:
— Не думай так — они не такие тупицы, чтобы послать к Боленкару гонцов и сообщить о своем отречении.
— Но он все поймет, когда перестанет слышать их молитвы! Он все узнает, когда почувствует, что погиб один из его жрецов!
— Боленкар не бог. Если ему не расскажут, он ничего не узнает, — строго сказал Йокот. — Не сомневаюсь, что некоторые из ваньяров останутся верными ему и пошлют кого-нибудь с вестью к другому высокому жрецу, а тот передаст все Боленкару, но к тому времени уже распространятся другие мысли, те, о которых я поведал Масане, и не только в этом племени, но и во всех остальных многочисленных племенах ваньяров.
— Понял. — Юзев широко раскрыл глаза. — Если правду узнают многие, Боленкар ничем не сможет остановить ее, сколько бы людей он ни уничтожил!
— А если он примется убивать многих, чтобы помешать происходящему, — добавила Китишейн, — ваньяры поймут, какое он чудовище.
— Да, да! Но не все ваньяры воспримут эту весть и отвернутся от Боленкара.
— Верно, — сказал Йокот, — и в их рядах начнутся драки, ваньяр пойдет на ваньяра.
— А это здорово ослабит их, и они станут менее боеспособны! Славно, Йокот!
— По крайней мере ни один из наших людей пока не убит и не ранен, — объяснил Кьюлаэра, — наши силы по-прежнему с нами, и мы готовы встретиться с любым неприятелем.
Юзев снова повернулся к Кьюлаэре.
— Но ты ведь не думал об этом, когда пытался свести бой к ничьей и отказался от того, чтобы убить этого громилу?
— Нет, — признался Кьюлаэра, — но догадываюсь, что об этом думала Китишейн — Китишейн?! Ты сдерживался лишь потому, что она попросила тебя об этом?
Кьюлаэра посмотрел кочевникам в глаза и понял, что их высокое мнение о нем готово улетучиться: ведь разве можно уважать военачальника, который слушает приказы других?
— Есть ли из вас кто-нибудь, кто не обращает внимания на слова вашего шамана? — спросил он.
Кочевники резко подняли головы, глаза их украдкой искали Юзева, а тот нахмурился и ответил сородичам взглядом.
— Значит, Китишейн — шаман? — спросил один из воинов.
— Нет, но она владеет кое-какой магией, — сказал кочевникам Кьюлаэра. — Ни разу не слышал от нее плохого совета. Я сделал так, как она посоветовала, не только потому, что я ей доверяю, но еще потому, что всегда стараюсь, насколько возможно, избегать кровопролития.
— Ты, герой, думал о том, как избежать кровопролития? — недоверчиво спросил один из воинов.
Тот же вопрос задали и остальные.
— О да, — тихо сказал Кьюлаэра. — Не сомневайтесь, если я призову вас рискнуть в бою жизнью, то лишь потому, что не буду видеть иного выхода.
* * *
Они шли все вперед и вперед, по-прежнему держа путь на восток. По дороге они встречали другие племена, с некоторыми сражались, с другими удавалось договориться или сторговаться. Йокот беседовал с шаманами, и почти из каждого племени к ним присоединялось по меньшей мере дюжина новобранцев. Когда выпадал случай помочь тем, кому грозили другие племена, к ним присоединялась целыми кланами, которые шли с ними как ради собственной безопасности, так и для того, чтобы помочь в бою.
Они обходили стороной города Междуречья, когда это было возможно, сражались с преграждавшими им путь отрядами. Здесь не было шаманов, способных услышать Ломаллина и Рахани, они были уничтожены жрецами Боленкара, и лишь какие-то люди в черных масках учили жителей. Кьюлаэра бился еще в трех поединках, но без надежды на перемирие. Но когда они гнали горожан вплоть до городских стен, к ним присоединялись многие земледельцы, жившие вокруг города. Юзев и Йокот с пристрастием допрашивали их, опасаясь лазутчиков, но, как заметила Китишейн, в этом было мало проку; Боленкар и сам наверняка знал об их приближении.
Они миновали восточную реку, где земля поднималась высоким плоскогорьем. Здесь им начали встречаться чудовища — гигантские помеси животных с ящерицами и змеями, насекомыми и даже растениями. Они легко расправлялись с ними, поскольку те никогда не ходили большими стаями, но несколько воинов погибли.
Их заменили крестьяне, гнувшие спины под плетью солдат Боленкара. Эти отряды были немногочисленны, союзники легко справлялись с ними, и толпы сельчан пополняли их все увеличивающиеся ряды из чувства благодарности, а часто в...
— Конечно нет, — ответил Йокот. — Просто до сих пор он ничего не замечал.
— Что он будет делать, когда лазутчики расскажут ему о происходящем?
Ответ пришел быстро. Со склонов холма начали спускаться чудовища. Открылись ворота крепости, и оттуда выпрыгнула и выпорхнула еще сотня — верблюдопарды и мантикоры, гарпии и химеры, страшные волки и другие чудовища, настолько странные, что даже невозможно было дать им имя. Они с ревом шли на ваньяров и напали на орду одновременно сзади и со стороны гор. Ваньяры визжали под разрывавшими их на части огромными когтями, дико кричали, когда в них вонзались острые зубы.
Затем вся орда поняла, в чем дело, — не без помощи, разумеется, заклинаний Йокота и Юзева. Они перестали драться и застыли в ужасе.
С дикими криками ваньяры бросились на чудовищ. Взметнулись топоры, и по сотне людей накинулось на каждого из чудовищ, крики стали словами:
— Ломаллин! Рахани! Ломаллин! Рахани!
— Надо отдать должное ваньярам. Они отважны, — причмокнул Кьюлаэра.
Чудовища начали отступать. Многие уже лежали мертвыми.
Ворота цитадели открылись снова, и оттуда повалили солдаты.
Они побежали по склону и врезались в бурлящую кучу ваньяров прямо в том месте, где люди сражались с чудовищами. Некоторые обошли, чтобы ударить с тыла; ваньяры взвыли от ярости и неожиданности. Большая часть солдат пробилась достаточно глубоко в ваньярскую орду. Дойдя почти до самой середины, они увязли в толпе. Оттуда они начали прорубаться в сторону, оставляя позади себя что-то вроде русла, берегами которого были бьющиеся с ваньярами солдаты. По руслу бежали и бежали новые солдаты, число дерущихся все увеличивалось.
— Глупцы, они позволили себя окружить! — воскликнул Кьюлаэра.
— Тем лучше для нас, — сказал Йокот. — Нам остается только смотреть, а потом сразиться с теми, кто останется в живых.
— Надо быть готовыми к бою, — сказала Луа и коснулась руки Йокота. — Пойдем, шаман! Если крепость стоит на холме, значит, в нее обязательно можно пробраться под землей!
Йокот нахмурился, опустился на колени, приложил руки к земле и начал читать заклинание. Луа встала на колени рядом с ним и затянула собственную песню, единственным понятным словом в которой было «Грэксингорок».
— Сзади! — крикнула Китишейн.
— Что-нибудь движется? — спросил Йокот и вернулся к заклинанию.
— Камень! Он катится... Там пещера! В ней что-то движется! Это камень, но он шагает!
Йокот подпрыгнул.
Каменный великан был в два раза выше его, почти по пояс Кьюлаэре, но у него были длинные, дыбящиеся мышцами руки, таким же сильным было тело. Кожа его была серой и шершавой, а борода и волосы — почти что черными.
— Кто назвал имя моего родича? — спросил он голосом, похожим на грохот булыжника. — Кто воззвал к Земле?
— Йокот из народа гномов, о дверг, — ответил маленький шаман.
— Это ты помог Грэксингороку?
— Я, — ответил Йокот. — Все мы.
— Тогда проси. Мы в долгу. Я — Тегрингакс.
— Я — Йокот, это — Луа, Китишейн и Кьюлаэра. — Йокот показал на своих друзей. — Нам нужна ваша помощь в борьбе с тем, кто сидит вон в той башне. — Он указал на дворец Боленкара.
Дверг нахмурился, но даже не потрудился посмотреть.
— Можно ли вправду победить его?
— Выйди вперед, Кьюлаэра, — приказал Йокот. — Прикоснись к этому мечу, Тегрингакс.
Кьюлаэра выполнил указание, озадаченно нахмурившись. Дверг положил каменную руку на Коротровир. Его глаза широко раскрылись от изумления.
— Этот меч выкован Огерном!
— Выкован Огерном для того, чтобы убить Боленкара, — подтвердил Йокот. — Прикоснись к его доспехам.
Тегрингакс потянулся к нагруднику, затем отдернул руку и затрясся.
— Клянусь Землей! Это сделано руками самого Аграпакса и выковано недавно!
— Именно так, — подтвердил Йокот. — У тебя остались сомнения в том, что мы можем одолеть Багряного?
Тегрингакс засмеялся, звук был такой, как будто ржавчина отлетает с железа под точильным камнем.
— Воистину, сможем! Идемте, я отведу вас туда! Но только вас четверых!
— Китишейн, оставайся править боем, — сказал Кьюлаэра.
— Ни за что! — Китишейн вся дрожала. — Остаться и не знать, что происходит с вами? Если вы думаете, что я позволю вам уйти без меня на великое дело или на погибель, вы безумцы!
Кьюлаэра посмотрел на нее без особого удивления. Нежная улыбка появилась на его губах, и он обнял девушку и крепко поцеловал. Когда она ошеломленно отклонилась, он сказал:
— Значит, мы будем жить или погибнем вместе.
Он повернулся к Юзеву:
— Править битвой останешься ты и твои военачальники! Дождись, когда они закончат резню, и иди со своими людьми в наступление, как вы это умеете делать, — не дайте врагам пойти в наступление!
Юзев осклабился:
— Не бойся. Люди Ветра знают, что такое удар песчаной бури.
— Ну и отлично! — Кьюлаэра похлопал его по плечу. — Оставайся и твори опустошение! — Он повернулся к двергу. — Ну, веди же нас, Тегрингакс! Вниз, в недра земли!
Дверг снова засмеялся и, смеясь, повел их в пещеру. Тьма сомкнулась вокруг них. Йокот сказал:
— Тегрингакс, среди нас люди, глаза которых не видят в темноте. Не мог бы ты...
Вспыхнул свет, который показался ярким в подземном мраке, но не настолько, чтобы стало больно глазам. Кьюлаэра увидел, что свет лился из сияющего шара, плывшего над головой Тегрингакса. Он подумал, что бы это могло быть и как двергу удалось создать такое чудо.
Луа и Йокот сняли очки.
Путь разветвлялся. Дня тоннеля вели в разные стороны Тегрингакс без промедления выбрал левый. Кьюлаэре стало интересно почему, а потом он вспомнил, что дверг полжизни провел в подобных ходах и скорее всего в этой самой долине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42